Рассказанная секретаршей Иришкой о том, как она отомстила соседке, и почему эта месть так блестяще удалась

Была у нас в квартире вредная соседка Клавдия Ивановна, а еще у нас в квартире были клопы, тараканы, в ванной мокрицы и летом везде мухи. Квартира была сырая, в нижнем этаже и окнами во двор. И только Клавдия Ивановна уверяла, что у нее в комнате нет никакой живности, потому что она чистоплотная, а мы все — свиньи! Тут было немножко правды: Клавдия Ивановна не работала, она была вдова крупного военного, погибшего на ракетных испытаниях, и получала большую пенсию за мужа. Комната у нее была тридцать пять метров на одну, а все остальные соседи жили этак кучками, по три, а то и по пять человек в комнате. Люди работали, теснились, а Клавдия Ивановна целыми днями холила свою комнату, перетирала хрустали и фарфор да еще с собачкой гуляла, ужасной такой болонкой. Болонка эта имела дикую привычку по ночам выть на всю квартиру. Мы протестовали, просили Клавдию Ивановну сходить, что ли, к ветеринару с этой тварью, чтобы тот ей что-нибудь успокоительное прописал. В конце концов, все соседи не выдержали и заявили, что мы категорически против того, чтобы Клавдия Ивановна держала эту нервную собаку. В ответ наша барыня рассмеялась и заявила:

— Вы не можете запретить мне держать собаку. Я же не запрещаю вам держать клопов и тараканов!

Фыркнула носом и ушла в свою роскошную обитель. А мы все остались как оплеванные. Я так даже заплакала. Заплакала, а потом решила этой Клавдии Ивановне отомстить. Переворошила я в комнате всю мебель, перевернула кровати и диван, обшарила все обои в углах и насобирала штук десять клопов в баночку из-под крема. Потом пошла к Клавдии Ивановне, будто бы еще раз спросить, нельзя ли ее собачку подлечить от нервов. И пока я с ней разговаривала, сидя на ее широком диване, я клопов незаметно высыпала из баночки за диван.

А дальше начались чудеса. Через несколько дней Клавдия Ивановна впервые пожаловалась, что ее стали кусать клопы. Соседи ехидно ей заметили: «За чистотой надо следить!». Но зато клопы начисто пропали в нашей комнате. Представляете, то прыскаем, прыскаем всякой гадостью — и никак не избавиться, а тут вдруг все разом пропали, будто собрали вещи и выехали. Я тогда сестре по секрету и сказала, что я сотворила с клопами. Сестра долго смеялась, а потом говорит: «Мне все понятно. Клавдия Ивановна и сама жирнее, и кровь у нее с молоком, хоть и голубая. У нас клопики, конечно, тоже не голодали. Вот только спать им было тесно, бедным. А потому те, что попали к нашей барыне, сообщили оставшимся, что там и жратвы полно, и спать просторно — вот они и эмигрировали».

Посмеялись женщины над простодушной местью Иришки и неслыханной мудростью ее старшей сестры и стали укладываться спать. Так кончился восьмой день Декамерона.

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ, ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Утром девятого дня произошло чудо: как всегда, пришла санитарка и принесла в корзине передачи для тех женщин, о которых заботились родные и мужья, то есть всем, кроме бичихи Зины и Ларисы. К Ларисе всего дважды приходили коллеги с работы, а к Зине просто некому было ходить. Остальным приносили передачи каждый день, потому что больничное питание было скудновато.

И вот, раздав все передачи, санитарка вдруг подняла со дна корзины большой пакет и спросила:

— Кто здесь Иванова!

— Я Иванова, — ответила Зина.

— Тебе передача.

— Не мне это, какой-то другой Ивановой. Неоткуда мне передачи ждать.

— Иванова Зинаида Степановна, десятая палата, так?

— Так.

— Ну, так и не морочь мне голову!

