Я нахмурился. Никогда не любил его сумасбродного папеньку, но и особенного отвращения он у меня, признаться, не вызывал.

– Ты убил его из-за недостатка любви?

Нотт пожал плечами.

– Возможно. Впрочем, я не виню его, для своих родителей он всегда был лишь инструментом в достижении целей. Дед готов был воспитывать ублюдка, лишь бы наследство не ушло к дальним родственникам, а бабка предпочитала быть нежной с любовниками, а не с собственным отпрыском. Думаю, он просто не знал, как ко мне относиться. Я пытался это как-то изменить. Папа всегда мечтал, чтобы я стал самым молодым последователем Темного Лорда, так что мне пришлось отправиться к Волдеморту. Но тот выбрал Драко Малфоя, а моего отца оставил гнить в тюрьме. Я не мешал Драко осуществить мой план. Было просто интересно посмотреть, способен ли он на это и чем все закончится. Малфой ведь не справился бы без вашей помощи? Мое искреннее восхищение, сэр.

– Нотт, я не тот человек, которым вы меня себе представляете.

Он улыбнулся.

– Я не склонен к заблуждениям, сэр. Женщины никого до добра не доводили. Впрочем, мой папенька сбрендил и без их тлетворного участия. Видите ли, даже после окончания войны он жил идеями так безжалостно выбросившего его на свалку повелителя. Папа хотел, чтобы я помог ему сбежать. Чтоб воспользовался зельем удачи и на некоторое время заменил его в камере, как это сделала мадам Крауч для своего сына. Думаю, незаконнорожденность всегда была его бичом, и он желал всячески от нее откреститься. Раз уж я сам, по его мнению, был всего лишь неудачником, не способным возродить порядок чистокровных магов, то меня оставалось только принести в жертву, ведь за помощь в побеге положен немалый срок. Меня такая судьба не интересовала, я уже был достаточно разочарован в нем, чтобы избавить себя от такого бессмысленного родства.

– С помощью Грегори Гойла.

Он кивнул, перебирая кинжалы.

– Еще одно ничтожество. Он был свободен и не так уж беден, как это могло показаться со стороны. Если бы они с матерью продали ту кучу камней, что зовут домом, могли бы жить безбедно, но гордыня наказуема, особенно у глупцов. Впрочем, Грегори стоит поблагодарить. Именно он навел меня на мысль избавиться от папеньки. Так часто повторял, как было бы хорошо, если б его родитель поскорее издох, что я подумал: да, это выход.

– Но при чем тут Гарри Поттер и Драко Малфой?

Нотт сел на крышку гроба и взглянул на часы.

– Ладно. У нас еще есть немного времени для пустых разговоров. Что касается Гарри Поттера, то тут просто спортивный интерес, если можно так выразиться. Но оправданный тем, что именно его смерть обеспечит Драко Малфою пожизненное заключение в Азкабане без права обжалования приговора. Даже такому интригану, как вы, мистер Малфой, было бы не отмыть его от этого греха. Громкое убийство вызовет огромный общественный резонанс, а поскольку других подозреваемых у Кингсли не найдется, министр будет вынужден осудить Малфоя.

– Почему вы так ненавидите моего сына? Он избавил вас от множества проблем.

– Драко, конечно, глуп, чванлив и самонадеян, но даже это не имеет особого значения. Зависть, мистер Малфой. Банальное человеческое чувство. Я не испытываю к нему ненависти, но хочу быть им – удачливым ничтожеством, любимым своими родителями и друзьями. Желаю, чтобы за меня отдавали жизни, а не требовали принести себя в жертву. Разве справедливо, что одним дается все, а другим – ничего? Я просто жажду прервать череду его удач. У идиотов нет на них права.

– Кто ты такой, чтобы это решать? – спросил Люциус.

– Вот только не надо предполагать, что я сошел с ума или возомнил себя мессией. Я просто человек, который понимает пределы своих возможностей и знает, какую партию может выиграть, а чем лучше не начинать заниматься.

