Глава пятьдесят вторая. Сомнения

Глава Министерства Магии покинул банк только около восьми: безлюдье опустевшего Косого переулка действовало гнетуще, раздражали припозднившиеся клерки и служащие магазинов, изредка попадавшиеся ему на глаза и торопящиеся поприветствовать неспешно шествовавшего по улице Министра. И Кингсли, поддавшись внезапному импульсу, аппарировал в маггловскую часть города: здесь можно было просто затеряться в толпе прохожих, устремляющихся к станции подземки, брести по тротуарам, казалось, яркий свет вечерних фонарей и иллюминация витрин, напоминающая о грядущем празднике, послужат лучшей защитой от невеселых мыслей, чем самое изощренное заклятие. Лондон, большой, бестолковый, шумный... стоило лишь пересечь границу — и ты словно переносишься на столетия вперед. Иллюзия, хоть отчасти помогающая отрешиться от мира, законы которого становились для одного из его властителей все менее и менее внятны.

Гриббс... они толковали чуть ли не два часа, запершись в его кабинете, но так и не пришли ни к какому заключению. Хранилище Поттеров и Принсев попросту истаяло у них на глазах вместе со всем своим содержимым. Что это могло означать? Гриббс, замерший в кресле, как-то разом постаревший и утративший бодрость духа, напоминал мумию, приставленную к охране сокровищ. Нестрашную, не оживленную волшбой некроманта, безвредную и ставшую бесполезной, как уродливая выброшенная кукла. "Что-то, что нам неведомо...." — повторял он на разные лады, качая головой. Разве у банка были какие-нибудь тайны от своего хранителя? До сегодняшнего дня Ашер полагал, что нет. Объяснение, должно же существовать хоть какое-то объяснение?! Скрытый в недрах сокровищницы артефакт, заклятие? Что это могло быть?

Дверь сейфа запечатана при помощи кровной магии, это неизбежно означало, что для любых манипуляций с хранилищем следовало использовать кровь Наследников, причем обоих, таков, по крайней мере, был вердикт Билла Уизли. Но ни у Гарри, ни тем более у считавшегося покойным Северуса Снейпа, не было ни малейшего шанса явиться в банк. Что тогда? "Ликвидаторы заклятий, сталкиваясь с чем-то неожиданным, нередко ошибаются, вы уж мне поверьте", — твердил Ашер Гриббс, словно пытаясь собственными словами погрузить в транс самого себя. Действительно, Кингсли не мог не признать, что в этом заключена доля истины. Ведь первым предположением Билла стало именно то, что кто-то проник в хранилище, а уже спустя несколько минут он заявил, что никто не заходил внутрь с момента, когда сокровищницу запечатали.

И еще один промах молодого Уизли: в протоколах Визенгамота о примирении значилось, что в случае смерти кого-то из Наследников оставшийся получает все. Значит, родовая печать пропустила бы и одного. Однако в переплетении заклятий, защищавших дверь сокровищницы, Билл обнаружил магию крови и Принсев, и Поттеров. Выходит, живы они оба?

"Это ровным счетом ни о чем не говорит, — вновь отмахнулся Гриббс. — Ликвидатор увидел то, что было триста лет назад. Нигде не сказано, что при полном вымирании одного из родов их печать исчезнет". Кингсли воздержался от возражений: было очевидно, что гоблины, некогда взявшие на себя миссию избавления от старшего из Наследников, не захотят признавать свою неудачу. "Словно неведомая сила... неведомая сила..." — эти слова и сейчас отдавались эхом в ушах Министра, кажется, он даже повторил их вслух: несколько магглов, оказавшихся вблизи него, отшатнулись от высокого чернокожего мужчины, словно тяжелый тесак рассекавшего толпу, как от одержимого злобным духом.

— Простите! — возмущенно зашипела пожилая дама, которой гигант в спешке чуть было не отдавил ногу.

