Семантическая классификация топонимов

Уже было отмечено, что все осетинские топонимы (объяснимые) восходят к собственным и нарицательным именам. Географические названия, восходящие к собственным именам, образуются в основном от личных и фамильных имен, и меньше — от самих топонимов. Например: Дзанджерийы скъæрæн «Дзаиджери тропа», Хаситы суар «Хасиевых минеральный источник», Бетъры сугдон «Бетра (Петра) дровяник», Астани къубус «Астана бугор», Гетъотион «Принадлежащий Гетоевым», Бадон дон «Бада река» (Бад — название ледника, ущелья, селения в Алагирском ущелье), Дагоймаг «Из Дагома», «Дагомский» (Дагом — селение в Алагирском ущелье»), Хæнæзон «Принадлежащий Ханазу» (Ханаз — селение в Дигорском ущелье) и т.д. Топонимов этого рода, т.е. восходящих к собственным именам, очень много. Вторую группу топонимов представляют географические названия, восходящие к нарицательным именам, т.е. отапеллятивная топонимия. Они и составляют абсолютное большинство географических названий Осетии. Здесь (в отапеллятивной топонимии) отражены различные классы (семантические) лек­сики осетинского языка. Поэтому данная глава и посвящается семантической клас­сификации топонимов Осетии. В топонимии Осетии мы имеем социальные терми­ны, термины материальной и духовной культуры, растительного и животного мира, космические, географические и другие термины.

Уже было сказано, что словарный состав любого языка, в том числе и осетинс­кого, не является застывшей, раз и навсегда данной неизменной массой. Напро­тив, по отношению к другим разделам языка, как-то к фонетике, морфологии, синтаксису, лексика является наиболее подвижным и изменчивым разделом. Ина­че и быть не может. Ведь лексика прямо и непосредственно связана с обществен­ной жизнью народа, и в ней отражаются происходящие в обществе изменения. Новые явления в общественной жизни ведут к появлению новых слов и понятий, т. е. к пополнению словарного состава языка. Пополнение это происходит разны­ми путями: путем образования новых слов из возможностей самого языка, путем заимствования слов из других языков и т.д. Правда, не всегда для новых явлений общественной жизни язык заимствует слова из другого языка, или образует новые слова из своих возможностей. Иногда язык приспосабливает для этой цели уже имеющиеся в нем, но выражавшие другие значения, слова.

Словарный состав языка не только растет, пополняется и обновляется, но часть его и отмирает. И отмирание части лексики также прямо связано с изменениями в жизни общества. Когда из жизни общества исчезают те или иные явления, то постепенно забываются и слова, которые употреблялись для их обозначения. Так, например, осетины теперь посуду покупают, а не изготовляют ее кустарно из дерева. В связи с этим уходят из активной части лексики и названия орудий, которыми пользовались для изготовления посуды, и, частично, названия самой посуды. Такие осетинские слова, как сивыр «деревянное корыто овальной формы с дырой в середине», кæфой «плетенный из мелких березовых прутьев совок», æндыг

115

«часть горской сакли над очагом», тадзин и лæтерæн «инструменты для выдалбли­вания дерева» и т.д. можно уже считать перешедшими в пассивную часть лексики.

Другой пример. Современный воин не одевается в доспехи, люди не носят обувь из сыромятой кожи. Поэтому навсегда уходят из активной лексики такие слова, как уарт «щит», схъæр «кольчуга», схъæрходæ «железный шлем», æрчъи «обувь из сыромятной кожи» и др. Приведенные выше слова имеют уже ограни­ченное употребление, и то только в устах части жителей нагорной полосы Осетии. Поэтому, если они встречаются в тексте, то, как правило, комментируются.

Однако слова отмирают не сразу. Они по-своему стареют, переходят из активной части лексики в пассивную, т.е. постепенно сфера их употребления сужается. Они становятся малоупотребительными, потом отмирают и выпадают из словарного со­става языка. Но не все слова, реальные значения которых исчезли из жизни обще­ства или сфера употребления которых сузилась, бесследно исчезают из языка. Мно­гие из них переходят в пассивную часть словаря языка, где продолжают жить, но уже в новой функции. Пассивную же часть лексики составляют не только малоупот­ребительные слова, которые не имеют уже соответствующих реалий в общественной жизни народа, или имеют ограниченное употребление, но и подавляющее большин­ство топонимов, особенно микротопонимов. Причем, географические названия лю­бого языка, очевидно, составляют наиболее устойчивую часть его пассивной лекси­ки, потому что топонимы отличаются чрезвычайной живучестью. Живучесть же их объясняется тем, что топонимы являются своего рода именами собственными. Став топонимом, слово ничего другого уже не означает, как название объекта, за кото­рым оно закрепилось. В этой новой функции оно может жить сотни, а иногда и тысячи лет. Это можно проиллюстрировать на примере из топонимии Осетии. Сре­ди географических названий Осетии имеем топонимы Джимара, Гуымирийы фæ-тæн, Сирнад и др., восходящие к этнонимам древних иранских племен киммерий­цев (первые два) и сираков. Или топонимы Уартау «Щитовидный», Уартауи бæр-зонд «Щитовидного (места) возвышение», Æсхъæрходау «Подобный железному шлему», Кæразау «Похожий на караз» (кæраз — навес из плетня без стенок, на который клали тело убитого молнией) и т.д. Хотя киммерийцы и сираки давно уже сошли с арены истории, воины уже не носят железные шлемы и не вооружаются щитами, а мировоззрение осетин настолько изменилось, что смерть, наступившая в результате поражения человека молнией, не считается божьим даром, по такому покойнику не исполняют обряда цоппай, но слова, выражавшие эти реалии, сохра­няются еще в пассивной части лексики осетинского языка. Сохраняются они в новой функции — в качестве топонимических названий, т.е. в качестве собственных имен.

