В которой дядя Федя навсегда покидает сцену, так и не успев на ней появиться

 

На самом деле как родственник дядя Федя лично никому не принадлежал. Ни маме, ни папе, ни бабушке, ни дедушке. Все от него отказывались. Он был ничей родственник из города Гусь‑Хрустальный. Тем не менее раз в три месяца с пугающей регулярностью дядя Федя появлялся на пороге нашей квартиры и раскладывал раскладушку посреди нашей гостиной.

– Я тут у вас... немножко... недельки на две, – говаривал, бывало, дядя Федя, развешивая ядреные носки по спинкам стульев.

Дни, проведенные под одной крышей с дядей Федей, папа называл критическими.

Вместе с дядей Федей в дом входило беспокойство. Дядя Федя был сильно обеспокоен жаждой личной наживы, поэтому вместе с беспокойством в дом входили ковры, телевизоры, пылесосы, соковыжималки и устройства для стрижки катышков на свитерах, с которыми в те годы была большая проблема. Дядя Федя рыскал по магазинам, как гончая по лесу. Свою добычу он складывал штабелями в нашей гостиной. Через две недели за дядей Федей приходил грузовик, и папа, радостно агукая, грузил багаж в кузов и отправлял дядю Федю восвояси. Однажды дядя Федя вдвинул в нашу гостиную спальный гарнитур «Изольда‑78» из тринадцати предметов и концертный рояль.

– Как ты думаешь, зачем ему концертный рояль? – спросила я маму.

– Наверное, концерты будет давать, – подумав, ответила она. И добавила: – По заявкам.

Так вот, Мура стала свидетельницей вторжения дяди Феди в самый драматический момент. Дело в том, что кроме Муры у нас в ту пору гостили папина двоюродная сестра из Свердловска с женихом и две мамины подруги детства из Костромы. Подруги детства приехали позже папиной сестры, спать им было уже негде, и в доме по этому поводу назревал скандал. Мама с красными пятнами на лице высказалась в том смысле, что ее гости всегда обслуживаются по остаточному принципу, и попросила Муру немедленно съехать к Мышке. Но Мура даже ухом не повела. Мама взяла Мурину сумку и начала складывать в нее вещи. Мура взяла свою сумку и начала вываливать вещи на пол. Мама схватила Мурин свитер за один рукав и потянула к себе. Мура схватила свой свитер за другой рукав и потянула к себе. Свитер обиделся и с диким треском разорвался пополам. В этот самый момент раздался звонок в дверь, и на пороге возник дядя Федя, внутренне готовый встретить наши кислые морды, так как радости от его приездов мы никогда в его присутствии не обнаруживали. И был сильно обескуражен.

– О! – сказал папа, широко улыбаясь и раскинув объятия. – Вас‑то нам как раз и не хватало!

– Правда? – застенчиво спросил дядя Федя и зарделся от удовольствия.

После чего подошел к папе и, обдав того густым запахом перегара, влепил смачный поцелуй прямо в губы.

После этого случая дядя Федя стал приезжать гораздо чаще и гостить значительно дольше, а имя его перешло в разряд нарицательных.

 

* * *

 

Сильно обиженные за сравнение с дядей Федей, мы затащили свои сумки в прихожую, и у меня даже мелькнула мысль, что, раз Мурке не до нас, не смотать ли сразу удочки. Но я ее отогнала как непродуктивную. И поплатилась за легкомыслие.

Мурка лежала в спальне, закинув на спинку кровати атласные лапы, и курила. Мы стояли у нее в ногах.

– Матильда ушла, – сообщила она тоном служащего бюро ритуальных услуг.

– Давно? – спросила я, ничуть не удивившись.

– Сегодня утром, – сказала Мурка и тяжело вздохнула. – Что делать? Как жить? Куда мы катимся? Чем питаться?

