Глава 2. Сон и нечто непредвиденное.

Вы представляли себе картину: Уютный двухэтажный домик, зеленая, ровно постриженная лужайка во дворе, маленький белый заборчик, дети играют в мячик, на лоджии кресло-качалка, старая верная собака по клички, например, Граф, грызет кость, светит солнце на маленькой ухоженной улице с домиками, как капля воды похожими на ваш, гладкий как стекло асфальт, а по краю тротуара растут большие все в зеленой листве клены. Соседи так вежливы и обходительны с вами, всегда приветливы. Вы собираетесь семьями в чудесном городском парке и устраиваете традиционные пикники в конце каждого месяца...

И, конечно же, вам знакомо вымышленное, но такое желанное чувство счастливого спокойствия. Никто не станет вас грабить, ни одна живая душа не пожелает вам зла. Незачем запирать двери на пять замков и наставлять детей, чтобы те не ходили поздно вечером одни по улице. Вы спокойны и счастливы. Максимум, что может с ними случиться – сосед угостит конфетами. Все у вас хорошо, не великолепно, не превосходно, не замечательно, а такое простое и все же более близкое слово, отражающее ваше чувство счастливого спокойствия – хорошо. Но все составляющие этого чувства именно прекрасны, превосходны, изумительны. Еще бы! Умницы-дети ходят в школу, где преподают лучшие в мире учителя, дружественная, семейная атмосфера. Все друг друга знают, уважают, ценят, любят…И конечно же все любят вас, равно как и вы всех…

И совершенно естественно: у вас хорошая работа, замечательные коллеги, заботливый начальник, достойная заработная плата, удобный график, превосходная обстановка и все что вы пожелаете. Вы и ваши близкие ни в чем не нуждаетесь...

И обязательно: в маленьком соседнем городке живут ваши пожилые, но совершенно здоровые родители в таком же, как и у вас, прекрасном уютном домике, в который вы с радостью приезжаете с детьми на выходные и праздники. Родители просто обожают ваших детей, и ваши дети просто обожают ваших родителей. Все вы собираетесь за большим праздничным столом и ведете милые беседы. Прощаясь, все целуются и обнимаются, потому что любят друг друга...

А еще у вас есть замечательная машина, на которой вы всей семьей во время отпуска едете на свою замечательную дачу, которая находится на берегу замечательного голубого моря. И вы весь отпуск замечательно проводите время со своей замечательной семьей. Едите шашлыки, ходите в походы, рыбачите, а ваши любимые дети весело резвятся на пляже с вашей любимой собакой. А после вы возвращаетесь в свой чудесный городок на свою прекрасную улицу в свой прекрасный дом с зеленой все так же ровно постриженной лужайкой. Добродушные соседи встречают вас возле маленького белого заборчика приветливыми улыбками. Дети играют в мяч со старой верной собакой Графом, а вы раскачиваетесь на кресле-качалке со своей чудесной, прекрасной, замечательной второй половинкой вашего сердца. Любовь переполняет вас: вы любите этот дом, эту лужайку, эту машину…Вы безумно любите ваш счастливо-спокойный образ жизни…Вы любите своих замечательных детей, свою чудесную вторую половинку, своих всегда приветливых соседей…Вы любите этот городок, эту улицу, асфальт и эти деревья с зеленой листвой…И представьте себе еще кое-что: вы любите эту жизнь, а эта жизнь любит вас…

А теперь еще одна маленькая, но очень важная картинка: вы встаете с кресла-качалки, выходите на улицу, поднимаете свою чудесную руку, закрываете свои прекрасные, глаза и чудесной пощечиной возвращаете себя в реальность… Кап, кап, кап. Вы плачете? От боли? Не думаю… Это не слезы!

Я просыпаюсь среди ночи в непроглядной тьме ящика, на глубине двух метров под землей. Думаете, я тогда сказал сам себе: «Эх, хорошо!»?

Ни черта подобного! Неожиданно для меня ночью пошел дождь. Сквозь щели крышки на меня и мои вещи капали крупные капли грязной воды, которая успела упасть с неба, собраться в ручейки, прокатиться по земле, траве, сухим листьям, а потом уже упасть на меня.

Я встал и на ощупь добрался до свечки и спичек. Спички уже успели отсыреть, и потому только с пятого раза я зажег свечу. Видимо я и Сми неровно выкопали яму, потому что в отдаленном углу ящика, где хранилась моя провизия и сигареты, образовалась большая лужа. Я с грустью и какой-то обидой смотрел на то, как плавают в грязной луже кусок сыра, размокший и грязный хлеб и моя колбаса. Моя колбаса! Сигареты набухли и опустились на дно. Я подошел ближе и еще раз рассмотрел эту мрачную картину. И тут почему-то я резко поднял голову вверх в надежде увидеть этого самого Бога и спросить у него: «За что?» Но я увидел лишь темную крышку ящика и тут же из темноты мне прямо в глаз упала самая большая, как мне показалось капля. От обиды я чуть не заплакал. Ведь теперь дело мое стало очень худо. Сми придет только на седьмой день. А у меня больше не было еды, только вода. О, да. Воды теперь было предостаточно!