Однако это не значит, что топонимия является неизменяемой, застывшей час­тью (пассивной, в основном) лексики. Она также подвержена изменениям, прав­да, в меньшей степени, чем остальная лексика. Больше всего изменений в топони­мию вносится в период больших изменений в жизни общества, в периоды револю­ционного переустройства общественной жизни. Так, например, Октябрьская рево­люция внесла свои изменения в топонимию Осетии. Уже в первые годы револю­ции появляются новые названия населенных пунктов, улиц, площадей, типа Про­летарский проспект, площадь Революции, улица Революции, ул. Красных парти­зан, площадь Свободы, ее. Комсомольское, Красногор, Сурх-Дигора и т.д. Эти новые названия, отражающие социальные изменения в обществе, возникли, в ос­новном, в результате многочисленных переименований старых и появления новых объектов. Но эти изменения, по сравнению со всей топонимией, весьма незначи­тельны. В целом все же топонимия — довольно устойчивая часть лексики. Поэтому в ней, как в зеркале, отражаются многие стороны жизни, общественного уклада, мировоззрения народа. Топонимия хорошо сохраняет очень многое из отраслевой лексики языка. Таким образом, наша топонимия является своего рода хранили­щем лексики языка, а также живым свидетельством отдельных сторон прошлой жизни и быта нашего народа. Ниже попытаемся это показать.

116

1. Социальные термины в топонимии

В числе социальных и общественно-политических терминов в топонимии Осе­тии находим такие древние термины, как æлдар «господин» «владетель», «князь», æхсин «госпожа», «княгиня», среднеазиатский политический термин афшин «гос­пожа», «владыка», «хозяйка».

По свидетельству В. И. Абаева, «Термины æлдар «господии», «владетель», «князь» и æхсин «госпожа», «княгиня», относятся к самым старым исконно осе­тинским социальным терминам. Термин æлдар засвидетельствован в сарматских личных именах со II в. н.э.»¹. Социальный термин æлдар встречается в топонимах Æлдайраг «Предназначенный алдару», Æлдаррезæн циртдзæвæи «Надгробие (в том месте), где дрожал алдар», Æлдары бадæн «Алдара резиденция».

Среднеазиатский политический термин афшин в осетинском встречается в двух вариантах — æфсин и æхсин. Его мы имеем в топонимах Æхсинбадæн «Резиден­ция владыки, госпожи» (в Куртатинском ущелье и на территории левого берега р. Терек), Æфсины бадæн «Резиденция владетеля, госпожи», Æхсины хуым «Владе­теля, госпожи пашня». Сюда же, возможно, следует отнести и топоним Æхсинттæ «Ахсинтта» (Дигорское ущелье).

В. И. Абаев считает среднеазиатский политический термин афшин термином массагетского матриархата, сохранившимся в осетинском до наших дней². Содер­жание слова æфсин, æхсин, конечно, менялось в соответствии с изменением обще­ственных формаций. Если первоначально æфсин означало хранительницу домаш­него очага (в период матриархата), то потом стало означать вождя племени (в период военной демократии), а затем правителя (в период феодализма). В топо­нимии этот термин, очевидно, появился в период феодализма, в связи с развитием частной собственности на землю. Еще более давними, чем топонимы, содержащие социально-политические термины æфсин, æхсин, æлдар, являются географические названия, в состав которых входит социальный термин нихас «место общественно­го собрания мужчин старшего и среднего возраста данного населенного пункта».

Нихасу отводится большое место в жизни мифических предков осетин — нар-тов. Все свои важнейшие внутренние и внешние дела нартовское общество всегда решало на большом нартовском нихасе. Сюда приходили нарты поделиться ново­стями, сообщить о своих ратных делах, здесь решались споры между нартовскими родами и отдельными представителями нартовского общества. Наконец, именитые и другие нарты приходили на нихас и в тяжкие минуты жизни.

