Встреча с некоторыми незнакомыми учениками

15 марта 1947

Многочисленные ученики толпятся на лугах Ники, где на солнце сушится скошенное сено. Рядом с лугами стоят две тяжелые крытые повозки. Я понимаю, кого они ожидают, увидев, как Учитель благословляет и отпускает учеников и всех учениц ведут к повозкам и они садятся в них. Благословенная Дева также уходит вместе с другими ученицами, юный пастушок из Енона присоединяется к ним, и, когда повозки, запряженные медлительными волами, трогаются в путь, с ними уходят также многие ученики, сопровождающие их по бокам. Апостолы, Закхей и его друзья остаются на лугах вместе с небольшой группой личностей, полностью закутанных в свои мантии, словно не желающих, чтобы их узнали.

2. Иисус медленно возвращается к середине луга и садится на кучу наполовину высохшего сена, которое скоро уберут на сеновал. Он погружен в мысли, и все, уважая Его сосредоточенность, ожидают в трех различных группах, немного в стороне от Него и друг от друга.

Медитация затянулась и вместе с ней ожидание. Солнце греет все сильнее и сильнее и сияет сверху на луг, сильно пахнущий сохнущим сеном. Ожидающие принимают убежище на краю луга в освежающей тени последних деревьев фруктового сада.

Иисус остается один. Один на солнце, которое уже сильное, весь белый в Своей льняной тунике и головном уборе из светлого биссуса, который слегка колышет ветерок. Возможно это тот, который соткала Синтихия. Медленное жалобное мычание коров слышно из ближайшего стойла, чириканье птенцов между ветвями деревьев в саду, а с гумен чириканье оперившихся птенцов и писк нахальных цыплят. Жизнь, которая продолжается, обновляясь каждой весной. Голуби кружат высоко в небе прежде чем вернуться в свои гнезда уверенным полетом. Я не знаю, в доме ли Ники поблизости, или где-то в поле женщина поет колыбельную, и тонкий голосок ребенка, сначала пронзительный и дрожащий, как блеяние ягненка, слабеет и потом умолкает…

Иисус задумчив. Он все еще медитирует. Неизменно. Нечувствительный к солнцу. Я часто замечала исключительную сопротивляемость нашего благословенного Иисуса к суровым превратностям времен года. Я так и не поняла, то ли Он чувствует мучительные жару и холод и терпит их без жалоб из духа умерщвления плоти, или же, так как Он господствует над необузданными стихиями, то Он также господствует над исключительными жарой и холодом. Я не знаю. Я знаю, что хотя видела Его промокшим насквозь под ливнями и влажным от пота в самые жаркие летние дни, я никогда не замечала у Него какого-либо жеста неудовольствия, связанного с жарой или холодом, так же, как не видела Его предпринимающим те предупредительные меры, к которым обычно прибегают люди против чрезмерностей солнца или мороза.

Однажды мне было указано, что в Палестине не принято ходить с непокрытой головой, и что, следовательно, я ошибаюсь, когда говорю, что непокрытая светловолосая голова Иисуса сияла в солнечном свете. Это может быть очень верным, что в Палестине невозможно ходить с непокрытой головой. Я никогда не была там и потому не знаю. Но я знаю, что Иисус обычно не носил какого-либо головного убора. И если в начале путешествия у Него какой-нибудь был, то скоро Он его снимал, как если бы не терпел препятствий, и нес его в Своей руке, употребляя его, более, чем что-либо еще, чтобы вытирать пыль и пот со Своего лица. Когда идет дождь, Он накрывает голову краем Своей мантии. На сильном солнечном свету, особенно когда Он в пути к какому-нибудь месту, Он ищет тени под рядами деревьев, (посаженных вдоль дорог), даже если они не близки друг к другу, чтобы защититься от солнечных лучей. Но Он едва ли когда-нибудь носит легкое покрытие на Своей голоде, как делает это сегодня. Этот комментарий может показаться бесполезным некоторым людям, но он также является частью того, что я вижу, и я упоминаю об этом, пока Иисус размышляет…

3. «Ему повредит так долго оставаться на солнце!» - восклицает один из принадлежащих к группе, которая ни апостольская, и ни группа друзей Закхея.

«Давайте пойдем и скажем Его ученикам… И кроме того… Я бы хотел… Я бы не хотел задерживаться слишком долго», - отвечает другой мужчина.

«Э! Да. Горы Адумим не очень безопасное место ночью…»

Они идут к апостолам и говорят с ними.

