Выходе из Сеговийской крепости и какой разговор произошел между ними

 

Итак, Сипион отправился в Мадрид, а я в ожидании его Прибытия занялся

чтением. Тордесильяс доставлял мне больше книг, чем я мог одолеть. Он

одалживал их у одного старика командора, который читать не умел, но тем не

менее завел себе прекрасную библиотеку для того, чтоб его принимали за

ученого. Особенно нравились мне нравоучительные сочинения, так как я

находил в них на каждом шагу места, поощрявшие мое отвращение к двору и

пристрастие к уединению.

Прошли три недели, а о моем ходатае не было ни слуху ни духу. Наконец

он вернулся и радостно объявил мне:

- На сей раз, сеньор Сантильяна, я привез вам отрадные вести. Госпожа

кормилица взялась ходатайствовать за вас. Я уговорил камеристку и обещал

ей сто пистолей, если ее барыня упросит наследного принца, чтоб он

выхлопотал вам освобождение. Инфант, который, как вам известно, не может

ей ни в чем отказать, согласился замолвить за вас слово перед королем. Я

поспешил известить вас и немедленно же возвращаюсь в  Мадрид, чтоб

окончательно наладить дело.

С этими словами он покинул меня и отправился ко двору.

Его третья поездка продолжалась недолго. По прошествии недели мой

молодчик вернулся и сообщил, что принц, хотя и не без труда, добился у

короля, чтоб меня выпустили. В тот же день сеньор комендант подтвердил мне

это известие и, обняв меня, сказал:

- Слава богу, любезный Жиль Блас, вы свободны! Двери этой тюрьмы для

вас открыты, однако на двух условиях; которые, быть может, очень вас

огорчат, но которые я, к сожалению, принужден довести до вашего сведения.

Его величество запрещает вам появляться при дворе и приказывает, чтоб вы в

течение месяца покинули пределы обеих Кастилий.

- Напротив, меня это очень радует, - отвечал я. - Одному богу известно,

какого я мнения о придворной жизни. Я ждал от короля только одной милости,

а он оказал мне целых две.

Удостоверившись, что мне вернули свободу, я приказал нанять двух мулов

и на следующий день, простившись с Когольосом и тысячекратно поблагодарив

Тордесильяса за проявленные им доказательства дружбы, уехал из Сеговии

вместе со своим наперсником. Мы весело направились в Мадрид, чтоб взять у

сеньора Габриэля наши два мешка, в каждом из которых хранилось по пятьсот

дублонов. По дороге моей сотоварищ сказал мне:

- Если мы недостаточно богаты, чтоб купить роскошное поместье, то все

же можем приобрести недурную земельку.

- Я буду вполне доволен своей судьбой, если мы обзаведемся хотя бы

хижиной, - отвечал я. - Несмотря на то, что я не прожил и половины своего

века, мне так надоела мирская суета, что я намерен жить только для самого

себя. Кроме того, скажу тебе, что я составил себе приятнейшее

представление о сельском существовании и смакую его заранее. Мне кажется,

что я уже вижу цветистый луговой ковер, слышу пение соловья и журчание

ручейков; то я развлекаюсь охотой, то рыбной ловлей. Вообрази себе, друг

мой, все разнообразные удовольствия, которые ждут нас в уединении, и ты

придешь в такой же восторг, как и я. Что касается пищи, то чем проще она

будет, тем лучше. Нам довольно и куска хлеба: если нас будет мучить голод,

то мы съедим его с таким аппетитом, что он покажется нам лакомством.

Наслаждение зависит вовсе не от качества утонченных яств, а от нас самих.

Это тем более верно, что наибольшее удовольствие я получал совсем не от

тех обедов, где царили изысканность и изобилие. Умеренность - это кладезь

наслаждений, великолепный для сохранения здоровья.

- Разрешите сказать, сеньор Жиль Блас, - заметил мой секретарь, - что я

не вполне разделяю ваше мнение относительно умеренности, которой вы меня

прельщаете. К чему нам довольствоваться пищей Диогена? Наше здоровье

нисколько не пострадает, если мы будем хорошо питаться. Поверьте мне: раз,

слава богу, у нас есть возможность усладить свое уединение, то нам незачем

превращать его в юдоль голода и бедности. Как только мы купим усадьбу, то

необходимо будет снабдить ее хорошими винами и всякими другими припасами,

приличествующими разумным людям, которые покинули общество не для того,

чтоб отказаться от жизненных удобств, а для того, чтоб наслаждаться ими с

большим спокойствием. "То, что есть в доме, - сказал Гезиод, - не приносит

вреда, но отсутствие чего-либо может оказаться вредным". Лучше, -

добавляет он, - обладать необходимыми предметами, нежели только желать,

чтоб они у вас были.

- Черт возьми, сеньор Сипион, - прервал я его, в свою очередь, - вы

читали греческих поэтов! Где это вы изволили познакомиться с Гезиодом?

- У одного ученого, - отвечал он. - Я некоторое время служил в

Саламанке у педагога, который был великим комментатором. Ему ничего не

стоило состряпать в мгновение ока огромный том. Он составлял его из разных

отрывков, которые заимствовал у еврейских, греческих и латинских

писателей, имевшихся в его библиотеке и переводил на испанский язык.

Состоя у него в переписчиках, я запомнил множество сентенций, столь же

замечательных, сколь и та, которую вы только что от меня слышали.

- В таком случае вы должны были здорово нашпиговать свою память, -

заметил я. - Однако вернемся к нашему проекту. В каком же из испанских

королевств почитаете вы за лучшее устроить наше философское пристанище?

- Я стою за Арагонию, - возразил мой наперсник. - Там есть дивные

уголки, где можно жить с приятностью.

- Ничего не имею против, - заявил я, - пусть будет Арагония. Надеюсь,

что нам удастся раскопать там местечко, где я найду все те удовольствия,

которые рисуются моему воображению.