Чезена, 12 декабря 1502 года

ДОРОТЕЯ

Я сидела перед камином, пытаясь согреться: за три дня похода, сопровождавшегося снежной бурей, я промерзла до костей. Когда герцог зашел ко мне в ту последнюю ночь в Имоле, я подумала, что знаю, зачем он явился; но он просто велел быстро упаковать вещи, поскольку на рассвете нам предстояло покинуть город. Как обычно в последнее время, Чезаре выглядел сурово и мрачно. Большую часть дороги я боялась, что где‑нибудь в пустынном месте мой экипаж остановят, а саму меня задушат и бросят в реку. Но ничего не случилось, и вот теперь мы уже добрались до Чезены, и меня поселили в дворцовой комнате, из окон которой видна рыночная площадь с фонтаном. Сама комната довольно большая и с высоким потолком – красивое, но безрадостное помещение. Я зябко поежилась, проникаясь жалостью к самой себе. Мне даже неизвестно, где сейчас Леонардо или Никколо. Со времени приезда сюда я не видела никого, кроме солдат и слуг.

После ужина мне захотелось осмотреть город. Выдался ясный вечер, светила почти полная луна. Я пробиралась по снегу, глубина которого местами доходила почти до колен, и вскоре, пройдя от рыночной площади по главной улице, оказалась у главных ворот. Я не встретила ни Леонардо, ни Никколо, но зато увидела множество происшествий, вызвавших у меня грусть и отвращение. Французские и испанские солдаты открыто грабили дома горожан, запугивали стариков и мочились у церковных стен. Я молчала до тех пор, пока не увидела, как два пьяных французских офицера, смеясь, разорвали платье на молодой женщине. Она стояла на пороге своего дома, загораживая вход, за ее ноги цеплялся заливающийся слезами малыш. Один из офицеров вытащил меч и поднес его к лицу ребенка. Он сказал что‑то по‑французски: я не все расслышала, но в тоне его присутствовала явная угроза.

Склоняясь, чтобы защитить сына, женщина поймала мой взгляд. Отлично сознавая, какой безрассудный поступок я намерена совершить, я крикнула солдатам на их родном языке:

– Прекратите сейчас же! Постыдитесь! Герцог отдал приказ, запрещая всем досаждать горожанам, а вы…

Обнаживший оружие негодяй медленно повернулся ко мне:

– Осмелюсь спросить, да кто, черт побери, вы такая, мадам?

Открыв рот, я нерешительно помедлила, размышляя, как мне лучше представиться. То ли шпионкой герцога, то ли личной куртизанкой его светлости.

– Эта дама – моя подруга, – донесся из‑за моей спины низкий голос человека, изъяснявшегося на превосходном французском. – И вопрос скорее в том, кто такие вы, офицеры, и что вы здесь делаете?

Мне не нужно было оглядываться, чтобы увидеть Чезаре, – я узнала его голос, конечно, и более того, я узнала страх в глазах опустившего меч пьяного наглеца. Запинаясь, он назвался сам, представил своего напарника и начал лепетать какие‑то вялые оправдания.

–       Ça suffit!        [39]– оборвал его герцог и, специально повысив голос, продолжил: – Вы нарушили мои приказы и заплатите за это.

Я наконец оглянулась. Чезаре сидел на лошади, по бокам которой гарцевали по полдюжины личных гвардейцев.

– Стража, арестуйте и покарайте этих преступников, – приказал он, переходя на итальянский, – да выставите их на обозрение на рыночной площади, дабы жители Чезены и остальные солдаты узнали, что бывает с нарушителями моих приказов.

Французы бросились бежать, но гвардейцы догнали их и нещадно избили, а потом потащили по улице, не обращая внимания на вопли и мольбы неудачливых пьяниц. Чезаре проводил их невозмутимым взглядом и наконец повернулся ко мне.

– Благодарю вас, мой господин, – сказала я.

Он язвительно рассмеялся и усадил меня в седло перед собой, прошептав:

– Теперь вы играете роль ангела милосердия?

Он направил свою лошадь обратно на главную улицу.

– Нет, я просто вышла прогуляться… поискать моих друзей, – сказала я. – Леонардо и Никколо.

– О‑о, разве Никколо Макиавелли уже стал       вашим другом? И что же, он доверяет вам?

– Скорее всего, нет. И я не могу винить его, учитывая то, как обошлась с ним.

– Значит, этот посланник не доверяет вам… – Он выразительно помолчал и добавил: – Тогда не кажется ли вам, что вы не сумели толком выполнить мое поручение?

Я промолчала, отлично зная, что может следовать из его слов. Мы выехали на рыночную площадь, где собравшаяся толпа уже наблюдала за готовящейся казнью двух офицеров.

– А что вы скажете о Леонардо? Доверяет ли он вам? Держу пари, что да.

– Верно… и я никогда не предам его.

– Никогда не говорите «никогда», донна Доротея, – с ужасающей мягкостью и спокойствием произнес герцог, когда мы спешились у входа во дворец, и задумчиво повторил: – Никогда не говори «никогда»…

И потом, прямо перед толпой глазеющих слуг и солдат, его затянутые в перчатки руки скользнули вниз по моему платью и непристойно обхватили нижнюю часть моего тела, а сам он начал покрывать страстными поцелуями мою шею. Закрыв глаза, я стояла неподвижно, как столб. Мне вспомнилась одна история, рассказанная Леонардо. Однажды в зверинце Флоренции он видел, как лев облизывал ягненка. «Эта игра закончилась очень быстро, – сказал он, – ягненок лишился большей части своей шкуры. И тогда лев приступил к трапезе».

В конце концов я получила свободу и, дрожа как осиновый лист, направилась во дворец. Вслед мне донесся высокомерный и громкий голос герцога:

– Пусть служанки вымоют и надушат вас к сегодняшнему вечеру. Возможно, мне захочется нанести вам визит.

Солдаты встретили его слова одобрительным хохотом. Я заставила себя повернуться и, улыбнувшись, сделала реверанс, вдруг мельком подумав о том, как резко переменилось мое отношение к герцогу. Когда я познакомилась с ним, то дрожала от вожделения и прикидывалась возмущенной. А сейчас все стало с точностью до наоборот.

30