Вещи остались почти сухими. Ну что тут еще сказать? Мне стало очень хреново. Хреново от того, что я этого не предусмотрел, что я не проснулся раньше, что я вообще сюда залез. Теперь это был настоящий риск одуреть с голоду.Я сел на почти сухой спальник и начал громко материться. В свете свечи я увидел часы и тетрадь с ручкой. Я взял их в руки просто для того, чтобы подержать. Чтобы они меня успокоили, чтобы я успокоил их. «Все хорошо. Мы здоровы, почти не намокли, а без еды можно прожить.» - говорил я им. Но скорее всего я говорил это себе. И я себе поверил, вдруг вспомнив один голодный год студенческой жизни вдали от дома:

Просыпаешься, значит утром, где-то в 7:30 и материшься, - говорю я тетрадке. - Поматерился от души и идешь ставить чайник. Пока кипятится чайник, надо успеть походить по квартире, причем тупо. Смотришь на пол или в потолок, потом вдруг просыпаешься и идешь выключать чайник. Пьешь чай (сладкий), выпиваешь его и хлопаешь себя по животу типа объелся. Собираешься и идешь на работу. Дойдя до остановки, понимаешь, что денег у тебя на проезд с собой нет. Материшься и бежишь домой скрести со всех щелей мелочь. Вновь вернувшись на остановку, долго ждешь автобус. На улице мороз и ветер. Материшься. Приходит автобус и из открывающихся дверей вываливается комок тел. Они матерятся. Пока они матерятся ты быстро запрыгиваешь на ступеньку и сзади тебя прижимают те, кто вывалился. Материшься, но уже тихо или вообще про себя. Дышать нечем и идиотская кондукторша ростом с табуретку вопит: «Вошедшие, готовим за проезд» или: «Кто тут у меня еще не рассчитался?». Как будто это ее автобус! Через сорок минут приезжаешь на работу, и тут тебе говорят, что ты должен сделать много работы, причем к вечеру (хотя работаешь до обеда) и никого, мягко говоря, не интересует, как ты это сделаешь! Материшься, а что еще делать? И тут-то все становиться отвратительно мерзким. Вертишься на уродском стуле в дурацком офисе среди трех, замужних, женщин и ищешь информацию в интернете. В середине дня тебя посылают на пресс-конференцию и ты (денег то нет) пешком топаешь в другой конец города. По дороге материшься и придумываешь смешные прозвища начальнику. Приходишь на место и злая, старая сторожиха выпинывает тебя и говорит, что сегодня ничего не будет! Нет, ты представляешь? Материшься! И прешься обратно на работу! Приходишь и понимаешь, что все! Все! Не хрена ты не сделал и тебе, мягко говоря, будет плохо! Но в самый последний момент находишь, то, что надо и довольный сдаешь материал. Материшься уже от радости, что по шее не получил! Вечером на оставшиеся шесть рублей садишься на троллейбус и едешь домой. Доходишь до дома, поднимаешься на пятый этаж, заходишь в квартиру, переодеваешься и хочешь жрать. Нет, не кушать, а именно жрать. Ставишь чайник на огонь и тупо ходишь по квартире, задавая себе вопросы:!А кто будет учиться? Тебе, блин… три реферата писать! Английский переводить! Русский делать, историю и прочую фигню!» И тут ты сам себе отвечаешь: «Да мне, мягко говоря, все равно кто!» На пару от кипящей воды отпариваешь сухарь, чтобы был мягкий. Ешь жесткий хлеб с майонезом и подгнившим помидором. Пьешь чай (Сладкий), хлопаешь себя по животу типа объелся и хочешь спать. Звонишь одногруппнице и слушаешь, что у нее сегодня на ужин. Материшься, проклинаешь её и бросаешь трубку. Почистив зубы и отметив очень оригинальный вкус зубной пасты, ложишься спать. Соседи стучат в стены! А что еще ночью делать? Ты им тоже постучал, поматерился и уснул. И во сне думаешь. Про то и про это. Думаешь: «Вот завтра проснусь и заулыбаюсь. Сразу станет день хороший. Деньги на проезд не забуду. Выйду пораньше. На работе буду внимательнее. И матерится не буду.» И так становится хорошо, от того что сам себе веришь! Но ровно в 7:30 звонит проклятый будильник... Материшься...

Так что вот так вот, - говорю я тетради. – Нам не привыкать!

03:14 на моих часах. Дождь прекратил заливать мое жилище. Я вновь решаюсь уснуть.

 

Глава 3. Музыка в коробке.

 

День второй. 10: 32. Я вычерпываю своей кружкой из угла ящика грязную воду и пытаюсь выплеснуть ее в отверстие для туалета. Размокший хлеб, колбасу и грязный кусок сыра я завернул в клочок газеты, в котором раньше хранилась колбаса, и вытолкнул его через отверстие в крышке. На завтрак у меня кружка воды.12:54. Я вычерпал из ящика всю воду, но у меня возникло такое ощущение, что она все еще попадает ко мне. Только так ли это?

