Не подменять объяснений рассказчика интерпретациями

Преодоление игрового механизма. Часть 2.1

Игровой поток и самоубийство,шизофренизация сознанияи неумение любить

 

Преамбула

 

В части 2.1 статьи «Преодоление игрового механизма» рассказывается о игровом потоке, сбрасывающем плот с пассажирами в обрыв самоубийства. Под игровым потоком здесь имеется в виду не столько какая-то отдельно взятая игра, а образ жизни, включающий совокупность поступков, предпринятых под воздействием неуправляемого состояния. А также – совокупность условий, на основании которых формируется склонность к вхождению в такого рода состояния. На пути потока среди своеобразных «остановок» (вехи на пути) встречаются и такие: одеревенение души, утрата способности любить и сопереживать, шизофренизация сознания, открытость для воздействия инфернальных сил (даже при условии, что «плотогонец» в их существование не верит).

Также рассказывается о некоторых примерах положительного исхода из ситуаций, стремящихся к обрыву. В историях, рассказанных самими «бывшими», усматриваются формулировки, помогающие уяснить принципы сопротивления развитию аддиктивного процесса.

Часть 1: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2007/

Часть 3: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2016/

Часть 4: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2023/

Часть 5.1: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2069/

Совокупное давление страстей

 

Совокупное давления страстей сопровождается все более и более глубокими падениями и все большей охваченностью неуправляемыми состояниями. Одна из таких историй приведена в конце первой части статьи «Три силы: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)»[7] - в разделе «История игрока, рассказанная его супругой» приводится история мужчины, патологический круг которого замкнулся темой казино уже после того, как он втянулся в употребление алкоголя, в измены и «тусовки».

«Он веселился, тусовался, – писала супруга. – Пьянки по несколько суток, бани, измены. Приходил домой без сил, истощенный. Отсыпался и с усмешками, как ни в чем ни бывало, пытался опять влиться в семью. Спокойной жизнью он жить не мог. Через какое-то время становился раздражительным, опять надо было куда-то ехать, опять нужно было где-то выпить, порисоваться, быть на высоте! Алкоголь, тусовки. У него были друзья на крутых «мерсах». Тусовались. Ездили в казино развлекаться».

То есть тема казино встраивалась в специфический ритм жизни, была неотделима от него. О специфике подобного образа жизни рассказывается в статье «Обращение к полноте: Становление личности как путь преодоления зависимого поведения»[8].

Страсти связаны между собой: когда человек дает волю одной, он усиливает тем самым и другие. Реализация каждой из страстей (например, гнева) приводит к развитию и усилению внутреннего неуправляемого состояния, которое может «прорваться» в виде иной страсти (человек, потерявший равновесие в результате конфликтной ситуации, вызванной, например, вспышкой гнева, невероятно сильно может захотеть выпить). Отдельный поступок, совершенной в русле потакания отдельной страсти, приводит к развитию внутреннего неуправляемого состояния, называемого «аддиктивной системой» (в какие именно поступки «прорвется» это неуправляемое состояние – вопрос второстепенный; выбор конкретного способа реализации неуправляемого состояния зависит от наличия свободных денег, уровня образования, привычек, предпочтений и т.д.).

Аддиктивная система налицо и в жизни игрока, рассказ о котором был приведен выше со слов его супруги. Тусовки, алкоголь, измены – все в комплексе формировало определенный образ жизни, которым поддерживалась тяга к казино.

Преодоление игрового механизма. Часть 2.1

Игровой поток и самоубийство,шизофренизация сознанияи неумение любить

 

Преамбула

 

В части 2.1 статьи «Преодоление игрового механизма» рассказывается о игровом потоке, сбрасывающем плот с пассажирами в обрыв самоубийства. Под игровым потоком здесь имеется в виду не столько какая-то отдельно взятая игра, а образ жизни, включающий совокупность поступков, предпринятых под воздействием неуправляемого состояния. А также – совокупность условий, на основании которых формируется склонность к вхождению в такого рода состояния. На пути потока среди своеобразных «остановок» (вехи на пути) встречаются и такие: одеревенение души, утрата способности любить и сопереживать, шизофренизация сознания, открытость для воздействия инфернальных сил (даже при условии, что «плотогонец» в их существование не верит).

