Вилла Maritime (часть первая)

 

Почему здесь всегда просыпаешься рано? Я не знаю, может быть, от близости моря, от невероятно свежей утренней тишины, только подчеркиваемой негромким плеском волн. Или от аромата трав… Задавал себе этот вопрос и прошлым летом, и этим, а впервые заметил, когда мы были на острове Кес…

Но вот сегодня мое пробуждение далеко не так приятно, потому что у него несколько причин, и только одна хорошая. Во-первых, у меня дико болит голова, как будто в нее аккурат посередине лба всадили металлический клин и теперь пытаются загнать его глубже. Во-вторых, я бы не отказался узнать, где здесь ванная со всеми сопутствующими удобствами… Причем вопрос о том, смогу ли я дойти туда сам при такой непростой ситуации в голове, представляется отнюдь не праздным. И, наконец, приятная причина — на моих ногах поверх одеяла я ощущаю некую тяжесть, причем тяжесть эта иногда пытается пошевелиться и вздыхает во сне. Видимо, он так и просидел со мной всю ночь, потом перебрался в ноги и все-таки заснул. Как большой пес, думаю я, хотя он убил бы меня за такие мысли.

Мне кажется, я даже и не двигаюсь, разве что пытаюсь сжать и разжать пальцы, чтобы убедиться, что это невероятное пробуждение на его вилле мне не снится, что это не очередной обман, которыми так щедро одаривали меня в последние месяцы мои сновидения. Но и этого достаточно, чтобы грозный пиратский капитан немедленно проснулся — он всегда спит очень чутко. И просыпается мгновенно. Это я тоже хорошо помню.

- Ну, ты как? — спрашивает он сразу же. — Меня видишь?

- Лучше, чем вчера, но нечетко. И голова болит ужасно. И, Северус, где у тебя тут ванная?

- А зачем тебе ванная? — издевается, но тут же вспоминает, что я тяжело пострадавший в ДТП мотоциклист. — Пойдем, я тебя провожу.

Когда я встаю, большая комната на первом этаже дома, видимо, гостиная, до которой меня вчера только и смогли дотащить, немедленно затевает хоровод вокруг моей незначительной персоны, так что мне даже хочется сказать предметам обстановки, что я не заслуживаю столь навязчивого внимания с их стороны. Вот ко мне, покачиваясь, приближается шкаф, а за ним уже торопится камин, то раздувая, то, наоборот, втягивая, каменные бока. «Попробуй глаза закрыть», — советует мне бывший пират, — «все равно висишь на мне, какая тебе разница, куда мы идем».

- Только ты со мной в ванную не ходи, — стыдливо прошу я.

- А то что?

- Я стесняюсь.

- А если ты упадешь?

- Подберешь меня потом.

Я справляюсь и не падаю, получается даже немного умыться, правда, в зеркале я практически не вижу своего лица — так, некий овал, и он тоже не приветствует стабильности, стремясь ускользнуть от меня за край зеркала. Северус как раз успевает подхватить меня под руки, когда я слишком увлекаюсь зазеркальным путешествием.

- Тяжелый ты, черт, — говорит он, сопровождая меня обратно к дивану.

Когда он опять укладывает меня на подушки, я вдруг с удивлением замечаю, что практически раздет — на мне только плавки, а вот на плечах, предплечьях, на груди и еще много где налеплены маленькие и не очень, беленькие квадратики и прямоугольники пластыря.

- Да, пострадала золотая шкурка, — говорю я, а вот больная голова очень мешает мне улыбаться.

- А ты злопамятный, — откликается пират откуда-то сверху, приступая к разрыванию упаковок лекарств и шприцев.

- У меня просто память хорошая.

Мне все же удается скривить губы в подобии улыбки. Жаль, что Северус, по всей видимости, набирающий сейчас в шприц снадобье, предназначенное для моего организма, не может этого оценить.

- Как ее только тебе вчера не отшибло. Руку давай.

Я всегда дергаюсь, когда чувствую, как иголка подбирается к моей вене, и он это прекрасно знает.

- Не дергайся, а то буду колоть в кисть, будешь ходить с синими руками.

- Я вообще пока ходить не планирую. Ты мне не давай снотворное, а то сейчас Драган приедет. Как ты с ним будешь объясняться?

- Он не говорит по-английски?

- Говорит. Примерно как и ты по-хорватски.

- Да, тогда мы, пожалуй, подождем со снотворным. Если тебя не тошнит, я бы попробовал тебя покормить.