Осетины тоже испокон веков, вплоть до 20-х годов XX в., решали свои обще­ственные дела, вопросы военных походов и прочее на нихасе³. Были даже нихасы ущельского масштаба и нихасы, известные далеко за пределами данного ущелья. Это нихасы Мадзаскæ «Мадзаска» для жителей сел Стур-Дигорского прихода, Стъона «Стона» для жителей сел Махчесского прихода, Мæцутæ «Мацута» для всех жите­лей Тапан Дигории, Мадизæн «Мадизан» для жителей сел Дагомского прихода, всего Алагирского ущелья и даже Балкарии, Ныхас «Нихас» — для Алагирского ущелья и т.д. На нихасе осетин давал клятву (ард хордта). На нихас не ходили женщины, это было своего рода священным местом мужчин. Социальный термин нихас нашел место и в топонимии. Его мы находим в топонимах Ныхас «Нихас», Нарты ныхас «Нартовский нихас» (возле с. Лац в Куртатинском ущелье и возле ее. Калух и Ново-Урух на левом берегу р. Терек), Ныхасы Уастырджи «Нихаса святой Георгий», Цъахти нихас «Семьи (рода) Цаха нихас». Эти топонимы, по-видимому, являются отзвуком периода общинно-родового быта осетин.

¹ А 6 а е в В. И. Осетинский социальный термин æлдар//Известия СОНИИ, т. XXVII,
языкознание. Орджоникидзе, 1968, с. 23.

² А б а е в В. И. Среднеазиатский политический термин афшин / УВДИ, 1959. №2, с. 115.

³ Магометов А. X. Культура и быт осетинского народа. Орджоникидзе, 1968, се.
411-417.

117

Общинно-родовые отношения осетинского общества отражены и в таких гео­графических названиях, как Астæйуаг «Общий», «Общественный», Зиугарст, Зе-угарст «Скашиваемый зиу» (зиу — форма безвозмездной помощи), Зиуаджы тъæ-пæнтæ «Ровные участки, предназначенные для обработки способом зиу», Æхсæй-наг «Общественный», Æхсæны хуым «Общая пашня» и т.д.

В топонимах Абырæджы æрдызт «Абрека корчевка», Туджы уыгæрдæн «Луг за кровь», Быны фæз «Вымершего рода (семьи) площадка», Мæгуыры обау «Бед­няка курган», Сауджыны зæхх «Священника земля», Диакъоны зæхх «Дьякона земля», Фиддæн къул «Штрафной склон», Архиерейская дача, Церковный учас­ток и т.д. отражена в какой-то мере структура осетинского общества и некоторые обычаи осетин.

Таким образом, мы видим, что социальные термины хорошо представлены в топонимии Осетии и в основном восходят, кроме названий славянского происхож­дения, к исконно осетинской лексике.

Термины из фольклора и Нартовского эпоса в топонимии

В осетинском сказочном фольклоре, а также в Нартовском эпосе, большое место отводится уаигам «великанам», «циклопам». Уаиги наделены огромной физичес­кой силой. Они необычны и по внешнему сложению: то они (уаиги) семиглавые, то одноглазые. Не зубы у них, а клыки. При этом рот уаига такой большой, клыки такие огромные, что один клык его находится на верхнем небе (на небесах), другой — под небесами. Необычны и орудия труда уаига. Обычно он переносит горы с места на место. Чтобы умерить свой бег, надевает на ноги мельничные жернова. Если речъ идет о великанше, то, как правило, ее веретено — бревно, пряслице — мельничный жернов.

Уаиги в сказках всегда выступают врагами разумных существ. Они поедают лю­дей, вредят им. Они причиняют последним беды своей огромной физической силой.

Сказки органически связаны с народным бытом, с общественной жизнью, со всем реальным окружением людей. И в топонимии, особенно нагорной полосы Осетии, все необычное, что удивляло людей, скажем, объекты, поражающие своими размерами, труднодоступностью, или требующие большого напряжения физических сил для обра­ботки, связывалось с именем сказочных великанов — уаигов. Этим, видимо, объясня­ется наличие географических названий Уæйыгбарз (уæйыг «великан»+барз «возвы­шение», «кочка») «Великана возвышение», Уæйыджы мусуат «Великана гумно», «Ве­ликана гумна место», Уæйыджы бæхбæттæн «Великана коновязь», «Великана ключи­ца», Уæйыджы тыччы «Великана игральный камешек» и т.д.

К сказочным персонажам восходит и название Мæлыччы рагъ «Малика гре­бень». Малики тоже выступают в сказках врагами людей. Но в отличие от уаигов, они не наделены необычной физической силой, хотя они и сильнее людей.

