Стремление к внимательной молитве приводит человека к молитве. Как это получается?

149-й абзац:

Внимание, ищущее молитвы, молитву обретет. За вниманием не другое что лучшее следует, а молитва, о которой и надлежит возыметь всякое попечение.

Вот такое незатейливое слово. О чем это?

Как правило, происходит так: человек по каким-то причинам захотел молиться. То ли он действительно захотел молиться и что-то у Бога попросить, то ли понял, что молиться нужно (ему сказали, что есть некие молитвенные правила, которые нужно исполнять), – в данном случае мотив не важен. Человек берет в руки молитвослов и начинает читать молитвы. Это может быть канон за болящего, молитва за детей, вечернее или утреннее правило, правило ко Причащению – не важно, все это разные штрихи одной большой картины. Важно другое: человек начинает читать молитвы.

Достаточно быстро человек понимает, что во время молитвы ум его ускользает: он вроде бы произносит написанные слова, а ум блуждает где-то на стороне. Человек, может быть, и слова «ум» пока не знает, он говорит, что мысли бродят, возникают образы, картинки, мечты, он что-то вспоминает. В общем, его сознание наполнено еще чем-то, кроме того, что он читает в словах молитвенного текста. Он не внимает молитве, то есть невнимательно читает слова молитвы.

Любой человек понимает это очень быстро и пытается с этим бороться, осознавая (скорее чувствуя), что так быть не должно, что это неправильно, нехорошо, что надо как-то это изменить. Арсенал невелик, но все доступные ему способы он использует для того, чтобы во время молитвы не отвлекаться от молитвы. Наверное, каждый через это проходил. Человек пытается сказать об этом на исповеди в надежде, что ему помогут, но обычно не получает помощи (по разным причинам). И он не понимает, что делать дальше. По сути, попадает в тупик.

Допустим, человек не читал никаких святоотеческих книг, ему не попадалось, например, «Добротолюбие» (а если и попадалось, то кто будет читать пять томов?) или книги Игнатия (Брянчанинова). Раньше было хорошо, в начале 90-х выходили небольшие книжки о молитве. Они так и назывались: «О молитве», «Об Иисусовой молитве» или «Умное делание» (замечательная книжка, составленная из коротких абзацев, по принципу «Добротолюбия»). Небольшую книжку человек мог прочитать с большей вероятностью, чем такие большие сочинения, как «Добротолюбие», например, или труды Игнатия (Брянчанинова). Современному человеку в этом плане трудно.

Так вот, если человек ничего не читал, он быстро перестает по этому поводу переживать. Мол, как есть, так и есть. У всех так. Пусть мысли уходят, но я же молюсь, я же молитву дочитываю, сознательно говорю: «Аминь». Причем некоторые даже видят в этом некий знак свыше, чудо, что они возвращаются к молитве как раз тогда, когда молитва заканчивается. Начали читать «Достойно есть» – и вернулись к лику Матери Божией, сознательно и с умилением дочитывая эту молитву и кланяясь.

Человек себе говорит: «Конечно, ум блуждал, но я же молился, стоял перед иконами, читал молитвенные слова. Пусть ум был где-то на стороне, но, наверное, у всех так. Все равно молитва была...»

Когда человеку говоришь, что надо помолиться, он искренне говорит: «Так я молюсь!» Спрашиваешь: «Почему тогда ничего не происходит?» – «Ну, не знаю. Это вопрос не ко мне, а к Богу. Я молюсь! Я молюсь, чтобы любить этого человека. Я нашел в молитвослове молитву о любви к врагам, читаю ее каждый вечер и не знаю, почему у меня любви в сердце не появляется».

И так по любому поводу. Когда предлагаешь: «Давай помолимся», человек говорит: «Так я молюсь!» Мы говорим о разных духовных действиях, о разных состояниях, о разном роде деятельности; просто по стечению обстоятельств они называются одним и тем же словом. Поэтому мы не понимаем друг друга, и очень трудно помочь человеку. Это в ситуации, когда человек ничего не читал.

Если же человек что-то читал или у него есть очень развитое внутреннее чувство (совесть), он понимает, что должно быть не так, что ум не должен рассеиваться во время молитвы. И он начинает бороться за внимание во время молитвы, за внимание к молитвенным словам. Он понимает, что еще не молится, но борется за то, чтобы молиться не рассеянным умом, а внимательно. Он старается стяжать внимание, ясность, нерассеянность ума во время молитвы и думает, что это нерассеянное внимание во время молитвы и есть молитва.

Это, конечно, не так, но человек этого не знает. По большому счету он даже не может уразуметь тех слов, которые пишут святые люди, стоящие по ту сторону молитвы и уже в молитве пребывающие. Они описывают свой опыт, используют некие словосочетания, выражения, образы, описания некоторых телесных действий, психофизических вещей. Человек, еще не знающий молитвы, пытается это как-то интерпретировать для себя, но получается не всегда хорошо, потому что он еще не вкусил подлинной, настоящей молитвы. Но он идет по этому пути, борется за то, чтобы внимательно молиться, думая, что это будет молитва. Это замечательно. Объективности ради надо сказать, что если бы он смог внимательно молиться, внимательно произносить слова молитвы во время чтения текста, это не было бы молитвой ни в коем случае. И дальше, в 152-м слове, Нил Синайский об этом будет писать. Но стремление к внимательной молитве приведет его к молитве. Как это получается?

Человек пытается внимательно молиться. Он может собирать свой ум во время чтения молитвенного текста (скажем, Покаянного канона, вечерних молитв или 50-го псалма) или старается внимательно произносить молитву Иисусову или «Отче наш». Он старается, чтобы ум не развлекался, потому что понимает, что это плохо, это зло, что когда ум развлекается, молитвы нет. Он пытается собирать ум во время того действия, которое называет молитвой. Если он старается делать это искренне, то быстро поймет, что дело не только во внимании.

