Глава пятьдесят пятая. Разбор полетов

Проснувшись на следующее утро, Северус все еще ощущал себя разбитым: страх за Гарри, пережитый накануне, усталость — все это оставило в его душе широкий пепельный след. Будто это вовсе не Гарри прошел через царство пламени, нет, зельевару казалось, что это он сам выгорел дотла. И теперь надо было как-то собрать себя заново из обугленных обломков... Ну что ж, холодный душ и работа — целительная магия, которая в его случае помогала всегда.

Он попытался пошевелиться и с удивлением обнаружил, что это не так-то просто: что-то тяжелое и в то же время мягкое придавило его к постели, своей левой ноги он даже не чувствовал. Он приоткрыл глаза, и взгляд его уперся в копну черных взлохмаченных волос — Гарри спал на животе, широко раскинувшись, устроив голову на плече мастера Зелий.

Вот же... Северус невольно улыбнулся... и никакие пледы ему не помеха. Рука Поттера обхватывала его поперек живота, согнутая в колене нога прочно прижимала бывшего профессора к кровати. Не наделать глупостей... Да с вами, мистер Поттер, надо держать ухо востро — вы сами понаделаете их столько, даже не приходя в сознание!

Северус осторожно начал высвобождаться из захвата, стараясь не потревожить спящего. Гарри недовольно пробормотал что-то, завозился, натягивая одеяло себе на голову, словно оно могло компенсировать ему потерю тепла, в котором он так разнежился. Похоже, стеснительность свойственна Герою только в состоянии бодрствования... Будить человека, уснувшего под воздействием зелья, не стоило — Гарри должен был проснуться сам, да и путешествие с Детьми Огня и Ветра наверняка вытянуло из него больше сил, чем Гарри мог себе представить. Зельевар отправился в ванную, чтобы затем позавтракать и заняться делами: основа, сваренная им в день исчезновения юноши, была безнадежно испорчена, значит, начинать придется заново. Валльштайн ждет каждого нового снадобья, как ребенок обещанной игрушки, разочаровывать его тоже не годится.

Прохладные водяные струи помогли разогнать сонный морок, и, выйдя из душа, Северус чувствовал себя значительно бодрее. Он уже было направился к лестнице, чтобы спуститься к завтраку, а потом затвориться в лаборатории, но что-то заставило его остановиться. Гарри... он проснется один, припомнит, что натворил накануне, наверняка память подкинет ему и парочку картинок того, что он сам вчера иносказательно назвал "недостойным поведением". Опять будет краснеть и смущаться, ожидая разговора с зельеваром и подробного разбора всех своих совершенных и вымышленных грехов... Отчего-то Северусу было жаль его, хотя какая-то часть его существа чуть ли не вопила, что раскаяние пойдет Поттеру только на пользу. Нет, он... мальчик со звездными глазами... нет, не стоит позволять ему терзаться сверх меры, иначе то зарождающееся чувство, которым Северус дорожил больше, чем дракон своим златом, превратится в напасть, в нечто мучительное и постыдное — чтобы в итоге умереть.

Он осторожно приоткрыл дверь в недавно покинутую им комнату — Гарри по-прежнему спал, перекрутив одеяло так, будто сражался со змеем и в итоге поборол его, пригвоздив к матрасу. Смешной, забавный... сейчас, когда у Северуса была возможность рассматривать юношу не таясь, он как никогда ясно осознавал, что пройдет еще пара лет, быть может, и меньше — и от этой мнимой хрупкости, что так подкупает сейчас в Гарри, не останется и следа. Природа скроила младшего Поттера, пользуясь широкими лекалами: он вырастет, возмужает, исчезнет эта трогательная беззащитность раненого птенца. Что ж, это хорошо и правильно — зельевар отдал бы немало, чтобы увидеть собственными глазами, как это произойдет. А если так... то тебе придется набраться терпения, мастер Северус, наивно тешить себя иллюзией, что сюрпризы закончатся и Гарри в одночасье повзрослеет, станет рассудительным, как местечковый аптекарь. Нет, он подобен Детям Стихий — недаром они так неохотно расстались с ним, не желая прерывать свои игры. Их общие игры, ведь в чем-то Гарри такое же дитя, как и они сами. И как знать, изменится ли это со временем.