— Извините, — его лицо мгновенно озарила улыбка, которую лишь хорошо знавшие его люди (а таких ох как немного!) посмели бы назвать вымученной. — Извините, мэм, я задумался.

И он продолжил свой путь, стараясь замедлить шаг.

... Ашеру Гриббсу, разумеется, было невдомек, что Эфраим Поттер и Кеннет Принс оставили своим потомкам не только колоссальное состояние и артефакты. Но говорить об этом с гоблином? Исключено, кто возьмется предсказать, какова будет его реакция, случись ему проведать о том, что, помимо вещей сугубо материальных, хотя и представляющих определенный интерес, Наследники получат в свое полное распоряжение именно ту самую "неведомую силу", равной которой нет на свете. В конце концов, самому Кингсли было известно о ней непростительно мало.

Почему тогда, триста лет назад, оба мага так легко согласились на унизительные условия, выдвинутые в договоре о примирении? Огромные средства, магические приспособления... с таким богатством ни одна семья не расстанется по доброй воле... да тот же самый дракон, прощаясь с которым Эфраим Поттер проливал слезы. И обещал, что это ненадолго... Кингсли уже не раз размышлял над этим вопросом, и сегодняшний разговор с Гриббсом навел его на определенную догадку: возможно, подчиняясь решению Визенгамота, главы кланов ни секунды не верили в то, что станут следовать предписаниям. В их головах уже гремела война, которой чудом удалось избежать, покорность была лишь притворством, сбросить ее — вопросом времени. Покуда преступники — Малколм Принс и братья-убийцы Поттеры — оставались в Азкабане, а их отцы продолжали претендовать на достойное место в обществе... пара недель, месяцев, пока они не соберут силы... просто прикрытие. Скорее всего, они рассчитывали, что склонят Стихии на свою сторону, и тогда уже поквитаются и друг с другом, и с магическим сообществом, осмелившимся посягнуть на их права и свободу их детей. Но что-то пошло не так, и Эфраим Поттер не вернулся за своим драконом, обрекая того на столетия мучительной службы...

Но что толку в изящных умственных построениях? Если Гриббс в итоге окажется прав, то сработало некое волшебство, заклятие, изначально вплетенное обоими магами в охранные чары при закладке хранилища. Но что его активировало? Самым приемлемым вариантом оставалась надежда, высказанная старым банкиром: что если исчезновение сейфа является временным и указывает лишь на то, что сроки приблизились? До окончания действия договора остается чуть больше года, быть может, когда настанет назначенный день, а никто из Наследников так и не явится, чтобы получить свое, двери сокровищницы откроются сами собой? Да, Кингсли даже сделал вид, что такое толкование кажется ему уместным, но в глубине души не верил в подобное развитие событий.

Заклятие, безусловно, существовало, но кем и как оно было приведено в действие? Если принять за аксиому, что ни один из Наследников не имеет ни малейшего понятия о том, что им причитается, что жив не только Гарри, но и... Или существует некто, сумевший проникнуть в старинную тайну, и теперь он просто куражится над ними? Но в ответ на вопрос Кингсли, можно ли каким-то образом извлечь деньги из сейфа, не будучи его владельцем, гоблин лишь надменно покачал головой. "Это исключено, исключено! Такого волшебства не существует в природе, господин Министр!"

Мистеру Шеклболту как бывшему аврору проще было мыслить категориями "преступление — злоумышленник", чем толковать об абстрактных материях, однако его расспросы о тех, кто мог иметь хотя бы гипотетический доступ к загадке Принсев и Поттеров, казалось, лишь раздражали Ашера Гриббса. Все, что относится к хранилищам, является банковской тайной, которой не вправе касаться даже самый высокопоставленный чиновник. Гоблин отказался назвать имена смотрителей соседних сейфов — тех, кто по тем или иным причинам мог заинтересоваться изукрашенной каменной резьбой дверью и проявить любопытство. Единственным, чего от него удалось добиться, было обещание провести тщательное внутрибанковское расследование. Ну-ну...