А вот болеутоляющее он вкалывает мне в задницу, не торопится, тщательно выбирая место…

- Да, а тут вот шкурка не золотая, — злодейски комментирует он.

- Я голым по пляжу не хожу.

Странно, но мне совершенно не трудно общаться с ним. Как будто и не было этих полутора лет. Я часто думал, что будет, если мы встретимся, представлял себе его холодный злой взгляд, такой, как тогда, в Министерстве, когда он вернул мне дом на Гриммо и ключи от сейфа в Гринготтс. И я сказал, что мы ничего не должны друг другу. И все же мечтал, да, каждый день мечтал о том, что вот он возьмет и найдет меня. А вышло так, что он просто подобрал меня на дороге, ведущей от Дубровника к пригородным виллам…

- Северус, а как так получилось, что ты…

- О, к тебе начинает возвращаться сознание! — не может удержаться от комментариев, но садится рядом со мной на краешек дивана. — Гарри, боюсь, что человек с больной головой не очень готов слушать повествование о том, как получилось, что я подобрал на трассе раненого мотоциклиста, которым по случайности оказался ты. Я ехал вчера от тебя, потому что не застал тебя дома. Вот и все.

- Ты меня искал? — я не верю, но в тоже время глупо было бы предполагать, что вчера все произошло случайно.

- Я бы сказал, что я тебя нашел.

Конечно, звонок, выведенный от подъездных ворот прямо в дом, не мог не раздаться в менее подходящий момент, но у Драгана есть такая особенность — появляться неожиданно и именно тогда, когда ты его не ждешь. Так что пират, чуть сжав перед уходом мои пальцы, поднимается и идет открывать, а я лежу в ожидании англо-хорватского представления в исполнении их обоих и радуюсь, что головная боль начинает понемногу отступать. Они появляются очень скоро, действительно, пытаясь наладить межнациональное общение, только вот у Драгана такой английский, что он путает «car» и «care», а Северус не желает признавать наличие в славянских языках склонения и весьма бойко разговаривает одними корнями. Так они пытаются выяснить обстоятельства вчерашнего происшествия, не жалея ни мою голову, ни мои уши.

- Драган, Северус, — пытаюсь взмолиться я, — пожалуйста, помолчите.

На Драгана мой удручающий вид — я не вижу себя со стороны, но думаю, повязка на голове, пластыри, наклеенные по всему телу, и зрачки, которые у меня, как вчера сказал доктор, разного размера — производят на него неизгладимое впечатление, он на секунду замолкает, а потом бросается ко мне, голося во все горло:

- Юэн, Матерь Божия, что с тобой? Как это могло случиться? Это он сбил тебя, да? А теперь держит здесь, чтоб не отвечать в полиции?

Я вновь терпеливо пересказываю ему все, что вчера произошло, уверяю, что хозяин виллы тут совершенно не при чем.

— А ты его вообще знаешь? — Драган, похоже, озаботился сейчас тем же вопросом, что и вчерашний доктор, только наоборот. Для него коварный злодей вовсе не я, а Северус. — Ты его, наверняка, даже и не разглядел, как следует.

Я не могу видеть лорда Довилля четко, но вполне могу себе представить, какое впечатление он мог произвести на моего хорватского друга. Богатый мужик, живущий на шикарной вилле, роскошная машина у ворот, длинные черные волосы, заплетенные в косичку, серьга в виде змеи, держащей в зубах крупный изумруд. Я не знаю, носит ли он ее сейчас, но я видел что-то зеленое у него в ухе, так что, скорее всего, это она. И абсолютно зверское выражение лица, если он чем-то недоволен. Мафия на отдыхе…

- Драган, я его хорошо знаю. Мы случайно здесь встретились, но я знаю его уже… — я подсчитываю, — лет тринадцать. Я знаю, на кого он похож, — говорю я, предваряя дальнейшие расспросы. — Ты сейчас скажешь, что он похож на пирата, или на наемного убийцу, или на всех сразу. В крайнем случае, на наркоторговца. Это не так, я тебя уверяю.

- А он тебе кто?

Я буду милосерднее, чем Северус вчера, и не стану ошеломлять Драгана подробностями наших отношений с хозяином виллы.

- Если я скажу, что он мой бывший профессор, ты отстанешь?

- Так я тебе и поверил.

- Тогда пусть будет дальний родственник. Хотя насчет профессора — чистая правда.

- Профессора на таких виллах не живут.

- Почему не живут? Живут, как видишь.

