От Сироты в изгнании к Мятежнику

Когда Сирота завладевает нашей жизнью, мир видится совершенно безнадежным местом. Нас бросила родительская фигура, которая могла нас спасти, нам досталось жизненное пространство, населенное только двумя видами людей: слабаками, являющимися жертвами, и силачами, которые или игнорируют слабых, или издеваются над ними. Эмоциональный опыт жизни Сироты – это ребенок, плачущий в своей кроватке, который знает, что никто не придет. В конце концов, ребенок перестает плакать, но внутренняя боль и одиночество никуда не деваются. Иногда Сирота ощущает себя изгнанником.

Когда Невинные, Адам и Ева, изгоняются из рая за непослушание, Бог обещает им возвращение через веру и непоколебимость перед лицом невзгодам. Другие фигуры, виновные в похожих грехах, изгоняются уже как Сироты: Каин, Исмаил, Лилит, Люцифер. Судьба этих Сирот – навеки быть изгнанными из Эдема, родной земли, небес.

Такие Сироты могут оставаться в изгнании, бесконечно кочуя по миру, так и не найдя себе пристанища, как Каин и Вечный Жид. Или же безнадежность их ситуации превращает их в Мятежников, и тогда они, как Люцифер, восстают против тех сил, что отвергли и изгнали их.

В XX веке, когда «смерть Бога» была широко провозглашена, Сирота стал доминирующей философской позицией. Экзистенциалисты, среди них Альбер Камю в своем «Мифе о Сизифе», считают глубинную абсурдность современной жизни результатом смерти Бога и, вместе с этой смертью, смерти неотъемлемого смысла жизни. В отсутствии опыта проживания присутствия смысла, в отсутствии блага эмоций, исполненных надежды и оптимизма, Камю спрашивает: «Зачем жить? Почему бы просто себя не убить?».

В «Бунтующем человеке» Камю продолжает искать подобие смысла в абсурдности, происходящей из солидарности со всеми угнетенными и жертвенными Сиротами мира. «Если все не спасены, благо ли спасение лишь одного?». Мятежник отказывается от обещания Рая и уникальности и, как следствие, отбрасывает иллюзию бессмертия, чтобы «учиться жить и умирать и, чтобы быть человеком, отказаться быть Богом». Это решение Камю предлагает в ответ на проблему суицида как одного из способов реагирования на состояние отсутствия смысла жизни. Только когда мы отбрасываем детское желание Рая, жажду бессмертия и веру в бога-Родителя, ухитряющегося заботиться о каждом из нас, мы начинаем вырастать. Мы осознаем, что каждый из нас смертен, ранен и что мы нуждаемся в помощи друг друга.

Освобождение для Сироты все же не может спуститься сверху: от Бога, церкви, государства, истории, но должно прийти через коллективные действия. В определенный момент Сироты отказываются от пришедших в негодность авторитетов и берут на себя управление своей жизнью. Через это делание они становятся Мятежниками.

Сирота как Мятежник служит справедливости и требует сплоченности со всеми остальными угнетенными, ранеными и страдающими людьми не из-за некой универсальной истины, но руководствуясь внутренними побуждениями. Признавая отсутствие абсолютной, объективной истины, Мятежник приходит к заявлению своей, сравнительной и субъективной. Нет другого смысла кроме создаваемого в заботе друг о друге.

Дар архетипа Сироты – это свобода от зависимости, опора на себя, основанная на взаимозависимости. Мы больше не полагаемся на внешние авторитеты, но скорее научаемся помогать себе и друг другу.

Образ Мятяжника у Камю сочетает элементы Сироты и Воина и отражает мужское последовательное развитие. Женщины же чаще будут развиваться через Опекуна. Феминистская писательница Мадонна Колбеншлаг (Madonna Kolbenschlag) изображает этот образ как группу взаимозависимых смотрительниц, где каждая является частью божественного присутствия Гея и каждая заботится о другой. Она говорит: «Чтобы восстановить личную целостность и политическое равновесие, мы должны научиться дружбе с сиротой в каждом из нас».

И Камю, и Колбеншлаг показывают нам, что на самом высоком уровне Сирота учит тому, что не силы более мощной и ответственной, чем мы сами. Нет ничего и никого извне, могущего исправить что-то за нас. Не имеет значения, в каких терминах: экзистенциальных или духовных, маскулинных или феминных – мы представляем решение, ответ для нас заключается в том, чтобы взять на себя ответственность за свою жизнь, проживаемую во взаимозависимости с другими, кто, как и мы, Осиротел.

Сопротивление помощи

Задача развития Сироты состоит в том, чтобы научиться сгруппировываться с другими и, в самом лучшем раскладе, совместно восставать против авторитетов и питать и заботиться друг о друге. И при этом Сирота часто сопротивляется помощи. Хотя кажется, что Сирота хочет быть спасенным и даже верит в это желание, он редко позволяет кому-то помочь себе. Он может заявлять, что хочет помощи, а после затеять игру в «да, но». Он зачастую каталогизирует некомпетентности всякой организации или человека, которые, по вашему мнению, могли бы ему помочь.

Невинный жаждет сильную родительскую фигуру или общественный институт, которые одарят спасением и безопасностью. Для Сироты же, обычно только что покинувшего этап Невинного, довериться кому-либо значит напроситься на то, чтобы снова быть жестоко обманутым.

Стадия Сироты – это время развития ребенка, когда он разворачивается от опоры на родителей к опоре на сиблингов и друзей. В здоровой семье ребенок может быть не слишком критиковать своих родителей, однако он начинает осознавать и фиксировать склонность родителей к догматизму, закостенелости или неуклюжести и неумелости.