Нет-нет, мистер Гриббс, если вам угодно, хоть сутки напролет баюкайте себя сказками о том, как свято ваши сотрудники блюдут тайны Гринготтса. Совершено преступление, причем не одно. Манипуляция с хранилищем, бесследное исчезновение Гарри... Странное происшествие с Малфоем... по сообщениям колдомедиков, тот так и сидит, уставившись в одну точку, в отдельной палате, словно надеется разглядеть за ровным слоем штукатурки, покрывающей стены, очертания прибрежных утесов. Этот след однозначно ведет к Морскому народу. Кингсли невесело усмехнулся: посмей он отрядить авроров патрулировать Тюлений Утес в попытках поймать выходящую из вод Деву-тюленя, и его бывшие коллеги позаботятся о том, чтобы его покои в Мунго были не менее комфортабельными, чем апартаменты Люциуса.

— Так куда ехать?

Кингсли удивленно поднял глаза: задумавшись, он каким-то образом ухитрился сесть в маггловское такси, и теперь шофер, молодой пакистанец, вполне резонно осведомлялся, куда ему отвезти замечтавшегося господина. Странный пассажир лишь неопределенно махнул рукой.

— Хотите город посмотреть? — понимающе предположил водитель, по всей видимости, принимая мистера Шеклболта за богатого приезжего, не знающего, чем занять вечер.

Они то застревали в пробках, то быстро продвигались вперед: светофоры, подсвеченные мосты, огни витрин, вновь светофоры, бестолковое мельтешение людских фигур... Люди... Покойный Аластор Моуди не раз повторял ему, тогда еще начинающему аврору: "Не ищи мертвецов, живых ищи". Хорошо, если начать с живых... предположим, что, несмотря на все заверения Гриббса, имела место утечка информации о хранилище, скрывавшем баснословные богатства, к кому-то из клиентов банка. Допустим, этот некто, получив в свое распоряжение подобные сведения, решил обогатиться за счет Наследников. Тогда именно этот человек имел все основания выкрасть Гарри и сейчас использует его в своих целях.

Та самая версия, о которой Ашер Гриббс и слышать ничего не пожелал: некто из банковских смотрителей, часто спускающийся на нижний ярус Гринготтса, обращает внимание на странную дверь, пытается выяснить, что за ней скрыто, и за определенную мзду делится секретом с одним из своих высокопоставленных клиентов. Малфои, Гринграссы, Паркинсоны, Лестрейнджи, впрочем, последних можно смело сбрасывать со счетов. Малфои, имеющие доступ к тайне Гарри... да, установить негласный надзор за Нарциссой, пожалуй, стоит. Надо завтра же распорядиться. А сам Люциус? Что если его безумие — лишь хорошо разыгранная, продуманная заранее партия? Они оба — он и его супруга — вот уж кому на руки были сданы чуть ли не все козыри! Провести колдомедиков, изображая душевное расстройство? Малфой неплохой маг и превосходный лицедей, эта задача ему вполне по плечу. Так... наведаться к нему... сегодня? Нет, уже поздно, посещение "больного" лучше отложить на утро.

Далее... думай-думай, не хватайся за одну-единственную версию! Кто еще может быть в деле? Элайджа Паркинсон... денежный мешок, этот бы тоже не отказался от такого куша. Гринграссы... довольно далеки от мирских дел, считают себя чуть ли не последними аристократами волшебного сообщества. Но и их следует проверить. Что же до мертвых...