Спящий зашевелился вновь, видимо, надежно оплетенный его руками и ногами "змей" начал подавать признаки сопротивления. Широкая ступня свесилась с края постели, и Северус не удержался, провел ладонью по щиколотке, прочертил линию от пальцев к теплой розовой пятке. А вот прятаться от столь вероломного нападения некуда — спасительное одеяло, сбитое в ком, было слишком далеко. Зельевар осторожно присел на кровать, Гарри перекатился на спину, веки его чуть заметно дрогнули. Значит, он скоро проснется. Северус наклонился ниже, легко дотрагиваясь губами до темных длинных ресниц.

— Ты? — Гарри сонно моргает, но вот уже улыбается, перехватывая запястье старшего мага.

— Ожидаешь увидеть кого-то еще?

И в тот же миг в глазах юноши мелькает тревога, как будто облачко закрыло звезды...

— Вставай, ты не ел почти двое суток.

Гарри зажмуривается и утыкается лбом ему в колено, точь-в-точь нашкодивший щенок, надеющийся лаской вымолить прощение.

— Ну и что мне прикажешь с тобой делать?

Ответа предсказуемо нет, только уши заливаются краской.

— Вставай. Заседание суда откроется через час и пройдет в библиотеке. И... Гарри! Я не собираюсь тебя казнить, но мы должны разобраться, что же с тобой произошло. Ты меня слышишь?

Юноша поспешно закивал, но так и не отважился поднять глаза на зельевара. А Северус, взъерошив напоследок растрепанные волосы грешника, поднялся, чтобы отдать Мани и Лотти необходимые распоряжения: странник нуждался в более основательном подкреплении, чем чай и выпечка.

Гарри появился в столовой спустя короткое время: тщательно причесанный, в уложенных на косой пробор волосах блестели капли воды. И одет он был не в пример своему обыкновению — никаких футболок и толстовок. Видимо, проникнувшись ответственностью момента, Герой облачился в строгую темно-сиреневую рубашку, ремень и джинсы, которые он наконец удосужился подогнать по фигуре, лишь подчеркивали его худобу... нет, сейчас он выглядел просто стройным, его болезненная истощенность отступила под влиянием забот Мани и Лотти. И еще он казался очень собранным и напряженным, старался не опускать взгляд, хотя это давалось ему непросто.

— Северус, если можешь, прости меня, пожалуйста, — выпалил он прямо с порога, усаживаясь за стол. И спину держит неестественно прямо, а на еду смотрит так, будто пришел сюда только из вежливости и трапезничать не собирается.

— Гарри... я же еще вчера сказал тебе — я не сержусь. В конце концов, во всем, что с тобой случилось, есть и моя вина.

— Нет, — твердо ответил Герой. — Ты меня в Замок не заманивал. Только у меня могло хватить мозгов, чтобы решить, что я до него долечу. Что справлюсь в одиночку.

— Ты невесть сколько болтался в воздухе, потом бродил по огненному городу. Ешь.

Итак, прегрешение первое, гордыня... Хорошо, что у Гарри достало смелости признаться в этом. Его прежние, еще школьные похождения были густо замешаны именно на желании отличиться, выделиться... но Северус был далек от мысли, что юноша действительно осознал свою неправоту. Он не сомневался, приключений с Поттером будет еще немало.

Гарри послушно намазывал джем на тосты, старался быть подчеркнуто аккуратным. Казалось, он с трудом заталкивает в себя завтрак, да и делает это исключительно ради того, чтобы не сердить Северуса.

— Гарри... — зельевар коснулся судорожно сжатых пальцев, — успокойся, пожалуйста.

— Я больше не притронусь к амулету, честно! И вообще, пусть Мани запрет эти метлы куда-нибудь подальше. Я шагу из дома без тебя не сделаю!

— Ты не в тюрьме. Чем строже условия заключения, тем больше искушение бежать на волю. Ты со мной не согласен?

