Объяснительная записка номер девять,

в которой Цветик ищет себе гендерно‑сексуальное оправдание

 

Уважаемая Мопси!

(Тут я заглянула Цветику через плечо.

– Ты не ко мне обращайся, ты к народу обращайся, – сурово сказала я. – Ты у народа прощения проси!)

Уважаемый народ! – послушно вывел Цветик.

Будучи воспитан в правилах гуманистического общежития и придерживаясь тех же принципов в жизни и труде, считаю, что завсегдатаи клуба «Центральная электронасосная станция №5 шарикоподшипникового завода №13» тоже имеют право на гармоничное развитие своей отдельно взятой личности в рамках предложенных тарифов и ставок.

(Тут я опять заглянула Цветику через плечо.

– Это кто это – одна отдельно взятая личность? Ты, что ли? – спросила я.

– Я! – истерически крикнул Цветик и быстро застрочил).

...тарифов и ставок. Тем более что представители сексменьшинств нуждаются в пропитании так же, как и обыкновенные граждане. И даже больше...

(– Это почему это больше? – спросила я, опять заглядывая через плечо.

– Выброс сексуальной энергии, – кратко ответил Цветик).

...в связи с выбросом сексуальной энергии в непредвиденном направлении. Поэтому я, как свободный гражданин свободной страны, по мере сил ищу себе пропитание, попутно участвуя в построении капитализма на родине Дениса Давыдова и Марьи‑Искусницы. В том смысле, что продаю подороже, а покупаю подешевле. И все! И хватит ко мне приставать! Проти‑ивные! Я не люблю, когда меня обижа‑а‑ают! Я ма‑а‑мочке пожа‑алуюсь! Ма‑амочка! Ма‑амочка! Где ты? Это я, твой бедный сыно‑о‑чек!

(И он зарыдал, упав головой прямо на объяснительную записку и залив ее горючими слезами. Так что ничего уже было не разобрать. Оставалось лишь догадываться, что имел в виду Цветик, поминая в своем послании к народу Дениса Давыдова и Марью‑искусницу).

 

Что стало с Цветиком впоследствии, я не знаю. Одна моя подруга, тоже решившая продать квартиру, обратилась в это агентство примерно через полгода после меня. И, вы знаете, с ней произошла точно такая же история. Причем агент был другой (кажется, Пупсик), а начальник тот же. Пожилой достойный джентльмен. В обморок падал, валидол сосал. Мы с подругой считаем, что он у них там был идеологом‑аферистом, так сказать, главным пауком в банке. Вот только доказательств у нас никаких нет.

Так я осталась без агента. И без всякой юридической поддержки. На Интеллектуала в смысле поддержки никакой надежды не было. Он сидел в углу, супился и всем своим видом выражал крайнее недовольство моей бурной деятельностью. И я решила больше ни на кого не полагаться. Я решила действовать самостоятельно. Самостоятельно выбрать квартиру, самостоятельно продать свою, самостоятельно оформить документы и даже проверить их тоже самостоятельно. Я купила газету, выбрала несколько подходящих вариантов и стала методично их объезжать. Если вы думаете, что удача сопутствовала мне, то сильно ошибаетесь. В первой квартире как раз за полчаса до моего приезда случился пожар. Взорвался газ на кухне. Начисто вынесло все внутренности дома вместе с содержимым. К счастью, среди содержимого людей не оказалось. Это было здание барачного типа о четырех этажах в Марьиной Роще. Квартир там было мало, причем большинство из этого малого количества квартир было опечатано, так как находилось в аварийном состоянии. Поэтому жильцов в здании практически не осталось. Они там как раз ждали нас с Интеллектуалом, чтобы пополнить народонаселение. Но не дождались, в том смысле, что не удержались и взорвали газ.

Вторая квартирка была бы что надо, но только соседи сверху немножко ее залили и вода капала с потолка прямо по проводке. Так что свет там не включался, а потолок висел практически на голове. Хозяйка квартиры сказала, чтобы я не волновалась, потолок скоро высохнет, она точно знает, потому что соседка сверху – старая карга! – нарочно заливает их уже в пятый раз. И каждый раз высыхало. Тут я вклинилась и поинтересовалась, почему старая карга заливает их нарочно. В чем дело? Оказалось, ничего особенного. Она просто претендует на их жилплощадь. Хочет отселить сына. Тут я вклинилась и поинтересовалась: а что, имеет право? На жилплощадь? Хозяйка замялась и весьма неохотно призналась, что они с мужем тут вообще не прописаны. Они прописаны у матери мужа в Калуге, но жить там не хотят, поэтому живут здесь. Тут я вклинилась и вежливо с ней распрощалась.