Единственного "покойника" в этой истории мертвым никто и не видел. Да, безусловно, Адский огонь приберет все, об этом толковал и Шип, пытаясь всеми правдами и неправдами уклониться от абсурдного приказа искать Северуса Снейпа среди зельеваров, перебравшихся на континент. Надо признать, что розыски пока что ни к чему не привели: только словоохотливая продавщица в одной из лейпцигских аптек поведала о неком эмигранте, что пару месяцев подвизался у них. "Знаете, итальянец такой, смуглый, со знойным взглядом"... Да, это описание как-то не тянуло на портрет бывшего хогвартского профессора. Хотя имя у итальянца было самое что ни на есть английское — Джон Кэмпбел. Сам владелец аптеки беседовать с британскими аврорами отказался, резонно мотивируя свое нежелание отсутствием у них каких бы то ни было полномочий его допрашивать.

Были и еще "аптечные находки": чернявые и лысые, рыжие, кудрявые, перебравшиеся кто в Италию, кто во Францию, кто в Германию во время или после войны. Должно быть, их пугало ужесточение предписаний, касающихся торговли запрещенными ингредиентами, которые в любой момент могли быть признаны темномагическими. Кингсли презрительно скривился: расслабленные годами мирной жизни, представители континентальных ведомств магической безопасности стали беспечны, к тому же крайне чувствительны в вопросах законности предпринимаемых британским Авроратом действий. На каком основании? Преступник объявлен в розыск? Нет, он мертв, Мордред его побери! Тогда кого же нам искать? Кого мы ищем, мистер Кингсли? На этот вопрос достойный ответ придумать было непросто.

Жив или нет? Во всех своих предположениях Министр до сегодняшнего происшествия в банке все же исходил из того, что знание о Наследии в обеих семьях утрачено. В случае Поттера сомневаться было не в чем: мальчишка, скорее всего, стал добычей кого-то более сведущего. А вот Снейп? Если россказни о том, что Фергус Принс выгнал дочь и не признавал внука — не более чем пыль, которую намеренно пускали в глаза, чтобы запутать истинный след? Что если дед успел встретиться с Северусом и поведать ему о некой тайне? И в то же время... обоих прибрал огонь. Газеты пару месяцев назад с какой-то садисткой радостью плясали на костях обоих Принсев, на все голоса твердя о символичности подобного возмездия.

 

* * *

— Остановите здесь! — Шеклболт и сам толком не мог объяснить, что побудило его выйти из такси и устремиться к красной телефонной будке, но вот он уже торопливо набирал номер. Час, конечно, поздний, но она еще не спит, не должна спать...

— Салон мадам Абиби, добрый вечер, — пропел в трубку мелодичный голос. — Вы хотели бы получить консультацию?

Что за дурацкая причуда называть себя "мадам", прожив в Лондоне без малого двадцать лет?

— Я хотел бы поговорить с мадам Абиби лично. Дело крайне важное.

— Видите ли, у мадам сейчас сеанс. Я могу записать вас на завтра. В половине третьего вас устроит?

— Скажите ей, что звонит Кгози. Прямо сейчас пойдите и скажите. Я подожду.

На той стороне провода послышался недовольный вздох, но то ли нечто в интонациях Кингсли заставило девушку прислушаться к его распоряжению, то ли имя, названное им, показалось ей знакомым, но через пару минут его словно обдало волной тепла: низкий хриплый голос тети Экуа с годами не утратил своего очарования. Голос, что рассказывал ему страшные сказки о злых колдунах, насылающих порчу, о глупой женщине, сгубившей своего молодого мужа по навету злой ведьмы...

— Неужели это и впрямь ты, проказник?

— Я, тетушка. Что скажешь, если я подъеду сегодня?

— Скажу, что уже поздновато для родственных визитов. Но я тебя приму. Кгози... ишь, не забыл...

Шофер такси, на этот раз услышавший от своего пассажира точный адрес, заметно приободрился, они быстро катили по пустеющим улицам, и Министр, убаюканный то ли размеренным движением автомобиля, то ли отзвуками голоса, все еще отдававшегося в ушах, позволил себе на несколько минут нырнуть в прошлое, где Экуа — тогда еще совсем молодая девушка в ярких одеждах, любившая ожерелья из раскрашенных ракушек — сидела на земляном полу, растирая в муку какие-то зерна, и рассказывала ему, малышу пяти или шести лет, о людях-леопардах, терзающих своих недругов, о дожде, вызванном змеем, свернувшимся кольцами на облаках. И тайком от его матери показывала ему страшный амулет, по ее словам, защищающий от всего и вся — глаз, настоящий, взятый из тела "нехорошего человека".