Но Северус видел: что бы он ни говорил и ни делал — все его попытки успокоить мальчика погружают того в беспросветное осознание собственной вины. Обещания и извинения... сейчас требуется нечто иное. Они поднялись в библиотеку, и когда, пропуская Гарри вперед, Северус положил руку ему на плечо, тот казался настолько скованным, что зельевар буквально ощутил, как напряжена каждая его мышца. И отчего-то вспомнился Дамблдор, с этим его вечным "мальчик мой" — вот у кого прекрасно получалось утешить кого угодно, используя всего лишь несколько далеко не волшебных атрибутов — чай и сладости. И при этом он ухитрялся и пожурить, и выпытать у тебя все, что могло его заинтересовать. И каждый провинившийся покидал его кабинет с чувством благодарности и безграничной верой в возможность собственного исправления...

— Лучше бы ты просто наорал на меня, как раньше, в школе, — Гарри сидел сейчас в углу кожаного дивана, подавшись вперед, причем обращался он вовсе не к Северусу, а к своим сжатым в кулаки рукам, лежащим на коленях.

— Отчего-то у меня нет желания ни ругать, ни, тем более, орать на тебя, — мастер зелий пододвинул кресло, устраиваясь напротив младшего мага. — То, что с тобой случилось... пойми, это не какая-то провинность. Есть некая сила, которая, ты, наверное, уже и сам это увидел, выбрала нас. Она хочет стать нашей. Мощь ее колоссальна, и на данный момент нам с тобой она практически неподвластна.

— Но тебя же не похищают русалки или какие-нибудь Красные Шапки, Северус! Ты не пляшешь по ночам в лесу с глейстигами, не скачешь верхом на келпи!

Ну наконец-то хоть какая-то живая реакция!

— Во-первых, со мной это тоже происходило, — зельевар улыбнулся, — просто мои странствия не доставили никому хлопот. Во-вторых... мне не хочется лишний раз напоминать тебе, сколько мне лет, но и это тоже немаловажно. И если... прости, я все же выступлю в амплуа твоего бывшего профессора и слизеринского декана, тебе за последние семь лет было позволено буквально все, более того, именно вседозволенность, на мой взгляд, и составляла основу твоего воспитания в Хогвартсе...

Гарри сжал губы, с трудом удерживаясь от возражений. В глубине души он был почти согласен со Снейпом, еще вчера он нашел для себя слова и похуже, но вот слышать это сейчас было болезненно.

— Так вот, — от Северуса не укрылось, что сказанное им не пришлось Гарри по душе, — Дамблдор считал, что тебе стоит пробовать, ошибаться, набивать шишки. Если посмотреть на результат, то да, он своего добился. Но я всегда сомневался, что он избрал верный путь.

— Да, я знаю, что ты никогда не одобрял его методов.

— И в итоге даже убил его, не имея иной возможности взять над ним верх в вопросах педагогики.

Гарри закусил губу, сдерживая то ли улыбку, то ли слезы.

— Ты вырос, не ведая дисциплины и самоограничения, я не имею в виду твою жизнь с Дурслями.

— Да, я все понимаю...

Северус не сомневался, что выглядит сейчас ничем не лучше строгого ментора, читающего нотации школяру, но рано или поздно то, что разделяло их, что все шесть лет обучения Гарри в Хогвартсе приводило зельевара в бешенство, должно было быть высказано.

— Я лишь хочу, чтобы ты осознал, в чем одно из различий между мной и тобой: от того, насколько я смогу обуздать себя, держать себя в руках, зависело мое выживание. И... в твоем возрасте я был немногим лучше тебя. Если не хуже. Так что не вижу ни малейших причин для самобичевания.

Он попытался смягчить свои слова, больше похожие на упреки.

— Почему же ты тогда говоришь про Дамблдора? — Гарри все же не соглашался, хотя Северус был далек от того, чтобы предъявлять юноше какие-либо обвинения.

— Потому что, памятуя о том, что тебе предстоит, тебя можно, и я полагаю, даже нужно было воспитывать иначе. Герой — не обязательно тот, кто, не задумываясь, машет палочкой направо и налево, лезет в любую авантюру, чудом унося ноги в самый последний момент... Прости, я повторюсь, но тебе недостает дисциплины, в том числе и дисциплины разума, умения целенаправленно работать над собой и на себя. Ставить цель, продумывать варианты ее достижения и методично их реализовывать.