В политике стадия Сироты – это время, когда мы начинаем развивать способность идентифицироваться с теми, кого притесняют, и искать решения в объединяющих, популистских действиях. Это еще и время, когда мы особенно подозрительно относимся ко всякому, кто наделен властью и авторитетом. Духовность этой стадии проявляется в агностицизме, развороте от опоры на Бога к практичной заинтересованности интересу в том, что люди могут сделать, чтобы помочь друг другу. В образовании это период, когда мы начинаем сомневаться в авторитетах и все больше способны к критике идей других.

В индивидуальной человеческой жизни это время жизни чужаком, аутсайдером. Когда Сирота силен в нас, мы видим проблемы общества и его институтов и то, как они наносят вред нам и другим. Мы критичны к людям и организациям, но поначалу чувствуем, что бессильны что-либо сделать в их отношении. Мы можем просто чувствовать себя отлученными. Если по прошествии времени мы действительно предпринимаем попытки, чтобы изменить расклад, то это коллективные действия вместе с теми, кто, на наш взгляд, схож с нами в индивидуальной беспомощности. И вместе наш потенциал много сильнее.

В конечном итоге Сирота выучивает, что источник силы – в том, чтобы встретиться лицом к лицу со своей жертвенностью и ограничениями и прочувствовать полностью боль, ими вызванную. Подобные действия освобождают нас для совместной работы по созданию лучшего мира, поскольку Сирота указывает, что никто, кроме нас самих, этим не займется.

Сиротство своими руками

Изначально преданный другими, Сирота (особенно на начальных уровнях) часто выходит за рамки того, что можно было бы называть здоровым скептицизмом, и предает свои собственные надежды и мечты, поскольку видит их как еще одну разновидность невинности, которая, в свою очередь, оценивается им как прямой запрос на разочарование. Это ведет к тому, что Сирота нередко соглашается на работу, которую не любит, выбирает возлюбленных и друзей, которые обходятся с ним не слишком хорошо, и каждым доступным способом сдерживает свои мечты посредством крайне ограниченного восприятия возможностей.

Важно помнить, что таким образом Сирота реагирует на нереалистичную грандиозность замыслов и мечтаний Невинного, твердо убежденного в том, что все возможно благодаря вере, воображению и упорной работе – или, возможно, благодаря одной лишь вере. Когда Невинный преобладает в нашей жизни, мы зачастую нереалистичны в своем оптимизме. Когда главенствует Сирота, мы склонны к чрезмерному пессимизму, и потому даже не пытаемся попробовать того, что действительно хотим. Или пытаемся, но при этом настолько убеждены в том, что желаемое невозможно, что сами обрубаем свои шансы, дабы укрепить свой сценарий. Сирота может, например, своими действиями провоцировать отвержение просто для того, чтобы утвердить состояние большего контроля над жизнью. Поскольку разочарование, отверженность и покинутость кажутся нам настолько неизбежными, мы чувствуем себя немного лучше, уходя первыми.

Там, где Невинный останется в самых ужасных обстоятельствах, убежденный, что если упорно трудиться, то «другой» изменится, Сирота скажет: «Довольно». При самом лучшем раскладе, он уйдет и скооперируется с другими Мятежниками, при наихудшем – он отключится и останется на том же месте, ни на что не надеясь.

Сирота в нас не видит возможностей для качественных перемен. Мы не просим Рая или даже свободы, пусть клетка будет все больше и все комфортнее. Мы не верим, что можем делать работу, которую действительно любим, но зато можем найти работу менее унизительную и ограничивающую. Мы не думаем, что можем быть в счастливых любовных отношениях, но, по меньшей мере, постараемся найти партнера, который не будет слишком дурно обращаться с нами. Мы не рассчитываем на подлинное счастье, поэтому удовлетворяемся всевозможными покупками.

Потеряв веру в авторитеты, Сирота в нас еще и всеми силами хочет установить связь со своими товарищами – и часто готов принести в жертву свое ощущение отдельности от других во имя принадлежности к группе. И в этом смысле Сироты могут быть такими же конформистами, как и Невинные, за исключением того, что Невинные скорее будут приспосабливаться к социальным и институциональным нормам (хотя существуют и радикальные Невинные), тогда как Сироты или будут делать это цинично, или откажутся от традиционных норм, раболепно подчинившись нормам аутсайдеров. Мы можем наблюдать это на примере неослабевающих требований послушания в подростковых бандах или радикальных политических группах, левых и правых. Даже нормы многих терапевтических групп и групп поддержки могут препятствовать выздоровлению своих членов и их вырастанию из зависимости от группы.

Когда Сирота главенствует в нашей жизни, мы может предавать свои ценности. Джеймс Хиллман (James Hillman) в своей ставшей уже классикой статье «Предательство» (Betrayal) говорит о таком опыте, особенно во время разрыва дружеских отношений, любовной связи и супружества: «Когда внезапно проявляется самое неприглядное и грязное, и человек обнаруживает, что он действует слепым и подлым способом, приписываемым другому, и оправдывает свои действия чужеродной системой ценностей. Истинное предательство – это передача в руки внутреннего врага».

Это акт самозащиты – попытаться избежать боли, приводящая к тому, что Сирота развивает ложную персону, и предать свою глубинную природу. Хиллман заключает, что предательство самого себя означает «отказ от ключевых требований к эго: принять вызов, вынести свое страдание и стать собой, невзирая на боль».

Ирония в том, что чем более ложной и фальшивой жизнью мы живем, чтобы обезопасить себя от боли, тем более Осиротевшими, ранеными и разочарованными мы становимся. В этой точке мы, по сути, обращаемся против самих себя.