Вопросы питания сильно волнуют Мурку. Во‑первых, потому, что она всегда хочет есть. А во‑вторых, потому, что сама не в состоянии ничего приготовить. Последнее время она эти вопросы решала с помощью Матильды, приходящей домработницы. Я давно ожидала, что Матильда взбрыкнет и покинет Мурку в самый неподходящий момент. Даже странно, что она продержалась целых три месяца. Мы с Мышкой однажды были свидетелями того, как Мурка заказала Матильде на обед котлеты с макаронами. Через полчаса она поинтересовалась, как там поживает гуляш с гречневой кашей, еще через полчаса спросила, хорошо ли прожарилась курица и проварился рис, еще через полчаса попросила принести ей в спальню кусок рыбы с шоре, еще через полчаса была не прочь съесть купаты с фасолью, а когда из школы вернулся ребенок Кузя и его надо было срочно кормить обедом, страшно разозлилась, что котлеты с макаронами еще не готовы. Матильда пошла красными пятнами и бросилась к холодильнику. Распахнув дверцу, она схватила пузырек валокордина и стала лить себе прямо в широко распахнутый рот. Я рванула к Матильде, усадила на стул и налила ей горячего чаю. Тем временем Мышка в срочном порядке варила макароны и лепила котлеты. Через час после того, как мы откачали Матильду и накормили Кузю, на кухню выползла Мурка.

– А мне, разумеется, не оставили ни кусочка запеканки! – ядовитым тоном сказала она.

Раздался громкий сухой стук. Это Матильдина голова шмякнулась об стол.

И вот теперь Мура лежит, распластанная, на кровати и тяжело вздыхает. Так ей и надо!

– Так тебе и надо! – громко сказала я и обидно засмеялась.

– Да? – закричала Мурка и вскочила. – Так и надо? А кто вас кормить будет? Кто обед будет готовить? Кто на рынок пойдет? Приехали туг! А у меня, между прочим, куча дел! Мне на дачу ехать! Холодильник везти! Вещи собирать! У Кузи конец учебного года! Одни двойки! Меня в школу вызывают! Кто к училке пойдет?

– Так ты хотела, чтобы к училке тоже Матильда сходила? – спросила я.

Но Мурка уже бежала в кухню, на ходу подтягивая атласные панталоны. На кухне она подскочила к холодильнику и стала вываливать из него продукты.

– Вот! – орала она. – Полюбуйтесь!

Любоваться, если честно, было особо нечем. Перед ней лежали банка зеленого горошка и засохший хвостик копченой колбасы.

– Не волнуйся, Мура, – сказала я примирительно. – Завтра мы с Мышью сбегаем на рынок, приготовим обед и уедем в Павловск. Занимайся своими делами на здоровье.

Но ни в какой Павловск мы не уехали и ни на какой рынок не сбегали. Назавтра столбик термометра переполз с плюс 20 до плюс 2, начался шквальный ветер и проливной дождь. Мы с Мышкой сидели на диване в гостиной в джинсах и майках без рукавов. Больше у нас ничего не было, а выдать нам свитера Мурка отказалась из вредности. На диване в гостиной мы просидели ровно 11 дней. Иногда дождь заканчивался; мы радостно подскакивали к окнам и обнаруживали, что выпал снег. К 9 мая там у них в Питере намело приличные сугробы. Мурка заходила в комнату, хмуро смотрела на нас, ворчала себе под нос что‑то вроде «сидят тут!» и выходила. Однажды она заловила меня в кладовке, где я отсыпала гречку, чтобы сварить Кузе кашу.

– Мышка совершенно невыносима! У нее ужасная аура! Не понимаю, как ты можешь так долго жить с ней в одной комнате! – заявила она и удалилась.

Позже, через несколько месяцев, выяснилось, что тот же самый текст – слово в слово – она выдала Мышке обо мне, зажав ее между унитазом и биде, когда Мышь драила сантехнику.

На пятый день Мурка прекратила подачу зубной пасты населению. Чеканя шаг, она вошла в ванную, где Мышка умывалась перед сном, вынула у нее из рук тюбик зубной пасты, завинтила крышечку и сказала склочным голосом:

– А никто, между прочим, не разрешал чистить зубы два раза в день! – После чего удалилась в спальню, сунула пасту под подушку и плюхнулась сверху, чтобы мы с Мышкой не вздумали без ее разрешения засовывать под подушку загребущие лапочки.

На следующее утро она отказалась выдавать туалетную бумагу.

– Почему, Мура? – ошарашенно спросили мы с Мышкой.

Мура не знала почему. Она сильно напряглась, напружинила лоб и надула щеки.

– Потому что бумага одна, а вас много! – наконец выдала она.

– Что ты имеешь в виду? – спросили мы, слегка озадаченные такой постановкой вопроса.

Мура не знала, что она имеет в виду. Она напряглась еще сильнее.

