Демократическое государство: взгляд внутрь

«ЧЕРНОГО ЯЩИКА»

Неоинституциональная политэкономия в своих исследованиях государства исходит из предпосылки, что политика и экономика в со­временном мире переплетены настолько тесно, что их зачастую трудно отделить друг от друга. Действительно, мы знаем, что множество импульсов, посылаемых экономической системе, зарождается не в результате внедрения научных разработок, а в итоге голосования в парламен­те или «волевого решения» чиновника. Это заметно «подогревало интерес экономистов к работе «политического рынка» и в конечном Ирге послужило причиной их «вторжения» в смежные области исследования. Сегодня государство и его правовая система перестали рассматриваться экономической теорией как «черный ящик». Неоинституционалисты заглядывают «внутрь» государственной машины, исследуют ее основные механизмы, а также те алгоритмы, по которым они действуют. Это позволяет выявить «системные» причины политических кризисов, предпосылки экономического застоя, неэффективных решений, «популистских» ходов и т.д.

 

ИЗ ИСТОРИИ ВОПРОСА

Джеймс Макджилл Бьюкенен стал нобелевским лауреатом по экономике в 1986 г. «за исследование договорных и конституционных основ теории я принятия экономических и политических решений». Достижение Бьюкенена состояло в том, что он постоянно и настойчиво подчеркивал значение законодательных правил и рассматривал политическую систему как процесс обмена, предполагающий взаимную выгоду и стремящийся к ней.

 

Над этой проблемой автор начал работать с 50-х годов. Изучение вопросов «общественных финансов» привело Бьюкенена к решению проблемы отношений между политическими структурами и экономической, политикой. В 1954 и 1959 гг. Бьюкенен в своих статьях пытался устано­вить аналогию между выбором индивида на рынке и в процессе голосова­ния, а также рассматривал возможность использования теории благосос­тояния в политической организации общества. На собрании Общества им. М. Перелина в Оксфорде в 1959 г. Бьюкенен представил доклад «Эконо­мическая политика, свободные институты и демократический процесс».

Глубокое обоснование своих идей Бьюкенен дал в книге «Расчет со­гласия. Логические основания конституционной демократии» (1962 г.), на­писанной в соавторстве с Гордоном Таллоком. В работе были изложены идеи о связи теории общественных финансов с процессом голосования, а также изложена теория политической организации. Природа политики была рассмотрена как процесс взаимовыгодного обмена. В начале 70-х годов Бьюкенен и Таллок создали Новый центр изучения общественного выбора, в котором предпринимались попытки исполь­зовать экономические методы на политическом поле. Новый центр в 1982г. был перенесен в Университет Джорджа Мейсона в г. Фэрфакс в штате Вирджиния. Результаты научных исследований, которые Бьюкенен прово­дил на протяжении последующих 45 лет, принесли ему международное признание, как специалисту и разработчику теории общественного выбо ра. В 1990 г. Бьюкенен прибыл в Россию в составе группы американских экономистов. На международной конференции он выступил с докладом «Путь к свободе».

Результаты своих многолетних исследований Бьюкенен изложил в работах: «Общественные финансы в демократическом процессе» (1967г). «Спрос и предложение общественных товаров» (1968г.), «Пределы свободы между анархией и Левиафаном» (1975 г.). В последней работе Бьюкенен провел разграничение между государством-гарантом и государством-производителем.

Государство-гарант формируется на основе набора правил и процедур для существования политических организаций, составляющих конститу­ционный договор. Возникновение государства-гаранта представляет со­бой переход от анархии к политической организации.

Государство-производитель направлено на заключение договоров о совместном потреблении товаров и услуг. Однако в постконституционной стадии деятельность чиновников и бюрократов ведет к усилению го­сударства-производителя. Это обусловливает угрозу Левиафана, т.е. ав­тократического государства.

Бьюкенен считал необходимым дать анализ проблемы «политика КАК ОБМЕН». Эпиграфом к своему исследованию он выбрал следующие сло­ва К. Викселля; «Вопиющей несправедливостью является принуждение лю­дей к уплате налогов, которые потом затрачиваются на деятельность, не соответствующую интересам налогоплательщиков или даже противоречащую им».  

