Детей научили чуть что обращаться к старшим, которые решат их проблемы и оградят от дискомфорта. Социологи такое состояние называют моральной зависимостью.

Все это угрожает открытости и гибкости, которые просто необходимы молодежи для того, чтобы преуспевать в вузе и далее во взрослой жизни. Эти дети начинают учиться или работать, так и не привыкнув справляться с огорчениями и недопониманием, и это делает их чрезмерно чувствительными. Не сумев развить ресурс на преодоление препятствий, они будут склонны всегда делать из мухи слона.

В колледжах сегодня повсеместно наблюдается преувеличение опасности и обид. Уже не важно, что хотел человек сказать или насколько адекватно слушатель истолковал это высказывание, — важно то, ощущает ли человек себя в итоге задетым.

Если да, значит, говорящий совершил акт «микроагрессии», а исключительно субъективная реакция потерпевшей стороны — достаточное основание для письма декану или подачи жалобы в соответствующую университетскую группу. Совокупный эффект таков, что и преподаватели, и студенты, по их собственному признанию, вынуждены буквально ходить на цыпочках. Это препятствует свободомыслию и открытому обсуждению — ключевым составляющим высшего образования.

А что насчет школьников, которым постоянно напоминают: неосторожным словом можно в любой момент обидеть кого-то из окружающих? Когда сегодняшний восьмилетка превратится в 18-летнего первокурсника, будет ли он считать свободу слова достойной того, чтобы за нее ратовать? Как выражается председатель выступающего за свободу слова Фонда прав личности в образовании (FIRE) Даниэл Шухман, «станут ли эти дети считать Первую поправку принципиально важной, если еще в пятом классе начали понимать, что о некоторых вещах говорить — или даже думать — нельзя, особенно в школе?»

Родители, учителя и преподаватели говорят о прогрессирующей беспомощности, которую они наблюдают среди молодых людей. Трудно не прийти к заключению о том, что гиперопека в отношении детей и гиперчувствительность студентов — две стороны одной медали.

Дети на поводке

Если вам больше сорока, вероятнее всего, в детстве у вас была куча свободного времени — после школы, в выходные, летом. И скорее всего, если вас сегодня спросить о нем, вы сможете часами вспоминать про игры в лесу или катание на велосипеде до наступления темноты.

Сегодня многих детей растят, словно телят на убой. Лишь 13 % ходят в школу сами. Многих из тех, кто ездит на автобусе, до остановки сопровождают родители и потом стоят рядом наподобие телохранителей.

Штат Род-Айленд какое-то время рассматривал возможность принять закон, запрещающий детям днем выходить из автобуса, если их не ожидает взрослый. Вплоть до седьмого класса.

Что касается летнего веселья, дети на отдыхе нынче не просто обязаны повсюду ходить вместе с приятелем — включая туалет. Некоторым теперь положено брать двоих друзей — один в случае чего останется с пострадавшим, а второй побежит звать взрослых. Поход в сортир приравнивается к восхождению на Килиманджаро.

Дети больше не возвращаются из школы со своим ключом, чтобы затем отправиться шататься по району. Вместо этого для них предусмотрены организованные занятия под присмотром. Юношеский спорт сегодня — это бизнес стоимостью 15 миллиардов долларов, с 2010 года он вырос на 55 %.

На соревнованиях выступают даже третьеклассники — значит, что их родители также много времени проводят в дороге. Или ребенок занимается с репетитором. Или идет в музыкалку. А если ничто из перечисленного не пошло — тупит в интернет в своей комнате.

И даже если родители вдруг пожелают выдворить детей на улицу — «и до обеда чтоб вас не видно было!» — теперь это уже не так просто, как раньше. Зачастую на улице играть не с кем. А что еще печальнее, взрослые, которые сочтут уместным отправить юнца по какому-то поручению или погонять в мяч неподалеку, хорошенько подумают, прежде чем отпустить его. Потому что сующие нос не в свое дело прохожие, полицейские или соцработники рвутся приравнять «без присмотра» к «беспризорный и подвергающийся опасности».

Чета Мейтивов из штата Мэриленд дважды находилась под следствием за то, что они позволили своим детям десяти и шести лет возвращаться из парка домой одним.

Спецпроект

Или вот случай Дебры Харрелл из Южной Каролины: мать попала за решетку за то, что разрешила девятилетнему ребенку играть в одиночестве на площадке с фонтанчиками, пока она отрабатывала смену в ресторане сети «Макдоналдс». Или восьмилетний мальчик из Огайо: вместо того, чтобы поехать на автобусе в воскресную школу, удрал в магазин Family Dollar. Отца задержали за «подвергание опасности жизни ребенка».

Такие примеры иллюстрируют новое видение: веру в то, что всякий раз, когда дети чем-то заняты самостоятельно, они автоматически находятся под угрозой. Но это заблуждение.

Уровень преступности в Америке откатился до показателей 1963 года, что значит, что сегодняшние родители росли на улице во времена, когда там было опаснее, чем сейчас. И безопаснее стало не от того, что мы трясемся над своими детьми, — снизилось количество вообще всех насильственных преступлений, включая преступления в отношении взрослых.

Очень опасные дела

А по ощущению, безопаснее не стало. По данным опроса 2010 года, больше всего родители боятся «похищения», и это несмотря на то, что езда в машине в качестве пассажира гораздо более опасна. В 2011 году девять детей были похищены и убиты чужими людьми — в автокатастрофах в том же году погибли 1140.

В изданной в 2011 году книге «Лучшие ангелы нашего естества» гарвардский психолог Стивен Пинкер пишет, что в наше время в большинстве стран жизнь более безопасна, чем в любой иной период истории человечества, а СМИ продолжают нагонять паранойю. Потому воспитательский откат назад, к свободе, представляется вдвойне рискованным: одновременно опасаешься и похитителей детей, и представителей органов опеки.