Окно её было пусто, и Жора в какой уже раз клял себя, что проспал.

Внезапно он почувствовал страшный приступ го­лода и поплёлся к дому. И здесь он увидел Толю, который вышел из своего подъезда. Вид его пора­зил Жору. Жора никогда не мог понять, как можно быть грустным, унылым, когда в мире всё так ясно, приятно, беззаботно и столько солнца, радости, игр; когда на каждом углу города в киосках можно взять великолепное ананасовое или клубничное мороже­ное, которое так и тает на кончике языка, и когда город завален вкуснейшими бананами — ешь сколь­ко влезет! — и когда магазины полны большими ко­косовыми орехами: пробей дырочку и пей; когда можно решительно ничего не делать: не бегать вы­сунув язык, как Алька, в изобразительную студию Дворца юных, чтоб научиться рисовать и писать ма­сляными красками; не спешить в астрономический кружок того же дворца, как Толя, чтоб рассматри­вать в телескоп далёкие звёзды и планеты — как будто это самое интересное; не мотаться по разным раскопкам, как Андрюшка-археолог; не рваться в ледяную тоскливую Антарктиду, где создано несколь­ко оазисов-городов... Зачем вся эта суета, когда мож­но жить, как живётся, легко и весело, и взрослые при этом не очень будут тебя ругать...

—Эй, Толька, а моль относится к бабочкам? — крикнул Жора, — Могу принести отцу!.. Поймал вчера и спрятал.в коробочку.

— Оставь её себе... Ты Колесникова не видел? Его машины нет в гараже?

И не успел Жора ответить, как в гараже —огром­ном подземном, с плавным выездом вверх гараже, расположенном в конце двора, взревел двигатель. Не Колесников ли?..

Мимо Толи в красном автолёте проехал Андрей Михайлович, Алькин отец, ученик прославленного подводного живописца Астрова. У него была корот­кая чёрная бородка и чёрные, умные и зоркие, какие и должны быть у художников, глаза. На заднем сиденье машины лежал плоский металличе­ский этюдник. Каждое утро уезжал художник к мо­рю — за триста километров отсюда, нырял с аква­лангом у белого буйка и писал картину...

Толя бывал па выставках художников, приле­тевших с Марса, он восторженно разглядывал ярчай­шие, ослепительные картины, посвящённые жизни других планет, он видел и подводную живопись. И давно мечтал посмотреть, как такие картины пи­шутся.

— Возьмите меня! — крикнул Толя, бросившись за красным автолётом. — Я свой акваланг захвачу!

— Не могу! Глубина большая — не выдер­жишь. — Андрей Михайлович улыбнулся, прибавил газу и умчался со двора.

— Не огорчайся по каждому пустяку, — сказал Жора, — бери пример с меня: ни на кого не оби­жаюсь, не мечтаю о несбыточном...

— Ну и не мечтай!

— Слушай, — дружелюбно сказал Жора, — завтра утром Алька поедет с отцом — он сам гово­рил мне, — попросись...

Толя покачал головой.

— Какой же ты всё-таки... — сказал Жора. — Возьми меня — всегда весёлый, радостный, а ты... Ох, как я хочу есть! Ой, Алька!

И правда, во двор вошёл Алька с двумя больши­ми прозрачными сумками на колесиках, наполнен­ными разными кульками. В носу у Жоры так и за­щекотало от тонкого аромата земляники, от острых запахов копчёной рыбы и ананасов...

— Дай куснуть чего-нибудь! — попросил Жо­ра. — Со вчерашнего вечера ничего во рту не было!

— Жуй. — Алька достал из сумки самый боль­шой ананас.

Жора тут же разделал его перочинным ножич­ком, нарезал на равные ломти и стал есть. Ел он всегда необыкновенно: не жадно, не фырчал и не чавкал. Он вонзал в сочные круглые ломти зубы и жмурился — так было вкусно и приятно, и лицо его, толстое и добродушное, прямо-таки преобража­лось и даже становилось красивым...Вот как он умел есть!

Толя изумлённо смотрел на него. Он тоже любил ананасы, но, кажется, только сейчас, глядя на лицо жующего Жоры, понял, какие они замечательные.

И не один Толя. Алька тоже загляделся на Жо­ру. И улыбался.

— Ещё? — спросил Алька.

Жора кивнул и принялся за второй ананас. По­том он запросто съел килограмм абрикосов, несколь­ко больших гроздьев винограда с крупными, как куриное яйцо, прозрачными ягодами.

Вокруг Жоры собрались ребята. Все ему что-то предлагали, и Жора не отказывался. Во рту его исчезло три пирожных, кусок очищенной репы, два огурца, огромный пунцовый помидор, нежный, влаж­ный — прямо масло капает! — пончик... И все с улыбкой смотрели на Жору, а он весело хвастался:

— Я ещё не то умею! Всё, что ни принесёте, съем! Не верите? Давайте устроим конкурс — кто больше съест... Вот увидите, всех переем и перепью!

— Ну и хвастун!— сказал Алька. — Я тебе сей­час принесу такое, что и за день не съешь! — и по­мчался к подъезду.

Внезапно Жора насторожился.

И все, окружившие его, насторожились. Послы­шался: дробный стук туфель: во двор вошла Леноч­ка. Она не потряхивала, как обычно, волосами и смотрела под ноги.