Развитие категории одушевленности.

Категория одушевленности в современном русском склонении выражается формой винительного падежа, равного родительному, при обозначении живых существ: любить отца, покупать коров, ловить птиц и т.д.

В древнерусском языке первоначально не было категории одушевленности. Поэтому одушевленные и неодушевленные существительные в винительном падеже  имели одинаковые формы (вижоу домъ и вижоу отъцъ).

Однако ещё в дописьменную эпоху для обозначения лиц (людей), причем сначала в собственных именах, а потом в нарицательных, восточные славяне начинают употреблять винительный падеж единственного числа, равный родительному падежу, у существительных мужского рода. Это находит отражение уже в древнейших письменных памятниках.

Категория одушевленности оформилась сначала в собственных именах и потом у нарицательных.

В XIV в. категория одушевленности распространяется на существительные мужского рода множественного числа, а с XVI.в. – на существительные женского рода множественного числа.

И только в XVII в. категория одушевленности охватывает слова, обозначающие животных и птиц. Так в русском языке возникает и развивается категория одушевленности, окончательно оформившись к XVIII в. 30. сближение тв. и мягк. вар-ов скл. утрата рез-ов ii палатализации при скл. сущ.

Склонения с основами на о̌ и на а̄

В древнерусском языке твердая и мягкая разновидности склонения существительных с древней основой на о̌ и на а̄ отличались друг от друга не только тем, что в первой основа оканчивалась на твердый, а во второй— на мягкий согласный, но и тем, что в некоторых падежах они имели разные окончания.

В словах муж. и ср. р. древней основы на о разные окончания в твердой и мягкой разновидностях были в ед. ч. в формах имен.-вин. пад. (столъ, село и конь, лице), твор. пад, (столъмь, селъмь и коньмь, лицьмь), местн. пад. (столѣ, селѣ и кони, лици) и в зват. форме (ветре и коню); в дв. ч. в формах имен.-вин. (только у слов ср. р.: селѣ и лици) и в дат.-твор. пад. (столома, селома и конема, лицема); во мн. ч. в формах дат. пад. (столомъ, селомъ и конемъ, лицемъ), вин. пад. (только у слов муж. р.: столы и конѣ) и в местн. пад, (столѣхъ, селѣхъ и конихъ. лицихъ).

В словах жен. р. древней основы на а̄ отличия твердой и мягкой разновидностей выступали в ед. ч, в род. пад. (жены и землѣ), в дат. и местн. пад. (женѣ и земли) и в зват. форме (жено и земле); в дв. ч. в имен.-вин. пад. (женѣ и земли); во мн. ч. в имен, и вин. пад. (жены и землѣ).

При рассмотрении конкретных процессов истории взаимодействия твердой и мягкой разновидностей склонения с основой на о̌ следует сразу же отметить ряд исконно различавшихся, но не сохранившихся вообще в истории русского языка форм, а также тех, история которых была связана не со взаимодействием разновидностей данного типа склонения, а с иными процессами. Речь здесь идет прежде всего о формах двойственного числа и о звательной форме, утратившихся в русском языке, а также о формах множественного числа, где процесс изменения дат., творит. и местн. пад. был связан с влиянием склонения с основой на а̄, а история формы вин. лад. мягкой разновидности была обусловлена воздействием на нее формы имен, над., имевшей окончание [и]. Поэтому, по существу, история взаимодействия твердой и мягкой разновидностей в словах с основой на ǒ коснулась лишь твор. и местн. над. ед. ч.

Что касается склонения с основой на а̄, то здесь взаимодействие разновидностей затронуло как формы единственного, так и формы множественного числа; явления же в двойственном числе и в звательной форме можно не принимать во внимание.

Во многих диалектах русского языка, в том числе и в тех, которые легли в основу литературной нормы, процесс сближения разновидностей пошел таким путем, что окончания мягкого варианта были вытеснены окончаниями твердого варианта. Именно поэтому в местн, пад. ед. ч. основ на ǒ появились формы [коне̌] > [коне], [лице̌] > [лице], параллельные [столě] > [столе], [селе̌] > [селе], а в твор. пад. — [кон'Oм], [лицOм], параллельные [столOм], [селOм]; в род. пад. ед. ч. основ на а̄— [земли] параллельно [жены]; в дат. и местн. пад,— [земле̌] > [земле] параллельно [жене̌] > [жене]; в творительном — [земл'Oю] параллельно [женOю], а в имен. пад. мн. ч. — [зEмли] параллельно [жEны].