13: 27. Я решил, что утраты провизии не должны повлиять на осуществление моей цели. Я должен написать историю про парня по имени Майк. Иначе все это будет напрасно.

Обдумывая сюжет следующей истории, я вспоминал случаи из своей жизни. Вспоминал людей, фантазии, сны… И я начал писать:

Глава вторая, в которой не все реальность.

«Четыре месяца пролетели незаметно. Вот уже совсем новый ветер наполняет старые паруса и, совсем уже старый парусник мчится к уже не совсем новым берегам по совсем древнему океану. Время изменилось. Оно не стало старше, просто изменило свою форму. Теперь оно стало тягучим и сладким как мед. Солнце стало старше, но светит теперь намного ярче, чем какую-нибудь там тысячу лет назад. Земля постарела на четыре месяца. Вся вселенная стала старше на четыре месяца и стала прекрасней еще в четыре тысячи раз. Еще раз глоток воздуха доставит невообразимое удовольствие, вода еще раз покажется необычайно вкусной и еще один раз можно признаться в любви. Еще один день. Еще один час…

«Фантазия – стержень рассуждений. Сон – источник фантазии».

Сменилось четыре месяца с того дня как во Вьетнаме простились Майк и Пресли. Каждый выбрал свой путь и отправился искать свое неповторимое счастье. Последний обрел его на «Лысом острове», женившись на дочке поварихи и став рыбаком. Майк…а Майк все еще ищет. Жизнь стала более размеренной и спокойной. Его путешествия стали напоминать экскурсии с тех пор, как Майк осознал одну вещь: Азия есть Азия. Сколько бы ни было в ней стран – все они не так уж и различны. Конечно, он не был во всех, но, как гласит старая мудрость: не обязательно выпить море, чтобы понять – оно соленое. И вот теперь, когда его кожа хранит память всех его неудач, а сердце радость побед и минуты счастья, он, как и четыре месяца назад лежит на одном из пляжей Камбоджи и курит…сигарету. Рюкзак закинут под голову, а нож воткнут в песок. Глаза широко раскрыты и устремлены в ночное небо. Майку уже ни раз приходилось засыпать на муниципальных пляжах. Главное нужно выбрать место на их окраинах, где новоиспеченные парочки туристов, впечатленные романтичными видами дикой природы, не занимаются любовью. Обычно такие романтики обитают на самых серединах, надеясь, наверное, что их кто-нибудь заметит. Еще одна изюминка в и без того экстремальном занятии. Таких людей полно на этих золотистых пляжах. И с каждым годом становится все больше.

- Романтика расцветает, – говорит Майк. – Планета наполняется любовью. - Надо сказать правду – он курил не сигарету. Вечерний бриз разжигал красный уголек на кончике его косяка и уносил божественный аромат в страну желтых людей.

- Камбоджийцы, как и все азиаты, обладают узкими глазами, в которых редко можно разглядеть: пьян человек или просто хихикает. Азиаты – самые простые люди на земле. Их древние предки - все были поголовно философами или рабами. Теперь же свободные люди не обладают широким свободомыслием. Вот только представь себе: веками отточенная медицина, древнейшие и превосходнейшие памятники архитектуры, религия, философия и прекраснейшая природа – все теперь у них используется для привлечения туристов. Белые люди едут в Азию, чтобы посмотреть на древние развалины могущественных в прошлом государств. Белая кожа здесь равносильна как минимум улыбке и поклону. Ты понимаешь, о чем я? Азиаты добровольно поклоняются угнетателям. А угнетатели за это щедро дарят им зеленые бумажки. Здесь, в Камбоджи, я знаю только одного здравомыслящего человека – это ты. Держи. – Майк протянул косяк уже давно спящему камбоджийскому рыбаку. – Да и черт с тобой. Все мы этом сраном мире угнетенные. Одни угнетенные людьми, другие сами собой. Это заложено в человеческом мозге. Ты понял? В мозге, рыбак! Люди в одно и тоже время и угнетатели и угнетенные. Вот ты, например, угнетен своим правительством. Тебе предоставляют недостаточно прав и свободы. Но ты в свою очередь угнетаешь свою семью. Ты заставляешь их подчиняться тебе. А я? Кто меня угнетает? Может быть ты, рыбак? – Майк сделал еще одну затяжку. – Иди ты к черту. – Сказал он и выкинул косяк в сторону моря. – Лаос. Чем отличается Лаос от Камбоджи? Да ничем, только названием. Чем отличаетесь вы ото всех? Кто… и что…? И все вы…Я знаю вас. Я много знаю, рыбак. Я видел, как…и все…- Майк крепко заснул.

Рассвет стал намного ярче. Море…Море стало прекраснее. Свет стал пронзительнее. Тьма стала мягче. Дым стал разрушительней. Мысли стали легкими и яркими. Фантазия стала реальнее. Мечта становится ближе. Еще раз глоток воздуха доставит невообразимое удовольствие, вода еще раз покажется необычайно вкусной и еще один раз можно признаться в любви. Еще один день. Еще один час…

«Из всего мы выбираем единственное. Из всех мы выбираем одну».