Бьюкенен развил идею взаимовлияния политики и общественных орга­низаций граждан, использовав ее в создании теории общественного вы­ бора и концепции конституциональной экономики.

 

  ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПОЛИТИКИ. Результатом такого «вмешательства» стало зарождение «эконо­мического подхода к политике: целенаправленное и основан­ное на соображениях всеобщего благосостояния применение ин­струментов экономической теории к политическим проблемам. Речь идет прежде всего об институциональном анализе, постро­енном на использовании концепции трансакционных издержек, а также группе «неоклассических» методов, основанных на по­нятиях конкуренции, равновесия и экономической рациональ­ности. В качестве главного тезиса можно назвать следующее по­ложение: эффективный рост экономики требует рациональной и последовательной государственной политики, последняя в свою очередь невозможна в отсутствие рационального политического, устройства.

Разработка принципов построения такого государ­ства легла в основу исследований неоинституционалистов. Институциональный анализ государственной машины, как уже было сказано, — это образец «пограничного» исследования, отчасти вы­ходящего за рамки экономической теории. Чтобы совершить столь рис­кованную экспедицию, необходимо принять ряд условий. Прежде всего, договоримся о том, что как бы далеко нам не пришлось вторгаться в глубь «политических территориальных вод», мы всегда будем оставаться эко­номистами. То есть будем пользоваться теми же инструментами и со­храним выработанные ранее подходы и представления. Наиболее важ­ное из них — наше представление о природе человека.

Переходя в разряд политических деятелей, наш «субъект» не потеряет своих основных ка­честв: рациональности и эгоистических мотивов. Напомним, что в ин­ституциональной теории принято говорить об ограниченной рациональ­ности субъекта. Имеется в виду то, что человек, при всем своем   стремлении к рациональности, обладает ею не на все сто процентов. Изменится предмет его интересов: вместо денег и денежного капитала появятся продвижение во властной иерархии и капитал политический. Здесь мы расходимся в убеждениях с политиками: они, в противовес «эго­истичным предпринимателям», считают себя «борцами за общее бла­го». Мы не станем принимать на веру тезис о бескорыстии данных субъек­тов и, подобно Адаму Смиту, задумаемся о том, существует ли вторая «невидимая рука», которая способна направлять «политических стара­телей» к достижению цели общественного благосостояния.

 

ЦЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ. В число важнейших факторов, составляющих экономическое благополучие нации, входит рациональность государственной по литики. Это установленный факт, который не нуждается в про­странных обоснованиях. Другой любопытный факт состоит в том, что рациональность и успехи государственного регулирования в разных демократических странах серьезным образом различа­ются. В связи с этим перед экономической наукой встает ряд про­блем, которые не имеют пока однозначного решения.

Почему демократическое государство, с которым связывают успешное развитие экономики, в действительности не всегда способно со­ здавать для нее благоприятные условия?

Мы сознательно ограничиваем сферу внимания демократиче­скими системами. Основных тому причин две.

Во-первых, демократи­ческие государства, очевидно, достигли наибольших успехов в эконо­мике.

Во-вторых, это выбор большинства стран мирового сообщества и России в том числе. Исследования экономического развития в рамках тоталитарных систем также проводятся. Однако, несмотря на существование примеров динамичного роста экономик в таких страна, для них характерна нестабильность, которая вызвана во многом самим политическим устройством. Почему несмотря на существование примеров экономического процветания столь существенные разли­чия в уровне благосостояния наций продолжают существовать и даже возрастают? Почему государственные организации, созданные для решения актуальных проблем всего общества, иногда служат частным интересам?

 

Действительно, политика государства может быть нацелена как на предоставление «общественных благ и увеличение размеров «об­щего пирога» (назовем это «рациональной политикой»), так и на пере­распределение ресурсов и удовлетворение частных потребностей от дельных влиятельных групп и субъектов («частная экономическая политика»). Для экономистов характерен «формальный» подход к термину «рациональность». Это означает, что под рациональными действиями всегда понимается «максимизация» определенной целевой функции. Поскольку речь идет о макроэкономике, то во главу угла ставится цель «общественного благосостояния». Соответственно, можно поста вить знак равенства между «рациональным» и «приумножающим национальное богатство».