– Потому что... потому что это женский род, единственное число! – выпалила она. – Если бы говорили «туалетные бумаги», тогда на всех бы хватило. А так не говорят! Говорят «туалетная бумага»! Она одна, бедняжка, совершенно одинокая, буквально рвется из‑за вас на части! – И Мурка всхлипнула.

Мы не стали возражать. Тем более что формально Мурка, как всегда, была права. В логике ей не откажешь. Туалетная бумага была действительно совершенно одна, беззащитная перед нашим натиском, и действительно буквально рвалась на части. Мы ушли к себе в комнату, вызвали ребенка Кузю, выдали ему деньги и отправили в магазин за туалетной бумагой. Потом мы засунули рулон в чемодан и перед каждым посещением туалета тайком залезали в чемодан и, не открывая крышки, чтобы Мурка ничего не заметила, отматывали себе кусочек бумажки.

Оставалось перекрыть кислород, что Мурка и сделала в незамедлительном порядке. Она запретила открывать форточку у нас в комнате, мотивируя это тем, что в Питере полно выхлопных газов и мы с Мышкой нарочно запускаем в квартиру тяжелые металлы.

В последний день нашего визита солнышко выглянуло из‑за туч и немножко потеплело. Мурка смягчилась и взяла нас в гости к одному художнику, который писал портрет Лесного Брата. Художник оказался ужасно милый, а может, я просто давно не видала людей. Он водил нас по мастерской и показывал картинки с видами Петербурга. Мы млели, а Мышка даже попыталась состроить ему глазки, но Мурка быстро пресекла это безобразие. Она отвела Мышку в туалет, больно ткнула в бок и сообщила, что питерское мужское население – это ее, Муркин, личный стратегический запас. Так сказать, энзэ.

– Все? – пискнула Мышка, зажатая между унитазом и шваброй.

– Все! – отрезала Мурка.

Вечером художник позвонил, позвал меня к телефону и предложил написать мой портрет – совершенно бесплатно, буквально за 300 долларов: «У вас такое интересное лицо, так вот, не можете ли вы еще ненадолго остаться в Питере?»

– Портрет предлагает писать, – сказала я, кладя трубку.

Мышкин нос отъехал в сторону, губы надулись, глаза набрякли. С диким ревом она кинулась в ванную, где и заперлась до следующего утра.

– Все им! Все им! – верещала она из‑за закрытой двери. – А Мышка дура! Мышке ничего не надо! Мышка может без портрета! Мышка обойдется! – И жуткие рыдания сотрясали стены.

Мурка пожала плечами и ушла спать. Я попыталась выковырять Мышь из ванной, но мне это не удалось.

На следующий день мы уезжали в Москву. В полном молчании мы добрались до вокзала, в полном молчании загрузились в вагон, в полном молчании заняли места, в полном молчании ехали ровно шесть часов, в полном молчании вышли из поезда, в полном молчании вошли в метро и повернули в разные стороны.

Да, с Муркой мы так и не попрощались.

Смутное наступило время. Мы не перезванивались, не разговаривали и не встречались. Сидя по домам, мы тихонечко ненавидели друг друга и придумывали способы отмщения. А судьба наша между тем делала крутой вираж. В жизни нашей стали происходить события поистине драматические. Причем одновременно у всех.

 

Выдержка из дневника Мурки того времени (книжечка в бежевом телячьем переплете с серебряным замочком и серебряным ключиком на цепочке, голубые папиросные листочки разлинованы очень тонко, почти незаметно, 255 у.е. у Прада)

 

И фиг им! И пожалуйста! И не очень‑то хотелось! А то явились на диване сидеть! Спокойно, Мура, спокойно! Береги себя!

Брюки черн. с карм. – 1500 р. в Гостином. Зачем? Посмотрела в шкафу. Две пары точно таких же не надевала с прошл. года.

Соломен. шляпа. Нигде нет. Купила на всякий слу   чай две мех. ушанки.

Не забыть сварить Кузе пельмени, когда придет из школы!

И пусть не звонят! Не больно‑то и хотелось!

Взять у Л.Б. на хозяйство 500 долл.

200 кофта и рубаха в «Манго» + 150 крем «Виши» + 60 эта штучка, которую они выдают за мельхиор. Итого 410 долл. Взять у Л.Б. на хозяйство 910 долл. Лучше 916. Круглые цифры его сильно настораживают.

Оч. нуж. хор. ад.!

Тсс! Тихо, Мура! Никому ни слова!