— Я и так знаю, что я недалекий идиот.

— Не надо упрощать, Гарри. Проще всего объявить себя дурачком, а задачу думать перепоручить другим, как ты, насколько я знаю, и делал это раньше.

— Ну да, из нас троих, — он все же болезненно поморщился, невольно вспоминая своих школьных друзей, — соображала только Гермиона, а мы с Роном... так, кулаками да палочками помахать.

— Не прибедняйся. Я хочу лишь одного — чтобы ты понял, что потенциально Стихии намного сильнее и меня, и тебя. Чтобы контролировать... нет, чтобы попросту договариваться с ними, ты должен быть в состоянии что-то им противопоставить. Я не вижу иного оружия, кроме разума и воли. В противном случае ты, как это ни прискорбно, действительно становишься их игрушкой, пусть и любимой... А через тебя они получают возможность неограниченного доступа к миру волшебников и обычных людей, ты умножаешь их мощь, а при твоем попустительстве они становятся бесконтрольными и опасными. Ты помнишь, в какой момент они взяли над тобой верх?

— Я... я даже не знаю... — Гарри задумался. — Когда я летел над морем... это же странно, что я даже ничего не заподозрил... Что я уже так далеко, что не смогу вернуться.

— Скажи мне, человек в здравом уме пойдет по огненной дороге невесть куда?

— Северус... — в глазах юноши была сейчас такая обреченная тоска, что хотелось обнять его, успокоить, говорить незначащие слова, обещая, что все наладится, но... это было вовсе не то, что следовало сделать. Хотя так вышло бы значительно проще. — Про пещеру я даже ничего не помню толком. Там и вправду был город: с настоящими улицами, домами... озеро, огненное озеро, я даже медуз видел — и все это было из чистого пламени. И еще колесницы, бабочки, стрекозы... Ты подходишь к камню, а он у тебя на глазах распадается, как уголек в печи — и из него появляется маленький огненный дух. И саламандры, знаешь, они могут превращаться в людей. Это они водили меня по городу.

— Я видел в Думосборе. Если хочешь, взгляни сам еще раз. Обычное празднество Детей Стихий, разумеется, в твою честь, Гарри. Тебя заманивают, завлекают, стараются понравиться, очаровать.

— У них неплохо получилось... Нормальный человек не полезет в огонь.

— Если только он не маг Огня. Но, сдается мне, ты потерял контроль над ситуацией еще в воздухе. Для тебя эта Стихия привычна, там ты не ожидал подвоха.

— Да, наверное. Или нет, еще раньше. Я не понимаю, зачем напялил этот проклятый амулет. Мне же даже прикасаться к нему не хотелось, а тут...

— Гарри, боюсь, что тут есть и моя вина — я разбудил чары Замка.

И все же то, что они говорили о происшедшем, приносило определенные плоды: Гарри перестал отводить взгляд, его пальцы больше не пытались собрать в гармошку джинсы на коленях. Вот он уже, словно позабыв, что несколько минут назад не знал иных слов, кроме покаянных, спрашивает, как ему теперь быть с облачным псом, избравшим его своим хозяином, почему тот оказался похож на оставленного им Рика.

— Они угадывают желания, они... Дамблдор сказал бы, что они читают в твоем сердце. Собака из своры Дикой Охоты принимает для тебя именно тот облик, который ты хочешь видеть, — и ты сразу же веришь, теряешь бдительность, позволяешь себя увлечь. Кстати, как ты с ними разговаривал? Насколько я понимаю, большинство из них предпочитает ментальное общение.

— А, — Гарри неожиданно улыбнулся, — так вот почему сильфы сказали, что я их не слышу. Но... наверное, у меня с этим ничего не выйдет, ты же знаешь, я и ментальная магия...

— Мы попробуем еще раз. Если ты не сможешь передавать мыслеобразы, тебе будет очень сложно установить контакт со Стихиями. В особенности... ты же собираешься искать дракона?

