Крепко обнимаю, благословляю. Стремлюсь к вам.

 

 

Нежно любящий

Костя

 

 

Сегодня нашел конфеты и был тронут твоей неизменной заботой и памятью. Есть конфеты не буду, а вспоминать буду.

Из письма к М. П. Лилиной

 

VI 911, воскресенье

12 июня 1911

Карлсбад

 

 

… Сегодня немного волнуюсь. Нет телеграммы. Вчера, понимаю, не могло быть, так как вы поздно приехали.

 

…А сегодня? Праздник? Может быть – заперто. До завтра подожду, а то буду запрашивать. И сегодня жара. Утром брал ванну натощак (а то закрывались ванны). Потом взял ванну для одних ступней (Moorbad). Ванна натощак и жара разморили меня, и я сонный. Гулял мало. Лениво сидел и глазел на воскресную толпу. Никаких прогулок не было. Однообразие отчаянное. Никаких тем.

Немирович прочел записки и долго говорил¹.  Одну вещь сказал дельную, а остальное, как всегда у него – мудрено; от жары не понял.

 

Очень ценю, люблю и хочу сблизиться, как Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. Обнимаю, благословляю.

Костя

 

 

Из письма к М. П. Лилиной

 

VI 911

21 июня 1911

Карлсбад

 

 

…Пока лечусь. Встаю в 7 час, пью воду горячую, но не крепящую (Kaiserbrunnen) – слабая; через час в кафе – кофе, потом гуляю и по всем лавкам пишу записки (т. е. материал)¹. В 1 ч. я, Владимир Иванович и Потапенко завтракаем в ресторане. Потом болтаемся по городу, в 4 ч. второй стакан того же. Через день – ванна (то же, что нарзан, только щелочной). Потом лежу, потом пишу дома и говорю с Немировичем. В 8 час. ужин, в 10 спать. Нежно обнимаю всех.

 

 

Твой навсегда Костя

 

 

Еще день не наладился, много неожиданных встреч. Погода была прекрасная, сегодня испортилась.

402*. А. А. Стаховичу

Июнь 1911

 

 

Карлсбад

 

 

Дорогой друг Алексей Александрович.

Напиши, как твои больные… Каждый день говорим с Козловым о Марии Петровне и о тебе. Мы оба – ее горячие почитатели, и потому напиши мне, так как Козлов уезжает завтра. Твоя приписка в письме Немировича взволновала нас.

 

Что сказать о Карлсбаде и о себе? Живем мы с Немировичем в одном отеле ("Rudolfshof"). Рядом стоит в "Koburg" Потапенко. Обедаем в "Kaiserhof-Hotel'e", завтракаем – ins Grume {за городом (нем.). }. Я – в "Freundschaftssaal", там пишу свои записки часов до 3-31/2. Потом опять воды, ванна и т. д. Знакомых, слава богу, мало. Степан Алексеевич Протопопов, Ермолова, Сабуров с Грановской и M. M. Ковалевский – местный поп. Погода была прекрасная и только два дня как испортилась. Сегодня получил письмо от наших из St. Lunaire'a, Они приехали туда только в субботу. Качалов и Эфросы – довольны, а Нина недовольна и ворчит. Очень поволновались с Немировичем относительно пожара и до сих пор не понимаем, что сгорело. Если шкаф со всеми моими костюмными пробами и выдумками за все 13 лет – это очень жаль. Что попорчено дымом – тоже непонятно. Если мои музейные шугаи – тоже обидно.

С Немировичем говорим о театре, но мало. Он подробно рассказывал о Париже и еще больше охладил меня к нему¹. По-моему, надо ехать по России. Театру нужен триумф в противовес всем московским конкуренциям.

 

Почтительно и дружески целую ручку Марии Петровны. Евгении Алексеевне низко кланяюсь, так же как и Марии Ивановне. Мише – жму руку, а тебя обнимаю.

Твой К. Алексеев

 

 

Забыл, что еще есть страница. По русской привычке, хочется исписать все. Я потерял уже 4 фунта. Сбываю, что нажил в Риме благодаря твоим и твоей семьи милым и незабываемым заботам. Так много поездок и впечатлений от этого необычного для меня года, что мне кажется, что с прошлого лета я прожил два или три года. Кавказ, Москва, Берлин, Рим, Неаполь и Капри, Москва, Петербург, Москва, Берлин, Карлсбад. Это целый маршрут большого путешествия.

 

Пишу мало и лениво по двум причинам: 1) никаких тем благодаря курортному однообразию жизни и 2) каждую свободную минуту, а их мало, отдаю запискам. Ты не знаешь, как надо поскорее привести их в приличный вид. Только летом и можно работать.

Твой Константин

 

 

403*. О. В. Гзовской

 

St. Lunaire

Июля

 

 

5 июля 1911

 

 

Сен-Люнер

 

Дорогая Ольга Владимировна!

Не дождался письма и пишу Вам, так как очень мы Вас все жалеем и волнуемся. Правда, Владимир Александрович предупредил эти волнения, но Вам так не идут болезни, что мы хотим поскорее узнать, что Вы готовы опять прыгать и скакать. Конечно, не вздумайте это делать. Что можно сказать Вам издали, не зная даже, в чем дело? Чем можно помочь Вам? Теплотою участия и попыткой Вас развлечь. Прежде всего просьбой: беречь себя до смешного, так как три четверти последствий операций – от неблагоразумия самого больного. Чем придать Вам энергии? Знаете, всякая хорошая взбучка в жизни сначала утомляет, но, если помочь природе не только справиться с ней, но и очень хорошо отдохнуть после нее, – природа, тем более молодая, обновляется и закаляется. Совсем другое дело, когда на одно утомление нагромождают другое утомление, тогда бывает нехорошо, но так как Вы, умная, то и не стоит говорить об этом.

 

Попросите Владимира Александровича написать, какие Ваши дальнейшие планы? Нужно ли хлопотать о продлении Вам отпуска? Я напишу ему сам по получении его письма; первое письмо – Вам, как даме и больной. Впрочем, муж и жена – едино… Я не знал, где Вы находитесь. Косминская писала, что Вы были в Наугейме, но куда уехали – неизвестно.

Другая причина молчания та, что я пишу записки. Усердно, но… начинаю писать об одном и совершенно незаметно перескакиваю на другое – нужное, но не то, что я хотел писать в первую очередь. Это меня бесит. Пишу о ремесле и штампах. Хорошо, что начал об этом в Карлсбаде, где воды предохраняли разлив желчи (от злости). Кроме того, в Карлсбаде был сам генерал-штамп – Южин. Можно ли придумать лучший материал для исследований?

 

В Карлсбаде много говорили с Немировичем, и он прочел записки. Очень хвалил все разрушающее старое, но ничего еще не может сказать о созидательной части (которая еще и не написана). Сделал дельные замечания.

В Люнере я уже две недели. Погода чудесная, и компания оказалась покладистой. […] Димка оживляет и смешит. Эфрос – хлопочет. Недаром его зовут Астрюком¹ (с тросточкой он гораздо симпатичнее, чем с пером). Качалов купается в чепце жены и в полосатом костюме, молчит, улыбается и ровно ничего не делает (он заслужил это вполне). Меньше всех поправляется Игорь. Ради бога, берегите себя и поправляйтесь. Ведь в первый раз мне придется как следует заняться с Вами! Очень этого хочу².