Специфика фольклоризма творчества Александра Башлачева

 

Александр Башлачев - одна из наиболее ярких фигур рок-поэзии восьмидесятых годов двадцатого века. Он особо трепетно относился к слову, и на основе этого создавал очень сильные, оригинальные произведения - играл тонкими оттенками слов, широко использовал их происхождение, этимологическую и семантическую близость. Однако Александр Башлачев отличался от всех остальных рок-поэтов еще и тем, что необыкновенно широко для рок-поэзии использовал в своих песнях устное народное творчество. До Александра Башлачева попытки использования и стилизации были у некоторых авторов (таких, как Владимир Высоцкий, Борис Гребенщиков и т.д.), но они были единичными, и ни в чьем творчестве не достигали такого уровня мастерства, как в творчестве Александра Башлачева.

Александр Николаевич Башлачев родился в 1960 году в городе Череповце. В 1978 году поступил в Уральский государственный университет на факультет журналистики. В это время Александр Башлачев начинает писать песни. Первоначально они предназначались для череповецкой группы «Рок-сентябрь».

В мае 1984 года Александр Башлачев приезжает в Ленинград, где остается жить.

- год необычайной творческой активности. Именно в это время произведена запись концерта в Театре на Таганке и две записи вдомашней студии, записан альбом «Вечный пост» и написана последняя (из сохранившихся) песня.

января 1988 года состоялся последний квартирный концерт Александра Башлачева.

февраля 1988 года Александр Башлачев трагически погиб.

В короткой биографии Александра Башлачева нет ничего, что могло бы указать на то, что именно с этого поэта и музыканта начнется использование фольклора в современных песнях. Однако именно Александр Башлачев, поднимая остро стоящие на момент создания песни проблемы, использует в произведениях фольклорные элементы. Как отмечает в своей статье «Семь кругов беспокойного лада…» М. Мельниченко, «Александр Башлачев поразительным образом совмещает в своем творчестве традиции русской поэтической мысли, фольклорные корни и современные новации в части содержания и формы» [39]. Особое влияние на песни Александра Башлачева оказывает поэтика фольклора и некоторые особенности языка.

«Башлачев создал новый поэтический язык, соединив традицию русского фольклора с энергией и ритмами рок-н-ролла. В сущности, Башлачев одним из первых создал наш, национальный вариант рок-музыки. Русский былинный стих ("Егоркина былина", "Ванюша"), русские частушки ("Ванюша") … он соединил с поэтической и музыкальной формами рока» [40] - пишет в статье «Горлом идет любовь…» А. Кузнецов.

«Я подхожу к музыке безусловно с точки зрения литературной, с точки зрения идеи, цели прежде всего» [41] - говорил о своем творчестве сам Александр Башлачев. Действительно, творчество А. Башлачева нельзя назвать просто «рок-музыкой», а его самого - рокером. Прежде всего, Александр Башлачев был поэтом - истинно русским, глубоко чувствующим, необычайно трепетным. Он словно записывал историю своей страны - историю, которая проходит мимо него. Автор будто подчеркивал то, что его лирические герои - обычные русские люди, каких много вокруг него: в своих произведениях он рисовал типизированный образ русского человека.

«С осознанием значимости содержания рок-текста начинается поиск новой формы - от ритмов большого города до народных корней, наиболее ярко выраженных у…Александра Башлачева» - пишет Светлана Усачева в своей статье «Рождение рок-поэзии из духа рок-музыки» [42].

Исследователи даже называют его песни «русскими народными песнями конца ХХ века». Песня, как известно, жанр, берущий свое начало в глубокой древности. Все современные песни построены на основе той самой песни, которая через русское устное народное творчество дошла до нас из глубины веков. Именно в песне легче всего выразить свои эмоции, показать свое отношение к окружающему миру. В своих песнях Александр Башлачев очень часто обращается к русскому фольклору, находя в нем источник народной мудрости, черпая в нем яркие краски для выражения своих мыслей и чувств.

Творчество Александра Башлачева, как и русское народное творчество, разнообразно по содержанию. Это могут быть веселые мотивы (как в частой лирической песне), песни элегического эмоционального тона (как в протяжной лирической песне), мотивы сатирические и озорные (что свойственно частушкам), мотивы трагические (как в балладах), и т.д. Песни Александра Башлачева можно считать непосредственно связанными с фольклорными песнями, с народной мудростью. В творчестве Александра Башлачева отражаются верования, ритуалы, мифологические представления русского народа.Влияние фольклора на творчество Александра Башлачева происходит на уровне содержания и структуры жанра (принципы фольклорного жанра используются в песнях Башлачева), поэтики (автор стилизует свои произведения под фольклор). Также Александр Башлачев использует в своем творчестве фольклорные мотивы, образы, произведений устного народного творчества.