Но вот ответить Гарри уже не успел: пламя в очаге ярко вспыхнуло, и спустя пару секунд горящая голова Альдигера Валльштайна возвестила им, что хозяин замка желает видеть у себя младшего из магов. И юноша, вновь сжавшись, шагнул под своды камина, не ожидая от этой встречи ничего хорошего. И мечтал лишь об одном — чтобы все это поскорее закончилось.

 

* * *

Уже спустя пару минут смущенный Герой, словно снежок, пущенный умелой рукой, вылетел из камина в кабинете Валльштайна и тут же был подхвачен хозяином, видимо, немного напуганным прытью своего гостя.

— Ох, извините, — юноша, едва восстановив равновесие, перестал хвататься за локоть старца и залился краской. — Я вас чуть с ног не сшиб. И вообще... я прошу простить меня, господин Валльштайн. За... я доставил столько хлопот...

— Ничего-ничего, Гарри, присаживайтесь, — старик, улыбаясь, указал ему на кресло.

Прежде Гарри не доводилось бывать в кабинете Валльштайна, и сейчас он, стараясь, скрыть свое любопытство, озирался по сторонам. Высокие стрельчатые окна, стены, отделанные резными деревянными панелями, отчего обстановка выглядела мрачной, заполненные книгами шкафы, достающие чуть ли не до потолка, и старинный напольный глобус. Жаль, что его не получится разглядеть как следует — он оказался аккурат позади кресла, в которое усадили гостя.

На столе перед Валльштайном громоздились фолианты, в некоторые были вложены пожелтевшие от времени пергаменты, из бронзового писчего прибора, словно букетик полевых цветов, торчало несколько перьев.

А ведь Валльштайн изменился... Да, Гарри не видел его пару недель — если быть точным, то с того самого дня, когда побывал на званом обеде в замке. Нет, он не стал бы утверждать, что старик помолодел, но в движениях его появились стремительность и легкость, во взгляде, и прежде казавшемся невероятно живым, ощущалась несвойственная его преклонному возрасту твердость. Он смотрел так, словно видел насквозь — и Гарри на миг стало не по себе.

— Да-да, — немец перехватил удивленный взгляд Гарри и удовлетворенно кивнул. — Ваш мастер Северус — настоящий кудесник. Ни один эскулап или зельевар — а уж поверьте, я извел на это племя не одну тысячу талеров — ни один и за месяцы работы не приблизился к тому результату, которого достиг лорд Принс всего за пару недель. И при этом он еще уверяет меня, что по-настоящему и не приступал к варке необходимого мне зелья!

— Но мы действительно...

— Гарри, — Валльштайн немедленно остановил его, заметив, что юноша всеми силами пытается оттянуть неприятный разговор, — я позвал вас вовсе не за тем, чтобы превозносить заслуги Северуса. Рассказывайте! Все по порядку и подробно, поверьте, для меня важна каждая деталь.

Но Гарри почему-то молчал, ему не так-то просто было подобрать слова. В конце концов, Валльштайн был для него чужим человеком, и Гарри опасался, что, начав, он попросту увлечется и случайно выболтает нечто, не предназначенное для посторонних ушей. В то же время... раз Альдигер и сам является Говорящим со Стихиями, не сможет ли он как-то помочь ему совладать с их силой, что-то подсказать?

— Ну же! Рассказывайте! — Валльштайн смотрел на него с воистину отеческой улыбкой, словно пытаясь ободрить. — Я даже готов начать за вас. Ваш замок обрел очертания. И случилось это пару дней назад. Позавчера вы, впервые надев амулет Огня и Воздуха, пропали невесть куда. Вчера днем вернулись.

Но... откуда ему известно про Замок? Северус уж точно не стал бы делиться с этим стариком никакими подробностями их жизни!

— Как давно вы оба видите замок? — требовательно спросил Валльштайн.

— Два дня. Уже два дня, — нет, отпираться бессмысленно. — Откуда вы знаете, что он обрел очертания?