Также рассказывается о некоторых примерах положительного исхода из ситуаций, стремящихся к обрыву. В историях, рассказанных самими «бывшими», усматриваются формулировки, помогающие уяснить принципы сопротивления развитию аддиктивного процесса.

Часть 1: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2007/

Часть 3: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2016/

Часть 4: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2023/

Часть 5.1: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2069/

Не подменять объяснений рассказчика интерпретациями

 

Важно не подвергать эти истории препарированию с помощью психологического инструментария. Ведь «препарирующий» специалист, отвергая формулировки рассказчика и описывая истории своим профессиональным языком, сам того не замечая, вносит в них свои интерпретации (травмы детства, «подавленную» сексуальность и пр.). Конечно, есть и примеры нанесенной в детстве травмы, но важно услышать самого рассказчика, а он, бывает, говорит в своем конкретном случае совсем о другом. Если и приводить интерпретации, то следует разграничивать, где – они, а где – слова рассказчика. Что происходит, если интерпретациями рассказчика словно «поправляют», влагая в его историю то, что якобы он предположительно должен был о себе рассказать, но не рассказал? Такие «поправленные» версии историй уже могут не нести в себе тех подробностей, которые при их накоплении, могут сложиться в целостное понимание как условий вхождения в аддиктивный процесс, так и условий выхода из него.

 

Угнетение доминанты более сильной доминантой – на примере романа «Игрок»

 

Психологи, опирающиеся на учение Фрейда, могут предположить, что стремление испытать сексуальное удовлетворение может двигать человеком, приступающим к игре. Такой вывод может быть связан с замечаемой у игроков фригидностью. Один из психиатров сказал буквально следующее: «Конечно, я не берусь утверждать, что человек сознательно выбирает азартные игры в качестве альтернативы естественному способу удовлетворения половых потребностей. Тем не менее они здесь могут давать выход присущим каждому индивиду сексуальным инстинктам, которые могут быть реализованы обычным способом. Несомненно, что заядлые игроки истощают свою нервную систему. Медицина знает бесчисленное количество случаев, когда они страдают в определенной степени сексуальной фригидностью».

Адекватная ли интерпретация психиатра дана тем механизмам, которые на самом деле присутствуют в жизни человека, иссушенного страстью к игре? Сексуальная фригидность игроков вполне объяснима в рамках учения академика А.А. Ухтомского о доминантах. И это объяснение видится более логически вписывающимся в общую картину игрового механизма, чем то объяснение, которое дается последователями Фрейда.

С точки зрения Ухтомского, как уже было отмечено в предыдущей части, доминанта является очагом возбуждения в коре головного мозга, к которому притягивается информация о поступающих извне сигналах. Во время действия возбужденного очага в остальных отделах коры головного мозга развиваются процессы торможения.

 

Более подробно см. в статье «Обращение к полноте: Становление личности как путь преодоления зависимого поведения», в части третьей «Обращение к полноте и доминанта на лицо другого»

httpHYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/":// HYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" solovkiHYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" - HYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" monastyrHYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/". HYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" ruHYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" / HYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" abbaHYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" - HYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" pageHYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" / HYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" solovkiHYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" _ HYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" pageHYPERLINK " http:// solovki - monastyr. ru / abba - page / solovki _ page /1899/" /1899/

 

То есть, если происходит возбуждение игровой доминанты, то действие доминанты эротической (особенно, если к объекту приложения этой доминанты человек глубоких чувств не испытывал) подавляется. Такое подавление усматривается в жизни главного персонажа романа Достоевского Ф.М. «Игрок». Главный персонаж до беспамятства испытывал влечение к Полине. И потом, вследствие возбуждения игровой доминанты, это влечение угасло. Вот что он пишет о первом своем крупном выигрыше: «Не помню, вздумал ли я в это время хоть раз о Полине. Я тогда ощущал какое-то непреодолимое наслаждение хватать и загребать банковые билеты, нараставшие кучею предо мной». Ему было жаль Полину, но с той самой минуты, как он дотронулся до игорного стола и стал загребать пачки денег, его «любовь отступила как бы на второй план».