Третья квартира была всем хороша, за одним маленьким исключением. В ней накануне произошло убийство и работала следственная группа. Убили хозяина. Я пришла не очень вовремя. Следователь схватил меня за шкирку буквально мертвой хваткой и стал выведывать, не я ли убила хозяина, чтобы заполучить его квартиру. Если честно, он буквально замучил меня вопросом, где я была в 5 часов 15 минут утра, и не желал верить, собака, что я была в собственной постели. Требовал доказательств. Я еле вырвалась. Пришлось пообещать, что я подумаю над своими показаниями и расскажу ему что‑нибудь более захватывающее.

Итак, я одиноко брела домой и набрела на мысль. А может, мне на все плюнуть и оставить эту идею с продажей и покупкой квартиры? Может, это судьба меня предупреждает: брось ты, Мопси, это дело! Да, но тогда зачем я продавала любимый синий «фольксваген» Интеллектуала, который так утешал его на старости лет? И я решила попробовать последний раз.

Вы не поверите, но я ее нашла. Я нашла квартирку своей мечты. Представьте себе: тихий центр, зеленый двор, три раздельные комнаты, четвертый этаж с лифтом и мусоропроводом, кухня 10 метров. Что еще?

Дубовый паркет. Чистенькая, душистенькая, только что после ремонта. И хозяева такие приятные, молодые, интеллигентные. А что самое приятное – у них тоже пудель. Размер и окрас – точь‑в‑точь как у Найджела Максимилиана Септимуса. Я вытащила из кармана фотографию и показала им нашего ангела. Хозяйка прослезилась, и мы ударили по рукам.

Домой я вернулась буквально на крыльях.

– Танцуй! – крикнула с порога Интеллектуалу. – Я нашла!

Интеллектуал скривился, как будто надкусил лимон, и отполз в угол. Но меня этими штучками не проймешь.

– И доплата! – кричала я, кружась по комнате с пуделем под мышкой. – И доплата – как раз восемь тысяч! Ты не рад?

Судя по всему, Интеллектуал был не рад. И тут раздался телефонный звонок. Я подкружила к телефону и схватила трубку.

– Алло! – крикнула я. – В эфире!

– Кисанька! – раздался вкрадчивый голос, и я вздрогнула. Это была мама. – Кисанька! Родная моя девочка! Я слышала, у вас перемены. Конечно, я не претендую на то, чтобы со мной советовались. Что взять с бедной, выжившей из ума старухи! Но ты могла хотя бы поставить меня в известность!

– В известность чего, мама? – упавшим голосом спросила я. Ой, не нравился мне этот разговор!

– Интеллектуал сказал, вы продали машину.

Я молча показала Интеллектуалу кулак.

– Конечно, я понимаю, просто так такие важные вещи не делаются, – между тем продолжала мама. – Ты, наверное, долго думала, прежде чем решилась на разлуку. Но должна тебя обрадовать! Все произошло как нельзя кстати. Теперь ты можешь вернуть мне семь с половиной тысяч!

Я села на пол прямо с трубкой в руках.

– А тебе... тебе очень нужны деньги? – заикаясь, спросила я.

Мама мелодично рассмеялась.

– Ах, глупышка! Шутница! – проворковала она. – Да разве стала бы я напоминать, если бы были не нужны! Твой отец очень хочет купить мне норковую шубу. Не стоит лишать его этой радости.

Вдалеке раздавались глухие папины стоны.

Так я лишилась и денег, и квартиры, и машины, и работы.

Что мне оставалось делать? Надо было на что‑то жить. Интеллектуал объявил сидячую забастовку. Я подумала‑подумала и решила, что нечего торчать дома. Надо как‑то пристраиваться. И позвонила одному знакомому редактору. И попросила у него срочно дать мне задание. Побольше и подороже. И он сказал, что я вполне могу сходить на концерт одной известной питерской рок‑группы под названием «Бонч‑Бруевич в Разливе». Развлекусь и заодно материал напишу.

– О чем? – спросила я. – О чем материал? Я же ни бельмеса не смыслю в рок‑музыке.

Редактор задумался. Он тоже ни бельмеса не смыслил в рок‑музыке.

– Ну... – сказал он после пятиминутного молчания.

– Ну... – сказала я, чтобы его как‑то подбодрить. – О музыке? О их личной жизни? Может, сплетни какие‑нибудь? Может, они наркотиками балуются?