Значительно больше представлена в топонимии Осетии, так сказать, нартовс-кая номенклатура. Эти названия можно подразделить на несколько групп. Здесь следует выделить названия, в которых отражено собирательное название мифичес­ких предков осетин — нартов. Это топонимы Нарты ныхас/Нарти нихæс «Место сбора нартовских мужчин», «Место времяпровождения нартов». Топонимы Нар­ты ныхас /Нарти нихæс зафиксированы как в нагорной полосе, так и на террито­рии плоскостной части Осетии.

Другие топонимы связаны с личными именами героев эпоса или с именами врагов нартов. Имя Сослана — одного из именитых нартов, зафиксировано в топонимах Сослани цирт «Сослана могила», Сослани хумæ «Сослана пашня» (па­хотный участок возле с. Нара в Дигорском ущелье, урожай из которого шел всегда на общественный пир в память о нарте Сослане), Сослани гæпгæнæнтæ «Сослана прыгалки» (несколько каменных куч на расстоянии 20—30 м друг от друга). Из других личных имен эпоса в топонимии имеем Мæргъузи ком «Маргуза ущелье»,

118

Сирдони мосуæттæ «Сирдона гумна», «Сирдона гумен места», Сырдоны хуссар «Сирдона южный склон». В топониме же Уæргæт имеем ту же древнеиранскую основу «волк», что и в личном имени родоначальника нартов Уæрхæг «Уархаг»¹. И, наконец, в топонимах Соппæр «Соппар», Соппæры фæз/Суппæры фæз «Соп-пара/Суппара площадь», Соппæры фæтæн «Соппара простор», Соппæры къæ-хæн «Обрыв в Соппаре» зафиксировано имя врага нартов, владетеля огромных земель².

Следующую группу составляют топонимы, совпадающие с таковыми в Нартовском эпосе. Именитые нарты и славная нартовская молодежь часто собирается в местности Зилахар³. Сюда приходят нарты на охоту, здесь нартовская молодежь состязается в ловкости. То же название Зилахар закреплено за значительной лесной поляной к юго-западу от с. Црау, где некогда было и одноименное селение. Кроме Зилахар, одина­ковы с географическими названиями эпоса топонимы Тарæ ком «Тара ущелье», «Мгли­стое ущелье», Сухон (Сух (?)+суф. -он) «Сухон»⁴, «Из местности Сух», Сухоны къахыр «Сухона щербина», Сухоны рагъ «Сухона гребень».

В комментариях к эпосу сказано, что Сух — название местности⁵. Этот же элемент имеем, видимо, и в топонимах Сухон, Сухоны рагъ, Сухоны къахыр.

Слово тар/тарæ встречается в Нартовском эпосе в качестве личного имени. Одного из врагов нартов называют Тары-фырт Мукара «Тара сын Мукара». На­ряду с этим, мы имеем в осетинском фольклоре и топоним Тарæ ком «Тара уще­лье», «Темное (мглистое) ущелье». В Тара ком уносит сказочный человекозверь красавицу-дочъ покровителя зверей Авсати.

Этнонимы в топонимии

Исчерпывающий исторический анализ происхождения и расселения тех или иных ираноязычных или аборигенных племен на территории Центрального Кав­каза не входит в нашу задачу. Такой анализ может стать предметом самостоятель­ного исследования. В данном же параграфе перед нами стоит другая цель — раскрыть значение тех топонимов, которые восходят к этнонимам.

Из предыдущей главы мы знаем, с какими народами и племенами общались предки осетин в районе Центрального Кавказа, начиная хотя бы с 1-х веков н. э. Знаем также, что первое появление скифо-сарматских племен в этом районе реги­стрируется с VII—VI вв. до н. э. История не сохранила, к сожалению, этнонимы очень многих племен, входивших в объединение скифо-сармато-алан. Она не со­хранила также этнонимы многих аборигенных племен. Следовательно, многие племена (и их этнонимы), с которыми встречались и ассимилировались предки осетин на Кавказе, исчезли бесследно. Несомненно одно — каждое древнее племя имело свою определенную территорию и свое постоянное имя, хотя «...Названия племен, по-видимому, в большинстве случаев возникали случайно, чем выбира­лись сознательно; с течением времени часто случалось, что соседние племена дава­ли племени имя, отличное от того, которым называло себя само племя...»⁶. Не исключено также, что некоторые из необъясненных топонимов восходят к этнони­мам недошедших до нас племен аборигенов и скифо-сармато-алаи. В то же время топонимия Осетии сохранила этнонимы многих племен и народностей, населяю­щих районы Центрального Кавказа с древнейших времен и до наших дней. Этно-

¹ Известия СОНИИ, т. X, в. I. Дзауджикау, 1945, с. 25.

² Нарты кадджытæ. Дзæуджыхъæу, 1948, 498 ф.

³ Там же, с. 496.

⁴ Там же, с. 498.

⁵ Там же.