В песне Александра Башлачева «Ванюша» можно увидеть непосредственную, особенно интересную для авторской песни, для рок-поэзии связь с фольклором. Лирический герой песни - Ванюша. Как и в русских народных сказках, где главный герой - Иван - типичный образ русского человека, в этой песне Башлачев дает обобщенный образ русского парня. Отсюда имя лирического героя. Однако в песне присутствует еще и главный лирический герой - Душа. Главным лирическим героем мы называем ее потому, что именно Душа руководит всеми поступками лирического героя (Ванюши) на протяжении всего сюжета. При этом в тексте песни автор подчеркивает, что у лирического героя «русская душа». Душа - это антропоморфный образ. Она наделена человеческими качествами, в силу чего она приобретает способность чувствовать, действовать как человек:

 

Душа гуляла, душа летела,

Душа гуляла в рубашке белой…[43]

 

Автором используется множество устойчивых эпитетов:

 

Как ходил Ванюша бережком вдоль синей речки…[43]

***

В рубашке белой

Да в чистом поле,

Все прямо, прямо…

И колокольчик

Был выше храма.

Да в чистом поле,

Да с песней звонкой… [43]

***

Как весь вечер дожидалося Ивана у трактира красно солнце…[43]

***

Пройдет вдоль речки

Да темным лесом…[43]

 

Мы видим, что автор использует в тексте песни такие эпитеты, которые есть практически во всех жанрах фольклора - в сказке, в лирической песне, в исторической песне и во многих других.

Далее видим, что в текст песни автором включаются частушки. Частушки одночастные, имеющие форму монолога. Эти частушки, скорее всего, могут рассматриваться как плясовые припевки, так как в них выдержан особый ритм, соответствующий ритму пляски. В фольклоре есть особые социально-политические частушки, и так же, как и в фольклоре, частушки Александра Башлачева отражают истоки главной современной ему проблемы - проблемы потери веры:

Ах, яблочко,

С боку верчено.

С комсомольцем живу,

И не венчана [44].

***

Бога нет, царя не надо,

И без них мы проживем.

У нас есть товарищ Ленин,

Защищать его пойдем [44].

 

Сравним народные произведения с авторскими частушками Александра Башлачева:

 

Ты, Ванюша, пей да слушай -

Однова теперь живем,

Непрописанную душу

Одним махом оторвем!

Хошь - в ад, хошь - в рай!

Куда хочешь - выбирай!

Да нету рая, нету ада,

Никуда теперь не надо.

Вот так штука! Вот так номер!

Дата, подпись и печать.

И живи, пока не помер -

По закону отвечать.

Мы с душою нонче врозь.

Пережиток, вопчем.

Оторви ее да брось -

Ножками потопчем.

Нету мотива

Без коллектива.

А какой коллектив -

Такой выходит и мотив.

Нюсь, держи, а то помру

В остроте момента!

В церкву едут поутру

Все интеллигенты.

Были - к дьякону, к попу ли -

Интересовалися.

Сине небо вниз тянули.

Тьфу ты! Надорвалися…

Душу брось да растопчи,

Мы слюною плюнем.

А заместо той свечи

Кочергу засунем.

А Ванюше припасла

Снега на закуску я.

Сорок градусов тепла

Греют душу русскую.

Не сестра да не жена,

Да верная отдушина.

Не сестра да не жена,

Да верная отдушина [43].

 

В песне также употребляются разговорные формы слов - «дожидалося», «однова», «нонче», «хошь», «помер», «интересовалися»,«надорвалися», «заместо», что еще раз указывает на связь песни с устным народным творчеством.

Далее мы видим, что Александр Башлачев в тексте этой песни дает народное поверье - колокольчик на дуге оберегает от грозы и отгоняет злых духов:

 

В рубашке белой

Да в чистом поле,

Все прямо, прямо…

И колокольчик

Был выше храма [43].