На следующее утро Майк открыл свой дневник и прочитал первую попавшуюся запись. Название гласило: «Чертова память».

«Как жестоко играет со мной память, читал он. - Она обманывает меня, перевирает, переделывает, перечеркивает, переписывает, стирает, стирает навсегда прошлое. И совершенно не поддается мне, неуправляемая и безжалостная. Зачем оставлять мне лишь плохие воспоминания? Неужели я сам этого хочу? Да черта с два! Как искусный художник память пишет во мне запахи, слова, интонации, пейзажи, лица, тела, темы, объекты, маршруты, эмоции. Она управляет мной. И все сейчас напоминает о НЕЙ. Зачем? Я Просто хотел не думать о том, что было, о том, что будет и уж тем более, не хотел переживать все наболевшие эмоции заново. Мой компьютер имеет 180 Гб памяти, но мне хватило и одной фотографии, чтобы вспомнить и ощутить прикосновение её рук, нежные поцелуи, аромат её кожи, волос, увидеть цвет её глаз, красивый изгиб спины, и родинку на кончике носа. Все записи о ней, фотографии, клипы и плюшевый зеленый лев с пышной гривой, подаренный ею мне на 23 февраля, - все это вызывает у меня чувство сожаления. Сожаление о допущенных ошибках, о поспешных выводах, необдуманных решениях. Малейший намек на её присутствие рядом со мной вызывает во мне трепет, но только когда её нет рядом на самом деле. Все утихает во мне, когда я вижу её саму – настоящую, живую. Настоящая она не вызывает больше у меня никаких эмоций, лишь память о ней способна вывести меня из равновесия. Чертова память, исковеркавшая реальные события. Мое буйное воображение, делающее действительность сказкою. Вспоминая разговоры, объятья, поцелуи я становлюсь человеком, наблюдающим со стороны. И смотря на происходящее со стороны обычного обозревателя, я вижу ошибки. Можно ли назвать ошибкой искренне сказанное, пусть и в неподходящее время, слово? Чертова память воскрешает людей из мертвых. Я уже похоронил наши отношения – так нет же – вот они! Чертова память так красиво показывает обычные отрезки моего прошлого. Чертова иллюзия. До чего же я глуп, если сам себя способен обмануть! И я бессилен пред нею. И тем паче подливаю масло в огонь, когда пишу о НЕЙ. До чего же ОНА умна, если смогла оставить свою страницу в моей картотеки памяти. Даже моя подушка напоминает мне о ней. Помню, как мы обнимались и целовались у неё на кровати и боялись, что в любой момент может зайти её мама. А вот как я пьяный занимался сексом с незнакомой мне девушкой в незнакомой мне бане, не могу вспомнить уже год, хотя каждый день вижу бутылки, мыло, презервативы и полотенца. Чертова, чертова па..!»

 

- Привет. Меня зовут Элизабет. Давно в Камбоджи? – Майк вздрогнул от неожиданно прозвучавшего голоса и поспешно захлопнул дневник. К нему подошла девушка невысокого роста. У неё были светлые волосы и зеленые глаза. Под белой футболкой была видна упругая грудь примерно второго размера. Ноги были прямые и казались немного длинноватыми из-за коротких белых шортиков.

- Ты говоришь по-русски? Странно. Имя-то совсем не русское. Откуда ты? – поинтересовался Майк, убирая дневник в рюкзак.

- Я из Латвии. Мои родители назвали меня в честь Элизабет Тейлор. У них хорошее чувство юмора, - пояснила девушка. – Как тебя зовут?

- Майк, можешь звать меня Миша, если уж ты знаешь русский, - ответил Майк.

- Так ты давно здесь? – вновь спросила Элизабет. – Ты ведь не турист, да?

- Нет, я не турист. Я путешественник. А вот ты, должно быть, приехала отдохнуть?

- Угу – ответила девушка и застенчиво захихикала. – Ты не ответил на мой вопрос.

- Я здесь 23 дня и 22 ночи. А ты?

- Приехала неделю назад с подругой. Мы живем в отеле неподалеку. Я слышала про тебя. Здесь говорят ты отшельник. Слоняешься без дела по свету в поисках счастья. Тебя называют психом и тебе 18 лет. А теперь я знаю, что ты очень давно не брился и, ты уж извини за резкость, от тебя за километр несет травкой. – Скороговоркой произнесла Элизабет. У неё была белоснежная улыбка. Майк спрятал свою улыбку, решив, что его зубы уж точно не светлее этого песка. – Не стесняйся! У тебя милая улыбка.

- Я просто…знаешь…Да что тут скрывать! Я и вправду стал похож на обезьяну, – ответил Майк. Давно уже он не испытывал смущения. – Так ты все обо мне знаешь! Зачем же тогда спрашивала?