А чем мне это грозит? Что, в тюрьму посадят? А если посадят? Надо на всякий случай купить переносной телевизор! И побольше прокладок. Может, позвонить Мопси? Посоветоваться? Или Мыши? Может, пожалеет? Спокойно, Мура! Держи фасон! Еще локти будут кусать, когда я не вернусь из мест заключения!

Хочу ад.! Интересно, сколько стоит?

Тсс! Быстро запереть дневник, чтобы Л.Б. не обнаружил!

 

Выдержка из дневника Мышки того времени (школьная тетрадка 96 листов в клетку в темно‑коричневом переплете из клеенки)

 

1 день – 1 энапа, 2 верошпирона, полтаблетки панангина.

2 день –   1,5 энапа, 2 верошпирона, 1 панангина.

3 день – 2 энапа, 2 верошпирона, 1,5 панангина.

4 день –   2,5 энапа, 2 верошпирона, 2 панангина.

В идеале энап, верошпирон и панангин должны оказаться в равных количествах. Но как? Если 2 панангина, почему‑то обязательно 2,5 энапа. Может, начать не с полтаблетки панангина, а с целой? Или энап снижать на 4‑й день? Надо подумать.

Полкило макарон, 2 яблока, 10 яиц, пачка масла «Домик в деревне», не то, что по 32 руб., а то, что по 19, молочные сосиски, кефир, свекла.

Энап невозможно снижать. Энап можно только наращивать.

Я его убью, убью, убью! Еще одна рюмка – и убью!

Трудотерапия: надо послать его в магазин за свеклой. Или энапом? А то уже кончился. Мужчины почему‑то крайне негативно воспринимают любые просьбы по покупке свеклы. Удивительная особенность мужского организма. Если бы они еще не ели! Так нет! Н.Д., к примеру, наворачивает борщ за обе щеки. Мопсин Интеллектуал тоже.

Это я о Мурке и Мопси. Не хочу даже упоминать.

Ага, явился.

Энапу мне, энапу! В крайнем случае валокордину! Больше не могу! Уйду к черту на рога!

Надо мерить давление ежедневно каждые три часа и строить график колебания. Синим выделять пониженное, красным – повышенное, зеленым – нормальное.

«Он. хор. спец. с неполн. высш. ищ. раб. по спец.» По какой спец.? У меня же нет никакой спец.! А‑а! Какая разница! Пойду и расклею. Главное – ни слова Н.Д.!

 

Выдержка из дневника Мопси того времени (толстый томина в хорошем заменителе с логотипом известной прокатной фирмы, выданный на презентации и заполненный расписанием пресс‑показов)

 

Пришла пора проанализировать ситуацию. Конечно, Мурке было не до нас. Куна дел, холодильник, Матильда, двойки и т.д. Конечно, мы явились без спросу, а так не делают. Это с одной стороны. А с другой, она могла бы быть повежливей, не строить козьих морд и по крайней мере выдать нам по свитеру и куртке. Кстати, тогда мы могли бы не только уйти из дома, но и пошевеливаться по хозяйству. Кстати, по хозяйству мы и так шевелились и, на мой взгляд, вполне заменили предательницу Матильду. Во всяком случае, у нас Кузя ел не только пельмени. В общем, хороши всё.

11.00 – пресс‑показ в «Ролане», потом завезти в редакцию слайды, потом заехать за пресс‑релизом. Вечер – премьера в «Пушкинском». Взять с собой Б.И., заехать по дороге домой в магазин. Ветчина, сыр, туалет. бум., порошок для посудомойки, полкило подсолнечн. халвы для Б.И., 10 банок «Педигрипала»:

Так, что же теперь делать? К Мурке не поедешь. К Мыши не пойдешь. Дурацкая история с портретом – не надо было ее озвучивать. Скверно. Позвонить первой? Будет похоже на капитуляцию. Выдерживать характер? Практика показывает, что чем дольше выдерживаешь характер, тем труднее выйти на примирение. Не знаю, не знаю. Совершенно не с кем общаться.

Б.И. совершенно озверел. Как быть? Засунуть его в кабинет, чтобы не высовывался?

Дв. на тр.? Ой!

Где взять деньги?

М...

Об этом лучше молчать. У Б.И. будет инфаркт!

 

Великая депрессия

«Процесс о трех макаронах»

(Записано со слов Мурки)

 

– И тогда я им говорю: «Фиг вам»! А сама думаю: «Ну все, кирдык кролику!»