Только она звала его этим именем, родители, готовившиеся к переезду в Британию, предпочитали иной его вариант. Хотя и в его английском звучании было нечто королевское (1). Он почти забыл о той части своей жизни, поначалу она виделась чем-то странным, иррациональным, и все же притягательным. Как яркий деревенский праздник, в конце которого на улице находят зарезанного в драке бедолагу. Магия пропитывала там саму землю и воздух, она виделась ему страшной, необъяснимой, жестокой, и в то же время была естественной, как сон, еда или смерть. Гадания по внутренностям крокодила или полету птиц, заговоры, амулеты, происки злых духов...

То волшебство, которое практиковал его отец — выходец из богатой семьи, выучившийся в Европе — казалось понятным, простым, подчиняющимся законам разума. И мать, старавшаяся во всем тянуться за мужем, ввела строгий запрет на "глупые сказочки" тети Экуа. Но они врезались в память ярче, чем все умные книжки и поучения, которые Кингсли впитал в себя в Европе. И спали до поры, лишь иногда он вспоминал звучные слова теперь уже окончательно забытого им языка: Ibambo, Nsisim, Ombwiri (2). Они оставляли терпкий пряный привкус. И с ними приходили тени.

— Вас подождать? — такси остановилось возле тротуара, шофер, похоже, лелеял надежду увеличить свою выручку за счет щедрого клиента.

— Нет, не стоит, — Кингсли уже отсчитывал положенную плату и рассеянно кивал в ответ на пожелания хорошо провести остаток дня.

Ко входу в салон мадам Абиби вела освещенная фонарями дорожка — шагов пятнадцать, не больше, но то ли дело было в росших по краям деревьях, то ли в мерцании фонаря, закрепленного над дверью, но у посетителя появлялось ощущение, что с людной улицы он попадает прямиком в таинственные дебри, вступая на путь незнаемого. Он позвонил, открыла совсем юная девушка, волосы ее были заплетены в бессчетное количество косичек. "Еще одна молодая антилопа", — подумал Министр, пока секретарша принимала из его рук пальто и шляпу.

— Проходи, проходи, Кгози, — голос тетушки Экуа доносился откуда-то из глубины. — А ты, Абени, иди домой. Да возьми такси, поздно уже. И завтра чтобы не опаздывала!

— Да-да, мадам.

Через минуту за его спиной уже послышался хлопок входной двери — Абени не надо было просить дважды.

Африканские маски на стенах, деревянные статуэтки, изображающие неестественно узкие фигуры с оттянутыми огромными серьгами мочками ушей, несколько барабанов, звериные шкуры на кожаных диванах и креслах. Как-то, побывав здесь впервые, Кингсли спросил тетку, зачем ей все это, но она лишь отмахнулась: "Мастер делал, дизайнер называется. Чтобы нравилось посетителям". Разумеется, вещи, обладающие подлинной магической силой, она по стенам не развешивала.

— Ну, где ты там пропал, племянничек?

И вот уже она сама, как и прежде, в пестрых одеяниях, в ярком оранжевом платке, повязанном на голову, выплывает ему навстречу из одной из дальних комнат. Как давно они не виделись? Должно быть, лет пять. Или три. Он в точности и не помнил.

— Что, вспомнил о старой Экуа, проказник?