- Хотела удостовериться…Ну что ж. Я приду на пляж вечером. Если захочешь, можем погулять вместе. Я слышала здесь чудесный вид ночного моря.

- Не такой чудесный как во Вьетнаме.

- Может быть…Пока! – сказала она и легкими прыжками побежала в сторону отеля, оставив потрясенного Майка со своими мыслями: «Не такой чудесный как во Вьетнаме!- Надо же было такое ляпнуть! Идиот! Она, наверное, решила, что у меня вовсе съехала крыша. Бог ты мой! Вот это красотка. Хоть сейчас снимай новую версию Красавицы и Чудовища. Вечером она снова появится. Нужно привести себя в порядок. Я себя в зеркало уже тысячу лет не видел. И даже страшно смотреть, да и где его теперь возьмешь? Так. Стоп. Дружище ты в своем уме? Очнись сейчас же. Стоило какой-то девке пококетничать с тобой так ты уже готов медузу целовать от счастья. Успокойся. Все как обычно. Ей просто скучно и все».

Майк долго всматривался в голубое с зеленоватым оттенком море. Он не медитировал. Внешне он был спокоен, но внутри его разгоралась настоящая борьба. «Быть или не быть?» - задавал себе вопрос Майк. Казалось, что чудо наконец-таки произошло. Вот то, что он так долго искал. В него было трудно поверить особенно теперь, когда его нет рядом. «Быть или не быть?» - Я знаю ответ на этот вопрос, - тихо произнес Майк. - Урсаааааааааа!

Уже через минуту Майк бежал по полному туристов пляжу к дому рыбака, вчерашнего собеседника, который так внезапно исчез утром. Пару дней назад они вместе ловили рыбу. А уже вчера убивали себя едким дымом травы. Теперь каждый рыбак, которого Майк встречал, имел имя – Урса. Это было самое простое имя. Порою некоторые люди пытались научить его своим именам вроде Лисяо Лань Ян, но все это было напрасно. В его голове в такие минуты вертелась одна мысль: Зачем тебе знать его имя, если уже через некоторое время ты свалишь из этой страны. Возможно навсегда». Ему показалось странным, что бег по песку дается так тяжело. Майк был уверен, что именно Урса рассказал Элизабет о нем. Урса был единственным рыбаком, который хоть как-то говорил по-английски и его дом находился на берегу пляжа, примыкающего к отелю. Он подрабатывал, возя на своей лодке туристов, занимающихся дайвингом. Он всегда был свежевыбрит и одет в дешевую, но чистую одежду, а значит, у него есть бритва. Это был шанс и Майк не мог его упустить. Когда он бежал по пляжу, загоравшие туристы оборачивались на него и почти шепотом переговаривались. Некоторые широко улыбались и показывали кулак с поднятым вверх большим пальцем в знак одобрения. «Что им нужно? Чего они пялятся на меня? Наверное, я и впрямь похож на обезьяну» - думал Майк.

Люди становятся добрее. Людей становится больше. Мир становится больше. Семьи становятся дружнее. Цветы становятся прекрасней. Цветов становится больше. Минуты становятся длиннее. Ночи становятся короче. Краски становятся ярче. Еще раз глоток воздуха доставит невообразимое удовольствие, вода еще раз покажется необычайно вкусной и еще один раз можно признаться в любви. Еще один день. Еще один час…

«Великая сила слова способна контролировать великие силы чувств».