– Но почему, Мура, почему?

– Вы что, не знаете Лесного Брата? Представляете, что бы он сказал?

Мы с Мышкой закрыли глаза и представили, что бы сказал Лесной Брат в этой ситуации. Мышка всхлипнула. Я схватила Мурку за руку, проверяя, жива ли она.

Наш разговор происходил через долгое‑долгое‑долгое время после описанных выше событий. Тех самых, которые привели к безобразному скандалу и разладу в наших рядах и дали мне повод поразмышлять о том, что надо прислушиваться к зову судьбы, а то плохо будет.

Мы с Мышкой уехали в Москву, а Мурка легла в постель, забросила на спинку кровати лапы в атласных панталонах, закурила коричневую вонючую сигаретку и предалась невеселым размышлениям. Не могу ручаться, что ее грызло чувство вины. Напротив. Могу ручаться, что никакое чувство вины ее не грызло, а невеселые размышления сводились к тому, какие мы с Мышкой злыдни, испоганили ей своим кислым видом праздники, не помогли перевезти на дачу холодильник, не вернули Матильду, а кроме того, претендовали на святая святых – ее, Муркины, свитера. Все это она проворачивала в голове с упорством, достойным лучшего применения, пока не накрутила себя до такой степени, что больше не могла управлять эмоциями. Она соскочила с кровати, выбежала на кухню и сожрала все Кузины пельмени. После пельменей она сожрала вареники и сосиски, которыми после Матильдиного демарша забила морозилку, чтобы не заморачиваться с обедом. Общая масса сожранного составляла 4 килограмма 859 граммов. Пельмени, вареники и сосиски совершенно не удовлетворили Мурку. Она сделала ревизию холодильника и больше не обнаружила там ничего достойного внимания, кроме нескольких кубиков льда, оставшихся от последнего дня рождения. Захлопнув холодильник, Мурка ломанулась в кладовку, где у нее хранилась всякая бакалея. Но беда в том, что запасы бакалеи обычно пополняла коварная Матильда. Самой Мурке в голову не приходило, что неплохо бы купить в дом килограмм сахара или гречки. Пошуровав в кладовке, Мурка нашла на полках немножко рассыпанного черного перца, баночку с одним лавровым листиком, пустую коробочку из‑под бульонных кубиков и упаковку спагетти. При ближайшем рассмотрении в упаковке оказалось ровно три макаронины. Мурка вспомнила Италию и приободрилась. На минуту ей показалось, что душевного кризиса удастся избежать. Она понюхала перец, пожевала лавровый листик и пошла варить макароны. Но так как навык приготовления пищи был у нее полностью утерян, она варила три макаронины около двух часов, надеясь, что они разварятся и заполнят оставшиеся проталины в желудке. Макароны не разварились. Макароны сначала прилипли к стенкам кастрюли, а затем пришкварились к ним навсегда, потому что вода выкипела, а выключить газ Мурка не догадалась. Увидев, что макаронами поживиться не удастся, Мурка онемела. Можно сказать, что ее почти парализовало.

Дальше события развивались со скоростью «Формулы‑1». Придя в себя, Мурка попробовала подвигать руками и ногами. Убедившись, что лапы двигаются нормально, Мурка повертела головой. Голова тоже вполне свободно двигалась на шейном отделе позвоночника. Мурка схватилась за свою буйную головушку, выдернула из нее пару лишних волосят и кинулась в прихожую. В прихожей она впрыгнула в ботинки, лихорадочно натянула куртку и рванула вниз по лестнице, забыв о лифте. Муркой овладела жуткая идея. Она решила посетить ближайший супермаркет, скупить у них весь наличный запас продуктов и съесть его тут же, не выходя за границы кассовых аппаратов. Мелькнула, правда, невразумительная мысль вернуться с продуктами домой и приготовить обед, но Мурка отогнала ее как – прошу прощения за тавтологию – непродуктивную.

И вот выбегает наша Мурка во двор, дергает дверцу джипа, а дверца не открывается. Мурка дергает еще раз. Дверца опять не открывается. Тут бы Мурке задуматься, к чему такое упрямство. Не судьба ли говорит «нет!» ее поползновениям обрести душевное равновесие. Но Мурка задумываться не привыкла. Мурка тарабанит в дверь джипа, как будто там кто‑то спрятался. Мурка стучит в стекло и громко ругается на все лады, но ей почему‑то никто не открывает. Тут распахивается дверь будочки, в которой сидят охранники, и на пороге появляется заспанная физиономия.

