Надпись к фотографии «Дождь»

 

                             (почти сонет)

                                для Елены

 

Обычный серенький денёк.

Решётка тёмного канала.

Как много мне она сказала,

Чего никто б сказать не мог.

 

О, этот дождик за окном!

И мокнет улица привычно,

Спешит прохожий под зонтом –

Для Петербурга так обычно.

 

Но это не моё окно

И улица,увы,чужая.

Мне лишь томиться суждено

Тоской утерянного рая.

 

Но я не жалуюсь. Давно

Моё погашено окно...

           Мне всё равно.

           Мне всё равно.

 

 

Памятник в Хельсинки

 

Далёкая холодная Суоми,

Скалистая озёрная страна.

Резные деревянные хоромы,

Балтийская солёная волна.

 

Медлительные руны «Калевалы»,

Прибрежные седые валуны.

Прозрачные леса, и мхи,и скалы,

Напоенные запахом сосны.

 

Ухоженные парки и газоны,

И улицы,о, Хельсинки,твои,

И храмов белокаменных колонны,

И Александру памятник стоит.

 

Он русский царь. И это помнят финны,

Но чтят историю своей страны,

Не понимая,почему отныне

Должны быть памятники снесены.

 

Пускай стоит – он был великим князем

Финляндским и Эстляндским и т. д.

Свою историю заляпать грязью

Всегда ведь можно в глупой суете.

 

Когда в России рушили святыни,

Взрывали храмы и усадьбы жгли,

Качали молча головами финны,

От нас свою культуру берегли.

 

И высится на площади центральной

Застывший исторический момент –

Царю-освободителю астральный

Торжественный и строгий монумент.

 

 

Следы на снегу

 

«Дверь балкона забита.

           Поле снегом покрыто.

           И на сумрачном небе горит луна...»

романс 40-х годов

 прошлого века

 

Короткий зимний день печально угасает,

И тени длинные синеют, холодны.

И заколоченная дача замирает,

И будет ждать тепла вернувшейся весны.

 

На сахарных сугробах искры серебрятся,

А в небе выстуженном царствует луна.

Продрогшим елям дали солнечные снятся,

И стынет в опустевшем парке тишина.

 

Я прихожу сюда в своих воспоминаньях

И много долгих лет всё угадать хочу,

Нупочему не состоялось то свиданье?

Кто запоздалый след оставил на снегу?

 

Короткий зимний день.Трескучие морозы.

И до сих пор никак забыть я не могу

Те лепестки остекленевшей алой розы,

Тобою брошенные на снегу.

 

Дверь балкона забита. Поле снегом покрыто...

 

 

Мы всего лишь знакомы

 

Я опять повторяю –

Мысли мчатся по кругу –

Мы друг друга не знаем,

Мы чужие друг другу.

 

Не друзья,не родные

По душе и закону,

Мы друг другу чужие,

Мы всего лишь знакомы.

 

И в плену твоих слов

Просто я позабыла,

Что гадалка любовь

Не твою мне сулила.

 

Ты не ждёшь,я не жду,

Будет всё неизменно.

Я лишь мимо пройду,

Я тебя не задену.

 

Только шёпот,как вздох,

С губ слетит невесомо:

Сохрани тебя Бог,

Мой случайный знакомый.

 

 

Маргаритки

                        (из старой тетради)

 

Пьянящий воздух свеж и чист.

Звенит цикада.

И наплывает и молчит

Полей прохлада.

 

Как в детстве,я опять стою

Там у калитки

И затуманенно смотрю

На маргаритки.

 

Такие скромные цветы

Меж роз и лилий

Они величьем чистоты

Меня пленили.

 

На клумбе яркой и большой

У старой ели

Едва заметной полосой

Вы розовели.

Я много лет здесь не была

У той калитки

И в запустении нашла

Лишь маргаритки.

 

Где гордых роз ряды цвели

И нежных лилий,

Там ныне сорняки взошли,

И тени милых...

 

 

И было всё ещё возможно...

 

Засушенный листок сирени

Среди страниц раскрытой книги,

Веранды мокрые ступени,

И всюду – солнечные блики.

 

И грома отзвук отдалённый,

И арка радуги в полнеба.

И льёт на землю благовония

Из золочёной чаши Геба.

 

И чудны света переливы,

И зябко мне в саду немножко.

А тень от нашей старой ивы

Ложится на песок дорожки.

 

И нет ещё земных печалей

И мыслей тёмных и тревожных,

И всё как будто бы в начале,

И всё, и всё ещё возможно...