Драган наклоняется ко мне ближе, думаю, бросает сейчас на бывшего пиратского капитана опасливый взгляд, потому что тот никуда не уходит, а стоит в дверях, скрестив руки на груди. Я толком ничего не вижу — только силуэты, и те то двоятся, то расплываются. И тут мне впервые приходит мысль о том, что из-за вчерашнего падения вся моя дорогостоящая коррекция зрения могла просто полететь к чертям… Если я еще и ослепну — я могу считать, что получил от жизни все, что мне причиталось.

- Слушай, если я правильно понял то, что он мне сказал… Он говорит, чтоб я съездил к тебе на квартиру и забрал твои вещи. И сказал хозяйке, что ты туда больше не вернешься. Ты в курсе?

Вот это уже интересно… Значит, он решил забрать меня к себе… Даже не предупредив. Я, конечно, могу сейчас надуться, изобразить гордое выражение на поцарапанном лице, сказать, как ты мог решить за меня и прочее. Кстати, эта вот последняя фраза, насчет как ты мог, это абсолютно риторический вопрос. Он, конечно, мог решить за меня. Он не мог этого не сделать, он, думаю, не умеет иначе. А какие у меня другие варианты? Отправиться в местную больницу? Красиво, гордо и независимо. И меня там залечат так, что я выйду оттуда слепым заикой с палочкой. Кто будет ухаживать за мной, если я сбегу домой? Никто не будет. Ну и главный аргумент — а кто меня отсюда выпустит? Ну и еще один — я больше не хочу никуда сбегать от него. Черт, я же совсем ничего не соображаю… Размяк тут — уколы, постель, он рядом. Есть же что-то очень важное… Что-то, что я еще должен спросить, еще раз, потому что ночью, на дороге… я же говорил ему про магию?

- Северус, — я обращаюсь к нему уже по-английски, — Драган правильно понял, что ты хочешь, чтоб он привез сюда мои вещи и сказал хозяйке, что я там больше не живу?

- Абсолютно правильно, — подтверждает он. А потом вдруг неожиданно добавляет: — Извини, что я тебя не предупредил, но тебе нужен хороший уход, комфорт, лечение и питание. И так целых две недели. Думаю, это проще всего обеспечить здесь. Работать после такой травмы ты не сможешь еще долго. В лучшем случае восстановишься к началу семестра.

К началу семестра… Но до октября еще так далеко. Значит, он знает, что я учусь. Занимательно…И не очень хочет, чтобы я работал в ресторане. Но это мы еще посмотрим…

- Да, Драган, — подтверждаю я уже по-хорватски, и эти переходы с языка на язык лишают меня, кажется, последних сил, — все правильно. Привози мои вещи, как сможешь. Не беспокойся, все нормально.

Драган пожимает мою руку, и у меня такое чувство, что он прощается с умирающим товарищем на поле боя. Неужели разбить голову, катаясь на мопеде, это такая трагедия?

- Ты найдешь мне замену?

Он, конечно, постарается, но это не так-то легко в разгар сезона, я должен сам понимать, хорошие официанты везде нарасхват, а найти неумеху сейчас, когда вот-вот, после пятнадцатого, понаедут итальянцы с семьями... Но пират уже прерывает поток его красноречия, я не слышу, что он говорит, думаю, ничего, просто смотрит. И Драган нас покидает, а я очень хочу снотворного!

Вообще я смутно помню это утро, так как мне реально совсем плохо. И Северус со мной почти не разговаривает, надеюсь, не потому, что ему не хочется — меня раздражают звуки. Меня выворачивает от запахов, так что я почти ничего не ем. А когда дневное солнце все настойчивее пытается заглянуть в высокие, от самого пола, окна первого этажа, бывший капитан, наверное, замечает, как я пытаюсь отвернуться и прикрыть глаза, и опускает жалюзи, нет, не так, как это делают маги, просто взмахнув рукой или палочкой — я слышу его шаги и шелестящий звук.

А потом пират возвращается, садится со мной рядом, кладет руку мне на грудь и спрашивает:

- Гарри, почему ты такой напряженный? Как будто весь в комок сжался. Тебе сейчас надо расслабиться, отдыхать, не думать ни о чем. В чем дело? Тебе неприятно, что я забрал тебя к себе?