⁶ Э н г е л ь с Ф. Присхождение семьи, частной собственности и государства// К. Маркс
и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2, т. 21. М., 1961, с. 87.

119

нимы эти, став собственными именами, т.е. названиями географических объектов, сохранились в этой своей новой функции и служат теперь свидетельствами исто­рии. В топонимии Осетии насчитывается более 100 географических названий, восходящих к этнонимам. Эти названия могут говорить не только о племенном составе самого осетинского народа, но и о связях и встречах осетин в процессе длительного исторического пути их развития с другими народами и племенами.

Рассматриваемые топонимы можно подразделить на несколько групп. Прежде всего, в нашей топонимии отражены этнонимы каких-то мифических племен (или мифической народности) царциатæ «царциата» и нартæ «нарты». О последних речъ шла во втором параграфе данной главы. Что же касается этнонима царци-атæ, то он сохранился в осетинском фольклоре. Эта удивительная, необычайно могущественная народность, исходя из осетинского фольклора, из того, что до сих пор осетины о чем-то удивительном, необычайном говорят: царциаты диссæгтæ «царциатские чудеса». Л.М. Меликсет-Беков допускает следующие объяснения тер­мина царца: а) представляет собой искажение сословного названия Цæргæсат «Царгасат»; б) царциат, возможно, является наименованием одного из яфетичес­ких племен; в) царциат, или царца, будто бы по-осетински (осеки) означает мате­риальную ценность, добытую путем раскопок¹.

Г. А. Кокиев, частично принимая третий пункт объяснения термина царца, данный Меликсет-Бековым, вносит свою поправку и считает, что этот термин оз­начает не «сокровища, зарытые в землю», «а просто множество или массу чего-нибудь или кого-нибудь»². Нам кажется, что трудно согласиться с приведенной поправкой Г. А. Кокиева, как, впрочем, и с положениями Л.М. Меликсет-Бекова. Приведенные Кокиевым цитаты свидетельствуют не о множестве вообще, а о чем-то удивительном, необычном. Название (этноним) этой мифической народности мы имеем в топонимах Царциаты уыгæрдæн «Царциати (Царциевский) луг», Цар­циаты уæлмæрд «Царциати (Царциевское) кладбище». Последний топоним (Цар­циаты уæлмæрд) зафиксирован в Алагирском, Кобанском и Трусовском ущельях.

Этнонимом такой же мифической народности, или какого-то древнего племени, является и сæн/сон. Он также встречается в топонимии нагорной полосы Север­ной Осетии и Трусовского ущелья. С этнонимом сæн/сон мы имеем топонимы Сонайы къахыр «Сонов щербина», Сонайы Уастырджи «Сонов св. Георгий», «Уастырджи (святилище в честь Уастырджи) в местности Сон», Сæнæг «Принад­лежащий санам». Этот же элемент имеем и в прежнем названии с. Казбеги и горы Казбек — Сæна «Сана» и Сæнайы хох «Санов гора». Очевидно, этот же элемент сæн/сон имеем и во второй части названия Мамысоны ком «Мамисонское уще­лье». При этом нужно заметить, что саны/соны не были дружественны с предка­ми осетин. Иначе бы не сохранились такие устойчивые словосочетания и концовки сказок в осетинском: «рын, сонæй хызт у» «чтобы ты был оберегаем от болезней (от эпидемии) и сона (т.е. врага)»; «мæ сон кæй, йе уонæмæ цæуæд «кто мой враг, пусть к ним идет»³.

Возможно, к этому этнониму восходят и первые компоненты названий Сунти къарæ «Сунов ворота», Сынты хид «Сунов мост».

Однако следует заметить, что в топонимии Осетии мы имеем не только этнони­мы мифических, или предполагаемых древних племен, но и этнонимы вполне реальных древних племен и народностей. Прежде всего, следует назвать топони­мы Гуымирийы фæтæн «Гумири простор», Джимара «Джимара», Нар «Нар», Сирнад «Сирнад», букв. «Сиров (сираков) путь», Дайраны ком «Дарьяльское

¹ М е л и к с е т-Б е к о в Л. М. К археологии и этнологии Туальской Осетии//Труды
Закавказской научной ассоциации, в. 1. Тифлис, 1924, ее. 212 — 21 А.

² К о к и е в Г. Склеповые сооружения горной Осетии. Владикавказ, 1928, с. 42.

³ Этот пример взят из «Осетинско-русско-немецкого словаря» В. Ф. Миллера, т. П.
Л., 1929, с. 1114.

120

ущелье», Аланбоз «Аланский склон», Дæйыхъæу «Даикау» и др. Даже простое их перечисление уже говорит о том, что перед нами топонимы, восходящие к этнони­мам древних скифо-сармато-аланских племен и ираноязычных народностей.

