Глава 33. Отчет потерпевшей.

(Аудиозапись-протокол, записанный в безмужнем отделении небесной милиции неделю спустя).

Голос Оли. “…В моей семье с собой кончали многие. Я помню дедушку и тетю. Еще отец бабушки с другой стороны. И еще попытки были, неудачные. Ну и – вся семья на антидепрессантах. Мне от них, кстати, стало только хуже: так живешь как-то тупо, вроде боишься, но так, ничего, ежедневненько. А как начала таблетки пить в последний раз – что-то меня накрыло мыслями о самоубийстве. Парадоксальный эффект. У меня тоже были порезы на руках, и в восемь лет, и в пятнадцать, когда мама умерла, и мы сюда переехали. Тогда вроде отпустило. А сейчас так стало тянуть, света белого не видела, а только будто внутри в черную дыру смотрела…

Никому ж не скажешь, все боятся. Ни с кем по-нормальному не поговоришь об этом. А больше ни о чем говорить не интересно. Я в какой-то момент махнула на все это рукой, бросила себя лечить. Накроет – ну что ж, значит, суициднусь. Так и решила. Я живу одна, никого с собой не потяну, сиротой не оставлю.

Да… ну, купила таблетки… ушла с работы раньше, с полдня, что-то мне там стало совсем тошненько. Нет, я работу свою люблю, и с детьми я хорошо лажу, но тут совсем накатило. Пришла домой. А, да! По дороге мне гадальщик встретился. По виду совсем псих, в шапке дурацкой, знаете, как советские дворники любили, одно ухо задирать? Давайте, говорит, погадаю на вашу смерть! Приехали, думаю, на мне уже написано большими буквами: идет самоубиться! Конечно, остановилась послушать этого психа, только в глаза ему не смотрела, а в землю, стыдно почему-то было… Он сказал, что умру легко. Ой, помню, как у меня сердечко запело! Легко! Господи, думаю, дай и вправду полегче! Я боли боюсь, и удушья, и вообще что с телом что-то плохое будет. Коли б легко – так настолько легче! Пошла, купила что он мне сказал в магазине, ему спасибо не сказала, денег не дала, потом пожалела, уже когда домой пришла. Старался же человек, ловил меня на улице, рисковал, может, что милицию вызову… Ну и ладно.

Открыла сумку, взяла таблетки. Почему-то их было сильно меньше, чем я покупала. Я так расстроилась! Я же помню, что не выкладывала никуда ничего. Кто-то вмешивается, значит! Понимаете, я не люблю, когда вмешиваются! Я одна живу в квартире уже восемь лет, но не могу пройти по квартире без халата, всё мне кажется, что кто-то смотрит. Ненавижу! Но что мне оставалось делать? Я же сама, скорее всего, их куда-то выложила. Сейчас пойду новые покупать, а по дороге пойду сдамся в милицию, сама не замечу как. Нет уж, решила так решила! Двух пачек должно было быть совершенно достаточно. Читала я про всю эту гадость немало.

Съела таблетки, быстро, запила, и легла на диван. А, письмо перед этим написала, я этот текст могу как “Отче наш” в любой момент произвести: “Прошу не винить…” и все такое.

Ну, и все началось почти сразу. Я полетела в рай. То есть я не знаю, на самом деле, как это называется, и как настоящий рай должен выглядеть. Вначале я попала как будто в узоры и в цвета. Цвета были такие волшебные и насыщенные, я не смогу вам передать. И узоры… и понимаете, я была не снаружи, а внутри них. Это было как преддверие рая. Мне так стало хорошо, что правду сказал тот бородатый на улице, что раз – и всё, так легко, как по мостику перешла – и уже здесь, куда стремилась.

Я раскинула руки и полетела - туда, за узоры, как будто бы за ними была воронка. И да, я понимала, что это была та самая черная дыра, в которую я с ужасом столько раз смотрела за последнее время. Та же самая! Она – самая ужасная, и она – самая прекрасная! Кто не знает, что это одно и то же – ничего не знает!

Я отвлекаюсь, извините. Просто летела я долго, и не хочется так быстро об этом рассказывать. Потом двери рая открылись, и оттуда вышли моя мама, тетя, бабушка, все, кто уже умерли. Они сказали: “Как хорошо, что ты прилетела! Мы ждали тебя!” Вы не поверите, какое это было облегчение. Я всю жизнь пряталась с этими мыслями про самоубийство, а тут все меня понимали, и я была – как все! Я нормальная! Я пришла к своим, кого люблю!