 

В данном случае фраза «И колокольчик был выше храма» употребляется, по всей видимости, в том значении, что для русского народа вековая мудрость имела очень большое значение. Злые духи, нечистая сила - представители «чужого» мира, от которых человек стремился защититься. Символом защиты нередко выступал колокольный звон, так как он «очищает» все пространство вокруг, ограждает от нечистой силы. В песнях Александра Башлачева колокольчик очень часто рассматривается как «маленький колокол», символ Благовеста. Колокольчик вообще стал символом всего творчества Александра Башлачева из-за частого употребления этого образа в текстах песен, и, возможно,еще и из-за того, что Александр Башлачев носил на груди три небольших колокольчика (что обыграл в песне «Случай в Сибири»). В разных песнях колокольчик может символизировать разные вещи: Благовест, тревожный набат, бубенцы шутовского колпака, звон мелких монет, которые бросают нищему, звон натянутых струн, звон неравнодушной души, и т.д.

У русского народа и по сей день существует множество традиций и обычаев, связанных с похоронным обрядом, которые должны соблюдаться очень строго, неукоснительно. Один из обычаев - в доме, где есть покойник, мужчина должен находиться без головного убора. Александр Башлачев говорит об этом обычае в своей песне:

Без шапки к двери.

Да что ты, Ванька?

Да я не верю!

Эх, Ванька - встань-ка! [43].

 

В самом конце песни автор вводит очень интересный антропоморфный образ Печали. Печаль - еще один лирический герой песни. Это авторское отношение к главным героям - Ванюше и его Душе. Этот образ усиливает динамику в произведении. Антропоморфизм- явление древнее, очень широко используемое в фольклоре:

 

И тихо встанет Печаль немая,

Не видя - звезды горят, костры ли.

И отряхнется, не понимая,

Не понимая, зачем зарыли.

Пройдет вдоль речки

Да темным лесом,

Да темным лесом

Поковыляет,

Из лесу выйдет

И там увидит,

Как в чистом поле

Душа гуляет,

Как в лунном поле

Душа гуляет,

Как в снежном поле

Душа гуляет… [43]

 

В славянских мифологических представлениях существовали особые запреты, нарушение которых влекло за собой неминуемое наказание со стороны нечистой силы. Это, например, нарушение границ «своего» и «чужого» миров, попытки узнать будущее с помощью представителей «чужого» мира и т.д. Эти особые запреты лежали в основе отношений между «своим» и «чужим» мирами. На основании этих принципов в фольклоре сложился такой жанр, как быличка.

В произведении Александра Башлачева «Егоркина былина» в основе сюжета лежат мотивы былички, которые отражаются на ее идейно-тематическом своеобразии.Человек вступает в контакт с нечистой силой - Нечистая сила действует - Человек защищается от нечистой силы - Человек переживает последствия контакта с нечистой силой [45]. Главный герой песни - Егорка - вступает в контакт с нечистой силой - Снежной Бабушкой. Нечистая сила действует - одаривает Егорку. Главный герой переживает последствия, связанные с контактом с нечистой силой - Егорка теряет все, подаренное нечистой силой, и, возможно, умирает.

В песне появляется цыганка, которая предлагает Егорке погадать, т.е. - узнать свою судьбу, заглянуть в будущее. Егорка соглашается, и, приняв одежду от нечистой силы, сам уподобляется нечистой силе. В фольклоре это используется в гаданиях - чтобы войти в контакт с нечистой силой, человек должен ей уподобиться. За этим неминуемо должно последовать наказание. И оно наступает - Егорка теряет вещи, и умирает, не в силах сам справиться со своей «непутевой» жизнью.

В связи с этим в песне показано, как именно происходит контакт героя с нечистой силой:

 

Заплясали вдруг тени легкие,

Заскрипели вдруг петли ржавые,

Отворив замки Громом-посохом,

В белом саване

Снежна Бабушка... [21]

«Белый саван» - символ загробного мира, нечистой силы, он указывает на то, что Снежна Бабушка - представитель «чужого мира».

 

Ты, Егорушка, дурень ласковый,

собери ты мне ледяным ковшом

Да с сырой стены, да с сырой спины

капли звонкие да холодные...

Ты подуй, Егор, в печку темную,

пусть летит зола, пепел кружится,

в ледяном ковше, в сладкой лужице,

замешай живой рукой кашицу

да накорми меня - Снежну Бабушку... [21]

 

«Печка темная» в славянских мифологических представлениях - канал связи с «чужим» миром, именно поэтому нечистая сила предлагает Егорке производить действия, связанные с печью. Интересно, что представитель «чужого» мира называет Егорку «дурнем ласковым», то есть перед нами новая интерпретация фольклорного образа дурака.