«Частная» политика не может считаться совершен­но бесплодной, так как она удовлетворяет потребности определенных слоев населения. Однако с точки зрения экономики в целом ее результаты - это «шлаки», бесполезные отходы. Ресурсы, которые могли пой­ти на изготовление «общего пирога», часто тратятся на производство таких «шлаков». Иногда они принимают форму неоправданных льгот субсидий, а иногда «маскируются» под «общественные блага». Так, например, может появиться космического размера памятник в центре города, либо гигантская эстакада через тихую улицу, либо какой-либо другой в целом нужный, но неоправданно дорогой (с точки зрения «по­лезности» всего общества) объект. Все эти проявления слабости поли­тической системы не только дискредитируют саму идею демократиче­ского общества. Они раздувают бюджет, ослабляют мотивацию субъектов экономики, приводят к пустой трате дефицитных ресурсов.

 

РАЦИОНАЛЬНОСТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ ГОСУДАРСТВА. Тезис, который мы как экономисты выдвигаем на первый план, состоит в том, что государственная политика, в отличие от гос­подствующей формы собственности, не должна быть «частной». Государство в целом служит для восполнения недостатков (про­валов) рынка и дополняет его там, где он сам не справляется. При этом генеральная цель государственной политики — «обществен­ное благосостояние», т.е. увеличение общего потока доходов и богатства всех субъектов экономики. В тех случаях, когда эта цель подменяется задачами, которые отвечают частным интересам отдельных субъектов, мы становимся свидетелями «фиаско» или провала государственного регулирования. В реальной жизни практически не встречаются примеры чистой «рациональной» или «частной» политики: любое государство склонно произво­дить и общественные блага, и так называемые «шлаки». Наша задача понять, от чего зависит «ориентация» экономической по­литики государства, т.е. необходимо установить факторы, влия­ющие на соотношение «общественных благ» и «побочных про­дуктов» государственного регулирования.

 

ИНСТИТУТЫ ВЛАСТИ. Основная гипотеза в рамках институциональной политэконо­мии заключается в том, что рациональность экономической по­ литики во многом предопределяется институтами. Причем в данном случае мы обозначаем этой категорией институты вла­сти — организации, которые составляют «государственную ма­шину» и те алгоритмы, по которым они работают. Данные «правила» и «организации» призваны нацелить персональные ин­тересы и эгоистические устремления политиков и чиновников на пользу всего общества.

Экономистам известно о том, что субъекты склонны обращать в свою выгоду любые преимущества, которые есть в их распоряжении. Преимущества, которыми располагают государственные деятели, это власть. Поскольку устремления всего общества и конкретного субъек­та могут не совпадать и действительно часто расходятся, существует риск «нецелевого использования» представителем власти своих пол­номочий. Роль институтов, таким образом, заключается в том, чтобы этого не допустить.

РАЗДЕЛЕНИЕ ВЛАСТЕЙ. Неоинституциональная теория утверждает, что передача влас­ ти должна сопровождаться определенными механизмами, обес­ печивающими ее надлежащее применение (т.е. соблюдение ин­тересов того института, который наделил данного субъекта данными полномочиями). Один из основных инструментов, слу­жащих для указанной цели, — это разделение властей. Если все полномочия не сосредоточиваются в одних руках, то создается определенная конкуренция, взаимный контроль и риск узурпа­ции власти снижается.

Исследователи выделяют два принципа разделения властей: функциональный и целевой. Согласно первому современное демократическое государство должно строиться таким образом, чтобы различные ветви власти: законодательная, исполнительная, судебная были независимы друг от друга. Целевой принцип означает недопустимость контроля раз­личных институтов власти со стороны одного субъекта или груп­пы (например, какой-либо политической партии, влиятельной се­мьи и т.д.).