А что я могу ему сказать? Тогда, на Кесе, я прямо спросил его: «Сколько у нас времени?» Сейчас я бы повторил свой вопрос, потому что… потому что мы, черт возьми, опять не говорим о главном, не задаем вопросов, не требуем ответов. Он просто подобрал меня на дороге, притащил сюда, заставил забрать вещи с моей квартиры. Он вообще-то понимает, какая у меня жизнь? Жизнь маггла? Кое-как выстроенная, но все же некое подобие своей жизни. А что сейчас, через две недели, когда я поправлюсь? Я не спрашиваю, как он нашел меня, а, главное, зачем он это сделал. Он опять вторгся в мою жизнь, не задаваясь вопросом о том, как ее вижу я.

- Северус, пойми, я… скажи мне, зачем ты искал меня? Ты ничего мне не объясняешь.

- Гарри…

Он осторожно берет мои пальцы в свои, словно пытается успокоить. Но как бы мне ни хотелось, я не должен позволить ему… Я не могу допустить, чтобы он оставался со мной просто из жалости. Он маг, я нет — этим для меня все сказано. Пусть я месяцами умирал от тоски по нему, но кто я рядом с ним? И потом — я совершенно не могу понять, что произошло там, в Лондоне, за время моего отсутствия. Если он и вправду поверил в мою смерть — почему не говорит мне ничего о том, какой же дрянью я оказался по отношению ко всем, не только к нему? Не настало время? Да, наверное, это не то, о чем говорят людям с больной головой. Почему я не вижу его лица? Но я скажу ему то, что должен, еще и еще раз. Потому что я хочу знать ответ. Я не хочу еще одних каникул, так что приходится собраться с силами и… Мне хочется верить, что в тот момент мой голос звучит вполне твердо, но, боюсь, выходит едва внятный полушепот, потому что пират склоняется ко мне ближе и пытается объяснить, что мне не стоит сейчас ни о чем волноваться.

- Северус, я понимаю, ты сейчас скажешь, мне нельзя много разговаривать, мне нельзя слушать. Мы сколько угодно можем читать друг другу пиратские стишки, но… Тогда, два года назад, у нас было десять дней. А сколько сейчас? Ты понимаешь, что я потерял магию? Тебе откуда-то известно про мою учебу, что-то, наверное, и про мою жизнь. Я уже больше года живу, как маггл. Ты подбираешь меня, я оказываюсь здесь, ты заставляешь меня бросить комнату, да, жалкую, но это место, где я жил… Чего ты потребуешь дальше? Или ничего? Я поправлюсь, мне надо работать, мне надо учиться, потому что кроме этого с точки зрения любого мага убожества у меня ничего нет. Я даже не вижу ничего толком, я не вижу твоих глаз, я не могу понять, как ты сейчас смотришь на меня…

- Гарри, — он проводит рукой по моей небритой щеке.

- У тебя ладонь стала мягкой…

- Я перестал возиться с оружием, — я слышу, что он усмехается.

И пауза — невыносимая, немыслимая… Я же не вижу его, почему он молчит? Не знает, как сказать? Не знает, что?

- Северус… не молчи, пожалуйста…

- Прости, я просто смотрел на тебя…, — подушечки его пальцев обводят контур моих глаз, мягко касаются скул, бровей, — я забыл, что ты толком ничего не видишь.

- Гарри, я не хочу тебя ни к чему принуждать, — продолжает он очень тихо, — я хотел бы, чтобы ты остался со мной. Насовсем, навсегда. Иначе бы не стал искать. Но решать тебе. Я не буду требовать, чтобы ты бросил учебу. Я не считаю, что это убожество. Не большее, чем варить зелья, представлять Магическую Англию за границей или заседать в Визенгамоте. Если хочешь, можешь работать в своем ресторане, хотя в сентябре мы могли бы просто куда-нибудь съездить. А потом снять или купить дом в Загребе, раз ты там учишься. Я хотел предложить тебе все это, когда ехал ночью к тебе. А вышло, что чуть не сбил тебя на трассе. И так даже лучше, потому что я не знаю, как бы посмотрел тебе в глаза, если бы ты был здоров.

- Тебе что, все равно? Северус, я же маггл… Даже гораздо хуже…

- Совершенно все равно. А что, должно было быть иначе?

И вот сейчас он меня целует. Впервые за эти почти два года…И ему не приходит в голову спросить разрешения. Его губы так же, как тогда, на острове, не терпят отказа, я вновь ощущаю их вкус, его язык, дразнящий мое небо, пробегающий по деснам, чуть толкающий и одновременно будто ласкающий мой, сейчас горький от лекарств. Мне кажется, за те два года, что его не было рядом, я разучился дышать. И вот сейчас вдруг вспоминаю о том, что это возможно.