В результате всего этого твердая и мягкая разновидности склонений на о̌ и а̄ перестали различаться наличием особых окончаний в отдельных падежных формах: их отличия стали касаться лишь качества конечного согласного основы и связанных с этим изменений последующих гласных звуков.

Во всех этих морфологических процессах сыграли роль явления, возникшие в фонетической системе древнерусского языка. Прежде всего речь здесь должна идти о функциональном объединении [и] и [ы], когда распределение этих двух аллофонов одной фонемы стало полностью определяться качеством предшествующего согласного. Поэтому если в твердой разновидности склонения есть или устанавливается окончание [ы], то в мягкой уже нет места какому-либо иному окончанию, кроме [и]. Фонологические отношения между [и] и [ы] определили судьбу окончаний некоторых падежных форм твердой и мягкой разновидностей склонения с бывшей основой на о̌ и ā.

Точно так же только возможность изменения [е] в ['о] в дневнерусском языке определила становление двух аллофонов фонемы [о] — после твердого и после мягкого согласного. Это установление также способствовало сближению определенных форм твердой и мягкой разновидностей склонения существительных с основами на о̌ и а̄.

Но путь вытеснения окончаний мягкой разновидности окончаниями твердой осуществлялся не во всех диалектах русского языка: в некоторых из них этот путь был обратным, т. е. победу держивали формы мягкой разновидности. Именно поэтому в говорах можно встретить формы род. пад. ед. ч. у слов с бывшей основой на ā с окончанием [е]: у же[нE], где окончание [ě] появилось вместо [ы] под влиянием мягкой разновидности [земле]; точно так же и в дат. и местн. пад. ед. ч. могут существовать формы к же[ны] вместо к же[не̌], в которых появление [ы] вместо [ě] является результатом влияния мягкой разновидности [к земли].

30 трата форм двойственного числа и звательной формы

Зват. форма употреблялась при обращении и выступала только в единственном числе в словах м\ж рода. Во множеств. и двойств. числах+в словах ср.р. исп. форма им.п.

       К 14-15 вв. зват ф. была утрачена бесследно, в кач-ве обращения используется форма им.п. (в украинском - зват.ф. сохраняется до сих пор)

       Звательная форма может использоваться для архаизации и стилизации в худ.тексте (отче наш, старче).    

       С совр. разговорном р.я. есть новая зват. форма - усеченная основа им.п., т.к. полная редукция безударного конечного гласного: Ань! Лий!

Утрата двойств. числа:

-прошла по всей морф. системе др.рус.яз.

- результат развития абстрактных представлений о множественности

- в письм. памятниках отражается с 13в.

Вместо форм двойств. числа употр. формы множественного.

Древнее двойств. число (им-вин. пад) сохраняется:

1. В формах, которые воспринимаются сегодня как им.п. мн.ч. с окончанием -а под ударением в словах м.р., обозначающих парные предметы: берега, рукава, бока.

2. В формах, которые тоже воспринимаются как им.п. мн.ч. с окончанием -и в словах ср.р., обозначающих парные предметы: плечи

3. В формах с числительными: два, три, четыре, которые восприним. как Род.п. ед.ч. В род пад. ед. ч. ударение падает на основу: нет часа, нет ряда, а в сочетании: два часа, два ряда - на окончание, следовательно, это разные формы. В сочетании с числительным 2 у слов м.р. сохранилась древняя форма им-вин пад. двойств. числа, а позже была перенесена и в сочетания с три, четыре, еще позже в этих сочетаниях она, схожая с формой род.пад. ед.ч. в м.р. начала восприниматься как род.пад. ед. ч. что повлекло за собой установление в сочетании с числит. 2,3,4 формы род.пад. ед. ч. и у слов жен\ср. родов: две сестры, два моря.