Взгляд из общей дальней дали,

В строчках ставлю маячки,

Чтобы их заметить сразу.

Твоему, товарищ, глазу

Вовсе не нужны очки.

И не нужен яндекс-гугл.

Нужен зренья общий угол -

Приблизительный - чёрт с ним! -

Взгляд из общей дальней дали,

Где когда-то мы дышали

Вместе воздухом одним.

Из одной мы точки сборки

Все катились в санках с горки.

Остальное – ерунда.

Даже возраст – не помеха.

Важно лишь, откуда ехал

И приехал ты куда.

 

баллада о старике с вороной

Крещенский огненный мороз

Мир заморозил вдрызг

И к небу намертво примёрз

Луны холодный диск.

Вот дом, построенный… но кем?

Неважно... и когда?

Со стороны он мёртв и нем.

Зайдёшь ли ты сюда?

Глухая ночь, игра свечей

И странный индивид –

Старик с вороной на плече -

У зеркала стоит.

Он смотрит в зеркало, и он

растерян, потрясён:

"Да кто же тут отображён?
Я сплю и вижу сон!

 

Свет-Зеркало, скажи, ответь:

Ужели это я?

Когда ж успела пролететь

Вся жизнь, вся жизнь моя?

Роскошен я и молод был,

Как заболоцкий волк,

Вполне здоров, в общенье - мил,

И в дамах знал я толк.

Я потерял победам счёт, –

Моя Ворона мне

Их приносила на плечо.

Но что теперь оне?

Что, что в итоге? Я – старик!" –

Он вскрикнул... А потом –

Ворона каркнула и вмиг

Исчезла за окном.

А вместе с ней - душа в полёт

Отправилась туда,

Откуда к нам уж не придёт
Никто и никогда.

Прошли года, потом - века.

Тот дом стоит ничей.

Живёт в нём призрак Старика

С Вороной на плече.

И если ты найдёшь тот дом –

В него не заходи.
А если и зайдёшь - то в нём
В Зерцало не гляди.

 

 

***

В общем-то, я человек нелюдимый.
По телефону беседую с Димой
Без телефона веду диалог
С Аней и с Олей, с Андреем, Наташей
Кто - в мире лучшем, а кто ещё - в нашем
Так ли уж важно?
Огромный поток,
Всех нас несёт и то дальше, то ближе
Все мы друг к другу опять, вот, гляди же –
Время распалось, достанешь рукой
Руку когда-то умершего друга
Скажешь с улыбкой ему, без испуга
Где пропадали вы, мой дорогой?
Где пропадалось и как умиралось,
как забывалось, и как возвращалось?
Здорово, всё - таки встретиться, да?
Плавится воздух дрожащий в июле
Ветры горячие тучу надули
Что развивается, как борода

Бога
                  

             

                                ***

                 

У берегов блистательного Понта
На пустыре, под жарким южным солнцем
Среди камней, растительности жидкой
Солёный воздух жадно я вдыхал.
Вот это счастье на меня свалилось
Мне скоро сорок, я забыл и думать
О море, кораблях и южных странах
Они же, оказалось – существуют
Имеют цвет и запах. Плоть и кровь.

На камушке сижу. Была ограда

Когда-то здесь. Ещё при древних греках.

И сад шумел и гроздья винограда

На солнце зрели. Понт - остался Понтом,

Пейзаж - всё тот же, как при древних греках,

Лишь греков нет – их сдуло ветром в Лету
И варвары живут на побережье.

 

1 сентября

Первое число. Водораздел.

В осень погрузившись по колено

Парк под утро взмок и пропотел

Море взбаламучено и пенно.

И цикады нынче – ни гу-гу,

Только моря шум. А у откоса

Россыпью сидят на берегу

Чайки, словно бывшие матросы

Мокрые, нахохленные – в ряд,

От камней почти неотличимы.

Облака укутали закат

Пеленой, как сероватым дымом.

Опустел, недавно людный, пляж,

И земля красна, и воздух влажен.

И привычный крымский наш пейзаж

Марсианским сделался пейзажем.

 

Жираф

Кто это с умною мордой

Важный, как будто бы граф?

Это красивый и гордый

Весь элегантный – Жираф.