Обычный человек (который молится утренними и вечерними молитвами, насколько у него хватает времени) этого не замечает или замечает далеко не сразу. Нил Синайский обращает свое слово к людям необычным, потому что тратить время на собирание ума в молитве может только достаточно свободный человек. И это необязательно монах; это может быть человек, у которого минимизирована социальная озабоченность, то есть который не ходит на работу. Например, это молодой человек, который подвизается в церкви, помогает священнику или поет на клиросе. Попел два часа на службе – потом у него свободное время. Или почитал, помыл пол – и свободен. То есть это человек, так или иначе вовлеченный в околохрамовую жизнь, не ходящий на работу, не имеющий семейных попечений и детей (или уже их вырастил). Это достаточно специфическая социальная категория граждан.

Такой человек, имеющий время и силы, очень быстро начинает чувствовать, что внимание на молитве прямо зависит от некоторых духовных, сердечных состояний, от некоторых действий и поступков. Во-первых – от отношения к людям, во-вторых – от отношения к тем страстям, которые его терзают (блуд, сребролюбие, чревоугодие). Он понимает, что вожделение к еде, или разжжение плоти, или забота о деньгах разрушают молитву. Он вроде бы уже навык, научился собирать свой ум во время молитвы, но понервничал по поводу того, что завтра будет кушать, – и ум собрать не может. Переел немножко – и ум собрать не может. Он начинает понимать, что регулярное переедание или озабоченность, как он будет жить дальше, разрушают его молитву, хотя, казалось бы, ни о чем другом он не думает.

Он пытается во время своих молитвенных усилий воздействовать на сердце, понимая, что это в сердце что-то не так. Он не хочет наедаться, но наедается, не хочет нервничать из-за денег, но нервничает. Он чувствует, что в сердце что-то не то, и во время молитвы пытается искоренить ту страсть, которая находится в сердце. Он не просто думает о том, как молиться нерассеянно, но начинает думать о том, чтобы его не мучила какая-то страсть, потому что она мешает молиться, мешает быть с Богом. И он во время молитвы направляет усилия не на понимание текста, не на сосредоточенность, а на то, чтобы с помощью молитвенных слов изменить свое сердце. Он начал думать о внимании, а в итоге неожиданно входит в свое сердце и обретает молитву.

Апреля

Мы продолжаем читать «Слово о молитве» преподобного Нила Синайского. Напомню, в прошлый раз мы говорили о том внимании, которое ищет молитвы, и рассмотрели некоторый путь – его здесь имеет в виду преподобный Нил Синайский. Итогом этого пути является следующее: молящийся человек замечает, что само внимание во время молитвы есть зависимое состояние. То есть оно зависит от чего-то и не пребывает стабильным: сегодня я могу сосредоточиться, а завтра не могу.

Сначала обращается внимание на какие-то случайные вещи. Если же человек действительно ищет молитву или, что еще лучше, знает опыт святых отцов, имеет нужную книгу или опытного духовника, то постепенно он понимает, что это самое внимание очень зависит от его отношения к людям и его отношения к вещам. А отношение к вещам предполагает отношение человека к собственному удовольствию, к собственному послаблению, к собственному удовлетворению своих страстей.

Конечно, человек пытается от этих страстей избавиться и от этих неправильных отношений к другим людям избавиться. Он делает усилия, чтобы полюбить своего коллегу по работе, чтобы не обращать внимания на замечания кого-то, чтобы не раздражаться на вызывающее поведение своего ребенка, чтобы меньше есть или меньше спать. Замечая эти проявления своих страстей в том или ином отношении, он пытается усилием собственной воли справиться с ними.

Но через какое-то время он понимает, что сделать этого не может. Его молитва, которую он прежде и старался сделать внимательной, была больше привязана к тексту того или иного молитвословия: утренних или вечерних молитв, Покаянного канона или Акафиста Пресвятой Богородице, Псалтири или еще чего-то. Человек читал их и пытался сосредоточиться, внимать словам молитвы. А тут он стал понимать, что это самое внимание к словам молитвы, которое и делает молитву молитвой, встречает препятствие в виде страстного отношения к людям или страстного отношения к удовольствиям, вещам.

И тогда к этим молитвословиям и молитвам, которые человек читает и учится читать с вниманием, он начинает уже от сердца прикладывать молитву, направленную на исцеление от каких-то страстей, более всего мешающих ему в собранности, более всего мешающих ему в сосредоточенности. Он начинает не просто читать утреннюю или вечернюю молитву или «Боже вечный и Царю всякого создания…», а после каждой молитвы вдруг, умиляясь, вспоминает о том, что вообще-то его мучит раздражение против коллеги. И тогда он начинает молиться за коллегу. Или, вспомнив, что сегодня обидел жену, он начинает молиться о себе и о жене. В общем, он присоединяет свободную молитву и искренне просит, чтобы изменилось его сердце.

Сам эффект заключается не в том, чтобы произнести молитву, а в том, чтобы осознать – это мое сердце является препятствием к искомой мною молитве, к внимательной молитве. И вот эта деятельность уже окончательно приводит человека к тому, что он обретает молитву. Потому что подлинная, настоящая молитва – это всегда не только деятельность ума, но и деятельность сердца. Сердце придает молитве ощущения, жизненность переживаний – оно как бы придает человечность этой молитве. Поэтому молитва является жизнью и делает жизненным самого человека. И все начинается с внимания.