– Ключами не пробовала? – интересуется физиономия.

Мурка хлопает себя по карманам. Потом копается в сумке. Потом елозит носком ботинка в ближайшей луже. Потом встает на четвереньки и, отклячив толстенький задик, шарит рукой под машиной. И ничего не находит. Тут бы Мурке опять задуматься, но она уже несется вверх, опять позабыв про лифт. Ключи ждут ее на тумбочке у двери, хитренько подмигивая всеми глазками. Мурка хватает ключи, подносит к губам и издает резкий свист. Это у нее привычка такая: проверять ключи свистом. А то мало ли что подсунут эти изверги, Лесной Брат, Кузя и Машка! Ключи издают правильный свист, и Мурка, как колченогий заяц, раскормленный на хозяйских харчах и забывший, как выглядит лес, скачет вниз. Внизу она вваливается в джип, тычет ключами в зажигание, заводится с третьего раза, чертыхается, плюется и со всей доступной ей скоростью, а именно – 5 км в час – выносится со двора и мчит по улице. По дороге нервно облизывается, озирается, стучит кулачками по рулю и топает ножкой. Руль говорит «га‑га!» и перестает вертеться. Ножка топает не туда и вместо тормоза давит на газ. Мурка со всего маху впечатывается в зад шестисотого «мерседеса» серебристого цвета.

Тут надо сказать, что с Муркой не первый раз приключался подобный казус и она не особенно расстраивалась, когда видела ошалевших владельцев пострадавших машин. Ей просто не всегда хотелось с ними встречаться. Они ей были глубоко противны. Поэтому обычно она резко разворачивалась и уносилась от их перекошенных рож куда подальше. Вот и в тот раз. Увидав, что из «мерседеса» выбегает толстый дядька с лицом, намекающим на апоплексический удар, Мурка решила, что пришла пора сматываться. Она дала задний ход, вывернула руль, показала дядьке язык и поехала в другую сторону все с той же доступной ей скоростью. Расчет не оправдал себя. Мурка забыла, что 10 лет живет на улице с односторонним движением. И плавно впечаталась в морду «БМВ». Лесной Брат, который никогда не питал иллюзий относительно того, на ком женился, наварил ей на бампер чертову прорву железной арматуры. Мурка с успехом могла протаранить не только «мерседес» с «БМВ», но и средних размеров БТР. Поэтому Мурка если и пострадала, то исключительно морально. Она слегка удивилась. К тому же владелец БМВ ей очень не понравился, как не нравились все граждане, в которых она впечатывалась на своем драндулете. Владелец «БМВ» тоже удивился, увидав перед собой злобную Мурылью с ее железной арматурой. И забыл притормозить. Он все ехал и ехал и смотрел на Мурку и двигал Мурку задом наперед в объятия серебристого «мерседеса». И Мурка тоже ехала и ехала задом наперед и смотрела на него. Пока снова не впечаталась в свой знакомый «мерседес». Из «БМВ», размахивая руками, к ней устремился бритый качок. Мурка сделала последнюю героическую попытку удрать, вывернула руль, но скоро поняла, что зажата накрепко. Тогда она выскочила из машины и рванула в соседнюю подворотню, по дороге роняя штаны. Дело в том, что Мурка в машине всегда расстегивает штаны, чтобы они не впивались в живот и не мешали процессу вождения. Бритый качок и апоплексический дядька догнали ее в два прыжка. И нежно взяли под ручки. И потащили к кавалькаде транспортных средств, вокруг которой уже собрались все местные бомжи. Мурка вырывалась, упиралась, волочила за собой ноги, дважды крикнула «Помогите! Хулиганы зрения лишают!», один раз «Пожар!» и три раза «Прими лапы, сама пойду!». Но дядьки ей не поверили. Они доставили ее к месту преступления и недвусмысленно потребовали денег. Вот тогда‑то Мурка и сказала свою коронную фразу.

– Фиг вам! – грубо сказала она.

А про себя подумала: «Кирдык кролику! Дело пахнет керосином!»

Через полчаса Мурка сидела в милицейском участке и грустно разглядывала ногти на руках.

– Пишите объяснительную! – сказал милицейский чин.

И Мурка написала.