— Вот! — глобус сам собой начал вращение, и на ладони старика оказалась уменьшенная копия того самого сооружения, что они с Северусом с некоторых пор наблюдали висящим между небом и землей. — Когда я в прошлый раз показывал его лорду Принсу, это был всего-навсего сгусток тумана. Сейчас он, разумеется, тоже весьма эфемерен, но теперь хорошо различимы детали конструкции. Не желаете взглянуть?

— Насмотрелся, — буркнул Гарри и тут же, устыдившись своей невежливости, добавил: — простите, я лишь хотел сказать, что теперь, куда бы я ни отправился, он висит у меня перед носом. Знаете, это несколько раздражает. Вот вы смотрите в окно и видите горы, небо, солнце.

— А вы? — голос старика звучал насмешливо.

— А я все то же самое, но еще и это недоразумение на облаке. И так близко...

— Так близко, что вам захотелось долететь до него?

— Ну да.

И Гарри, поначалу запинаясь — он привык считать себя не ахти каким рассказчиком, повел свое сбивчивое повествование о дурачке, пытавшемся долететь если не до луны и солнца, то, по крайней мере, высадиться на облаках. О своих воздушных попутчиках, уводивших его все дальше по невидимой тропе, проложенной ветрами, об огненных духах, затянувших его в свой круг, о пылающих ящерках, забиравшихся ему на плечи и руки и не причинявших ни малейшего вреда, о существах, состоявших из чистого пламени и в то же время сохранявших человеческие черты.

— Да-да, — Валльштайн задумчиво улыбался, пожевывая губами, словно слова Гарри оживляли и его воспоминания, — да, они заигрались. Они завлекали вас, в этом они мастера! Если бы не вмешательство Проводника мастера Северуса, вы, рискну предположить, так до сих пор и не опомнились бы. Но их желание тоже понятно: они использовали вашу доверчивость, чтобы познакомиться с долгожданным лордом Поттером.

— Вы... вам когда-нибудь доводилось бывать в подобных местах? — нет, Гарри не мог ошибиться: в глазах старого мага было знание, скорее всего, он и сам некогда пережил нечто подобное.

— Видите ли, все Говорящие рано или поздно встречаются со своими Стихиями. Вы были совершенно не готовы, поэтому... скажем так, ваше исчезновение и доставило столько беспокойства.

— Я идиот, который не в состоянии себя контролировать...

— Вам не стоит себя винить, — Валльштайн говорил столь непринужденно, словно Гарри на самом деле всего лишь отлучился в соседний маггловский поселок и вернулся на полчаса позже условленного времени. — Стихии стремятся продемонстрировать вам свое расположение, добиться вашей дружбы. Очаровать, если хотите. Им не свойственно задумываться, к чему могут привести подобные игрища.

— Вам не стоит утешать меня, господин Валльштайн. Будь я не настолько безмозглым...

— Вам восемнадцать, молодой человек! Вы садитесь на метлу, ветер дует вам в лицо, вы видите диковинные башни, они кажутся вам такими близкими, достижимыми. Почему нет?

— Я не хочу, чтобы мной... чтобы нами игрались какие-то безмозглые духи. Я... я больше не притронусь ни к Амулету, ни к метлам. И уж тем более не стану соваться в огонь. С меня хватит.

— Вы хотите поладить со Стихиями и в то же время сохранить себя? Доверяете им свою жизнь, при этом продолжая считать их лишенными разума созданиями?

Как же тебе везет на всезнающих старцев, Поттер! Остается надеяться, что этот окажется не столь скуп на полезные советы, как покойный Дамблдор.

Валльштайн вновь поднялся, отходя к окну и размеренно попыхивая трубкой. Его голос сейчас звучал ровно, уверенно, и отчего-то его спокойствие незаметно передалось и Гарри — он развернулся к старику, бездумно вращая ладонью гигантский глобус.

— Стихии, Гарри — это не что иное, как сама природа. В них смерть и жизнь, цветение и увядание. Соки, что питают травы и деревья, дыхание, что гонит облака и ветер, воля, направляющая течение вод. Огонь — порой страшный, разрушительный, но и животворящий... тот, что так ярко горит в вас... Страсть, желание обладать, брать или отдавать — откуда приходит к нам все это? Уж поверьте, не из пыльных томов, загромоздивших библиотеки. Весной, когда, кажется, даже вода закипает в холодных реках, когда вы вдыхаете страсть всего и вся, разлитую в воздухе, когда лось, покрывающий самку, трубит на весь лес о своем триумфе... это природа, Гарри. И та сила, что досталась вам в наследство, она слепа и прямолинейна, она будет переть напролом, ломая стволы и сучья...