Урса красил свою старенькую моторную лодку в красный цвет. Майк упал на песок, чтобы отдышаться. Сейчас ему предстоял напряженный разговор с добродушным рыбаком. Майк знал английский, но не тот, на котором разговаривал Урса. Даже коренным англичанам трудно было понять Урсу. Его английский был ломанный на манер камбоджийцев. Урса подошел к лежавшему и, все еще тяжело дышавшему Майку (сказывалось курение) и протянул, как будто в засохшей крови, перепачканную краской руку. С его помощью Майк поднялся на ноги. Урса широко улыбался. «Ну, вот опять это. Он пьян или просто ухмыляется? Чертовы азиаты», - подумал Майк. Прошло, наверное, полчаса разговора на «чистейшем английском языке Урсы», сопровождаемого красочной жестикуляцией и унылыми вздохами раздражения Майка, прежде чем Урса понял - Майку от него что-то нужно. Еще через полчаса удалось понять, что ему нужна бритва и мыло. Урса дал Майку все необходимое. Майк с остервенением драил свое тело, стоя по пояс в море. Рыбак тем временем объяснял ему, почему люди так пялились на него. По его словам, местные рыбаки сделали из Майка еще одну местную достопримечательность. Они рассказывали, что на неком пляже, обитает некий путешественник, который постоянно находиться в бреду и пророчит конец света. После такой информации Майк был в шоке. «Это я-то в бреду? Пророчу конец света? Чертовы азиаты!» - думал он. И все же Майк понимал, что Урса ту совсем не причем! Он был благодарен рыбаку за его доброту. – Скажи им, чтобы говорили, что я русский. Понял? Русский! – крикнул он сидевшему на берегу рыбаку. Урса засмеялся и подкурил сигарету. Сделав затяжку, он, продолжая смеяться, покачал головой в знак согласия. Бриться пришлось, смотрясь в осколок зеркала, который Урса прикрепил к внешней стороне стены своего дома. Зрелище было не для слабонервных. Оказалось, что загар или то, что Майк считал загаром, очень быстро смылся под натиском мыла и соленой воды. Еще одно было открытием: Длинные волосы идут ему, а гладко выбритое лицо еще напоминает молодого юношу. Урса одолжил ему чистую белую футболку и синие шорты фирмы «Ribok». Майк пытался объяснить рыбаку, что название фирмы пишется по-другому, но Урса был уверен, что эти шорты фирменные. Теперь у Майка появилась надежда. Он уже и забыл, как это приятно хорошо выглядеть. Ну, по крайней мере, сносно. Минуты тянулись так долго. До вечера еще было часа два, а сердце, наполненное надеждой – не терпит ожидания. Он вернулся к своему гамаку, привязанному к одной, согнувшейся дугой, пальме. Возле ее основания лежал рюкзак с вещами. «Ну, хоть в Камбоджи не воруют. Наверное, боятся бешеного путешественника» - подумал он. Майк бродил по пляжу, убивая время. Собирал ракушки и бросал в море камни. В море купались туристы. Возможно немцы или французы. Один из них оставил на берегу расстегнутую сумку. В ней лежали солнцезащитные очки, бутылка воды и жвачка «Orbit». При других обстоятельствах Майк бы и не приблизился к чужим вещам, но теперь, когда все так круто повернулось…Он взял нераспечатанную пачку жвачки и пошел прочь к своим вещам. Солнце уже приближалось к горизонту. Майк ждал и жевал жвачку, надеясь сделать белее прокуренные зубы. Никогда еще он не был таким чистым и свежим. Ждать оставалось недолго. Совсем скоро появиться она. Солнце опускалось в уже красно-синее море.

Луна стала больше, внушительней и загадочней. Звезды стали ярче. Звезд стало больше. Небо стало шире и ближе. Горы стали выше. Чайкам надоело кричать, и они стали петь. Ветер стал теплее. Песок стал мягче. Весь мир увеличился и начал петь. Все стало прекрасней. Еще раз глоток воздуха доставит невообразимое удовольствие, вода еще раз покажется необычайно вкусной и еще один раз можно признаться в любви. Еще один день. Еще один час…

«Если ты испытываешь жажду, то тебе необходима вода - плевать, чья она и откуда. Если ты влюблен, то тебе нужна любовь - только её любовь».

Майк заметил фигуру девушки в легком платье, одиноко идущую у самой кромки воды. Он засунул в рот оставшуюся жвачку и принялся быстро жевать её, давясь слюной. Элизабет медленно приближалась к нему. Майк выплюнул белый комок подальше в сторону и встал, ожидая разговора.

- Майк? Это ты? – удивленно спросила девушка.

- Кажется я.

- Выглядишь моложе без бороды. Уже почти похож на человека. Моя подруга считает, что ты больше обезьяна, чем человек. Я думаю, она не права, - прохихикала Элизабет.

- Люди слепы.

- Как котята? – поинтересовалась Элизабет.

- Не совсем…Скорее как люди.

- Хм…Ты отлично выглядишь.

- Ты тоже. – «Ужасно тупо. Скажи что-нибудь, болван»! – говорил себе Майк. – Красивое платье. – «Кретин».

- Ты такой милый. Здесь действительно прекрасный закат. Море как будто бы укутывает солнце. Спокойной ночи солнце! А звезды вроде ночника – такие яркие. Конечно, не то, что во Вьетнаме! – смеясь, сказала Элизабет.

- Мммда. – Майк сел на песок. Девушка села рядом. Ночной бриз развивал её распущенные волосы. Она была прекрасна. – «Ты очень красивая, Элизабет. Ты мне очень нравишься! Я тебя…» - Майк не смог сказать ей этого. У него не было на это сил. – Ты куришь? Сигареты?

- Да, спасибо. – Майк протянул ей сигарету и вставил себе в зубы одну. Щелчок зажигалки и белый дым начал заполнять пустоту прозрачного воздуха.

- Так-то лучше. А то от тебя невыносимо несло мятой, – неуверенно, все так же хихикая, произнесла Элизабет. Майк широко улыбнулся.

- Ого! Теперь ясно почему! Я же говорила у тебя милая улыбка.

- Спасибо! Я меняюсь. Если бы я смог изменить мир…

- Что?

- Ты знаешь кто такой Eric Clapton? Король белого блюза. Его песню: «Change The World»?

- Нет. Красивое название. Ты её знаешь?

- О, да. Я её знаю.

And I can change the world,

I will be the sunlight in your universe.

You would think my love was really something good,

Baby if I could change the world. - Пропел Майк.

- Это только припев.

- Ты неплохо поешь!

- Спасибо.