 

 

Помолимся и мы за Нотр-Дам

 

дочь прислала письмо

           с места происшествия

 

Мы никогда такое не забудем:

Всю ночь горел в Париже Нотр-Дам,

Вокруг него толпой стояли люди,

Ещё не веря собственным глазам.

 

Какие их в ту ночь связали узы?

Какой в веках скреплённый договор?

С надеждою и верою французы

Просили Бога защитить собор.

 

Струились слёзы тихие по лицам,

Но стройный хор слова молитвы пел.

И даже тот,кто не умел молиться,

Молился вместе с теми,кто умел.

 

Всё было так бессмысленно и страшно…

Огонь рычал и бешено плясал,

Уже в огне и западная башня,

Но Он стоял. Молитвой их стоял!

 

И он стоит,в ажурном одеянье,

Назло пожарам,войнам и векам.

Мы тоже остановимся в молчанье.

Помолимся и мы за Нотр-Дам.

 

 

Лисс

 

«Несбывшееся – чудесный олень

           вечной охоты»

А. Грин

 

Я всё жила по этой странной книге,

Соль океана с губ слизнуть пыталась.

Ты был на уходящем в море бриге,

А я… а я на берегу осталась.

 

Ты исчезал за дымкой голубою,

А я смеялась пустоте туманной:

Я знала,что мы встретимся с тобою.

(Так обещал мне этот город странный).

 

Для счастья надо было мне так мало,

Не омрачали дней моих тревоги.

Ты помнишь,я на палубе стояла,

А ты по пыльной уходил дороге.

 

Ты был красив,умён, и смел,и молод.

Я улыбнулась,помахав рукою.

Мне снова обещал волшебный город,

Что мы опять увидимся с тобою.

 

И я ждала,не мучаясь,не плача,

Тебя(а может быть,ещё кого-то?)

Я знала: жизнь – огромная удача,

Я знала: жизнь – чудесная охота.

 

Я пела песни о вине и хлебе,

Всё было просто,весело и ново,

И Южный Крест сиял мне в чёрном небе,

И в жизни не было креста иного.

 

И всё же знала я,что он меня покинет,

Я знала: он меня покинет вскоре.

И перед тем,как он исчез в тумане,

Я слышала шум гавани и моря...

 

Устав страдать,терпеть и ненавидеть,

Взывая к Богу,поминая чёрта,

Хоть раз ещё мне хочется увидеть

Огни несуществующего порта.

 

И снова ждать и догонять кого-то.

И пусть уже немного мне осталось,

Я знаю: не окончена охота.

Пока струится кровь – не убран парус.

 

1954

                        начитавшись Грина

 

 

Печальная шутка

 

         Бабка,увешанная пакетами и «авоськами»,

         влезая в последний троллейбус,спрашивает,

         куда едем, и получает ответ: в Амстердам!

         Вываливается из троллейбуса в ночь...

 

Последний троллейбус плывёт в Амстердам.

И шутка летит по ночному салону

Навстречу разлукам,слезам и годам,

Где ждут нас с тобою запретные зоны.

 

Ты скоро шагнёшь за земную черту,

А я догорать в этом мире останусь,

Чтоб дальше нести эту боль и мечту,

Пока с этой жизнью совсем не расстанусь.

 

И что мне далёкий чужой Амстердам,

Дворцы, и каналы,и яхты чужие?

 За всё это царство гроша я не дам.

Зачем же тогда эти мысли шальные?

 

Последний троллейбус растаял в ночи.

Дымится оплывший огарок свечи...

 

 

Раненый тополь

 

Я руку приложу к стволу –

Совсем не больно...

Ты помнишь острую пилу –

С тебя довольно.

 

А я тебя ведь берегла

И поливала,

И всё,что только я могла,

Тебе давала.

 

Не плачь,родной, ты жив,ты есть,

Ты станешь выше.

Я шум листвы твоей и здесь

Ночами слышу.

 

И боль смогло перенести

Живое тело.

Ведь я не знала,ты прости,

Я не хотела.

 

Прости за то,что принесла

И посадила,

Прости за то,что от людей

Не защитила.

 

Ответ сокурснику А. П

на его ностальгические воспоминания

 о 50-х годах ХХ века

 

Пятидесятые... Что в них?

Краюха хлеба на двоих,

Девчачьи стоптанные туфли

И веки,что от слёз опухли...

 

Матрасик в общежитской койке,

А утром очередь у мойки.

Жуём идеи так и сяк

И бред истмата натощак.

 

Степей целинных вид унылый,

Песчаной бури звук постылый,

Зерна гниющего бурты...

Там,там оставлены мечты.