 

Влечение к Полине вряд ли можно было назвать любовью. Если проследить нить отношения главного персонажа к Полине, то можно увидеть, что характер его отношения к Полине соотносится со следующий мыслью преподобного Марка Подвижника. Когда душа, словно мрачным покровом, покрыта забвением, разленением и неведением, «тогда жалкий слепотствующий ум удобно привязывается к каждой вещи видимой, или мыслимой, или слышанной: видит, например, красоту женскую, и тотчас уязвляется плотскою похотию».

При появлении более яркого объекта слепотствующий ум обращается к нему. Влечение к новому объекту становится доминирующим, и действие новой доминанты подавляет влечение прежнее.

 

Итак, главный персонаж задавал себе вопрос, любит ли он Полину? И в сотый раз он отвечал себе, что ненавидит её. «Да, – признавался он, – она была мне ненавистна. Бывали минуты (а именно каждый раз при конце наших разговоров), что я отдал бы полжизни, чтоб задушить ее! Клянусь, если б возможно было медленно погрузить в ее грудь острый нож, то я, мне кажется, схватился бы за него с наслаждением. А между тем, клянусь всем, что есть святого, если бы на Шлангенберге, на модном пуанте, она действительно сказала мне: "бросьтесь вниз", то я бы тотчас же бросился, и даже с наслаждением. Я знал это».

Однажды главный персонаж задался вопросом: не в исступленном ли состоянии он находился? Вопрос был непраздным, ведь ему казалось, что у него «ум мешается». И вследствие размышления о причинах возникновения этого состояния он пришел к выводу: «Это Полина, это всё Полина!» Он даже не понимал, «что в ней хорошего». Да, она была хороша и даже других сводила с ума. «Следок ноги у ней узенький и длинный – мучительный. Именно мучительный. Волосы с рыжим оттенком. Глаза – настоящие кошачьи, но как она гордо и высокомерно умеет ими смотреть». Однажды он увидел, как она горячо разговаривала с одним господином. И потом, когда он ложился спасть, вообразил, как Полина дала тому господину пощечину. И с этого вечера он ее «полюбил».

Пытаясь рассказать историю своей любви одному англичанину, он был поражен тем, что почти ничего не мог сказать о своих отношениях с ней «точного и положительного. Напротив того, всё было фантастическое, странное, неосновательное и даже ни на что не похожее».

Когда он находился в чужой стране без средств к существованию, он не заботился о том. Он отдался бы «комическому интересу предстоящей развязки и хохотал бы во всё горло», если бы не мысль о Полине. Ему хотелось, чтобы она пришла к нему и сказала бы, что любит его. Если же это «безумство немыслимо», то он и не знал, чего еще он мог бы пожелать. «Я сам как потерянный, – признавался он, – мне только бы быть при ней, в ее ореоле, в ее сиянии, навечно, всегда, всю жизнь. Дальше я ничего не знаю! И разве я могу уйти от нее?»

Когда он выиграл в казино крупную сумму денег и попытался преподнести её Полине, та не приняла денег. И тут же! Тут же! Когда он выходил от Полины, его позвала француженка, которая употребила все обольщение и кокетство, чтобы воспользоваться его деньгами. С ней он и уехал, когда же все выигранные им деньги закончились, он стал ей не нужен.

Вынужденный зарабатывать на жизнь, он стал наниматься на различные должности, выкраивая из заработанных денег некоторые суммы на игру. Он был лакеем и даже отсидел в тюрьме.

И однажды его мечта реализовалась. Правда Полина не сама лично, а через доверенное лицо, решила навести справки о нем. Один англичанин разыскал его и в разговоре попытался выяснить, не готов ли он приехать к Полине, которая к тому времени получила крупное наследство и ни в чем не нуждалась. Согласился ли он отправиться к ней?

Нет, его на тот момент занимали другие идеи. Несмотря на осознание того, что он «прости сгубил себя», он все еще надеялся на то, что может «из мертвых воскреснуть и вновь начать жить». Он надеялся «человека … обрести в себе, пока еще не пропал!».

Но как он надеялся обрести в себе человека? Он лелеял мечту, что в случае удачного оборота колеса рулетки люди, готовые учить его, первые придут с радостными шутками поздравить. И господа, и великолепные дамы рассказывали бы его историю, хвалили бы его и преклонялись перед его новым выигрышем. Возможно, он и повстречался бы с Полиной, и она увидела бы, что он был «выше всех этих нелепых толчков судьбы…» «О, не деньги мне дороги!», – думал он.