 

Оборвал Егор каплю-ягоду,

Через силу дул в печь угарную.

Дунул в первый раз - и исчез мундир,

Генеральский чин, ватой стеганый.

И летит зола серой мошкою

да на пол-топтун да на стол-шатун,

на горячий лоб да на сосновый гроб.

Дунул во второй - и исчез картуз

С модным козырем лакированным...

Эх, Егор, Егор! Не велик ты грош,

Не впервой ломать.

В чем родила мать,

В том и помирать.

Дунул в третий раз - как умел, как мог,

И воскрес один яркий уголек,

И прожег насквозь расписную шаль,

Всю расшитую мелким крестиком.

И пропало все. Не горят костры,

Не стоят шатры у Шексны-реки,

Нету ярмарки [21].

Главный герой исполняет определенный обряд (в структуре былички это - защита от нечистой силы), и все дары нечистой силы исчезают. К тому же в этом отрывке мы видим принцип эпической троичности (как в русской народной сказке) - герой получает три вещи, и три раза дует в печь. Кроме того, мы видим, как автор создает речевую стереотипию по народному образцу: «пол-топтун», «стол-шатун». В данном случае, как и в народном творчестве, мы наблюдаем явление так называемых «поэтических синонимов». В.П. Аникин пишет: «Наряду со словосочетаниями существительного с постоянным эпитетом в фольклорно-речевой стереотипии наблюдаются сочетания: хлеб-соль, гуси-лебеди, вера-правда… Семантическая близость слов в паре превращает их в поэтические синонимы… Они синонимны в том значении, которое слова-пары обретают в фольклорно-художественном контексте»[46].

Произведение «Егоркина былина» написано русским былинным стихом (видимо, отсюда название песни). Былинный стих - тонический, основанный на ударном принципе, обычно трех- или четырехударный. В этом стихотворении Александр Башлачев использует стилизацию под былинный трехударный стих. В песне используется былинное обращение:

- Дорогой Егор Ермолаевич,

Зимогор ты наш Охламонович [21].

В зачине многих русских народных былин мы видим описание пира, княжеских палат, и т.д. Так, например, начинается былина «Алеша Попович и сестра братьев Петровичей»:

 

А во стольном во городе во Киеве,

Вот у ласкова князя да у Владимира,

Тут и было пированье-столованье,

Тут про русских могучих про богатырей,

Вот про думных-то бояр да толстобрюхиих,

Вот про дальних-то купцей-гостей торговыих,

Да про злых-де поляниц да преудалыих,

Да про всех-де хрестьян да православныих,

Да про честных-де жен да про купеческих.

Кабы день-от у нас идет нынче ко вечеру,

Кабы солнышко катится ко западу,

А столы-те стоят у нас полустолом,

Да и пир-от идет у нас полупиром [47].

 

Такой элемент былины, как зачин, используется Александром Башлачевым в следующем фрагменте песни:

 

Как сидит Егор в светлом тереме

В светлом тереме с занавесками [21].

 

«Терем» - слово, указывающее на непосредственную связь с русским фольклором (используется во многих былинах, исторических, лирических и обрядовых песнях). Поэтому очень интересно здесь использование определения - «терем с занавесками», так как в устном народном творчестве такого определения быть не могло. Также здесь использован такой прием, как палилогия, характерный для фольклорных жанров.

Автор дает в песне устойчивые эпитеты:

 

На скамеечке,

Шитой войлоком,

Крытой серебром,

Рядом с печкою белой, каменной.

Вы сыграйте мне песню звонкую! [21]

 

Видим здесь постпозитивное употребление эпитетов. В песне даются образы, значение которых расшифровывается на протяжении всего развития сюжета:

 

На печи его рвань-фуфаечка

Приспособилась

Да приладилась дрань-ушаночка

Да пристроились вонь-портяночки [21].

 

В этих строках А. Башлачев использует речевую стереотипию. Далее семантика образов сопоставляется с внутренним состоянием человека:

 

То не просто рвань, не фуфаечка,

то душа моя несуразная

понапрасну вся прокопченная

нараспашку вся заключенная...

То не просто дрань, не ушаночка,

то судьба моя лопоухая

вон - дырявая, болью трачена,

по чужим горбам разбатрачена...

То не просто вонь - вонь кромешная

то грехи мои, драки-пьяночки... [21]

В этом стихотворении Александр Башлачев показывает прекрасный пример поэтического параллелизма, который нередко встречается и в фольклоре:

 

Не кукушечка во сыром бору куковала,

Не соловушка в зеленом саду громко свищет;

Добрый молодец, во неволюшке сидя, плачет,

Обливается горючими слезами [48].