«Хорошо. Я пойду и скажу Ему, что вы хотите уйти», - говорит Искариот.

«Нет. Не так. Мы хотели бы быть по крайней мере в Ен-Шемеше до темноты».

Иуда уходит, иронически улыбаясь. Он склоняется перед Учителем и говорит Ему: «Они говорят, что это потому, что солнце может повредить Тебе, - но истина в том, что им может быть причинен вред, если они будут слишком заметными, - но евреи хотят, чтобы Ты их отпустил».

«Я иду… Я задумался… Они правы», - и Иисус встает.

«Все, кроме меня…» - ворчит Иуда.

Иисус смотрит на него и молчит. Они вместе идут к тем людям, которых Иуда назвал евреями.

«Я уже отпустил всех вас. Я сказал вам вчера. Я буду говорить только в Иерусалиме…»

«Это правда. Но дело в том, что мы хотели бы поговорить с Тобой, мы те… Мы можем поговорить с Тобой наедине?»

«Удовлетвори их. Они боятся нас, точнее, меня», - вновь говорит Иуда из Кериофа со своей ядовитой улыбкой.

«Мы никого не боимся. Если бы мы хотели, мы бы знали, как защитить наше спокойствие. Но не все же еще трусы в Палестине. Мы потомки доблестных мужей Давида и если ты еще не презрен и не раб, ты должен воздать почтение нашему роду, первому со стороны святых царей, первому со стороны Маккавеев. И первому даже сейчас, когда честь и совет должны быть даны Сыну Давидову. Потому что Он велик. Но каждое создание, не имеет значения, сколь великим оно может быть, может нуждаться в друге в критические часы жизни», - страстно отвечает тот, кто весь одет в льняные одежды, включая его мантию и головной убор, который покрывает почти все его суровое лицо.

«Мы Его друзья. Мы являемся ими уже три года, тогда как вы…»

«Мы не знали Его. Слишком часто мы бывали обмануты ложными Мессиями, чтобы с готовностью верить каждому утверждению. Но последние события просветили нас. Его деяния – это деяния Бога, и мы говорим, что Он Сын Божий».

«И вы думаете, что Он нуждается в вас?»

«Как Сын Божий – нет. Но как Человек – да. Он пришел, чтобы быть Человеком. А Человек всегда нуждается в людях, Своих братьях. Во всяком случае, почему ты боишься? Почему ты не хочешь, чтобы мы говорили? Скажи нам».

«Я? Говорите! Вы можете говорить! Люди слушают больше грешников, чем праведников».

«Иуда! Я думаю, что такие слова должны были бы жечь твои губы подобно огню! Как осмеливаешься ты судить, когда твой Учитель не судит? Написано: “Если будут грехи ваши как багряное, - как снег убелю; если будут красны как пурпур, - как шерсть убелю”[17]».

«Но разве Ты не знаешь, что среди них…»

«Замолчи! 4. Пусть говорят они».

«Господь, мы знаем. Обвинение против Тебя уже готово. Они обвиняют Тебя в нарушении Закона и Субботы, в том, что Ты любишь народ Самарии больше, чем нас, в покровительстве мытарям и проституткам, в обращении за помощью к Вельзевулу и другим злым силам, в черной магии, в ненависти к Храму и желании разрушить его, в…»

«Достаточно об этом. Любой может выдвинуть обвинение, но гораздо труднее доказать обвинение».

«Но среди них есть люди, которые поддерживают это. Ты думаешь, что они справедливы в этом?

«Я отвечу тебе словами Иова, который является символом Терпеливого Человека, каким Я являюсь: “Далека от меня мысль считать всех вас праведниками. Но я буду отстаивать свою невинность до конца. Я не откажусь от оправдания себя, которое я начал, потому что моя совесть не упрекает меня за что-нибудь во всей моей жизни”. Сейчас весь Израиль может свидетельствовать, потому что Я не буду оправдывать себя словами, которые может говорить и лжец, весь Израиль может засвидетельствовать, что Я всегда учил людей уважать Закон, нет, даже более того: что Я усовершенствовал повиновение Закону и Субботы не были осквернены Мною… 5. Что вы хотите сказать? Говорите! Вы делаете жест, а затем останавливаетесь. Говорите!»