Самыми древними из перечисленных, бесспорно, являются топонимы Гуыми-рийы фæтæн и Джимара. Название Джимара закреплено за ледником, ущельем, рекой и селениями в Даргавском и Трусовском ущельях. В географических назва­ниях Гуымирийы фæтæн и Джимара имеем этноним древних киммерийцев, оче­видно, ранее других ираноязычных племен проникших в район Центрального Кавказа. Сейчас все разделяют мнение о том, что древние киммерийцы были ираноязычным народом¹ и их самоназвание сохранилось в таких топонимах Осе­тии, как Гуымирийы фæтæн и Джимара (разумеется, и в составных топонимах Джимарайы цъити «Джимаринский ледник», Джимарайы ком «Джимаринское ущелье», Джимарайы хъугом «Ровные пашни с. Джимара» и т.д.). Более ранняя фонетическая форма названия Джимара должна была быть Гимара, т.е. такая форма, которая бы соответствовала тому периоду развития осетинского языка, когда в его иронском диалекте не было еще перехода заднеязычных г, к, х и смычного цъ в аффрикаты перед гласными переднего ряда. Эту более раннюю форму находим в топониме Гуымирийы фæтæн.

Этнонимы скифо-сармато-аланских племен имеем в других топонимах, приве­денных выше. Видимо, в ойкониме Дæйыхъæу «Даикау» имеем этноним скифско­го племени дай. В работе В. В. Латышева «Известия древних писателей о Скифии и Кавказе» находим указание, что «Дай — скифское племя, они кочевники, назы­ваются также дасами...»².

За пределами Осетии зафиксирован гидроним Деи³. Что Даикау и Архон — очень древние места поселения, подтверждается данными археологии.

Этноним могущественного союза сарматских племен сираков, играющих важ­ную роль на Северном Кавказе (конец I тысячелетия до н. э. и I—II вв. н. э.)⁴, сохранился в нескольких осетинских топонимах. Его мы имеем в ойкониме Сир-над «Сирнад», букв. «Сирова (Сираков) дорога», в топонимах Сирнад (Курта-тинское и Санибанское ущелья Северной Осетии и Трусовское ущелье), Сиры дзыхъхъ «Сирова (сираков) лощина».

Если обвести чертой ареал топонимов, содержащих элемент сир, то будут охва­чены Туальское, Алагирское, Куртатинское и Санибанское ущелья Северной Осе­тии и далее на юг Трусовское ущелье. Такое расположение топонимов также явля­ется косвенным свидетельством, подтверждающим положение историков о могуще­ственности сарматского союза племен — сираков. Это подтверждает, как было уже сказано, и известное положение В. Абаева о том, что иммиграция иранских (алан-ских) племен в район Центрального Кавказа шла двумя последовательными вол­нами: первой — «дигорской» и второй — «иронской»⁵.

Еще шире представлен в осетинской топонимии этноним другого иранского племени — мардов⁶. В топонимии данный этноним встречается в двух фонетичес­ких вариантах — мар/нар. На территории Осетии записаны ойконимы Нар (Туа-лия) и Нарæ (Дигорское ущелье). Этот же элемент нар имеем в топонимах Бис-нар, Дзыхънар (варианты его: Дыхънар, Быхнар), Нарсара и, может быть, На-рыкъатае. Его мы имеем и в первом компоненте нескольких составных топонимов. Например: Нары æфцæг, Нары/Нари дон, Нары хуссар, Нары дзуар, Нари

¹ А 6 а е в В. И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965, с. 125—127.

² ВДИ, 1948, ХоЗ, с. 318.

³ Чеченов И.М. Древности Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1969, с. 42.

⁴ Журн. «Советская археология», 1965, №1, с. 113.

⁵ Известия ЧИНИИ истории, языка и литературы, т. 1, в. II, языкознание. Грозный,
1959, с. 115.

⁶ Г а г л о й т и Ю.С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси, 1966, с. 92;
Андроникашвили М. Указ. соч., с. 522.

121

скъæдуат и т.д. Топонимы с элементом нар зафиксированы и за пределами Север­ной Осетии. Так, возле с. Коби в Казбекском районе имеем ущелье Наруан и Наруаны цаегат, а в с. Окрокана святилище Нары Уастырджи. На территории Юго-Осетии — с. Цъунар «Цунар», букв. «Маленький Нар».