Санитарка в сердцах бросила пакет на койку Зины и пошла со своей корзиной дальше. Пакет лопнул и из него посыпались апельсины и яблоки, покатились с одеяла на пол и раскатились по всей палате. Женщины бросились их собирать и складывать в ноги Зине. А та сидела в кровати ошеломленная и все никак не решалась заглянуть в пакет — что там еще? Наконец она разорвала бумагу до конца, и все увидели голубой фланелевый халатик синие домашние тапочки, белую ночную рубашку в кружевах. Были там еще какие-то коробки, небольшие пакеты, но все это не интересовало сейчас Зину: дрожащими руками она перебирала эти подарки и искала среди них что-то самое важное. Наконец она нашла конверт с письмом, разорвала его, достала небольшой листок и углубилась в чтение. Дочитав, она упала лицом в подушку и зарыдала.

— Что такое, Зинуля? От кого письмо, что тебя так расстроило? — подбегая к ней, спросила Альбина.

Зина молча протянула ей листок. Альбина прочла и ахнула:

— Зинуля, так ведь это же прекрасно! Можно всем прочесть?

Зина кивнула. И Альбина прочла вслух записку: «Дорогая Зинаида! Я никак не мог забыть вас и искал, не переставая. Случилось чудо, и вот я вас нашел. Я все равно нашел бы вас и потом, через год, через два, но хорошо, что это случилось сейчас. Посылаю вам халат, рубашку и тапочки, чтобы моя жена не ходила в больничной казенной одежде. Для сына я все уже купил и принесу, когда приду вас встречать. Непрерывно думаю о вас обоих, очень хочу увидеть вас хотя бы издали. Напишите мне, куда выходит окно вашей палаты? Ваш счастливый муж и отец Игорь».

— Какое чудо! — радостно завопила Иришка и чуть не запрыгала в кровати.

— Как же он сумел разыскать тебя, Зина? — спросила изумленно Наташа.

— Сама не знаю… — ответила Зина.

— Зато я знаю! — вдруг воскликнула Альбина. — Вы поглядите-ка на этих двух довольных кумушек!

Она показала пальцем на Галину с Ларисой, которые сидели рядышком на Галиной койке и как-то уж очень старательно делали вид, что происходящее не имеет к ним отношения.

— Вот кто это устроил! Я видела, как они в умывалке вместе какое-то письмо сочиняли. Я уж подумала, что Галина Лариску опять в диссидентство втянула и они какой-то протест составляют.

Ну, признавайтесь, ведь это вы написали письмо ее Игорю?

Делать нечего, Галина с Ларисой признались, что написали Игорю о его пропавшей невесте, а потом Галина попросила своих друзей доставить письмо адресату.

Лариса и Галина в тревоге смотрели на плачущую Зину.

— Зиночка! Пожалуйста, прости нас! Мы думали как лучше… Но все равно последнее слово остается за тобой, ты можешь и отказаться от Игоря Михайловича!

Зина подняла голову,

— Ну, теперь уж черта с два! И, схватив голубой халатик, она решительно вытерла им слезы. Через пять минут Зина была обряжена во все новое, а желтая застиранная рубаха с больничным штампом, грязно-серый халат и стоптанные шлепанцы, один бежевый, другой коричневый, были возвращены сестре-хозяйке. И весь этот день наши женщины находились под впечатлением утреннего события, перешептывались, поглядывая на Зину, радовались. А Зина сидела на своей койке, молчаливая, охваченная тихим счастьем, и только порой подносила к глазам руку и удивленно разглядывала кружевной манжет ночной рубашки. На ее темной, огрубелой руке с короткими обломанными ногтями кружево выглядело странно и трогательно. Она усмехалась и снова опускала руку, шепча: «Надо же… Чудеса да и только!»

Подошел вечер, и женщины, находившиеся сегодня в особо светлом настроении, начали рассказы о великодушных поступках женщин и мужчин.

История первая,