Данные принципы являются необходимым и достаточным усло­вием для создания механизма разделения властей. Это означает, что одна и та же политическая группа, объединенная общими интересами, не должна одновременно контролировать и законодательную, и испол­ нительную власти, либо обе палаты парламента, либо президентский пост и суды. Кроме того, указанные властные структуры не должны выстраиваться в иерархию, т.е. непосредственно подчиняться друг дру­ гу. Государства, которые придерживаются этих принципов разделения властей и проводят свободные выборы, мы будем считать демократи­ческими.

 

ЧИСЛО ПОЛИТИЧЕСКИХ ИГРОКОВ И ПРАВО ВЕТО. Итак, мы назвали принципы, которые необходимо соблюдать для  построения эффективной демократической системы. Однако понятие разделения властей требует дальнейшей конкретизации. Критерием здесь может послужить число политических игроков (партий, фракций или политиков), обладающих реальным пра­вом вето. Это число может существенным образом варьировать­ся. Учитывая то, что любые коллективные действия чреваты трансакционными издержками, мы можем считать данную груп­пу людей «игроком» только в том случае, если она обладает оп­ределенной целевой функцией и организационной структурой, которые позволяют снижать указанные издержки и принимать решения.

К примеру, в Новой Зеландии, где существует парламентская де­мократия с однопалатным парламентом, в случае победы на выборах «централизованной» (унитарной) партии без влиятельных фракций внутри нее, «число вето» можно принять равным 1. Действительно, учи­тывая, что власть фактически принадлежит парламенту, а его полностью контролирует одна партия, никто не может ей помешать устанавливать любые правила в течение всего срока до следующих выборов.

Можно привести и другой пример — «президентская» республи­ка США. Помимо высшего должностного лица здесь действует двух­палатный парламент с разветвленной системой влиятельных коми­тетов и две политические партии. Допустим, к примеру, что «демокра­ты» контролируют президентское кресло и нижнюю палату парламента, а «республиканцы» — Сенат. В этом случае число вето, скажем, по во­просам национальной обороны, может доходить до четырех. Во-первых, это президент и нижняя палата, во-вторых — Сенат, в-третьих — «рес­публиканцы» в комитете по обороне Конгресса и, в-четвертых — «де­мократы» в соответствующем комитете верхней палаты парламента.

 

ГИБКОСТЬ ИЛИ КОНСЕРВАТИВНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ. Число вето, таким образом, — величина переменная. Причем за ней стоят совершенно неравнозначные варианты политического устройства. Выбор того или иного варианта представляет собой определенный компромисс. Это компромисс между гибкостью и консервативностью системы.

В тех случаях, когда число вето невелико, политикам не тре­буется множества согласований, уточнений и поиска компромиссов.

При этом государство имеет возможность быстро реагировать на динамичные изменения ситуации в экономике и в мире. Однако такой порядок не лишен минусов. Его главный недостаток — отсутствие системы «сдержек и противовесов». Часто это приводит к непосле­довательности, а точнее, неспособности властей следовать установ­ленным ранее правилам.

Экономическая система крайне негативно реагирует на непред­сказуемость государственной политики. Наиболее серьезным образом от этого страдают инвесторы в экономику и кредиторы государства. Для них более предпочтительна такая структура государственного аппа­рата, при которой «правила игры стабильны», и лоббистам сравнитель­но сложно изменять государственную политику в интересах какой-либо одной (пусть даже хорошо организованной и влиятельной) группы людей. Таким качеством отличаются консервативные системы с большим числом вето. Новые правила здесь подвергаются тщательной экспер­тизе, проходят множество согласований и получают одобрение целого ряда инстанций. Изменение действующего законодательства в чьих-либо интересах требует соответствующей компенсации «пострадав­шим»- группам и слоям населения. Пример такой политической систе­мы — США, где Конституция действует уже более 200 лет и является одним из главных национальных достояний.

НЕДОСТАТКИ КОНСЕРВАТИВНОЙ СИСТЕМЫ. Однако большое число вето часто не позволяет субъектам пре­одолеть даже самые несущественные разногласия и консолиди­роваться во имя достижения общих целей. Таким образом, глав­ный недостаток «консервативной» политической системы «неповоротливость».