У каждого свои приоритеты. Каюсь, но меня в этот момент мало интересовали проблемы Драко.

– Почему Поттер?

– Хочу доказать самому себе, что Волдеморт, которому так поклонялся мой отец, был ничтожеством. Самый простой путь добиться этого – сделать то, что ему не удалось.

Какой опасный человек. Спокойный, равнодушный, расчетливый. Его рассудочность меня начала пугать. Если такова расплата за интеллект, я начну напоследок жаждать для себя глупости. Может, так сказывалось чувство вины? Людям не стоит браться за работу, которую они не в состоянии хорошо выполнить. Слишком зацикленный на своих целях, я никогда не обращал внимания, в чьи головы стараюсь вложить знания. Только Гарри стал исключением. До Теодора, как и до большинства талантливых, обладающих важным достоинством не доставлять окружающим неприятности детей, мне никогда не было дела. Я не интересовался их стремлениями, не заглядывал в души, а значит, попросту выпустил в жизнь несколько поколений людей, о которых ни черта не знаю. Сколько еще таких маньяков в этом городе? Десятки? Сотни, может быть? У меня была возможность изменить каждого. Немного подумать об этом гребаном мире. Облегчить жизнь Гарри тогда, а не захлебываться последствиями сейчас. Оставалось только констатировать: я – эгоцентричное жалкое ничтожество. Жаль, что этот вывод может засвидетельствовать лишь такое же чудовище, спящий мальчик, у которого еще остался шанс себя изменить, и другой, полюбивший играть с ножами и, кажется, уже потерянный даже для самого себя.

– Я все равно не понимаю, Нотт. Зачем вам все это?

Выхода не было. Слишком многим мое отчаянное равнодушие уже позволило умереть. Мне не остановить того, кто уже бросился с обрыва, не найдя другого пути. Я не способен солгать, что такие грехи прощаются. Мне остается только сожалеть о нем и признавать: судьба довольно справедлива, она всегда безжалостно наказывает не только за грехи, она карает глупое равнодушие. Записывает в свою толстую книгу все случаи, когда мы, отвернувшись, прошли мимо чужого отчаянья, а потом наотмашь бьет по лицу. Я заслужил все это, но не Гарри. Он имел одно неоспоримое достоинство: умел становиться важным и нужным для многих не похожих друг на друга людей. Был неоспоримой ценностью, может, поэтому первое взыскание от рока всегда было направлено на него, как на самое дорогое.

Нотт улыбнулся.

– Азарт. Когда я узнал, что вы работали на Дамблдора, решил, что это должно быть весело – водить окружающих за нос. Продумывать различные планы и осуществлять их. – Он огорченно вздохнул. – Знаете, у меня никогда не было хобби, сэр. Отец требовал лишь высоких оценок, а на мой досуг ему было наплевать. Я пробовал играть в шахматы, но самому с собой было неинтересно, а противники быстро выбывали, потому что я запоминал их манеру игры и они уже не могли соответствовать моему уровню. Потом были зелья, с моим здоровьем это риск. Что если перчатка лопнет или кто-то вроде Лонгботтома плеснет мне отваром в лицо, а я не успею увернуться? Постоянный контроль тела и мыслей. Волнующе и интересно рисковать, делая крупные ставки. Вот только когда вас заменил Слагхорн, мне стало скучно. Оказывается, важно не только с кем играть, но и назначенное судейство. Я хотел, чтобы вы меня оценили.

– Как подонка?

– Стратега. Это ведь была захватывающая гонка, профессор. И я даже дал вам фору, обратившись к собственному деду.

– Вы знали о нем?

Он кивнул.

– Разумеется. Пьяный отец как-то проболтался о старике и его Нерушимой клятве. Я догадывался, что он умрет, когда вы или авроры попытаетесь принудить его навести на мой след. Прощальный подарок папочке: этот человек всегда отравлял его существование.

– Зачем было травить Грейнджеров?