Один из… таинственной маленькой группы говорит: «Господь во время последнего собрания Синедриона они прочли обвинение против Тебя. Оно пришло из Самарии, из Ефраима, где Ты был, и оно утверждало, что было доказано, что Ты несколько раз нарушал Субботу и…»

«И Я еще раз отвечу вам вместе с Иовом: “И какова же надежда лицемера, если он ворует из жадности, и Бог не освободит его душу?” Этот негодяй, который являет один лик и имеет отличающееся от него сердце, и желает совершить великое ограбление из-за зависти к Моему благополучию, уже находится на дороге в Ад, и бесполезным будет для него обладание деньгами, и надежда на почести, и мечта взойти туда, куда Я не желаю пойти, чтобы не предать святой Завет. Будем ли мы заниматься им, кроме как молиться о нем?»

«Но Синедрион высмеял Тебя, сказав: “Вот любовь самарян к Нему! Они обвиняют Его, чтобы втереться в доверие к нам”».

«Вы уверены, что рука, написавшая эти слова, была самарянской?»

«Нет. Но Самария была сурова с Тобой в последние дни…»

«Потому что посланцы Синедриона разрушали и воодушевляли людей ложными советами, возбуждали глупыми надеждами, которые Мне нужно было опровергать и уничтожать. Во всяком случае, это было сказано об Ефраиме и об Иуде, и это может быть сказано о каждом месте, потому что непостоянно сердце человека, который забывает о благосклонности и уступает угрозам: “Ваша добродетель подобна утреннему туману, подобна росе, которая исчезает утром”. Но это не доказывает, что они, самаряне, являются обвинителями Невинного. Ложная любовь возбудила их ярость против Меня, но это бредящая любовь. 6. Какое иное доказательство обосновывает обвинение в том, что Я  с особым предпочтением отношусь к самарянам?»

«Тебя обвиняют в настолько исключительной любви к ним, что Ты всегда говоришь: “Слушай, Израиль”, вместо того, чтобы говорить: “Слушай, Иудея! ” И что Ты не можешь упрекать Иудею…»

«В самом деле? На этом пробном камне утрачивается мудрость раввинов? Разве Я не Отрасль праведности, произросшая от Давида, которою, как говорит Иеремия, будет спасена Иуда?[18] Пророк предвидит, что Иуда, прежде всего Иуда, будет тогда нуждаться в спасении. И эта Отрасль, вновь говорит пророк, будет названа именем: «Господь оправдание наше!» «Ибо так говорит Господь: не прекратится у Давида муж, сидящий на престоле дома Израилева»[19]. Так что же? Пророк ошибся? Он был опьянен? Чем? Покаянием, конечно, и ничем больше. Ибо никто не может утверждать, ради того, чтобы осудить Меня, что Иеремия был пьяницей. И все же он говорит, что Отрасль Давида спасет Иуду и сядет на престоле Израиля. Итак, следует говорить, что просветленный пророк видит, что Израиль, а не Иуда будет избран, что Царь придет к Израилю, и что это будет благодатью, если Иуда получит только спасение. Так будет ли оно названо Царством Израиля? Нет. Оно будет названо царством Христа. Того, Кто соединит рассеянные части и восстановит в Господе, после того как, согласно другим пророкам, за месяц, - что Я говорю за месяц? – менее, чем за день произведет суд и осудит трех ложных пастырей и закроет Мою душу для них, потому что их души пребывали закрытыми для Меня, и хотя они желали Меня символическим образом, они не любили Меня в Моей истинной Природе. Ныне Тот, Кто послал Меня и дал Мне два посоха, сломает оба, чтобы Благодать была потеряна для жестоких людей, и Бич мог придти от мира, не от Небес. И нет ничего более болезненного, чем бичи, которые люди используют против людей. Так будет. О! Так! Я буду поражен, и две трети овец рассеются. Только одна треть, всегда только одна треть, будет спасена и будет упорно продолжать до конца. И эта третья часть пройдет через огонь, через который Я должен буду пройти первым, и она будет очищена и испытана подобно серебру и золоту, и ей будет сказано: “Ты Мой народ”, и она скажет Мне: “Ты мой Господь”. И там будут те, кто весят тридцать шекелей[20], цена ужасной смерти, плата глупцов. И они больше не смогут вернуться оттуда, куда они вышли, потому что даже камни будут кричать от ужаса при виде тех шекелей, запятнанных кровью Невинного и потом Того, Кто будет преследуем с самым жестоким безумием, и они послужат, как было сказано, для покупки поля для иноземцев из числа рабов Вавилона. О! Поле для иноземцев! Знаете ли вы, кто они? Это те из Иуды и Израиля, те, кто вскоре, навеки, больше не будут иметь Отечества. Даже земля их древней страны не примет их. Она будет изрыгать их, даже когда они будут мертвы, потому что они пожелали отвергнуть Жизнь. Как ужасно!...»