Он выше подъёмного крана

Но, до чего ж хороши

Гибкость и грация стана

И благородство души

                       ***

Я курю на закате, твердя: «хорошо, хорошо…

Что ушло - то ушло…» - и цитирую вслух Мандельштама:

«На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко» …

Вот тот вид... вот - тот Понт. Наслаждается глаз панорамой,

Убегающей вдаль… яхты, словно ресницы в глазах.

Сколько их ни считай – непременно собьешься со счета.

Паруса, паруса, паруса, паруса, паруса.

Муравей непонятных времен, ты не знаешь про жизнь ни аза,

Оказавшись, под осень, на пыльной окраине мира,

Славной рыбой и тем, что тут родина Х. Велимира,
И Кремлём белокаменным,

Где побывали и Мнишек, и Разин,

Знавшим бунты – казаков, стрельцов

И расправы, над ними, и казни,

С Колокольней, стремящейся - в неба открытое нёбо:

С многоглавым собором, воздушным, как пышная сдоба,

Набродившийся вдоволь, по улицам узким, под вечер,

Ты подумай о том, как тебя занесло в Междуречье?

Вот, стоишь, обалдевший, как раз, посредине Кремля.

А от мыслей и видов – из-под ног уплывает земля.

Солнце, плавясь, садится. Закат раскровавился раной.

И подъёмные краны, вдоль Волги торчат, что твои пеликаны.
Нет, скорей - птеродактили, вымершие гиганты.

На их фоне, на фоне строений кремлевских, сам ты –

За проемом окна.

Вот и кончилось лето.

Сплошь на Запад - с Востока

Здесь, на Белом Ильмене - потерял я, купаясь, кольцо,
будто сдернули с пальца служители местной таможни
Жаль кольца моего, но его не отыщешь концов -
мимо духов реки проскочить просто так невозможно

Но в обмен получил — не крючок даже я — целый крюк
древний, ржавый, но грозный, потерянный кем-то когда-то
баш на баш, так сказать — всё якши? Ты доволен, мой друг?
Все мы что-то теряем внезапно, легко, без возврата

Впрочем, я не в накладе — ведь я получил тут привет
Абдуллы ли, Ивана, Василия, иль Джанебека
кто тут жил до меня лет за сто, иль за тысячи лет
и забрасывал снасти в кишащую рыбою реку

Злое солнце хазарское землю ордынскую жжёт
глушь российско-татарская в мареве, словно в тумане
Тихо варится жизнь, совершая свой круговорот
как тройная уха в перегретом истории чане

 

                  Ночь в поезде

И слова – то, какие, всё: Астрахань, да Баскунчак...

А куда мы, потом?

Почему, обязательно - в ад?
Степь и небо слились, за окном.

Которого мы выпили немало

Перегар – на три версты,

Это ж – осень.

Дышишь, дышишь, дышишь ты –

Крышу сносит.

И припомнить нелегко,

Надышавшись этим ядом:
Лето то ли - далеко,
То ли – рядом.

                               **

Дрожащими руками брадобрей.

И время предъявляет свой расчет:

Кошмары по ночам, а поутру

Уже темнеет рано, и уже

За той стеной – ребёнок,

Старуха – за другой.

Свободы слой так тонок,

И где найти покой,

Когда мертвеют души,

И, чтоб ты не сказал,

Все стен услышат уши,

Увидят стен глаза?

И с Эросом не очень,

И с дЕньгами – никак,

И сам ты, между прочим

Лишь недобитый враг,

Застрявший, словно муха

В углу, под потолком.

Проклятая старуха

Крадётся пауком,

Чьи лапки так проворны

И так усы страшны

…ты как в колодец чёрный

Летишь в кошмары - сны.

У самого порога

Верстою до небес

Торчит, чернея, Гоголь.

Нет, Пушкин. Или – бес?

В пространстве безъязыком,

В борьбе само с собой

Исходит время криком,

Проигрывая бой

                                  

 

                               

                               ***

Как бабка лет примерно ста,
Одышлива, толста,
Скользит ворона по пруду,
По новенькому льду.

«Гляди, гляди, не упади,

А то сломаешь что-нибудь»

Ворона с видом попадьи

Кряхтит и продолжает путь

По лёд покрывшему снежку

По шагу, по шажку.

Всегда боюсь я за старух:

На вид она бодра,

А упадёт – сломает вдруг

Как шейку-то бедра!

Башку сломя, спешишь куда?