Она не таила обид, не требовала внимания к себе. Линии их жизни практически не пересекались: она, не обученная тому, что в европейских странах именовали волшебством, довольствовалась ролью гадалки и ворожеи, дуря голову магглам, а большего ей было и не нужно. Простецы исправно спешили расстаться со своими деньгами в уютном полумраке ее салона, пойманные кружением вызванных ею видений в стеклянном шаре, шорохом перекатывающихся гадальных косточек в расшитом мелким бисером мешочке. Но он-то знал, что Экуа не шарлатанка, хотя его отец, споря с матерью, утверждал обратное: ему, ученому, посвятившему себя изучению истории магии, ее первобытное колдовство представлялось чуть ли не святотатством. Отец всеми силами стремился быть англичанином и в итоге стал им.

— Ах-ах-ах, кого к нам занесло! — она качала головой, разглядывая его скроенный на европейский лад костюм. — Сам господин Министр пожаловал!

Она сколько угодно могла повторять, что дела местного магического сообщества ей неинтересны, но это не соответствовало истине. Про его назначение она знала.

— И что же тебе понадобилось, Кгози? Разве высокомудрые белые волшебники не знают ответов на твои вопросы?

Кингсли разглядывал ее ставшее за эти годы еще более расплывшимся лицо, полные щеки цвета темного шоколада с капелькой молока. И улыбку, ему казалось, что именно она и осталась неизменной в Экуа — она все та же озорная девушка, готовая спрятать нашкодившего племянника на своей темной кухне, чтобы обменять свои страшные истории на его боязливое внимание.

— Я и сам не знаю, — честно признался он. Здесь, в полутьме ее салона, он мог позволить себе не быть ни Министром, ни всезнайкой. — Как будто толкнуло что-то. У меня...

— Пойдем, — она широко растворила перед ним дверь в небольшую уютную комнату, пропитанную тайной и ароматами благовоний. — Слишком много слов, слишком много... Садись. Что бы твои газетчики сказали, прознай они, что их Министр ходит к неграмотной гадалке за советом!

Все же она не удержалась от шпильки в его адрес, но он, нимало не смущаясь (он не сомневался, что его визит останется между ними), уже раскладывал на столе перед ней несколько снимков — две колдографии и одно обычное маггловское фото. Мадам Абиби только руками всплеснула:

— Говорила же тебе сто раз, не носи мне эти ваши картинки! Ищи ты обычных людей, я бы тебе помогла, но вот ваши...

— Да, я знаю, — нетерпеливо перебил ее Шеклболт, — ты не можешь точно сказать, жив волшебник или нет. Но хотя бы взгляни!

— А что толку? Ваши чары, заклятия, что вы еще там понавыдумывали! Помнишь, когда ты был у меня в прошлый раз, ничего же не вышло!

— Прошу тебя! Просто попробуй!

Она неохотно взяла в руки первую из колдографий, изображавшую худого высокого мужчину в черной мантии и, не прикасаясь к поверхности снимка, провела над ней ладонью.

— Ничего не чувствую.

"Мертв!" Кингсли чуть было не выдал своей радости, но тут же одернул себя: Экуа могла и ошибаться. Северус Снейп был волшебником, а значит, ему под силу укрыться при помощи чар.

— Ты хочешь сказать, что его нет среди живых? — осторожно уточнил он.

— Погоди, — остановила его тетка, — дай пока погляжу другие. — Мальчик мертв, — констатировала она, едва дотронувшись до старой колдографии Поттера, напечатанной в "Пророке".

Кингсли недоверчиво покачал головой, хотя категоричность тетки на этот раз его напугала. Неужели Гарри похитили лишь затем, чтобы убить? Но долго размышлять ему не пришлось: от следующих слов мадам Абиби он чуть было не подпрыгнул на стуле:

— А вот этот жив! — в ее руке был маггловский снимок Поттера, сделанный уже в то время, когда он жил у Макмилланов и звался Стивеном.

— Что ты такое говоришь! — едва не взорвался он. — Разве ты не понимаешь, что и там, и тут — один и тот же человек!

— Говорю то, что вижу, — Экуа надула полные темные губы. — Тот, что на движущейся картинке, умер, а вот этот жив. Не знаю, до какой ворожбы вы там дошли, племянничек. Я не слепая, мальчик тот же.