- Миндаль, — говорю я. — И тогда тоже — миндаль и вишня.

- А ты весь пропах своим рестораном, — произносит он где-то совсем рядом. — Вот придешь в себя через пару дней — и мы тебя отмоем.

- А я тебя ждал, — признаюсь я, и у меня такое ощущение, что я сейчас расплачусь, да, такой вот позор в двадцать четыре года, — знаешь, сидел и курил около дома, а потом понял, что это невозможно. И поехал на те скалы… Но как ты будешь жить с магглом?

- Обыкновенно. Я же не спрашиваю, как ты будешь жить с магом.

Его голос, сейчас так близко… Я обхватываю его за шею, крепко-крепко, будто бы боюсь отпустить. Его руки под моими лопатками…

- Ты жив, Гарри, ты жив…, — шепчет он мне в самое ухо, словно сам не может в это поверить. — Гарри…

Мне тепло и щекотно от его дыхания.

И он тоже не отпускает меня. Почему-то я сейчас легко верю, что он — один из немногих людей на свете, кому совершенно плевать на то, что я потерял магию и готовлю себя к блистательной карьере банковского клерка. Счастье, такое невероятное, легкое, постепенно начинает заполнять меня. Будто меня окутывает облако, состоящее из белых кружащихся снежинок, лепестков, невесомых зонтиков облетевших одуванчиков… Они кружатся, кружатся… Спать…

- А у тебя вилла красивая? — все же спрашиваю я, уже еле ворочая языком.

- Очень. Потом посмотришь. Спи уже.

- Maritime… Звучит хорошо. Ma-ri-ti-me… Не уходи…

* * *

Мне кажется, я, конечно, могу и ошибаться, но ирландский доктор по имени Сэмюэль навещает меня на второй день, как раз вскоре после того, как Драган забрасывает мне мой ноутбук и жалкое подобие вещей из моей съемной квартиры. И передает пламенный привет и пожелания скорейшего выздоровления от моей квартирной хозяйки. Ну и от тетушки Доротеи, разумеется, и от Хелены с Матеей. Может быть, доктору понадобилось время, чтобы переварить то, что сказал ему Северус… В общем, он все же собрался с силами и выбрался проведать пациента. Он суетлив, как-то преувеличенно приветлив, и, произнеся пару общих фраз, почему-то просит хозяина оставить нас одних. Тот только хмыкает в ответ, и я слышу его удаляющиеся шаги.

- Ну, молодой человек, — очень бодро говорит доктор, — как мы себя чувствуем?

Интересно, почему он не мог спросить это при Северусе? Думает, что я подвергаюсь здесь пыткам и издевательствам своего бывшего любовника?

- Честно говоря, не очень, доктор. Простите, я не знаю, как мне называть вас…

- Можете просто Сэмюэль, без формальностей, — говорит он, придвигая себе кресло поближе к моему изголовью. — А Вас, молодой человек, как зовут?

- Юэн, Юэн Эванс.

- А мне показалось, что Северус называл вас как-то иначе.

О, да это же местный Шерлок Холмс! Он сходит с ума от безделья в своей лазурной гавани и думает, что в моем случае ему есть, чем поживиться. Я его разочарую.

- У меня просто двойное имя. Гарри-Юэн Эванс. Северусу больше нравится Гарри. А так для всех я Юэн. Впрочем, Вы тоже можете звать меня Гарри.

Так, доктору будет жаль расстаться с мыслью о том, что я живу здесь под чужим именем. Но ему придется. У меня такие документы, что ему не подкопаться.

- Вы все еще считаете меня авантюристом?

- Упаси Боже, Гарри! Просто то, что он сказал вчера ночью… Вы меня простите, я буду с Вами откровенен. Я знаю Северуса года три, хотя до этого лета он и бывал здесь нечасто. Вы не можете не согласиться, что он весьма своеобразный человек. Но я привык, он очень занимательный собеседник и вообще отличный сосед. Но когда он привозит ночью в свой дом парня, всего в крови, с разбитой головой, потом заявляет, что это его сбежавший любовник — что я должен думать? Я практически не мог спать две ночи… Вы уж меня извините, Гарри, я старый человек, но, может быть, Вам нужна помощь? Если это правда, и он, пользуясь Вашим плачевным положением, держит Вас здесь силой… Подумайте! Ведь можно же обратиться в полицию! Нет, Вы сами не сможете, но я мог бы…

Кажется, я сейчас скончаюсь от смеха, который я пытаюсь сдержать, а он резонирует в моей больной голове, буквально разрывая ее на части. Наконец, я набираю побольше воздуха и очень серьезно говорю ему:

- Сэмюэль, я очень ценю Вашу заботу, правда. Но Вы совершенно зря беспокоитесь. Меня никто здесь не держит силой. Что до сбежавшего любовника… Я, действительно, уехал из Англии во многом из-за него, но меня никто не преследовал. Мы просто поссорились.