Когда старик заговорил о страсти, Гарри едва не вздрогнул, опасаясь, как бы его собеседник случайно не заметил его реакцию. Как будто он специально, как будто ему известно гораздо больше... О том, как марево затягивает твой рассудок, о том, как ты не видишь ничего, кроме этой белой кожи, высокого стройного тела, как его аромат настолько дурманит тебя, словно ты — дикий зверь. Ну да, как тот самый лось, о чем-то там трубящий. Или Валльштайн все же о чем-то догадался? Но старый маг, видимо, увлекшись, стоял сейчас к нему спиной, вглядываясь в необозримую снежную даль за окном.

— Поймите, Гарри, та сила, что пугает вас сейчас... это не то, от чего вы сможете отказаться. Вы, вы и Северус... вы были избраны задолго до своего рождения. И не нам обсуждать целесообразность подобного выбора.

— Простите, господин Валльштайн, — да, он вел себя невежливо, но он не готов был в очередной раз слушать про великое предназначение. Как будто кто-то бил в игрушечный бубен, пытаясь убедить его, что в этом унылом бряцании и состоит тайна вселенной. — Я, да и Северус тоже — мы оба вторично оказываемся в ситуации, которую нам навязывают.

— Некогда, будучи еще ребенком, вы безропотно и с достоинством приняли свою судьбу, — в голосе старого мага прорывалось тщательно скрываемое неодобрение. — Вас не напугала даже смертельная угроза. Вы попросту сделали вид, что ее нет. Сейчас же...

— Сейчас же я вновь пешка, которую двигают на этот раз не люди, а некие высшие силы.

— Они всегда так поступают, только порой мы этого не замечаем, — усмехнулся Альдигер, посматривая на насупившегося юношу. — Вы маг, Гарри! То, что вам открывается, несет в себе невероятные, немыслимые возможности! В том числе и познания мира, который окружает вас, и постижения себя. Да, это потребует от вас колоссальных изменений. Вас это пугает? Быть может, вы и правы. Сила, что станет вашей — ради нее стоит умереть и возродиться вновь!

— Боюсь, я это уже делал, господин Валльштайн.

— Я лишь хотел бы предостеречь вас от... знаете, это звучит абсурдно, но я хотел бы предостеречь вас от страха. Поверьте, Магия Стихий — да, она потребует немалую цену, но она того стоит. И я вовсе не собираюсь бросать вас на произвол судьбы. Если вы готовы приходить ко мне каждый день, я предложил бы вам заниматься вместе с Изабо под моим руководством. Это позволит вам научиться управляться с новой для вас силой.

— Но Изабо как-то говорила мне, что местные стихийные духи не примут нас, ведь мы здесь чужие. Что, только оказавшись на своей земле, мы сможем...

— Но овладеть основными заклятиями под моим руководством, принципами магии Огня и Воздуха вам же никто не мешает.

— А Северус, почему... разве он не может со мной заниматься?

— Нет, — Валльштайн энергично покачал головой. — Во-первых, он, в отличие от меня, не обладает контактом с вашими Стихиями, скажем так, со Стихиями рода Поттеров. Во-вторых, любое магическое столкновение между вами крайне нежелательно.

— Конечно, я приду к вам. Если Северус будет не против, — поспешно заверил старика Гарри.

— Ну вот и славно, — Валльштайн вновь вернулся к столу, выдвинул один из ящиков, извлекая на свет небольшую коробочку, инкрустированную изумрудами. — Контакт с вашими Стихиями вам необходим, так что не смейте запирать себя в доме, прекращать полеты или сторониться огня. Чем больше вы открываетесь для вашей магии, тем больше ее постигаете. Пусть даже и путем созерцания. И амулет... я понимаю, что сейчас вы, как никогда, боитесь его влияния — однако вам стоит надевать его как можно чаще. Но, — крышка футляра откинулась с едва слышным щелчком, — это не значит, что вы и в дальнейшем станете совершать необдуманные рискованные вылазки, а мы с лордом Принсем будем лазить по горам в попытках вызволить вас из очередной беды.

