Губы Колесникова вдруг разошлись в широкой улыбке.

— Уж если Алька не подходит, — начал Толя и запнулся от этой неожиданной улыбки,—так она... Она...

— Хорошо, я согласен на Альку, — сдался нако­нец Колесников. — Но чтоб и её включить в экипаж...

— Включим, — сказал Толя. — А кто пятый? И захотят ли они полететь?

— Пятого найдём... Поговори пока что с этими... Ты человек вежливый, обходительный, тихий, а я только напорчу...

«Уж это точно», — подумал Толя и стал размыш­лять, как завести с ребятами разговор, с чего начать. Он даже ночью проснулся и всё думал о том же. Вот если б Серёжка был сейчас не на своём Марсе, а Пе­тя Кольцов, весельчак и насмешник с вечно растрё­панными волосами, не в Хрустальном, а добрый и мягкий Андрюша Уваров не на своих дальних рас­копках, — всё было бы легко... Не нужно было б их уговаривать: сразу б согласились лететь с ним! А вот в Альке Толя не был уверен до конца...

Утром он пораньше встал и вышел во двор. Он хотел перехватить Альку с отцом. Однако, выйдя из подъезда. Толя смутился, увидев у платана Жору. Жора время от времени позёвывал и поглядывал вверх. Волосы его были тщательно расчёсаны на­бок, рубаха аккуратно заправлена. Вдруг Жора пе­рестал зевать, и с лица его исчезли даже остатки сна...

Конечно же, в окне появилась Леночка. Ну как Жора не понимает: она всегда посмеивается над ним, над его аппетитом и бездельем, а он...

Толе вдруг стало неловко: ещё подумают и про него...

И Толя, незамеченный, отошел к воротам. Минут через десять у гаража взревел двигатель автолёта, и Толя, увидев в нём Альку с отцом, загородил ему путь и раскинул руки:

— Возьмите и меня!

— Я же говорил тебе, Толя, что там очень боль­шая глубина, — сказал Андрей Михайлович.— И Алик будет на берегу, нельзя вам...

— И я с ним! — крикнул Толя и прыгнул в от-кинувшуюся дверцу.

Минут через двадцать автолёт остановился у бе­рега, возле пустынных, диких скал. Андрей Михай-лович перелез с этюдником в маленький, видимо по-стоянно стоящий здесь катерок и двинулся на нём в море.

— Сегодня он хочет закончить картину, — ска-зал Алька, — положить последние мазки, а это са-мое трудное... Отцу кажется, что эта картина лучшая из всего, что он написал, и я всю ночь не мог спать и хочу первый увидеть её!

— Ну хорошо, тогда я отвернусь и посмотрю её после тебя...

— Какой ты, Толька! — захохотал вдруг Алька и потряс Толю за плечи. — Ну что с тобой делать?! Нельзя же быть таким... Вместе увидим!

Катер уходил всё дальше, уходил в открытое мо­ре, туда, где на морском дне с незапамятных времён лежал непонятно каким образом сохранившийся эсминец — так когда-то назывались довольно боль­шие суда, обшитые толстой бронёй, вооружённые пушками и торпедными аппаратами, которые пред­назначались для уничтожения людей, кораблей, са­молётов и обстрела береговых укреплений. Этот эсминец, судя по некоторым уцелевшим в архивах документам, отважно защищал берега от кораблей и самолётов фашистской Германии и был потоплен.

Алькин отец случайно обнаружил его во время поис­ков интересных подводных пейзажей. Эсминец го­товились поднять, чтоб превратить в музей, и ху­дожник хотел написать его на морском дне.

Толя оторвал глаза от бескрайнего моря и ска­зал:

— Когда-то люди убивали друг друга... Не верит­ся, что всё это было.

— Было, но очень давно... — ответил Алька, гля­дя на уменьшающийся катерок с отцом. — Сейчас он нырнёт к эсминцу в будет писать, пока хватит в баллонах кислорода.

— Слушай, Алька, — внезапно сказал Толя, — можно с тобой поговорить как с другом?

— А почему ж нет? Конечно.

— Я знаю, тебе на Земле хорошо, и мне на ней хорошо... Но ведь нельзя ни на минуту забывать, что мы не одни во Вселенной, что есть там планеты, на которые ещё не ступала нога землянина, на ко­торых всё не так, как у нас...

— А я и не забываю, — едва успел вставить Алька. — Нет двух одинаковых планет, но ведь на Земле и даже в нашем Сапфирном работает немало консультантов оттуда по обмену межпланетным опытом, и они рассказывают нам...

— Мне мало этого! — Глаза Толи сверкнули.— Я сам хочу увидеть тех, кого никто не видел, побы­вать там, где никто не был, почувствовать то, чего никто не чувствовал!

— Ого! — сказал Алька и прошёлся вокруг авто-лета, раскидывая туфлями лёгкий, сыпучий, ещё прохладный песок, потом взял свой маленький этюд­ник. Однако он так и не открыл его, потому что То­ля продолжал этот не совсем понятный ему раз­говор.

— А тебе, значит, не хочется всего этого, да?

— Почему не хочется? Очень хочется! Но ведь мы с тобой ещё не готовы ко всему такому... И по­том, Луна, например, мне уже порядком надоела!

— Зачем Луна! А сколько есть планет! — зады­хаясь, быстро заговорил Толя. — Представь себе, Планета Говорящих Деревьев: они всё понимают, любуются звёздами и засыпают, а по утрам просыпа­ются и переговариваются с соседями и шепчутся с травой... Или вообрази: есть во Вселенной Планета Красных Птиц; это очень умные, мыслящие птицы, и они создали свою высокоразвитую птичью цивили­зацию...

Алька весело засмеялся.

— Ты что, не веришь? — спросил Толя. — Ска­жешь, не может такой быть?

— Почему не верю? Наверно, есть планеты и не­обычней...

— Да конечно же, есть! — обрадовался Толя. — Помнишь, какие ты рисовал мультфильмы — мой сце­нарий, твои рисунки — и мы показывали их во дво­ре?.. Особенно здорово у тебя получился фильм о Планете Добрых Змей и о Планете Мужественных Кроликов... На тех планетах можно увидеть такие краски и перенести их на картины, что люди замрут от восхищения... Мы с тобой должны побывать там!

Алька посмотрел на Толю тихо и удивлённо, по­том осторожно заметил:

— А кто ж нас пустит туда? Ведь мы ещё дети. Или нам специально предоставят космический ко­рабль для такого путешествия?

«Предоставят! — хотел закричать Толя,—Держи карман шире! Мы сами его предоставим себе. Не на­до только бояться, нельзя быть таким робким... Серё­жа с Петей сразу бы согласились! Сразу!» Но Толя не крикнул этого и не раскрыл перед Алькой своего секрета.

— Я вижу, ты не хочешь, — грустно сказал То­ля, — хотя ты и художник и должен дерзать...

— Хочу, но ведь нельзя же без взрослых!

— Я и не знал, что ты такой робкий, нелюбопыт­ный и терпеливый! Боишься всего, не решаешься... Вот мы сидим здесь, а твой папа там, в глубине, у эсминца... Там сумрак, пузырьки воздуха, рыбёш­ки и — безмолвный, некогда грозный корабль... Уви­деть бы это! Я уверен, что и мы с тобой могли б нырнуть туда, и ничего б с нами не случилось... А ты, ты даже попросить его не решаешься...

Толя вдруг почувствовал, как к горлу подступает комок: хотел убедить Альку, но только разжалобил себя. И Толя поспешно отвернулся от него и пошёл к автостраде. Поднял руку, и первый же красно-бе­лый автолёт остановился перед ним.