Доктор вздыхает с явным облегчением. Нет, все-таки не Шерлок Холмс… Не готов он был организовывать операцию по спасению жертвы сексуального маньяка… Да и с местной полицией связываться иностранцу совершенно неохота. Тем более, когда сам живешь в таком комфорте — старенький доктор с хорошим доходом, на пенсии, вилла на побережье…

- Ну, тогда простите меня, Гарри. Просто сколько я знаю Северуса… никогда бы не подумал, что он…

- Что он гей?

- Ну да. Поймите, здесь такое место. Столько симпатичных парней крутится вокруг. Нет, я-то сам не такой, я вдовец, у самого двое детей. Но около него — никогда, никого. Никаких мальчиков… А ведь он богат, а богатство, сами понимаете… Не хотел Вас обидеть…

- Да бросьте Вы, — говорю я. — Мне, конечно, до Северуса далеко, но я тоже не совсем голодранец. Если Вы хотите, я Вам как-нибудь потом все объясню, а то сейчас очень голова болит.

- Ох, — доктор, наконец, вспоминает, зачем он пришел, — давайте-ка я посмотрю.

И он вглядывается в мои зрачки, удовлетворенно кивает, просит меня посмотреть на его палец, щупает мне затылок, слушает пульс, задает мне какие-то странные вопросы о том, как зовут королеву Британии (ответ дается мне с некоторым трудом). И менее дурацкие — тошнит ли меня, кружится ли голова, хорошо ли я переношу звуки («Нет!» — хочется заорать мне, но я сдерживаюсь), не мешает ли свет. Наконец, он зовет Северуса и выносит свой вердикт: я иду на поправку, но лежать мне еще и лежать. Минимум дней десять. И тут я вспоминаю о том, как вчера испугался, что могу ослепнуть. Как я мог забыть? Оттого, что у губ пирата был вкус миндаля?

- Доктор, а скажите, если у меня полтора года назад была операция по лазерной коррекции зрения, а сейчас я толком ничего не вижу, это же не значит…

- Будем надеяться, что все обойдется, — ласково говорит мне добрый доктор, не числя меня больше ни жертвой маньяка, ни охотником за чужим богатством. — Вы же сегодня видите уже лучше? Это говорит о том, что все должно постепенно восстановиться. Я зайду завтра, а Вы, Гарри, наблюдайте за тем, что и как Вы видите. В какое время суток изображение четче, когда нет. И не нервничайте, больше отдыхайте, здесь такая красота. Правда, Северус?

Ага, значит, пират вернулся, а я и не слышал, как он вошел.

- Правда, — отвечает ему пиратский капитан лорд Довилль, — только он ведь всего этого не видит.

- Еще увидит. И уколы пока продолжайте. Я попробую договориться с клиникой, завтра хорошо бы отвезти Гарри на обследование.

Я издаю протестующее мычание.

— Не бойтесь, Гарри, ничего страшного. Это совсем недолго. Чтобы мы все были спокойны, что мозг не поврежден.

О, добрый человек, если бы ты знал! У меня, похоже, мозг поврежден с самого рождения, но вряд ли это выявит обследование в маггловской клинике. И он уходит, а когда пират возвращается в комнату, я все-таки не удерживаюсь и пересказываю ему наш разговор с доктором. А он вдруг говорит мне:

- Так, может быть, Гарри, ты поторопился? У тебя только что был последний шанс. Старый джентльмен помог бы тебе вырваться от меня — а так все, никто тебе больше не поможет!

И он смеется, долго-долго, чуть ли не до слез.

- Это я бы на твоем месте уносил ноги, Северус, — говорю я, когда он переводит дух. — Останешься с калекой на руках, у которого мало того, что магии нет, так еще и ослепнет! Что будешь делать?

- В море выброшу, — спокойно отвечает он мне. — Я же пиратский капитан. Мне это раз плюнуть. Понял, Поттер?

И теперь уже моя очередь смеяться.