 

Автор использует в песне повторы. Повторы свойственны очень многим фольклорным жанрам, в частности, лирическим песням. Прием параллелизма в русском фольклоре свойственен протяжным лирическим песням.

В произведении «Егоркина былина» просматриваются элементы колядок:

 

Отдаю свою расписную шаль!

А цены ей нет - четвертной билет,

Жалко четвертак - ну давай пятак!

Пожалел пятак - забирай за так

Расписную шаль»

С превеликим Вас Вашим праздничком,

И желаем Вам самочувствия,

Дорогой Егор Ермолаевич [21].

 

Сравним с русской народной колядкой:

 

Овсень-овсень,

Завтра новый день,

Открывай сундучок,

Доставай пятачок,

Пятачок мало,

Давай кусок сала,

Кусок сала мало… [49]

***

За привет, за угощенье

Вы примите поздравленье!

Жить вам вместе лет до двести!

Счастья вам да крепкого здравия!

Со святым Рождеством Христовым,

С наступающим Новым годом!

Наделил бы Вас Господь

И житьём, и бытьём,

И богатством во всём… [50]

Видим, что в песне Александра Башлачева присутствуют те же элементы, что и в традиционной колядке - поздравление с праздником, просьбу, пожелания.

В песне Александра Башлачева «Некому березу заломати» использовано интертекстуальное включение из колыбельной песни. Вместе с ним автор дает отрывок из протяжной лирической песни:

 

Спи, дитя мое, люли-люли!

Некому березу заломати [51].

 

Обращение в колыбельной к ребенку означает обращение автора к новому, последующему поколению. В традиции же колыбельная песня не содержит в себе таких развернутых описаний, как в песне Александра Башлачева.

Картины жизни народа, попытки подняться, попытки выжить в практически невозможных для этого условиях показывает автор в своем произведении:

 

Вы снимали с дерева стружку -

А мы пускали корни по новой.

Вы швыряли медную полушку

Мимо нашей шапки терновой

Да вот тебе обратно тропинка,

И петляй в родную землянку.

А крестины там иль поминки -

Все одно там пьянка-гулянка!

Если забредет кто нездешний -

Поразится живности бедной,

Нашей редкой силе сердешной

Да дури нашей злой заповедной [52].

 

Обращаясь к новому поколению, Александр Башлачев говорит о том, что сейчас, в настоящий момент некому исправить положение дел в его стране, в его народе («Некому березу заломати!»). Но растет будущее поколение, и у поэта есть надежда на то, что люди, которые придут после него, возможно, смогут изменить ситуацию к лучшему - не случайно именно для этой песни автором избрана форма народной колыбельной песни.

Александр Башлачев использует в своем творчестве авторские переработки пословиц, а иногда создает свои собственные пословицы на основе общего пословичного сравнения. Особенно широко он использует это в песне «Лихо». Существует русская народная пословица: «Не буди лихо, пока оно тихо». Александр Башлачев по-своему перерабатывает эту пословицу в тексте песни:

Если б не терпели -

так, по сей день бы пели!

А сидели тихо -

так разбудили Лихо! [52]

 

Еще одна русская пословица: «Из грязи - в князи». В тексте песни «Лихо» Александр Башлачев очень оригинально и по-новому осмысляет ее:

Потом - юродивые-князи нашей всепогодной грязи [52]

В данном случае мы снова видим появление в песне образа дурака, но уже не как фольклорного сказочного персонажа, а как юродивого. Юродивый существенно отличается от дурака тем, что намеренно стремится казаться безумным с целью обличения внешних мирских ценностей и сокрытия собственных добродетелей. «Замечательно, что в сентенциях юродивых, как и в пословицах, часты созвучия. «Ты не князь, а грязь», - говорил св. Михаил Клопский» [53]. То есть в данном тексте Башлачев в некоторой степени отождествляет себя с юродивым, адресуя слушателю короткие, афористичные фразы.

В этом произведении присутствуют также авторские пословицы, созданные на основе традиционного пословичного сравнения:

Пососали лапу - поскрипим лаптями.

Водки на неделю - да на год похмелья [52].