 

Под мерный стук колёс вагонных

В перемещеньях незаконных,

В былых и будущих годах–

Пятидесятых – риск и страх.

 

А молодость всегда крылата

И всё рвалась ещё куда-то,

Но лишь кирпичная стена

Была мне небом суждена.

 

Пятидесятые... Что в них?

Скитания в краях чужих,

Бездомье,горечь смутных дней

И слёзы матери моей...

 

 

А за плечами два крыла!

 

Ржаное поле. Васильки.

И неба синь высо́ко.

И ветер тёплый у щеки

Ласкает светлый локон.

 

А за плечами два крыла

Несут мои семнадцать.

Ах,не готова я была

Мудрить и сомневаться.

 

Ты мне навстречу полем шёл,

В губах твоих былинка.

И васильками день расцвёл,

Во ржи густой тропинка...

 

Пел жаворонок нам о том,

Что было этим летом.

И никогда уже потом

Не повторилось это.

 

И только тихий шелест ржи

Да жаворонка пенье

Оставили на дне души

Мне горечь сожаленья.

 

 

Безнадёжный диалог

 

–Ты веришь,что где-то в дали неземной,

Закончив наш путь небезгрешный,

Мы снова увидимся в жизни иной?

– Конечно,конечно.

 

 

– И пусть нам ещё хоть столетья идти,

Ты веришь,что случай поможет

Нам встретиться где-то на Млечном пути?

– Быть может,быть может...

 

– Тогда я без страха шагну в темноту

И снова пройду бесконечность.

Тебя буду ждать я на звёздном мосту,

Хоть целую вечность!

Иди на звезду,что сияет, маня,

Мосты за собою сжигая...

– Прости,но ты там не узнаешь меня,

И я тебя там не узнаю...

1998

 

Бунт Енисея

на Саяно-Шушенской ГЭС

осенью2009 года произошла

страшнаякатастрофа

 

 

Всегда холодный,величавый

Не знал он никаких преград.

Гремел торжественной октавой

Порогов гулкий водопад.

 

      Весной,вздымая льдов громады,

      Играл он в бешеный там-там.

      И словно грохот канонады

      Будил тайгу по берегам.

 

И был он страшен и прекрасен

В диковинной красе своей,

И в непокорности опасен

Для пришлых маленьких людей.

 

       И вот он – в куртке,в телогрейке

       Пришёл и ну давай грозить:

– Мы победим тебя! Посмей-ка

       Ты Человеку возразить!

 

И укрощённая стихия

Вошла в бетонную тюрьму,

Но не затем,чтобы на выю

Принять насилие и тьму.

 

        И,как галерный раб,метался

        В тиски зажатый Енисей

        И в злобе мести усмехался

        Он над беспечностью людей.

 

Копил он силы для отмщенья,

И в час,когда никто не ждал,

Он многотонный кляп сорвал

И бросил им в лицо с презреньем.

 

        Потоки грозные свергались,

        Всё на пути своём круша,

        И дали стоном оглашались,

        И вздрогнула Земли душа.

 

Куски усталого металла

И победителей тела

Стихия мощная метала

Среди бетона и стекла.

 

        А Человек – «венец творенья» –

        На это с ужасом взирал,

        В самовлюблённом ослепленье

        Он вряд ли что-то понимал.

 

        И тихий ангел усмиренья,

        Взмахнув крылами, отлетал...

 

20.09.2009

А помнишь, на реке уснувшей...

А помнишь,на реке уснувшей

Зажглись над нами две звезды,

На старой барке затонувшей

Под чёрным небом – я и ты?

 

И были помыслы крылаты,

И нескончаем разговор.

И губ твоих солоноватых

Я помню привкус до сих пор.

 

А помнишьинея сверканье

В пустом заснеженном саду

И сумасшедшие признанья,

Что повторял ты,как в бреду,

 

И мне озябшие ладони

Своим дыханьем согревал?

О,неужели ты не помнишь,

Какие песни ты слагал?

 

Но ты опять глаза отводишь

И прошлому спокойно мстишь.

«Прости,не помню»,– говоришь

И,растворясь во мгле,уходишь.

 

Не помнишь?! Я тебе не верю!

Я– это ты. Ты – это я.

И даже за последней дверью

Не можешь ты забыть себя.

 

 

Цирк на кладбище,

 ...где похоронены

           поэты Никитин и Кольцов

 

Те,кто успели,увезли

Своих покойников отсюда.

Но в чуткой памяти земли

Живёт надгробных плит остуда.

 

Давно кощунственная мысль

В мозгу возникла воспалённом:

Построить цирк имело смысл

На кладбище уединённом.