Нелепая ворона!

К воротам Страшного Суда

Спешить нам нет резона!

Ворона мне: «Отвянь».

Ну, ладно, - я ей отвечал, -
Скажи, ворона, лишь:
Тебе Создатель крылья дал.
Почто ты не летишь,
Не оторвёшься от земли?
Ворона: «Отвали».

Не получился разговор.

И так себе стишок.

Я замечаю с давних пор,

Что мне нехорошо;

Предпочитаю тихий ход;

Не рвусь я к небесам;

Бескрылый, в общем, обормот,
Увы, увы, я сам.

 

**

Со мною вот что происходит:
Я чувствую, как жизнь проходит.
Со всеми то же происходит
Примерно, тоже происходит.
И что потом произойдёт,
Известно тоже: Смерть приходит,
Берёт за ручку и уводит,
Туда, туда, где леший бродит,
«Ну, говорит - шагай вперёд,
А что тебя там дальше ждёт,
Скоро сам узнаешь»

Пустота

Меня за горло душит немота
И всё – не то. И жизнь сама – не та.
И либо я внутри совсем пустой
Подобие иссохшего колодца,

Сопротивляясь этой немоте,

По прошествии годов

К встрече этой я готов.

Девяносто третий год,

Молод я, спесив и горд.

У меня была жена,

И красива, и нежна,

Я жену не то, чтоб бросил,

Просто бросился опять –

Ту Москву я покорять,

Жизни вывернув сустав,

Впрочем, что гадать теперь?

Нет находок без потерь.

Так в преддверии весны

Я остался без жены

И ушел в глухой запой,

И читал, что под рукой

Оказалось. Книги, книги…

Хармс, Олейников и Пригов,

Бродский. И совсем был нов

Некто Саша Соколов.

Книжка желтая, как осень,

И потёртая слегка,

Что купил я, тыщ за восемь,

На Калининском с лотка.

Кто-то сдал её, наверно,

Когда лопаются нервы

И похмелье душит нас.

В общем, бес его попутал

До того тому «кому-то»

Кто-то надпись сделал в ней:

«Живи – долго. Много – пей»

Водка – пиво - димедро…

Ночь. Пустой вагон метро.

Я один в вагоне том

Мчусь по жизни напролом

В темноту и пустоту

И читаю книгу ту.

И мелькают на страницах

Вереницей – тени, лица

Обитателей романа,

Пропадающих и пьяных.

Кто я им? Кто мне – они,

Эти призрачные братцы?

Мы сроднились в эти дни,

Чтобы после разбежаться…

2

Был у них поэт – Запойный.

Он, поди, давно покойник

Он покинул свой Валдай

И попал… конечно, в рай?

Или в ад? – не знаю я!

Мне, ей-Богу, неизвестно,

Как зовётся это место –

Место Инобытия!

Непосильная задача

Это место обозначить.

Воли нет там. Нет покоя.

(Если там и есть покой.

То совсем - совсем другой).

Пейзаж - почти как наш,

Зазеркалье это будто.

Тонет в сумерках пейзаж.

То ли вечер, то ли утро…?

Нет, скорее, всё же вечер…

Зимний вечер. Но не суть…

Что гадать? - В запасе – вечность!

Разберёшься как-нибудь,

Коль попал сюда надолго…

И, встречая твой приход,

Тень собаки… или волка….

Я в Тартаре, на вечном ПМЖ

(Прости за каламбур, мой друг, но в общем,

Мы пребываем? На такой удел

Уже не ропщем;

Нас окружают образы вещей

Иваюсь около костра

Собаковолки воют на луну.

Ну-ну.

И по ветру развеется зола,

Забытый вами, я забуду вас.

Из окон собственного дворца

Тому кузнечику, который

Мне ящик отворил пандоры.

И крылья расправил свои,

И сам себе путь обозначил –

Лови тут его – не лови.

Ну, что же… попрыгали, что ли?

Ведь май наступил, тёплый май!

На волю – по лесу, по полю

И к Черному морю – давай!

Да здравствуют бублики с маком!

И йогурт сладчайший с утра!

В дорогу опять нам пора.

Нас ждут поезда и вокзалы,

И солнце, и ливень, и град.

Потом ты вернёшься усталый,

На берегу морском – Платон

А впереди - вода

Кого зовёт Платон? А он

Зовёт к себе кита.