Перед Гарри были два серебряных браслета, покрытые рунами: один простой, без отделки, другой же украшали три небольших камня, того же безупречного оттенка, что были на крышке футляра.

— Вот это — младший браслет. Он предназначен для вас. Второй — для вашего наставника, то есть для Северуса. Если вы согласитесь на некоторый контроль с его стороны...

— Хотите посадить меня на цепь?

— Вы сами выбираете, Гарри. Благодаря связи, создаваемой браслетами, лорд Принс в любой момент сможет узнать, где вы находитесь. Как только вы покинете границу охраняемых земель без его сопровождения, вы ощутите жжение. Эта вещь не причинит вам вреда, но поможет вовремя задуматься, правильно ли вы поступаете. Я предлагаю вам взять это на время, чтобы то, что произошло позавчера, больше не повторилось. И я, и Изабо пользуемся аналогичными артефактами.

И старик чуть поддернул вверх рукав бархатной куртки, демонстрируя, что и его запястье обхватывает широкая полоса серебристого металла.

Гарри кивнул, неуверенно принимая коробочку с браслетами из рук Валльштайна.

— Жду вас завтра у себя в десять, — старик ободряюще улыбался ему, провожая к камину.

 

* * *

Они столкнулись на лестнице: Гарри торопливо сбегал вниз, сжимая в руках какой-то деревянный ларчик. Он замер, так и не поставив ногу на следующую ступеньку, хорошо хоть не отводил взгляд, но глаза смотрели виновато. И как будто подавлен чем-то.

— Гарри?

Северус шагнул к нему, осторожно, словно проверяя зыбкую болотистую почву, дотронулся до локтя юноши, провел пальцами по предплечью, перехватил запястье.

— Вот, возьми, — Гарри протягивал ему коробку, как будто она содержала ответы на все вопросы.

— Что это?

— Открой. Валльштайн сказал, что мы должны ими воспользоваться, тогда ты... ну, ты сможешь как бы держать меня в повиновении... ну то есть нет, не так: ты будешь знать, где я. И если я опять случайно вылечу за границу охраняемых земель, меня обожжет.

— Что еще за выдумки? — Северус откинул крышку, с недоверием рассматривая парные браслеты.

— Ну типа как в маггловском кино, знаешь? Когда полицейские ловят преступника, они его иногда наручниками к себе пристегивают. Чтобы не убежал. Что-то вроде этого.

Судя по ощущениям, в артефактах не было никакой зловредной магии, они и вправду являлись тем, о чем говорил Гарри. Просто приспособление, облегчающее старшему магу контроль над младшим.

— Боюсь расстроить мистера Валльштайна, но я вовсе не планирую держать тебя на поводке, — Северус небрежно отставил футляр на ступеньку. — Неужели ты думал, что я соглашусь?

Судя по напряженного молчанию Героя, он и не сомневался, что с ним поступят подобным образом. Кстати, вполне заслуженно, случись все пару недель назад, Северус воспользовался бы браслетами, не испытывая ни малейших угрызений совести. Но не сейчас. Он мягко дотронулся до щеки юноши, тот мгновенно перехватил его руку, но не для того, чтобы отвести. Наоборот, он удерживал ладонь Северуса, не позволяя прервать эту безыскусную ласку. Все же удивительные у него глаза! Когда он расстроен, они словно выцветают, приобретая холодный мятный оттенок. Но если радуется, радужка вновь наливается насыщенным изумрудом, в них возвращается свет. Как будто держишь в руке яркий бенгальский огонь, расплескивающий вокруг веселые искорки...

— Пойдем наверх, я распорядился, чтобы Мани подал туда чай. Чай с имбирем. Ну, так как?

Гарри поспешно кивнул. А ларчик с браслетами Валльштайна так и был забыт на лестнице.

Глава опубликована: 09.06.2016