Эти пословицы отчетливо делятся на две части, в них присутствует особая ритмичность. В пословицах, которые создает Александр Башлачев, чаще всего встречаются бессоюзные формы сравнения. Рассматривая эти авторские пословицы, можно провести аналогию с такой известной русской пословицей, как «Любишь кататься - люби и саночки возить», т.е. за все в жизни неминуемо придется расплачиваться. Александр Башлачев, понимая суть народной мудрости, облекает ее в новую словесную форму.

Рассмотрим песню "Мельница". В русском фольклоре некоторые постройки или части дома считались границей между "своим" и "чужим" мирами. К ним относятся печь, порог, баня, околица, мельница и т.д. В мифологических представлениях славян существовали особые запреты на нарушение границы "своего" и "чужого" миров. На этих основаниях в фольклоре возник жанр былички. Александр Башлачев использует элементы былички в песне "Мельница" (так же, как и в рассмотренном нами ранее тексте - "Егоркина былина"). Лирический герой данной песни, нарушивший запрет, теряет все (так же, как герой песни "Егоркина былина").

Первые слова песни уже предвещают недоброе:

 

Черный дым по крыше стелется.

Свистит под окнами.

В пятницу, да ближе к полночи,

Не проворонь, вези зерно на мельницу! [22]

 

Мы видим, что лирический герой нарушает запрет - он стремится пересечь границу "своего" и "чужого" миров (ехать на мельницу) в неположенный день и час (в пятницу, ближе к полночи). К тому же, из слов "Не проворонь..." мы понимаем, что лирический герой едет не молоть зерно, а вполне осознанно для встречи с нечистой силой. Здесь появляется образ черного дыма, который проходит через всю песню и создает своеобразную кольцевую композицию. Дорога к мельнице не предвещает хорошего. Из этих строк мы понимаем, что на границе "своего" и "чужого" миров случится беда:

 

Черных туч котлы чугунные кипят

Да в белых трещинах шипят

Гадюки-молнии.

Дальний путь - канава торная.

Все через пень-колоду-кочку,

кувырком да поперек [22].

Автор использует здесь русскую поговорку «Через пень-колоду», умело обыгрывая и дополняя ее собственным текстом.

В песне появляется антропоморфный персонаж - Мельник-Ветер. Этим автор еще раз подчеркивает, что мельница - это территория нечистой силы, так как там нет живого человека-мельника. Поэтому и обращение к Мельнику-Ветру соответствующее - "лютый бес". Лирический герой понимает, что перед ним находится нечистая сила:

Ох, не иначе черти крутят твою карусель [22].

Дальше эти догадки только подтверждаются: у обитателей мельницы "с утра пропитые кресты нательные", "все кресты - козырные" (то есть подмена, карточная масть - трефы, "крести" вместо нательного креста).

Лирический герой уподобляет себя нечистой силе, и взаимодействует с ней - начинает играть в карты. Мотив игры в карты с нечистой силой довольно часто встречается как в фольклоре, так и в литературе:

 

А принимай сто грамм разгонные!

У нас ковши бездонные

Да все кресты - козырные! [22]

 

Снова появляется образ черного дыма. "Черный дым" в песне - это символ безверия и одиночества. После появления черного дыма нечистая сила действует - пытается убить лирического героя:

 

Ближе лампы. Ближе лица белые.

Да по всему видать - пропала моя голова!

Ох, потянуло, понесло, свело, смело меня

На камни жесткие, да прямо в жернова!

Тесно, братцы. Ломит-давит грудь.

Да отпустили б вы меня... Уже потешились [22].

Однако ей это не удается. После попытки убийства лирического героя близится рассвет, и нечистая сила поджигает мельницу и исчезает с наступлением нового дня:

 

.На щеках - роса рассветная.

Да черной гарью тянет по сырой земле.

Где зерно мое? Где мельница?

Сгорело к черту все. И мыши греются в золе [22].

 

Лирический герой остается жив, но все же переживает последствия взаимодействия с нечистой силой: у него ничего не осталось, все сгорело в пожаре. Подчеркивается его внутреннее состояние словами: «Сгорело к черту все» - в данном случае это еще одно ясное указание на представителей «чужого» мира. Но огонь здесь выступает не только как символ смерти, но и как символ полного очищения. А.Л. Топорков пишет: «Символика огня, как и воды, имела двойственный характер. На одном полюсе - образ грозного, яростного, мстительного пламени, грозящего смертью и уничтожением. На другом - стихия очищающего пламени, несущего свет и тепло, воплощающего творческое, активное начало» [54]. Лирический герой как бы начинает новую жизнь, но не с чистого листа, а все же опираясь на то немногое доброе, чистое и человеческое, что осталось у него:

 

Пуст карман. Да за подкладкою

Найду я три своих последних зернышка.