Элемент мар закреплен в топонимах Маррагъ, Мархат (Куртатинское ущелье), Мараты æфцæг (Дигорское ущелье). За пределами Осетии, на территории Карача­ево-Черкесии, возможно, в топониме Марух и ойкониме Маруха имеем тот же элемент мар. Кроме того, на территории Осетии зафиксирован ряд необъяснимых пока географических названий с основой близкой к нар. Это топонимы: Наргъ, Наргъийы уыгæрдæнтæ (возле ее. Камцхо и Сатат в Туалии), Наргъæ, Наргъи дон, Наргъи адагæ, Наргъи ком, Къухынаргъ (возле ее. Махческ, Фараскат, Ка-мунта и Куссу в Дигорском ущелье) и Æддаджы наргъ (возле развалин с. Луар в Алагирском ущелье). Следует заметить, что как топонимы с нар/мар, так и топони­мы с наргъ локализуются на одной и той же территории нагорной полосы Осетии. Если нанести на карту Осетии топонимы с мар/нар и наргъ, то увидим, что они занимают западную часть Куртатинского, восточную часть Алагирского и Мамисон-ское ущелье Туалии, затем ту часть Дигорского ущелья, которую считают Тапан Дигорией, т.е. восточную и юго-восточную часть Дигорского ущелья. За пределами Тапан Дигории зафиксирован только гидроним Наргъи дон (возле с. Куссу).

В литературе существуют разные мнения о значении топонима Нар. В. Пфаф еще в конце прошлого века писал: «... великое и знаменитое в древнейшей исто­рии человечества племя мардов, обитавших на южном берегу Каспийского моря, оставило свое название в нартах»¹. Вслед за ним Б. А. Алборов в 1930 г. высказал мнение, что в топониме Нар сохранился этноним древних мардов². Он считает, что ойконим Нар и этноним мифических предков осетин нартов восходят к одному источнику. Этим источником, по мысли Б. А. Алборова, было государство Нара или Наири в Малой Азии, чъе политическое влияние распространялось на север вплоть до истоков Куры, до Черного и Каспийского морей.

В своем капитальном исследовании «Нартовский эпос»³ В. И. Абаев, анализи­руя термин «Нарт», приходит к выводу, что он восходит к монгольскому нара «солнце»⁴, что этот монгольский термин получил осетинское оформление. Здесь мы читаем: «Итак, первое, что мы устанавливаем, — что термин «Нарт» заключает осетинский морфологический элемент — показатель множественности -т-, и, следо­вательно, если даже он — не осетинского происхождения, он имеет осетинское оформление»⁵. Это положение В. И. Абаева разделяют Б. А. Калоев и Т. А. Гуриев⁶. Далее В. И. Абаев считает, что «Кроме термина нарт, монгольское нара «солнце» отложилось в некоторых топонимических названиях. В Осетии имеется два селения, одно в Туалии, другое в Дигории, которые носят название Нар, Нарыхъæу. Мы видим, что Нарыхъæу значит не что иное, как «Аул солнца»⁷. Вот с этим последним положением В. И. Абаева мы позволим себе не согласиться.

Не будучи специалистом по эпосу, я не берусь судить о происхождении терми­на нарт. Некоторое сомнение вызывает то обстоятельство, что все народы Кавказа от Адыгеи до Абхазии, у которых бытует Нартовский эпос «...и герои этих сказа­ний у всех упомянутых народов известны под общим наименованием «Нартов»⁸, забыли первоначальное его название и позаимствовали для него название мон-

¹ Сборник сведений о Кавказе, т. 1, 1871, се. 146—147.

² Алборов Б. А. Термин «Нарт». Владикавказ, 1930, ее. 251, 261, 295, 296 и др.

³ Известия СОНИИ, т. X, в. 1. Дзауджикау, 1945, с. 90.

⁴ Там же, с. 90.                                                                                              .

⁵ Там же, с. 89.

⁶ К а л о е в Б.А. Осетины. М., 1967, с. 32; журн. «Мах дуг», 1969, № 8, с. 103-110 (на
осет я. з)

⁷ Известия СОНИИ, т. X, в. 1, с. 90.

⁸ Там же, с. 7.                                                                                                    _;            ’