 

Лишь две могилы сохранив

В увеселительном соседстве,

Кресты с тех памятников сбив,

Потомкам бросили в наследство.

 

Два твоих сына тут,страна,

Покоятся смиренно рядом.

Их золотые имена

Ловлю я потрясённым взглядом.

 

А в двух шагах,где слава спит,

Трамвай грохочет днём и ночью

И в цирке музыка гремит,

И,веселясь,толпа хохочет.

 

И клоун пляшет на костях,

И весело танцуют моськи,

А над могилой на ветвях

Повесил кто-то две авоськи.

 

Окурки,битое стекло

России славу украшают.

Ну до чего же повезло

Тем,кто раскаянья не знает.

01.051998

Примечание: сегодня могилы огорожены,

           трамвай не ходит...

 

А счастье было так возможно!..

«Лаванда-а,горная лаванда...»

 популярная песня 70-х

 

Семидесятые звались застойными,

И завиральными,и недостойными...

        И жили в долг мы долгами разными,

        И беззаботными,и часто праздными...

 

И получали мы зарплату верную,

Пусть небольшую и пусть мизе́рную,

        Зато квартплату мы платили плёвую

        И платье к празднику справляли новое.

 

А на гроши свои мы к морю ездили.

И в счастье мнимое мы как-то верили.

        И пел душевно нам «Лаванду»Йоала.

        И было всё это… ну где-то около...

 

И Лайма Вайкуле,и Лёва Лещенко,

И продвижение да по служебной лесенке.

        Детей растили мы да пионерами,

        Морозов Павлик был тогда примером им.

 

И каждый день мы начинали заново.

А небо застил нам Железный занавес.

        И под знамёнами с серпом и молотом

        Прошла единственная наша молодость.

Потом открылись все ворота и все глаза: зарабатывай,как хочешь,сколько хочешь – если можешь; изворачивайся,если способен воровать и обирать. А нет–тогда ходи по помойкам,авосьнайдёшь чего пожевать...

«А счастье было так возможно,так близко...»– ведь через 20 лет (всего-то!)нам было обещано,что будем жить при коммунизме...

Мы что – уже пришли?

 

Ты мне никто...

 

«Я люблю тебя,как сорок

        ласковых сестёр»

А.Ахматова

 

Ты мне никто, и я тебе никто,

И разные у нас с тобой дороги.

Но буду помнить я тебя за то,

Что появился на моём пороге;

 

За то,что ты с сочувствием внимал

Моим смешным,полубезумным бредням;

За то,что всё во мне ты понимал

От самых первых слов и до последних;

 

За то,что письма длинные читал

И отвечал на них ты терпеливо,

И дифирамбы щедро расточал,

Когда мне было пусто и тоскливо;

 

Ещё за то,что ты не осуждал

Ни легкомыслия былых поступков,

Ни слов моих запальчивый накал.

Ты просто был – и впитывалкак губка.

 

И вот теперь,в прощальный этот час,

Скажу тебе я,мой наперсник тайный,

«О,Мацусима! – это ведь про нас».

И как сестра скажу ещё:«Во ай ни!»

 

 

我愛你漢娜 (ВО АЙ НИ!)

 

Александр Александрович Грибов

07.07.2019 13:35

"Wǒàinǐ, Hànnà", – говорит Восток...

"Rakastansinua, Hannah",–отвечает Запад...

 

В ладонь мне падает уставший лепесток...

А что поделаешь? – бреду душой на запах!

Вдохну его – пусть голову кружит...

Воспоминания печалью пахнут...

Что остаётся?–Улыбнувшись, жить...

Окно распахивать на голос юной птахи!

Мы в этом мире все давно никто–

плюс-минус сотня лет... такая малость.

Но, только насмеявшись до икот,

я замолчу... прикинув, что осталось

на вздох и выдох... наконец сбегу

от правил, полномочий и Уставов...

И буду пахнуть детством на лугу...

Насыпьте незабудок мне на саван...

 

Спасибо всем, кто письма прочитал.

Спасибо тем, кто жёг их, не читая, –

"Ты мне никто" –и "я Вам не чета" –

Мы – запоздавшие... нас ангелы считают

по головам, отчасти по делам –

через плечо бы заглянуть в их списки...

 

Закусывая чувства удила,

Подковами мы высекали искры.

 

Всё было, Ханна? Или мы – пролог?

Дизъюнкты Хорна новых деклараций?

 

Нагряну к Вам намедни на пирог–

обсудим всё... потом опишем вкратце.

 

---------------------------------

Снимаю шляпу!