Наиболее ярко это проявляется в работе законодательных орга­нов, где второстепенные вопросы могут вызвать самые ожесточенные споры. Очень часто вместо двух принципиальных концепций выдвига­ется целый ряд близких по сути точек зрения. Чтобы «примирить» все сходные позиции, требуются взаимные уступки, договоренности, для достижения которых расходуется много времени и средств.

 

 

Говоря экономическим языком, растут трансакционные издерж­ки, присущие политической системе. Переходя определенный барьер, трансакционные затраты могут привести к серьезным сбоям в работе государственной машины: она становится «медлительной», неспособной к принятию решений и склонной к застою и «патовым» ситуациям. Ста­новится сложно не только «преследовать частные интересы в ущерб общественным», но и вообще менять «правила игры» даже в тех случаях, когда нововведения позволяют увеличить размер «общего пирога».

Политические «игроки», обладающие правом вето, стараясь не допустить полной остановки процесса, начинают обмен голосами: «про­пусти мой проект — я пропущу твой». Минус данной ситуации заклю­чается в том, что «общественные блага» и законы, способные принести пользу всему обществу, становятся менее привлекательными для госу­дарственных деятелей, чем «шлаки» — частные «целевые» программы. Государственная политика в этом случае скорее всего «персони­фицируется» и будет следовать принципу «всем сестрам по серьгам», «шлаки», подаваемые под соусом национальных интересов, станут  основным инструментом в деле достижения компромисса между мно­жеством обособленных политических «игроков».

Чрезмерное количество вето — одна из проблем американского государства. Исследователи счи­тают, что хронические бюджетные дефициты являются следствием ин­тенсивного обмена голосами и торговли между политическими «игро­ками». Высокие доходы бюджета США позволяют политикам лояльно относиться к предлагаемым проектам и делать взаимные уступки. Это увеличивает число законопроектов и бюджетные расходы. В случае уже­сточения бюджетных ограничений обмен голосами усложнится. Резуль­татом может стать отсутствие вообще всякой политической инициативы.

Таким образом, чрезмерно высокое число вето снижает работо­способность государственных органов и ведет к недопоставке «коллек­тивных благ», что не позволяет государству эффективно преодолевать «недостатки рынка». Если такая система и способна генерировать об­щественно-ориентированные проекты, то с ними вместе обязательно появятся «шлаки», которые не имеют ничего общего с идеей «общего пирога» и являются побочным продуктом консенсуса между законода­телями.

Другие известные последствия увеличения числа вето заклю­чаются в конфликтах различных властных институтов, превышении должностных полномочий и попытках узурпации власти (как прави­ло, со стороны исполнительных органов), парламентских кризисах, также находят выражение в коррупции и хронических бюджетных де­фицитах.

Данный шаг часто является ответной реакцией исполнитель­ной власти на неспособность законодателей принимать решения. Это типичная проблема политических систем с глубоким функциональным и целевым разделением властей. Сложные и длительные процедуры  принятия решений «подталкивают» чиновников к их незаконному «обходу». Примеры таких случаев можно найти в новейшей истории США  (Ирангейт), Аргентины (политика К. Менема) и др.

 

ЭФФЕКТИВНОЕ ЧИСЛО ВЕТО. Вывод, который мы можем сделать, состоит в том, что характер политической системы определяется эффективным числом вето, ко­торое зависит от количества независимых властных институтов и числа политиков с различными целями, которые контролируют данные институты. В зависимости от числа вето политические сис­темы проявляют различную степень гибкости. Крайними проявле­ниями являются абсолютно гибкая система (которая, как правило, не способна следовать принятым правилам) и абсолютно консерва­тивная (в которой правила игры изменить вообще невозможно).

Все политические системы стараются избежать этих крайностей, но так или иначе склоняются либо в одну, либо в другую сторону. Если учесть естественную разобщенность политических интере­сов и целей, в обществе должно быть много обособленных «политиче­ских игроков. Соответственно, плюрализм мнений, свобода слова и волеизъявления в сочетании с функциональным разделением властей естественным образом приводят к появлению чрезмерно высокого чис­ла вето.