На моменты этих мечтаний он находился в таком состоянии, что когда подходил к игровому залу и слышал «дзеньканье пересыпающихся денег, то с ним почти судороги делались».

Однажды, выиграв некоторую сумму, он «чуть не умер от радости». Добыв эти деньги, он вновь почувствовал себя «опять в числе человеков». Думы о Полине не привели его к мысли отправиться к ней.

Как было сказано выше, во время действия доминанты, поступающая извне информация стягивается к текущему очагу возбуждения и осмысливается сквозь призму этого возбуждения. Во время возбуждения игровой доминанты, мысль о Полине приводила к желанию доказать ей, что он еще может воскреснуть. И так как входящая информация перерабатывалась в русле текущего возбуждения, доказать он хотел не иначе как выигрышем. «Вновь возродиться, воскреснуть. Надо им доказать… Пусть знает Полина, что я еще могу быть человеком». На момент этих мечтаний у него имелась некая сумма, и он думал сыграть на нее. Он надеялся, что в этот раз выиграет так же, как некогда выиграл сто семьдесят гульденов, имея стартовых всего пятнадцать.

«Почему же я не могу воскреснуть, – мечтал он. Да! стоит только хоть раз в жизни быть расчетливым и терпеливым и – вот и всё! Стоит только хоть раз выдержать характер, и я в один час могу всю судьбу изменить! … Завтра, завтра всё кончится!»

Можно предположить, что и любви к Полине не было, а была тяга к судороге сердца.

То есть человек, имеющий определенные особенности[характера], чувствует себя живым, если сердце его бьется в судороге. И неважно каким способом – ему время этой судороги хочется продлить. Философию такого человека можно, перефразируя слова одной песни, выразить в строке: «Если я дрожу [от возбуждения], значит я живу».

Пока определенный накал возбуждения вызывала Полина, она была центром восприятия. Но вот появился новый, более сильный источник, – и Полина заброшена. Все внимание переключено на новый источник, имеющий более высокий потенциал, чтобы удовлетворить потребность в раздражении.

 

Вот, к примеру, какие штрихи на тему реализации потребности в раздражении давал Владимир Одоевский в одном своем произведении[1]:«… Иван Богданович, тихий и смиренный в продолжение целого дня, делался львом за картами; зеленый стол производил на него какое-то очарование, как Сивиллин треножник, – духовное начало деятельности, разлитое природою по всем своим произведениям; потребность раздражения; то таинственное чувство, которое заставляет иных совершать преступления, других изнурять свою душу мучительною любовию, третьих прибегать к опиуму, – в организме Ивана Богдановича образовалось под видом страсти к бостону; минуты за бостоном были сильными минутами в жизни Ивана Богдановича; в эти минуты сосредоточивалась вся его душевная деятельность, быстрее бился пульс, кровь скорее обращалась в жилах, глаза горели, и весь он был в каком-то самозабвении».

 

Отношения с женщиной для эгоиста могут восприниматься как средство стимуляции возбуждения. Если будет найдет иной способ стимуляции, прежний «способ» без сожаления отбрасывается. Такая метаморфоза хорошо прослеживается в наркоманическом мире.

Мужчины, любители женщин, достаточно быстро охладевают к ним, коль скоро в их жизни (то есть – мужчин) появляется героин. Тяга к героину и весь комплекс переживаний, с ним связанных, включается в состав новой сверхсильной доминанты. При ее активации все, что не связанно напрямую с наркотиком, отходит на второй план. Кто-то при таком положении дел становится сексуально фригидным. Но фригидность, как в данном случае (так и в случае игровой доминанты), является следствием возбуждения наркоманической доминанты!

«Чуть раньше, чуть позже, когда наркоман доходит до последней точки, он бросает любимую женщину, без которой прежде не мыслил своего существования», – так комментирует ситуацию автор романа «Шантарам», имевший в своей истории и опыт употребления наркотиков[2]. Мысль о том, что человек постоянно опаляемый страстью к игре, может утратить способность испытывать какие-то чувства по отношению к женщине, к супруге, ярко выявлена в романе Оноре де Бальзака «Шагреневая кожа». Этот роман в рамках данной статьи представляет интерес также и в связи с темой воздействия на человека демонических существ. В этой точке данная часть и часть первая связываются в цепь.