Что б водрузиться на кита

И после, во всю прыть

На нём, неведомо куда

По черноморю плыть.

       Крымское время

Развалясь на ложе

Каменном, нагретом,

Впитываешь кожей

Счастье жизни летом.

Волн гремят раскаты,

И безлюден брег,

Чувствуешь себя ты

Здесь, как древний грек,

Бросивший Элладу…

Повидавший виды…

Зелень винограда…

Дикая Таврида…

Чайки да цикады,

Да тягучий зной,

Облаков громады

В небе над тобой

Движутся всей массой,

Грудою, гуртом…
К нулевому часу
В веке нулевом

***

Впервые увидел дельфина -
Внезапно он в море возник

И мне показал свою спину

И режущий волны плавник

Закат догорал, багровело

Высокое небо над нами.

Ходило упругое тело

Дельфинее, в море, кругами

Дельфин редкий гость тут и значит

Изящный, стремительный весь,
Он сам – как посланник удачи
Несущий мне добрую весть

 

         

 

                           

*** 

Умер знакомый, приятель. Несколько лет, как-то так
Мы не общались почти, всё нам некогда было…
Жил по соседству. В общаге, где вечный бардак.
Только, пожалуй, уж лучше бардак, чем могила.

Был одинок он. Болел, говорят, тяжело.
Зная о том, что его уже сильно накрыло
Думал я «надо бы, в гости зайти…». Но, увы, не зашёл.
Ну а теперь – уже поздно о том. Переехал от нас он. Могила.

Глупо – не глупо, - а стал уж давно примерять
Каждую смерть своих старых и новых знакомцев
Я на себя... И теперь примеряю опять…
День – ослепительный, летний, пропитанный северным солнцем

Как он прозрачен, как свеж он, и как он хорош!
Но ощущаю, затылком, как смерть подбирается с тыла.
Хочется верить, что ты никогда не умрёшь.
Всё, что угодно – всё лучше, чем смерть и могила

 

 

Памяти одного персонажа (К.К.)

И жид, и алкоголик –
Аж два угодья в нём.
Смешной, порой до колик,
Нелепейшим враньём
О том, как по европам
Он ездит каждый год,
О том, как жадно, скопом
К нему льнёт женский род.

Слоняясь в центре утром,

Дрожа с похмелья, аж

Довлатовский как будто

Забавный персонаж,
Он говорил, картавя:

«Старик! Дай два рубля!

Я в казино оставил

Вчера три тыщи, бля!

А помнишь, как когда-то
пара -пара-папам…?
Ну, нахер нам Саратов!?
В столице место нам!»
Про мощную карьеру

В издательствах Москвы

Он тоже врал не в меру,

Увы, увы, увы.

Он был изрядным плутом

И иногда – шутом.

Бухал - и почему-то

Скопытился потом
В неполных 38

А может - 37.

Приходит смерть - и косит

И наступает темь.

Прощай же, друг мой Кира,

Увидимся – не здесь.

Пуста твоя квартира.
Ты был, да вышел весь.
Лети себе на небо,
Сжигая все мосты,
При всех грехах ведь - не был
Жлобом, по жизни ты

 

 

***

Я не люблю поминок, похорон

Я свадеб не люблю. Их суеты

Чудесная кончается когда-то

Кругом такие милые ребята! –

Как деловая колбаса

Лиса гордилась мехом

И рассуждала за глаза,

О прочих всех – со смехом;
«Сравниться кто красой, с лисой»!? –

Презрительно и гордо,

Считала весь народ лесной –

Зверьём второго сорта.

Была недоброй та лиса,

А стала – доброй шубой.

А мы, хоть и невелики,

Но радостно трём лапки:

Живые! – Не воротники,

Не варежки, не шапки

 

***

С утра опять больная голова

Не видя впереди себя не зги

К развязке?

 

 

***

Слов в языке - словно звёзд – не счесть
Слово – бывает, как Дар, как Весть
Молния - Слово, Слово – Удар-под дых
Слово – как Песня, или, хотя бы – Стих

Слово способно путь осветить, согреть
Жизнь вернуть, или направить в Смерть

Слово – бывает, как шум, как лязг, как скрип
Звон колокольный, или скрипичный всхлип

А у меня кончились все слова
Пуста голова, да и душа едва
Теплится в теле, сжалась комком внутри
Словно фонарь, тусклым огнём горит

Может быть – старость, может, немея, так
Души нисходят, свет потеряв, во мрак

 

 

Памяти Димы Чёрного Лукича

Опять сквозняк, ещё одна прореха…

Нелепо и не нужно это всё.