С одной стороны, это усиливает конкуренцию на политиче­ском «рынке» и снижает «давление» заинтересованных экономических субъектов. С другой стороны, плюрализм и свобода иногда ложатся мертвым грузом на экономику.

Проблема состоит в том, что подсчитать и зафиксировать опти­мальное количество вето практически невозможно. Политики, как пра­вило, обращают внимание исключительно на функциональное разде­ление властей, а право выбора и свобода волеизъявления считаются неприкосновенными.

 

ОБЪЕДИНЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ СИЛ СНИЖАЕТ ТРАНСАКЦИОННЫЕ ИЗДЕРЖКИ. Объединение политических сил (например, по линии партий) мо­жет снизить число независимых субъектов и принести существен­ный эффект. Построение политической партии по принципам иерархии способствует снижению трансакционных издержек, по­скольку не требует столь сложных процедур улаживания разно­гласий и достижения консенсуса, как в случае с независимыми политиками.

Объединяясь в партию, группа политиков ограничивает самостоя­тельность своих членов и начинает выступать «единым фронтом». Чис­ло самостоятельных «игроков» и независимых позиций снижается, а за­конодательный процесс идет более интенсивно, так как большая часть разногласий и «трений» остаются «за пределами» властной машины. Кроме того, в данном случае снижается роль отдельных субъектов и свя­занное с этим количество «шлаков».

Подчинить частным интересам целое общественное движение крайне сложно. Соответственно, чем слабее партии, чем больше обра­ зуется фракций и независимых политиков, тем выше число вето, значи тельнее трансакционные издержки и тем более «частной» становится государственная политика.

СИЛЬНЫЕ И СЛАБЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ. Принимая стимулы к объединению в качестве важнейшего кри­ терия, исследователи выделяют два класса политических систем: «сильные и слабые». В первом образуются существенные мотивы для консолидации, во втором таковые отсутствуют. •«Слабость» в данном случае является синонимом высокой фрагментации (многопартийности), которая влечет за собой рост числа вето и переход к «частной экономической политике».

Каким образом можно создать «сильную» политическую систе­му? Если отбросить идеологические меры воздействия (пропаганду), не вполне соответствующие представлениям о свободном обществе, то наш следующий вопрос будет состоять в том, существуют ли институ­циональные (по линии «правил игры») методы, которые позволяют создать стимулы для политической консолидации? Теория дает поло­жительный ответ на данный вопрос. Учитывая, что наши субъекты ра­циональны и эгоистичны, а их «целевая функция» — это накопление политического капитала, мы можем сформулировать условие, которое необходимо для объединения политических сил.

Коалиция становит­ ся выгодна только в том случае, когда в действующей системе выборов две политические группы, объединившись, могут получить больше мест в парламенте, чем по отдельности.

  Эта проблема аналогична той, кото­рая рассматривается в институциональной теории фирмы. Здесь для вычисления максимального количества фирм, которые могут выжить в данной отрасли, используется критерий «эффект масштаба». Слия­ние компаний будет экономически выгодно до тех пор, пока возможно увеличить прибыль в результате экономии от масштаба.

 

СИСТЕМА ВЫБОРА. Распределение «депутатских мандатов» сенаторских и президент­ ских кресел, как известно, происходит посредством «выборов».

Соответственно, порядок проведения выборов (особенно парламентских) во многом предопределяет перспективы консолидации политических движений и направленность экономической политики. Если говорить более конкретно, то с точки зрения укреп­ления партийной системы имеют значение два параметра. Во-первых, это количество «избирательных округов» (оно склады­вается исторически, соответственно примем его как экзогенную величину) Во-вторых, немаловажен сам принцип распределения «депутат­ских мандатов» (этот параметр является эндогенным, так как его опре­деляют сами законодатели).

Часто система выборов строится так, чтобы исход максимально отражал истинный «расклад политических сил». В этом случае уста­навливается «пропорциональный принцип» распределения «парламент­ских кресел» в зависимости от процента набранных голосов. В услови­ях большого числа регионов это не создает серьезных стимулов к объединению: в парламент попадают все партии, которые перешли процентный барьер.