Что это могло означать? Неужели все разглагольствования невыразимцев, которые он всегда слушал вполуха, и вправду имеют под собой какую-то основу? Заклятие Волдеморта сразило Гарри, поэтому в некотором смысле его действительно не было среди живых? Что же тогда со Снейпом?

— Где мальчик с фотографии сейчас, ты мне можешь сказать?

Нет, она нигде его не видела, вновь повторяла старую присказку о чарах, скрывающих магов, и Кингсли начинал терять терпение.

— Тогда поищи второго. Как следует. Ты ведь это умеешь.

Она усмехнулась, медленно поднимаясь с кресла, и направилась к шкафу: на первый взгляд, там царил жуткий беспорядок — какие-то метелки, спутанные разноцветные нити, крохотные тарелочки, коробки ароматических свечек...

— Не ты ли всегда называл мое искусство Темной магией? — она вновь сидела напротив него, а по комнате уже плыл усыпляющий тяжелый аромат, круживший голову. И прозрачный шар, на который она возложила пухлые ладони с перехваченными перстнями толстыми пальцами, тоже как будто вращался.

— Сиди тихо, Кгози, и не мешай мне.

Ее одежда, как встарь, казалась ему оперением диковинной птицы: так же взлетали и опадали широкие рукава, словно подражая взмахам больших крыльев. Вихрь красного, оранжевого... танцующее пламя, перезвон бус и браслетов на ее шее и запястьях... И бормотание, становящееся все громче — молит? приказывает? вопрошает?

Он не знал, сколько прошло времени, когда тетка наконец оторвалась от своего шара. Во взгляде ее были удивление и страх, она всматривалась в лицо своего гостя, будто пытаясь прочесть в его чертах разгадку увиденного. И ее молчание отчего-то пугало. Но он не сомневался — не ему нарушать повисшую между ними тишину, не ему рвать паутину заклинаний, только что вызвавших череду неясных образов, явившихся гадалке в видениях.

— Мужчина в темных одеждах... — когда Экуа заговорила, голос ее звучал, словно чужой, — мертвые видели его, они шепчутся о нем. Но его нет среди них.

— Так он не умер?

— Я не знаю, Кгози, — она смотрела на него все так же серьезно и печально, как будто среди теней и духов ей явился не неведомый Северус Снейп, а сам Министр, стенающий в долине скорби, плача и расплаты. — Не хочешь спросить, что еще мне открылось?

— Ты сама скажешь, — Кингсли старался казаться безучастным, но что-то в интонациях и во взгляде тетки настораживало.

— Я видела четыре фигуры, Кгози. Они так велики, что заслоняют небо.

— Что за... — Шеклболт терпеть не мог разглагольствований о неких силах, что грозят кому-то смертью, а именно это, похоже, Экуа и намеревалась ему поведать.

— Не говори ничего! — властно перебила она. — Четыре фигуры явились мне, и я устрашилась. Одна из них подобна воде, скованной льдом, вторая — из чистого пламени, третья черна, как сама земля, четвертая держит в руках молнии. Чем ты прогневал Владык Четырех Стихий, Кгози?

Последние слова она произнесла совсем тихо, и Министр почувствовал, как неприятный холодок пробежал между его лопаток.

— Ну-ну, молчи, — ее голос осуждал, и в то же время в нем чудилось сострадание... сострадание к обреченному. — Твоя жизнь отныне в чужих руках. Не от тебя зависит, будет ли тебе позволено остаться. На то воля Владык, а они жаждут с тобой разделаться. Что же ты натворил, глупый человек?

— Ерунда, — он привычно попытался отмахнулся, но понимал, что сказанное ею ранило его сильнее, чем ему бы хотелось. — Я уже давно не ребенок, тетя. Порой я вынужден совершать вещи, за которые рано или поздно приходится расплачиваться. К тому же... прости, но я не особо доверяю твоим шарам.