Когда ударили морозы

Когда сковало сердце льдом

Когда все наши слёзы, позы

Мы испугались этой стужи

И растеряли гордый вид.

Над нами Ужас Чёрный кружит
И Ужас с нами говорит

 

 

                                                      ***

Валом валит снег

Хоть готовь Ковчег

Что бы уплыть на нем

Нам с тобою, вдвоём

Да нет тебя. Вот беда.

Кругом же – одна вода

Мировой океан.

Сам себе - капитан

Штурман я и матрос,

Кстати, и - пассажир

Радист, подающий СОС
В абсолютно пустой эфир

тает и тает звук
и никого вокруг

 

                ***

Ночь в русском городе на севере. Зима.
Желтеют фонари и снег под ними
на улицах безлюдно, как в пустыне
и не окошка не горит в домах

Всё словно вымерло. А ты один и мал
Настолько мал - в огромном мире ночью
что ты не можешь спать, не зная точно
Ни кто ты есть, ни как сюда попал

 

       ***

Опять, об Пушкина!

Прибежали в избу дети

Смотрят, смотрят в потолок

Там луна и звёзды светят

Крыша – небо. В Небе – Бог.

Удивились «что такое?

«Вот из ит и вас ис дас»?

«Здравствуй, племя молодое»

Раздаётся громкий Глас.

Проходите, дети, в хату

Проходите все, гуртом

Вы, конечно, виноваты

Что про свой забыли дом

Но вернуться вам не поздно

Чай замёрзли, по пути?

На дворе сейчас морозно

Очень холодно, поди?

что в дверях стоите, ну же!

как чужие! что за вид?

В дом входите с лютой стужи

Дом согреет, оживит.

Но детишки у порога

Жмутся, мнутся, егозя.

Разве можно верить в Бога

В наше время? Нет, нельзя.

Тут опомнились ребята

Дружно бросились назад.

И стоит пустая хата

А за дверью хаты – ад.

Вьются бесы рой за роем

Дети в страхе, но твердят

«мы глаза сейчас закроем

Всё исчезнет. Нас простят.

Нас простят. И нас отпустят

И вручат нам калачи».

Бог же с неба смотрит с грустью
Боже, Боже, не молчи!

 

****

Вечером, в марте, в неуютной стране России
Снег, днём - белый, после - розовый, после - синий
Быстро на запад уходит, сгорая, солнце
Поздний мороз от ног - по спине крадётся
Ускоряя твой шаг, отвлекая от мыслей лишних
И быстрей и быстрей, как стрела, в темноте летишь ты.
Что бы спрятаться в доме и согреться горячим чаем.
В этом климате диком живём мы и всё крепчаем.
Да не только климат тебя из себя выводит
С ним-то как-то уже по- притёрлись, сроднились, вроде
Хуже то, что война не кончается и в этих войнах
Много способов есть отличиться, но нет достойных
Способов, среди них, одержать хоть одну победу
Не поддавшись, при этом, угару, гордыне, бреду
Одно средство защиты – брезгливость, но и с этим средством
От войны не уехать, не спрятаться и не деться.
Она, сука влезает, без мыла, в любые дыры
И врастает в нас так, что порою, её не вырвать
И самому, увязнув, не вырваться из трясины
Все участники в этом, как -будто, почти едины
Эх. Пошло все на… Изучаю глобус.
Пусть уехал хороший, как нам говорят, автобу c
Есть ещё местов в автобусах, что не хуже
Отраженных в небе, как в разноцветной луже

 

                                           ***
                                         

Мне снится: ветер, звери, птицы
и листья шепчут, замирая
«Попей, попей, попей водицы
там — мёртвая, а там - живая

Не ошибиться б ненароком
не промахнуться бы случайно
но яркий свет сплошным потоком
за дверью, за которой тайна

 

 

***
в мозгу дурацкая идея
который день уже блуждает
что я - не я, что не в себе я
и окружает жизнь чужая
меня, того, кто в чьём-то теле
живёт и дышит, на пределе
А где я сам-то? Я – пропащий
«Да вот же я!» - ещё орущий
в какой- то несусветной чаще
в ветхозаветной некой куще

 

1

Пиши, пиши, скреби пером,
Пусть расшифруют всё потом
Те, кто придут за нами вслед
Через сто тысяч лет.