Наступила неловкая пауза, которая длилась, как показалось Майку, несколько часов.

- Завтра я улетаю домой, Майк. Быть может, мы больше никогда не увидимся. Странно. Я знаю тебя всего несколько часов, а такое ощущение, что целую вечность мы были вместе. Целую вечность мы любили друг друга. Завтра я улечу домой и не увижу тебя целую вечность. Ты понимаешь меня? – Майк не знал что сказать. Он был счастлив. Завтра будет завтра, а сейчас он счастлив от этих слов и от того, что они означают. Но ведь завтра это счастье покинет его. «На целую вечность»!

- Не улетай, – почти прося, произнес он и взял её за руку. – Не улетай. Останься еще немного. - Элизабет ничего не ответила. Она смотрела в глаза Майка. Ему казалось, что её глаза становятся все больше и больше, пока она не приблизилась к нему и не закрыла их, поцеловав его в губы. Он ответил на поцелуй и крепко обнял её, как будто это было воплоти само счастье и, он не мог его упустить. Они повалились на песок, жадно напиваясь поцелуями…И вот уже рассвет нового дня давал о себе знать. Элизабет лежала на теле Майка, прижавшись головой к его груди.

- Ты слышишь, как стучит мое сердце? – спросил Майк девушку. – Оно уже тысячу лет не стучало так сильно. Ты разожгла в нем огонь.

- Я слышу, - ответила Элизабет, еще сильнее прижимаясь к его груди. – Такой четкий ритм. Оно звучит как музыка.

- Музыка…в коробке. Мое тело как коробка, в которой звучит музыка. Ты заставила мое сердце петь.

- Правда?

- И вот еще кое-что. Это, вроде как, глупо, штоли. Я, кажется, люблю тебя.

- Я тоже люблю тебя, Майк.- Они уснули на самой середине пляжа, совсем не надеясь, что их заметят. Они любили друг друга.

Свет стал тусклее. Цветы вянут. Идет дождь. Тьма становится страшнее. Весь мир уменьшился. Люди стали злее. Люди умирают. Нет радости. Нет улыбок. Нет любви. Еще раз глоток воздуха доставит невообразимое отвращение, вода еще раз покажется необычайно противной и еще один раз можно признаться себе в идиотизме. Еще один день. Еще один час…

«На первом снегу остаются следы ботинок. Второй снегопад скрывает и их.».

Майк проснулся в обнимку с рюкзаком. Рядом необычно громко храпел грязный рыбак. Вокруг них валялись пустые бутылки и окурки. Майк был таким же грязным и не бритым, как Урса. С моря дул ледяной ветер. Небо было черным, хотя Майк был уверен, что часы уже перевалили за полдень. Пляж был пустым. «Неужели приснилось?» - подумал Майк. Он попытался закурить, когда первые капли намочили спички. Начался мелкий дождь, который через полчаса превратился в настоящий ливень. Дожди шли две недели. «Чертовы азиаты» - твердил Майк - «Чертов мир. Чертов дождь. К чертям весь свет».

 

Глава 4. Судьба.

 

19:09. По-прежнему второй день моего пребывания в ящике. Ужасно хочется есть. Быть может, есть хотелось бы меньше, если бы я не знал, что у меня нет еды. На обед я выпил кружку воды, на ужин две кружки. Надо признать, что во многом я просчитался. Воды осталось чуть больше половины. Еще на «земле» я старался взять провизии как можно меньше – все-таки не на курорт ехал. Ну, вот и приехал!

21:49. Не знаю чем себя занять. Два часа назад в ящике стало темно и пришлось зажечь свечу. Небо вроде бы прояснилось, поэтому дождя уже не опасаюсь. Сделал еще одну зарубку на стене. А потом вырезал слова: «Здесь сидел человек. И он был глуп».

23:17. Мой первый опыт хождения в туалет «по - большому». Аккуратно свернув в газету результат поедания пищи, я вытолкнул его в стенное отверстие.

23: 42. Не хочу спать. Потушил свечу и лежу в темноте. Немного прохладно. Совсем чуть-чуть. Да, нет, нормально вроде бы. Может только самую чуточку. Лежу и думаю: «Как там сейчас дома? Что на ужин? Где Сми пропадает и не проболтался ли он? Зачем я сюда забрался? Зачем бросил университет?..»

00:11. Третий день. Я зажег свечу. Хочу написать о том дне, когда я бросил университет. По правде говоря, я бросил университет за много месяцев до этого дня. Но именно в тот день я официально перестал считаться его студентом.