Брошу в землю, брошу в борозду -

К полудню срежу три высоких колоса... [22]

 

В последних строках песни мы видим библейскую реминисценцию, герой уподобляется образу Христа, накормившему пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами - из трех зерен герой печет хлеба и собирается накормить ими всех, кто придет к нему:

 

Разотру зерно ладонями

да разведу огонь

да испеку хлеба.

Преломлю хлеба румяные

да накормлю я всех

тех, кто придет сюда

тех, кто придет сюда

тех, кто поможет мне

тех, кто поможет мне

рассеять черный дым

рассеять черный дым

рассеять черный дым... [22]

 

Библейские реминисценции достаточно часто встречаются в творчестве Александра Башлачева, проходя почти через все произведения. Это связано в первую очередь с поиском поэтом духовного пути, который был намечен в творчестве, но не был пройден в жизни. Однако следует отметить, что Библейские элементы в творчестве Александра Башлачева тесно переплетаются с элементами русского устного народного творчества. И яркими примерами этому могут служить произведения «Вечный пост» и «Имя Имен». Обратимся к данным текстам.

В произведении «Вечный пост» прежде всего следует обратить внимание на название. «Вечный пост» - это, конечно, намек на самый продолжительный по времени христианский Великий пост. Но Александр Башлачев говорит - «вечный», меняется значение и от этого - смысл этих слов. Великий пост есть не что иное как подготовка к празднику. «Вечный пост» подразумевает, что он никогда не закончится. С. Шаулов указывает: ««Вечный», - миф Башлачева отрицает направление времени, поэтому события смерти-схождения-воскресения совершаются во всех временах и вне времени; состояние, в котором «времени нет и времени больше не будет», в этом миф Башлачева действительно эсхатологичен, хотя в целом толкует о процессе мира как замкнутом в круг, конец которого постоянен, как постоянно его начало. «Вечный пост» может быть истолкован и как вечное «после»[55].

Императив, которым начинается этот текст, звучит требованием исполнения предсказанного:

 

Засучи мне, Господи рукава,

Подари мне посох на верный путь [56].

 

В творчестве Александра Башлачева достаточно часто возникает мотив вдовства, причем автор всегда говорит об одной вдове поэта, «моей вдове». В произведении «Вечный пост» этот мотив появляется уже в другом освещении. Мы говорили о том, что в песне «Мельница» появляется уподобление лирического героя Христу, в песне же «Вечный пост» оно продолжается:

 

Я пойду смотреть как твоя вдова

В кулаке скрутила сухую грудь [56].

 

«Вдова» поэта в данном случае становится Господней вдовой, так дополняется самоотождествление поэта с Христом. И тут же, наряду с Библейскими реминисценциями в произведении появляются элементы русского народного творчества:

 

Гори-гори ясно! Гори…

По Руси, по матушке - Вечный пост [56].

«Гори-гори ясно!» - слова из детской заклички. Если в детском фольклоре их функция - развлечь, повеселить, занять, то в данном случае такие слова - это предвестники беды. Такое же предсказание страданий видим и в следующих словах песни:

 

Хлебом с болью встретят златые дни.

Завернут в три шкуры да все ребром [56].

 

Речевая стереотипия, характерная для устного народного творчества «хлеб-соль», подразумевает радость встречи - хлебом-солью встречали только дорогих, долгожданных гостей. У Александра Башлачева она превращается в «хлеб-боль», он словно «разворачивает» поэтические синонимы, коренным образом меняя их значение.

Также в творчестве Александра Башлачева возникают женские образы - «сестра», «матушка», «Родина», «жена», «вдова», «не сестра да не жена» и т.д. В данном случае мотив вдовства расширяется до обозначения истязания источника жизни - женщины:

 

Я пойду смотреть, как твою сестру

Кроют сваты втемную, в три бревна.

Как венчают в сраме, приняв пинком.

Синяком суди, да ряди в ремни.

Но сегодня вечером я тайком

Отнесу ей сердце, летящее с яблони [56].

 

Жизнь оскверняется и превращается в свою противоположность, мир, «выворачивая углы», становится Адом. Но «сердце, летящее с яблони» в данном случае символизирует не только причину грехопадения, но и плод древа познания добра и зла.

Пусть возьмет на зуб, да не в квас, а в кровь,

Коротки причастия на Руси.

Не суди ты нас! На Руси любовь

Испокон сродни всякой ереси [56].