Не жди, что здесь тебя поймут,
Что кто-то тут оценит труд,
Твой труд над рифмою простой,
Твой выстрел холостой…

Ты разобрался, наконец,
Кто тут живой и кто мертвец,
И кто ты сам, и кто ты сам
И здесь, - и там, и там.

Зачем нужны твои глаза,
Когда в них места нет слезам?
Вход по часам в универсам
С названием «Сезам».

Ты жил да был, да вдруг исчез,
Как будто напортачил бес.
Кругом - туман, завеса, дым,
Ты стал для всех чужим.

А стать своим не привелось,
Все смотрят - сквозь,
и слышат – сквозь
Тебя, не видя никого,
Не слыша ничего.

Почто тревожно на душе?
Отставка близится уже,
И ждёт давно могила-мать,
Чтоб горб твой исправлять.

И рать – неясно даже чья –
Тебя встречает хохоча,
И Ворон чёрный у плеча,
И кровь не горяча.

2

Как, равновесие держа,
Стоять на лезвии ножа,
Одновременно размышлять,
И говорить, и спать?
Весны предчувствовать приход,
Когда весну никто не ждёт,
Когда для всех ещё она
Иллюзия, обман?

И вот накатывает на
Тебя внезапная волна
Видений, слов, каких-то фраз,
Сплетающихся в речь,
Речь – словно мартовский ручей,
Ручей – ничей, он всё звончей,
От всех от нас сбежит тотчас
И дальше будет течь.

                   ЕБЖ

Уплывает земля из- под ног

Ощущение, будто осталось

Е.Б.Ж. - я поеду на море,

Чьё дыхание слышу уже,

Е.б.ж., е.б.ж., е.б.ж.

будем петь и смеяться, как дети,
закрутившись на вираже,
хорошо будет жить нам на свете.
Е.Б.Ж
 

                
                     

                  ***

                   Уплывают в закат корабли
                   Вереницей бескрайней, и вскоре,

Их уже не увидишь с земли

С небесами сливается море.

Журавлиный ли клин? - Стая псов –

Зубы скалящих, рвущихся к бою!

И навыкат - глаза парусов

Ах, безумец, безумец Парис,

Что же ты натворил, что устроил?!

А теперь - как с судьбой не борись –

Не спасти, ни Елену, ни Трою…

Если б знать все заранее... Но

Ничего не изменишь, однако…

Жертвы принесены и вино

Уже выпито... Старый оракул

Им туманно предсказывал то,

Чего знать было вовсе не надо –

Что почти не вернется никто

Из героев в родную Элладу...

А пока... Еще молоды все,

Безбороды, иль чернобороды…

Вон - смеется опять Одиссей

Для чего ты потом убивал,

Душа смеялась, но грустила

Ведь было связано немало

Прощай, привычная квартира

При расставании с которой -

Душа уходит прочь, из мира

Душе лететь в другие веси

А фарсом траурных процессий

Там – вечной жизни.

Горели звёзды, как лампады

И черти, ангелы, как дети

Задумчиво стояли рядом.

(1990-?)

 

***

Посвящаю – с костлявой священной борьбе.
Помню, в детстве пытался представить себе,
Что на этом вот месте, куда привела
Меня бабушка, - раньше деревня была.
А теперь ни двора, ни кола.

И по ходу бабуля, волнуясь, с трудом
Отыскала то место, где их стоял дом,
По деревьям каким-то, живым до сих пор:
«Вот стоял тут наш дом, тут был двор».
Предо мною возникло видение:
Появилась прабабка – Евления,
И мужик с бородой, что стоит рядом с ней,
Это прадед Андрей.

Начинается музыка невдалеке,
Расступается пыльный бурьян.
Моя бабушка – девочка в красном платке,
Братья, – Павел, и Пётр, и Иван, -
Её старшие братья, ещё пацаны.
Рождены до Германской войны.