122

гольское, т.е. название из языка того народа, который, по сравнению с истоками эпоса, соприкасался с народами Кавказа, в частности, с осетинами, хоть и дли­тельное время, но сравнительно поздно (XIII—XV вв. н. э.). Ведь сам В. И. Абаев в указанном исследовании пишет: «Анализ отдельных циклов, составляющих Нар-товский эпос, вскрывает, что древнейшие из них ведут нас в такую глубину веков, когда даже приближенная датировка становится затруднительной, в эпоху тоте­мизма, матриархата и первоначального мифотворчества, тогда как более молодые части эпоса датируются XIII веком нашей эры»¹. Возможно, название древнего и многослойного Нартовского эпоса и восходит к монгольскому нар, может, все народы и забыли одновременно первоначальное его название, или их чем-то так пленили монголы, что самому большому своему духовному сокровищу они дали монгольское название, взятое у жесточайших завоевателей. Что же касается топо­нимии Осетии, то мы уже убедились, что она не ограничивается ойконимами Нар, Нарыхъæу. Элемент нар достаточно широко представлен в топонимии в форме мар/нар, и локализуются географические названия с указанным элементом ком­пактно в определенной части нагорной полосы Осетии. При этом нужно думать, что населенные пункты Нарыхъæу (в Туалии) и Нарæ (в Дигории) возникли значительно раньше нашествия монголов. Правда, районы расположения указан­ных селений, как и многие другие районы нагорной полосы Осетии, пока недоста­точно изучены археологически, нет в нашем распоряжении и письменных источни­ков. Но имеющиеся исследования по древней истории Осетии не оставляют сомне­ния, что предки осетин, скифо-сармато-аланские племена, появились и осели в рай­оне Центрального Кавказа задолго до 1-х веков н. э. Об этом говорят и памятники христианства старшей поры в нагорной полосе Осетии. Стало быть, задолго до монголов предки осетин жили в ущельях Центрального Кавказа и как-то называли свои населенные пункты. Не было у них никакой необходимости переименовывать существующие названия населенных пунктов и давать им монгольские названия. И далеко не все топонимы и ойконимы, содержащие элемент нар, расположены на солнечной стороне. Очевидно, правы те ученые, которые элемент нар возводят к этнониму мардов. Что это этноним, ощущается в таких названиях, как Мархат (мар+измененное общеиранское кат, ката «жилище, дом, поселок, город, укреплен­ное место, крепость»²) «Мархат», букв. «Маров жилище», «Маров поселок». Мар­хат — забытое название с. Калотикау в Хилакском ущелье; Маррагъ (мар+рагъ «хребет», «гребень горы») «Маров хребет», Дзыхънар (дзыхъхъ «впадина», «ло-щина»+нар) «Лощинные нары», Цъунар (цъус «маленький», «небольшой»+нар) «Цунар», букв. «Маленький нар» и др. Приходится допустить, что термин «нарт» и топонимы с элементом нар/мар восходят к разным источникам. Последние, несом­ненно, восходят к этнониму древних мардов, располагаемых Плинием к северу от Питиунта/Пицунды³.

Топонимия сохранила нам и этнонимы некоторых других иранских племен. Так, в топонимах Дайраны ком, Дайран «Дарьяльское ущелье», «Дарьял», Дайраны нарæг «Дарьяльская теснина», Аланбоз «Аланов склон», Алонта, Аландон (Птоле-меевская Алонта и Аландон армянских источников отождествляются с Тереком)⁴ сохранился этноним алан. В топонимах Æссон ком «Ассов (асское) ущелье» и Стур-Дигорæ «Стур-Дигора» сохранилось самоназвание тех дигорцев (точнее, предков дигорцев), которые назывались Ас/Аш дигор в противоположность тем, которые назывались (и теперь называются) Тъæпæн дигорæ «Тапан дигорцы», букв. «Ни­зинные (равнинные) дигорцы». Этот же ас/аш обнаруживаем в Верхнем Чегеме в названии сторожевой башни Ассы-Кала букв. «Асская (ассов) крепость»⁵.

¹ Известия СОНИИ, т. X, в. 1, с. 9.

² М у р з а е в ы Э, иВ. Словарь местных географических терминов, М., 1959, с. 105.
³Гагл ойти Ю. С. Указ. соч., с. 92.

⁴ Там же, с. 85.

⁵ Ч е ч е н о в И. М. Указ. соч., с. 84.

123

Говоря об отражении этнонимов древних аланских племен в топонимии Осе­тии, хочется еще сказать о топонимах Уалты адаг «Уалов (валов) овраг», Уантæ/ Уелтæ «Уалта (Ванта) Валы/Уелта (Велта) Валы», Уелы фæз «Уела (Валов) площадка». Все эти топонимы зафиксированы в Алагирском ущелье и в Туалгоме. К этой же группе топонимов, видимо, относится и общее название части Алагирс-кого ущелья (часть от Кассарской теснины до Мамисонского перевала на западе и Трусовского перевала на юго-востоке) — Туалгом (из туал «туалов»+ком «ущелье») «Туалгом», «Туалов ущелье», «Туальское ущелье», «Туалия». К сказанному следу­ет еще добавить наличие в осетинском ономастиконе фамилий Уалытæ «Валиевы», Уæлатæ «Валаевы», в основе которых также имеем элемент уал/уæл. Нам думает­ся, что в приведенных топонимах и фамильных именах нетрудно увидеть древний этноним тал, о чем справедливо говорит и Ю. С. Гаглойти: «Обращает на себя внимание этноним тал, упоминаемый Плинием и Солином в качестве восточных или, возможно, юго-восточных соседей аорсов. Это имя было уже отождествлено в исторической литературе с именем дивали Пейтингеровой таблицы, уалами/вала-ми Птолемея, валлами самого Плиния и двалк Моисея Хоренского»¹. Этот же древний этноним я усматриваю и в топонимах Уæлладжыр, Уæлладжыры ком «Алагир», «Алагирское ущелье», букв. «Уалов/валов Осетия», т.е. «Та Осетия, где живут уалы/валы», а не современное понимание его «Верхняя Осет