 

Автор снова использует один из самых распространенных приемов в рок-поэзии - творческое переосмысление поговорки. Известна русская поговорка «Не в бровь, а в глаз», и означает она точность высказывания. У Александра Башлачева игра слов, основанная на созвучии, не меняет, но углубляет смысл этой поговорки - здесь это уже точность выбора, невозможно ошибаться и путать квас с кровью.

 

Как в глухом лесу плачет черный дрозд,

Как присело Солнце с пустым ведром.

Русую косу правит Вечный пост.

Храни нас, Господи!

Храни нас! Покуда не грянет Гром! [56]

 

В данных словах начинает раскрываться состояние «Вечного поста» - дрозд-пересмешник плачет. Даже антропоморфный образ Солнца - символ света, тепла, радости - говорит о состоянии «вечного поста». Солнце «присело», речь идет о закате, не только самого солнца, но и всей жизни. «С пустым ведром» - значит, раздав все свои лучи, все тепло и свет, солнце клонится к закату - «умирает». Итак, «вечный пост» в данном случае фактически означает «смерть».

 

Но серпы в ребре да серебро в ведре

Я узрел не зря. Я - боль яблока [56].

Здесь проявляется столь яркая в творчестве Александра Башлачева языковая игра: «узрел не зря» - не видя, либо не напрасно. В любом случае, «серпы в ребре» - еще один символ смерти во время «вечного поста». «Пустое ведро» умершего на закате Солнца наполнено водой, отражающей Луну. «И «серебро» рождества, и последующие смертные «серпы в ребре» - «не зря», не напрасно: поэт «боль яблока», его соль («хлебом с болью»), суть, без которой само яблоко мертво. Яблоко жизни дарится умирающему миру, так совершается жертвенная смерть поэта» [55].

 

Господи, смотри! Видишь, на заре

Дочь твоя ведет к роднику быка [56].

 

Бык в мифологии - жертвенное животное. Пока его ведут к роднику, не для того, чтобы напиться, но для того, чтобы умертвить и напоить «сухую грудь» земли, пока родник сух.

 

Молнию замолви, благослови!

Кто бы нас не пас, Худом ли Добром,

Вечный пост, умойся в моей любви!

 

«Вечный пост» приводит поэта одной дорогой к одной цели (задаче - добровольному посту): «умыть» мир своей кровью и оживить его своей смертью. Смерть поэта равна Грозе, оживляющей катастрофе:

 

Небо с общину. Все небо с общину.

Мы празднуем первый Гром! [56]

 

Мы видим, что в данном тексте автор не только отождествляет поэта с Христом, но и дает развернутую реминисценцию из Библии - распятия, страдания, смерти, и, наконец, Воскресения.

Итак, мы видим, как в тексте «Вечный пост» соседствуют друг с другом мифологическая и религиозная картины мира, как тесно сплетены и использованы Библейские мотивы и элементы фольклора. Следует отметить, что эта черта вообще очень характерна для творчества Александра Башлачева, и проявляется во многих текстах. Рассмотрим произведение «Имя Имен». «В «сюжете» башлачевского мифа «Имя Имен» обозначает еще одну стадию бытия поэта: Рождество» [55].

Действительно, мы видим здесь и намек на Благовещенье:

 

А на печи разгулялся пожар-самовар да заварена каша.

Луч - не лучина на белый пуховый платок.

Небо в поклон

До земли обратим тебе, юная девица Маша! [57]

 

И все «приметы» Рождества. Это январь, поиски волхвами место, где должно родиться Христу, и наконец, следующее за Рождеством Крещение:

 

Сено в стогу.

Вольный ветер на красных углях ворожит Рождество.

Кровь на снегу -

Земляника в январском лукошке.

…………………………………………………………….

Бой с головой затевает еще один витязь,

В упор не признавший своей головы.

Выше шаги! Велика ты, Россия, да наступать некуда.

Имя Имен ищут сбитые с толку волхвы.

………………………………………………………………

Перекрести нас из проруби да в кипяток! [57]

Интересна здесь Библейская реминисценция Крещения. Это крещение не только водой, но и огнем (кипятком). Так начинается это произведение. А далее в нем начинают появляться элементы русского устного народного творчества. Конечно, в первую очередь это обращение к малым жанрам фольклора - творческое переосмысление пословиц и поговорок.

 

Имя Имен

Да не отмоешься, если вся кровь да как с гуся беда

И разбито корыто.

Вместо икон