Они спросят у нас: «Вы откуда и чьи?»
Пёс Туман, не узнав чужаков, зарычит,
Сбитый с толку, при виде бабули, притом
Удивится, замашет хвостом
(Как оно совместится в его голове:
Была Ася и стало их две?)

Тот Туман позже с волком сцепился, в ночи
Прадед с вилами в помощь ему подскочил,
Но к несчастию, в сумерках и впопыхах
Псу проткнул то ли бок, то ли пах.

Тут работали в поле, трудились в поту,
Тут росли и играли в лапту,
И молились, женились, рожали детей,
Помирали потом без затей

Прадед помер. На Кольский сослали Петра
(ох, стара эта песня, стара).
Павел в город свинтил и служил в ГПУ.
А Иван с голодухи опух

В тридцать третьем, и умер – он просто упал
По дороге до дома, и всё.
Подышал- подышал, а потом перестал.
Жил да был - да в могилу снесён.

А сейчас той деревни давно уже нет.
Девяносто без малого лет
Как она опустела, исчезла. Её -
Поглотило Небытиё.
Пусть она, и родня моя вся эта, тут
Хоть немного в стишке поживут.
Места много они ведь, ей-ей, не займут
Перед тем, как навеки уйдут.

 

Четыре подруги

Санитарный поезд. Сорок третий...
или может быть сорок второй?
всё пропахло кровью, гноем, смертью,
грязью, потом, болью и войной

Мы дружили с Олей, Валей, Любой.
Дел – невпроворотная гора.
Ничего. Бывало, стиснем зубы,
Пашем по две смены до утра.

До – не помню! – после Сталинграда?
вдруг бомбёжка – крик со всех сторон.
При таком раскладе, значит, надо
Покидать немедленно вагон,

прыгать под откос и в землю врыться,
И молиться, что бы пронесло.
Кружат самолёты, словно птицы,
сыплют в нас, по первое число.

Вой сирен и уханье снарядов

Про пионеров Космоса

Могу ли я добавить что

И надо ль это мне?

Жизнь в нищете и тухлости

Да безнадёжной косности

Отчасти, даже - в затхлости

Текла в большой стране.

Когда вождя отплакали.

Создался некий вакуум.

Глянь же на Политбюро –

Что не рыло, то – мурло.

Жизнь идёт в сплошной борьбе:

МВД и КГБ

ГТО и ДНД

ДОСААФы и т.д.
Холод, голод, грязь, бардак.

Серп и молот, красный стяг

Зоны, тюрьмы, коммуналки

И барачные дома
Смех и радость из-под палки
Сокращение ума
Чудище, конечно, обло, -
Пахнет потом, пивом, воблой
Чем-то кислым (не поймешь).
Время прыгает, как вошь.
Парки Отдыха Культуры

Пышногрудые фигуры

Баб из гипса и рабочих

И колхозников и прочих

Украшением очей –

Миллионы лукичей

Бесконечны, безобразны

Гипсовые бюсты

Пусто, пусто, пусто

Но над всей вот этой хренью

В день светящийся весенний

Ю.А.Г. пошёл в отрыв

Эру новую открыв

Будто вдруг разверзлась бездна

Даже Занавес Железный

Показался вдруг смешным
Не железо он, а дым

Лопнул старый злой нарыв

Засверкали ярче звёзды

И открылись всем миры

И оттуда хлынул воздух
И задохшийся народ
оказавшись на распутье
Новой Эры – кислород
стал глотай тот полной грудью
пали шторы с пыльных глаз
Распрямились мигом плечи
Вестью общечеловечьей
Космос - наш и Космос - в нас.

УРА!

***

Жизнь - не сахар, и в целом - не легче
будет завтра, однако, вполне
сатисфекшин, дружок, сатисфекшин
родились и живём мы в стране

той, в которой от рая, от ада
через край – вперемешку у нас
То полёт, то подстава, засада
Век назад и вчера, и сейчас -

По дороге расхлябанной, мглистой
птица-тройка несётся в ночи
Чу! - Вот День отмечают Чекиста
Вспоминают щиты и мечи

И традиции органов наших
славных внутренних органов - но
Всё давно уже это не страшно
Да, не страшно, а тошно давно.

С лёгким сердцем и с песней весёлой
Проздравлялись чекисты пока -
Мы встречались тут с Зимним Николой
Забывая их день ВЧК

                                ***

Над смыслом всё хлопочешь,
Всё