Именно такая система действует в России. В соче­тании с низкой процентной планкой (7% голосов избирателей в целом по стране) это приводит к многопартийности. Под процентным барье­ром мы будем понимать ту долю голосов избирателей, выше которой у партии появляется место в законодательном органе. Данная цифра также служит для примерного подсчета максимального количества партий, которые могут «выжить» в политической системе. Как прави­ло, это число, обратное «процентному барьеру».

Изменение принципа формирования парламента или повыше­ние процентного барьера могут существенно повлиять на ситуацию. Так, например, в США место в парламенте от данного штата получает толь­ко победитель в местных выборах.

 

 

Это означает, что партия может получить 50% голосов в данном штате, но, тем не менее, не победить, так как другая партия получит вто­рые 50%. Такая система создает весомые стимулы для консолидации. Если даже представить себе, что перед очередными выборами в США о своем существовании заявили 10 или 20 партий, то высокий процентный барьер (50%) сразу оставит «за воротами» парламента большую часть из них. Впоследствии, если сохранится такая система выборов, в США, скорее всего, все равно останутся только две (2 — число, обратное 50%) мощ­ные политические партии. После того как число партий достигнет двух, стимулы к дальнейшей консолидации пропадут, так как объединение не даст возможности увеличить свое представительство в парламенте.

Обобщая сказанное, можно прийти к определенному заключе­нию. Как уже отмечалось, «сильные» политические системы ассоциируются с небольшим числом независимых субъектов. «Слабые», напро­тив, отличаются высокой фрагментацией. Выборы, проходящие по боль­шому количеству округов (или с большим числом «мест» в округах) либо организованные по пропорциональному принципу, являются «сла­быми». Это еще один важный параметр, влияющий на количество по­литических партий. Данное число может варьироваться, так же как и са­мо количество округов. Так, например, в Израиле выборы проходят сразу по всей республике, в результате чего формируется парламент — Кнессет. В США 50 штатов представлены одинаковым числом законо­дателей в двух палатах парламента.

В некоторых других государствах различные регионы могут иметь разное количество мест в парламен­те. В этом случае подсчет числа «жизнеспособных» партий усложня­ется. Напротив, небольшое количество «округов» либо распределение мест в парламенте среди победителей местных выборов позволяют сло­житься сильной политической системе с небольшим количеством партий (табл. 27.1). Оценивая количественную сторону проблемы, по­дучим следующую картину.

Таблица 27.1

Схема проведения выборов и партийная система

 

Система	Голосование по конкретным кандидатам	Партийное голосование (закрытые списки)
Сильная	Несколько децентрализованных партий (США)	Наименее фрагментированная Несколько централизованных партий (Великобритания)
Слабая	Наиболее фрагментированная Много децентрализованных партий (Бразилия)	Много централизованных партий (Нидерланды)

Примечание. Централизованная партия представляет собой жесткую иерархию и максимально приближается к модели «единого игрока». На­против, децентрализованная партия имеет слабых лидеров, массу фрак­ций, «инсайдеров» и т.д.

 

ИЗ ИСТОРИИ ВОПРОСА

Нобелевская премия по экономике за 1998 г. присуждена известному эко­номисту, философу и социологу Амартия Сену за его вклад в теорию эко­номики благосостояния. Впервые нобелевским лауреатом по экономике стал представитель Индии.

Основные положения теории, за которую Сену присудили нобелев­скую премию, были изложены им в книге «Коллективный выбор и обще­ственное благосостояние», 1970 г. Публикация этой книги принесла Сену известность сторонника либерального направления. Сен прочно занял место рядом с такими столпами экономической науки, как Гэлбрейт, Самуэльсон и Солоу. Все они находились в оппозиции к экономистам Чикагской школы и М. Фридмену. Нобелевский лауреат Роберт Солоу назвал Амартия Сена «совестью экономики. Методологии научных исследований Сена было присуще совмещение этических, экономических и философских подходов.