– Ты что! – испугался редактор. – Какие наркотики! У нас медицинское издание!

– Ну, может, они чем‑нибудь больны.

– Вот это хорошо! – обрадовался редактор. – Как мне самому в голову не пришло! Обязательно узнай, кто у них там чем болен! Шикарный получится материал! Просто шикарный!

– А как я пройду? – спросила я. – По пригласительному?

– Ровно в шесть в бюро пропусков будет лежать пропуск на твою фамилию.

Ровно в шесть я стояла в бюро пропусков. Вернее, висела. Впечатление было такое, что на концерт группы «Бонч‑Бруевич в Разливе» не продано ни одного билета и все шесть тысяч человек, которые должны вечером заполнить зал, помещаются сейчас в бюро пропусков общей площадью четыре квадратных метра. Атмосфера в бюро сложилась теплая и доверительная. Меня, например, поддерживали с обеих сторон два дюжих молодца с татуировками на голых черепах.

– Не трусь, девушка! – сказали они и дохнули на меня крепким коньячным раствором. – Мы тебя не уроним!

И обещание сдержали.

Мы стояли насмерть. Прошло сорок минут, а мы продолжали стоять. Окошко время от времени открывалось, оттуда высовывался мясистый нос в треснувших очках и выкрикивал какую‑нибудь фамилию. Наших фамилий никто не выкрикивал, и мы уже начали грустить. Я даже предложила молодым людям поднести меня поближе к окошку, чтобы узнать, в чем, собственно, дело. Они попытались. Только ничего у них не вышло. Те, впереди, тоже стояли насмерть.

Поодаль у дверей топталась группка женщин средних лет казахской национальности. Вели себя скромно, вперед не лезли, локтями не толкались, только все время что‑то кричали в мобильный телефон. Судя по интонации, тоже хотели пропуск. Вдруг произошло какое‑то движение, и в дверях появилась еще одна женщина казахской национальности и весьма энергичной наружности. У женщины были маленькие глазки и большие скулы. Знаете, есть такие лица – с какой точки ни взгляни, профиля не увидишь.

– Гульжан! – заорала женщина. – Вперед!

Гульжан выдвинулась вперед.

– Вы что, с ума сошли? Вы что тут стоите? – не унималась женщина. – Где пропуска?

– Нет пропусков! – крикнула Гульжан. – Не дали пропусков! С трех часов ждем!

Я похолодела. Но поразмыслить над тем, что ожидает лично меня, если Гульжан толчется здесь с трех часов дня, я не успела. Женщина уже тащила Гульжан к окошку, активно работая локтями и коленями.

– Фанфары уже отгремели, а они стоят! Просто безобразие! – бормотала женщина, протискиваясь мимо нас.

– Простите, пожалуйста! – прохрипела я. – Вот вы тут про фанфары... Это что за фанфары?

– Фанфары на награждение, – коротко бросила женщина.

– На награждение кого?

– Лучших из лучших.

– Лучших из лучших в чем? – продолжала я приставать.

– Господи, ну в чем, в чем! В соревновании, конечно, что тут непонятного! – с большим раздражением проговорила женщина. Я хотела было спросить, что это за соревнование такое, но она уже отвлеклась. – Нурали и Салтынбека пропустить без очереди! – крикнула она в конец очереди, продолжая биться за место у окошка.

И тут меня прорвало.

– Нет! – взревела я. – Нет! Нурали, черт с ним, пусть проходит! А Салтынбека не пропустим! Граждане! Поступим с Салтынбеком строго!

Граждане одобрительно загудели.

Дверь открылась, и на пороге появились Нурали с Салтынбеком. На плече у Салтынбека сидела маленькая Кызылкун в национальном наряде и островерхой шапочке с меховой опушкой и хвостиком белых перьев на макушке. Кызылкун хлопала в ладоши, кивала головкой и посылала нам улыбки и воздушные поцелуи.

Пришлось их пропустить.

Домой я попала после полуночи, чего нельзя сказать о концерте. На концерт я не попала вообще. К тому времени, когда мы с дюжими молодцами подползли к окошку, он уже закончился.

– Тебе звонили, – угрюмо буркнул Интеллектуал, выразительно посмотрев на часы.

– Кто?

Интеллектуал пожал плечами.

– Мужской голос, – наконец изрек он.

Я плюхнулась в постель и забылась тяжелым сном. Провалилась моя очередная попытка подзаработать. О, Кызылкун!

 

Сводный хор личного состава

комикс‑шоу‑балета «Огневушки‑поскакушки»