7. Иисус замолчал, как если бы Он был подавлен, с опущенной головой. Затем Он поднял ее, огляделся, Он видит присутствующих: апостолов, тайных учеников, Закхея и его друзей. Он вздыхает как человек, проснувшийся после ночного кошмара. Он говорит: «Что еще вы говорили? Ах! Что Меня осуждают за любовь к мытарям и проституткам. Это правда. Они больны, они умирают. Я, Жизнь, дарую Себя им как жизнь. Приди, Мое искупленное стадо. Он говорит Закхею и его друзьям: «Придите и выслушайте Мой приказ. Многим, которые были  более чисты, чем вы, Я сказал: “Не ходите в Иерусалим”. Вам Я говорю: “Идите”. Это может показаться несправедливым…»

«Так оно и есть», - говорит Искариот, прерывая Его.

Иисус делает вид, что не слышал его. Он продолжает говорить с Закхеем и его друзьями, в то же время обращаясь к людям, закутанным в свои мантии: «Но Я говорю вам: идите, потому что вы растения, которые нуждаются в росе больше, чем остальные, чтобы ваша добрая воля могла помогать Всемогущему Отцу и вы могли теперь свободно возрастать в Благодати. Что касается остальных вопросов… Небо само ответит на них посредством безошибочных знамений. Живой Храм действительно может быть разрушен, и восстановлен навеки за три дня. Но мертвый Храм, который будет только трястись и будет думать, что он победил, погибнет, чтобы никогда больше не подняться вновь. Идите! И не бойтесь. Ждите Моего дня, совершая покаяния, и его рассвет окончательно приведет вас к Свету». Затем Он говорит Закхею: «Все вы также можете пойти. Но не сейчас. Будьте в Иерусалиме на рассвете следующего дня после Субботы. Вместе с праведными Я желаю видеть тех, кто воскресли вновь, потому что в Царстве Христа неисчислимое количество мест. Их столько, сколько людей доброй воли». И Он отправляется к дому Ники через густой тенистый фруктовый сад.

8. Маленькая тропинка подобна желтоватой ленте на зеленой почве и клохчущие куры пересекают ее со своими золотистыми цыплятами и робкая мать, в присутствии столь многих незнакомцев, припадает к земле и расправляет свои крылья, чтобы защитить их, кудахча громче, боясь опасности для своих малышей. Они спешат спрятаться под материнским оперением, пища, пока не почувствуют себя в безопасности, и пока не станет казаться, что их больше нет…

Иисус останавливается, чтобы понаблюдать за ней… и слезы заструились из Его глаз.

«Он плачет! Почему Он плачет? Он плачет!» - шепчутся все: апостолы, ученики и искупленные грешники. И Петр говорит Иоанну: «Спроси у Него, почему Он плачет…» И Иоанн, в своей обычной позе, слегка склонившись из уважения, глядя вверх на Него, спрашивает: «Почему Ты плачешь, мой Господь Возможно из-за того, что Тебе сказали, и что Ты сказал до этого?»

Иисус, выйдя из погруженности в захватившие Его мысли, печально улыбаясь и указывая на курицу, которая все еще с любовью защищает своих отпрысков, говорит: «Я также, будучи Одно с Моим Отцом, видел Иерусалим, как говорит Иезекииль, нагим и в стыде. Я увидел его и приблизился к нему, и когда пришло время, время Моей любви, Я простер Свою мантию над ним и покрыл его наготу. Я желал сделать его Моей царицей, став его отцом, и защитить его, как эта курица защищает своих цыплят… Но, тогда как выводок благодарен за внимание своей матери и принимает убежище под ее крыльями, Иерусалим отверг Мою мантию… Но Я буду настойчивым, осуществляя Мой план любви… Я… Мой Отец, позже, будем действовать соответственно Его воле». И Иисус сходит с тропы на траву, чтобы не потревожить курицу с выводком цыплят и проходит мимо, и вновь слезы заструились по Его бледному скорбному лицу.

Все подражают Ему, следуя Его шагам и перешептываясь, пока не достигают порога дома Ники. Только Иисус и апостолы входят в дом. Остальные продолжают свой путь к местам их назначений…