05.05.08.В тот день я проснулся в 07:40. На это время был поставлен будильник моей девушки. Проводив ее на работу, я позавтракал и отправился в спортзал. После спортзала вернулся домой, переоделся, пообедал и уснул. Проснувшись, я собрал все документы, подготовленные к моему отчислению, и поехал на резвом, как улитка, автобусе прямиком в университет. В тот день я решил все запомнить хорошенько. Все до единого шага. Я вошел в здание университета, вернее в один из его многочисленных корпусов. Сдал в гардероб куртку, вежливо поздоровавшись с гардеробщицей, и, поблагодарив ее за выданный мне номерок. Я направился в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи. По лестнице шел не торопясь, медленно поднимаясь по ступеням. Всматривался в лица студентов, в плакаты и объявления. Но как бы медленно я не шел, все равно пришел бы. И я поднялся на четвертый этаж гораздо быстрее, чем ожидал. Возле деканата моего факультета сидели двое бедолаг и сетовали на задолжности по сессии. Постучавшись в дверь, я вошел кабинет нашего методиста. Эта молодая женщина слегка улыбнувшись спросила: «Заявление писать?». На что я ответил ей с какой-то даже гордостью в голосе: «Да».

- Что ж вы так быстро сдаетесь?

- А мы не сдаемся, - ответил я. – Мы переходим в другой университет.

- Хорошо, - безразлично пробубнила она.

Я заметил, что на ее, заваленном бумагами и папками столе, аккуратно лежит стопка желтоватой бумаги, ручка и образец заявления.

- Я не первый у вас? – поинтересовался я.

- Куда там первый! Три четверти студентов отчислились!

Я сел за стол и принялся писать заявление по образцу. Отдал ей зачетную книжку, а взамен получил обходной лист, по которому я должен был обойти практически весь университет и спросить: «Какие у вас ко мне претензии?». Если бы ни у кого претензий не возникло, то я был бы свободен. Оказалось, что я должен кучу всего университету, а он мне ничего.

И я направился домой, решив, что улажу все вопросы завтра. И я трясся в том же автобусе, на котором приехал, только уже в обратную сторону. Время было 16:05, когда я сел на лавочку, решив покурить, перед дорогой домой. Сидя на лавочке, я заметил нарисованные Гитлеровские усы на вырезанной местным умельцем в дереве девушке. «Уроды» - подумал я. А что я еще мог подумать?»

Буквально через минуту ко мне обратился пожилой мужчина с пакетом в одной руке и бутылкой пива в другой. Правая нога у него совсем не гнулась, а кисть левой руки была темно-синей от наколок.

- Молодой человек, разрешите присесть?

- Присаживайтесь, - безразлично ответил я и стал рассматривать гуляющего по асфальту голубя.

- Ты помнишь, какая раньше тут заросль была? – обратился ко мне мужчина.

- А, что?

- Ты помнишь? – повторил он, – какая тут пустошь была?

- Не…я…

- Ты разве не Октябрьский? - поинтересовался мужчина.

- Нет, я студент, недавно приехал, - все так же небрежно ответил я.

- Это ж тут всю эту красоту предприниматель сделал за свой, между прочим, счет! А эта, мля шпана, чего тут вытворяет?

Под красотой мужчина, видимо, подразумевал две рядом стоящие лавочки и вырезанную в засохшем стволу тополя девушку, на чьем лице теперь красовались черные усы.

- Да, - соглашаюсь я, докуривая свою сигарету. - Придурки.

- Паразиты! – уточнил мужчина. – Я вот, например, родился в советском союзе мля. И мне с детства мля говорили, чтобы я любил и уважал свою родину мля. А эти скинхеды поганые чего вытворяют, а? Паразиты! Их деды и прадеды их воевали мля с этим Гитлером мля. А они свастику нацепили мля и всю Россию уничтожить хотят! Сволочи они!

- Ага, - говорю я.

Мужчина сделал несколько глотков пива и закурил.

- Я вот книжки читал разные про Гитлера этого поганого, про фашистов этих. Я все мля про них знаю!

- Ну, - говорю я, пытаясь как можно лучше рассмотреть голубя.

- При советской власти не было безобразия такого! Эти скинхеды кого победить-то хотят? Россию мля? Да хрена им лысого! Россию вообще мля победить невозможно!

- Ага, - соглашаюсь я.

- Это еще княгиня великая, по Николаю второму…- донеслось до меня. Голубь улетел, и я снова стал слушать незнакомца. – Я вот тебе расскажу…Ельцин, думаешь, не знал, что делает? Знал он все! Путин, вот, Россию вытащил за уши! За уши, говорю.

Мужчина сделал еще несколько глотков из бутылки и продолжил.

- Так вот, говорю, России царь нужен. Только вот где его теперь возьмешь, мля. Нету его! А если и искать его то не по Романовым. Это точно! А по кому его искать нужно-то?

- По Рюриковичем? – спрашиваю я.

- По Рюриковичем! Конечно! По потомкам Мономаха! А ты, студент, на кого учишься-то?

- Да, журналист я, дед. Но скоро в Санкт-Петербург поеду. На режиссера учиться. А сейчас вот фильм снимаю. Кстати, анти-нацистского содержания. Мне вот актер нужен, старичка сыграть…

- Понятно, - отвечает мужчина. – Найдешь.

Выпив еще немного пива, мужчина сказал:

- Я бы вот у тебя сыграл. Да только нельзя мне. По закону.

- По какому это закону?

- Да я же вор до мозга костей, - говорит мужчин