В своих статьях и книгах, лекциях и докладах А. Сен обстоятельно излагал свои взгляды на новые положения в экономической теории по во­просам благосостояния, нищеты и голода, и путях их преодоления.

Монография Сена «Коллективный выбор — социальная помощь» (1970 г.) оказала заметное влияние на экономическую мысль и вдохнови­ла многих исследователей, привлекая их интерес к сфере социальной помощи. Стиль Сена, философская ориентация его работы положили нача­ло новому этапу исследования в области проблем выбора и нормирования. В этой работе и ряде последующих статей Сен обратился к таким пробле­мам, как «правило большинства», права личности.

Сен разработал новые индексы общественного благосостояния, бед­ ности и неравенства. Построение теоретически обоснованных индексов, измеряющих дифференциацию доходов и благосостояния в обществе, явля­ется важным применением теории общественного выбора. Фактически суще­ствует эквивалентность между индексами неравенства и некоторыми показателями общественных функций благосостояния и общественного предпочтения. Конкретный индекс может быть определен на основе неко­торых аксиом, в частности какой-нибудь аксиомы инвариантности, харак­теризующей соответствующее общественное предпочтение.

Сен показал, что индексы бедности можно трактовать как специаль­ный класс индексов неравенства, поэтому для их исследования можно применять доказанные ранее теоремы, модифицируя их: оптимум Паре-то, кривую Лоренца, индекс неравенства Джини.

В творчестве Сена большое место занимают проблемы этики и эко­ номики, а также экономического поведения и нравственности.

Сен спрашивает, почему единственно рациональным поведением надо считать преследование своего эгоистического интереса, невзирая на все ос­тальное? И сам отвечает, что как раз в случае с Японией имеются веские эмпи­рические свидетельства в пользу предположения, что систематическое откло­нение от эгоистического поведения в пользу долга, лояльности государству и доброй воли сыграло существенную роль в индустриальном прогрессе.

Именно поэтому одним из средств достижения промышленного успеха является так называемый конфуцианский рецепт. Противоречие между личным и общественным, эгоизмом и утилитаризмом характерно для конфликтующих социальных групп, использующих угрозы, тайный сговор и другие «инструменты давления». Даже в семейных отношениях эта борьба между эгоизмом и утилитаризмом имеет место. Выход из этой борьбы толь­ко один: кому-нибудь из коллектива мало пожертвовать своими личными интересами ради дела группы, ради общего дела, семьи, партии, народа.

Сен широко известен как специалист по проблемам голода и нищеты. В своей книге «Нищета и голод: эссе по поводу права и лишения права на помощь» (1981 г.) он объяснил причину возникновения голода, изучив эти проблемы на примере Индии, Бангладеш, стран Сахары. Катастрофические вспышки голода, приводившие к гибели сотен тысяч людей, периодически возникали в Индии во времена британского колониального господства.

Предшественники Сена, занимавшиеся этим вопросом, считали, что голод и нищета напрямую связаны и зависят от нехватки продовольствия в стране и в мире. Сен оспаривал идею о возникновении голода только при нехватке продовольствия.

В своих исследованиях Сен обосновал отсутствие такой связи и до­казал, что голод и нищета на самом деле связаны не столько с производ­ством пищевых продуктов, сколько с покупательной способностью основ­ной массы населения и в первую очередь беднейших его слоев.

Он доказал, что многие страны не снижали производство продоволь­ствия и даже экспортировали его в период голода. По мнению Сена, для анализа причин голода следует рассмотреть большое число социальных и экономических факторов, влияющих на различные группы общества. Так, в 1974 г. в Бангладеш голод привел к росту производства пищевых про­дуктов и снизил трудовые возможности сельскохозяйственных рабочих, которые не смогли собрать довольно значительный урожай.

Амартия Сен, выдающийся индийский ученый, направил свои теоре­тические изыскания на изучение обстоятельств трагедий, вызванных го­лодом. Он содействовал более глубокому пониманию экономических при­чин этих ужасающих явлений в истории человечества.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

 

1. В чем заключаются особенности институционально