— Да, конечно, не доверяешь. Оттого и прибежал сюда на ночь глядя, — проворчала она, не переставая смотреть на него, как на приготовленного к погребению.

Он торопливо попрощался, она рассеянно пожала протянутую ей руку, словно не вполне понимая, что делает. И лишь когда он был у самого выхода, внезапно опомнилась, кинулась обратно в комнату, а когда вернулась, на ее раскрытой ладони лежал настоящий человеческий глаз, помещенный в крохотную сферу.

— Вот, возьми! Сильнее амулета я не знаю. И он вряд ли поможет, но это все, что я могу для тебя сделать.

Шеклболт инстинктивно отпрянул, отказываясь от "бесценного дара". Он хотел скорее вырваться на улицу, на волю, туда, где не дурили голову тягучие, лишающие воли ароматы, где он не мог слышать певучего голоса прорицательницы, возвещавшего ему смерть. И там, да, под светом уличных фонарей, над ним не склонялись четыре фигуры... "Одна из них подобна воде, скованной льдом, вторая — из чистого пламени, третья черна, как сама земля, четвертая держит в руках молнии"...

 

* * *

Отринь эти бабьи сказки, повторял он себе, гремя связкой ключей и силясь попасть в замочную скважину, словно пьяный. Злился на себя, срывая в прихожей пальто и шарф. Но видение маленького ребенка, скорчившегося на земляном полу хижины и вздрагивающего от слов молодой колдуньи, так и не покидало его. Думай, думай рационально. Она не сказала тебе ни да, ни нет. Это означало только одно: о жизни и смерти Северуса Снейпа тебе ведомо так же мало, как и до визита в магический салон. Но, скорее всего, профессора слишком поспешно объявили покойным: погибший и воскресший, он, подобно Гарри, и направлял теперь те невидимые силы, что грозно нависли над мнившим себя чуть ли не всесильным Министром.

Прощупать все возможные связи, еще раз опросить его бывших "товарищей по оружию", друзей... Полно, были ли они у него когда-нибудь? Но если он жив, должен же кто-то был спасти его в ту проклятую ночь накануне Победы? Значит, надо попытаться еще раз отсмотреть в Думосборе воспоминания всех участников Битвы за Хогвартс, найти прореху: кто-то посмел отлучиться с поля боя, наплевав на приказы Темного Лорда, чтобы вытащить последнего из Принсев из горящей Визжащей Хижины. Но кто? И вновь Люциус... Люциус, который все это время отирался поблизости!

На столе в его домашнем кабинете подрагивала, переливаясь алыми всполохами, срочная депеша из Аврората: сегодня вечером около десяти часов мистер Малфой загадочным образом исчез из надежно запертой палаты в госпитале Святого Мунго. Судя по звукам, услышанным санитаром за несколько минут до обнаружения пропажи, больной принимал ванну.

Через полчаса Нарцисса Малфой, ежась в тонком ночном пеньюаре, и оробевшая настолько, что даже не решалась присесть на диван в собственной гостиной, запинаясь, отвечала на вопросы Райана Шипа. Драко, тоже явно только что поднятый с постели, пытался поддержать мать, но на деле все выглядело так, будто он вознамерился спрятаться у нее под крылышком.

— Возьмите людей, обыщите дом. И... да, парк и все павильоны. Разумеется, когда рассветет, — отрывисто бросил Министр.

— Но... но на каком основании?

— В связи с исчезновением вашего отца, Драко! Или вы верите в то, что взрослый маг, лишенный палочки и якобы страдающий умственным расстройством, в состоянии самостоятельно покинуть госпиталь, защищенный от всевозможных перемещающих заклинаний и заклятий ненаходимости? Вы верите, что кто-то может просто так раствориться в воздухе?

Опешивший Драко отрицательно затряс головой. Он не верил. А вот сам Министр уже начинал сомневаться.

Глава опубликована: 01.04.2016