Потом мы вроде гуляли по раю, они показывали мне, как там всё вокруг, но я плохо помню. В раю есть ёлки, меня поразило! не знаю даже, почему. Розы, пальмы, яблони – это меня все не удивило. А ёлки – такие были трогательные…

Я поняла потом, что мне надо найти там свое место. Место, где я буду счастлива. Но я так мало была счастлива в жизни, что я совсем не знала, как такое искать. Я прекрасно умела находить боль… и очень неплохо имитировать счастье… Но на небесах мне ничего не надо было придумывать. Я совсем растерялась.

И тут за мной явились два ангела: темный и светлый. Они взяли меня за руки и повели.

Я знала их обоих давно. Светлый – это тот, кто всегда мне подмигивал. Мой дядя был такой, и был такой рыжий парень, с которым я училась. Я стеснялась улыбаться ему в ответ, а он не сдавался. И еще был один когда-то… когда он уходил от меня в последний раз, он мне принес розу, яблоко, солнце (распахнул занавеску) и поцелуй. И этот светлый ангел – он точно так же мне улыбался.

А темный… он был похож на моего папу… он мне рассказывал, как в мире бывает страшно… про всё плохое и трудное, просто рассказывал, чтобы я знала. Он плакал вместе со мной, когда у нас умерла собака. Он знал, что мне много предстоит трудного, и хотел, чтобы я прошла через это полегче. И еще были такие люди, которые рассказывали мне как будто из тени, из незаметных мест. Да вот перед самой смертью тот гадальщик на улице, который предсказывал мне судьбу – он тоже был мой темный ангел.

Они вели меня по какой-то аллее среди деревьев, и наконец мы пришли в зал, где лежало бесконечно много оболочек от куколок, из которых уже вылетели бабочки. Весь пол был покрыт этими легчайшими оболочками. Старые формы, теперь уже ни на что не годные. Я наступала на них, и это было очень приятно. Но потом я вспомнила, зачем мы сюда пришли, и поняла, что теперь я как бабочка, которой пора вылетать. Мне нужно было только сбросить свою прежнюю форму, как всем, кто здесь был до меня. Это было так же легко как раздеться. Когда я это сделала, ангелы захлопали в ладоши. Тогда я полетела как бабочка…

Я летала и летала, и ангелы летали вместе со мной. Мы растоптали все старые оболочки под нашими ногами в пыль и прах. Когда я уже очень устала летать – все-таки, я была очень юной, новорожденной бабочкой – я опустилась на пол. Некоторые из этих оболочек были похожи на мои прежние костюмы и блузки, и это имело очень ясный смысл для меня: вся моя прежняя жизнь лежала во прахе под моими босыми ногами. Я была так счастлива, как вряд ли когда-нибудь прежде…

Молчание.

Голос Элиезера. Почему вы замолчали?

Голос Оли. Я… не помню, что было дальше. Мне кажется, это продолжалось очень долго… а потом я заснула…

Голос Элиезера. Прямо там, в райском саду?

Голос Оли. Да, кажется, да.

Голос Элиезера. А где проснулись?

Голос Оли. Потом еще были сны, и в них я очень много летала. А потом играла в салочки с одним пацаном.

Э. С кем?

О. Он был как мой светлый ангел.

Э. Да-да…

О. И он шутил, что у меня такие восторженные глаза, как будто я попала в рай в первый раз. И я чуть не обиделась, как будто меня подозревали, что я обманываю. А он попросил меня вспомнить хорошенько, не бывала ли я здесь раньше. Я оглянулась и поняла, что, конечно, бывала, потому что я знаю любой уголочек вокруг. И поняла, что да, бывала. А он тогда стал рассказывать мне, как души ходят туда-сюда, в этот мир и в тот… который этот, наш, земной. В общем, я поняла. И он сказал, что я ведь еще много раз попаду туда, как будто на землю, в материальный мир. И конечно, я поняла, что это правда. А он сказал, что он переходил туда и обратно много раз, и теперь я тоже буду помнить, что этот переход не страшен, и поэтому тоже перестану бояться. Как-то так, я не помню точно.

А потом он предложил сыграть не просто так, а на что-то. Пришел другой мальчишка и предложил сыграть на поцелуй. Я отказалась… ну, это же незнакомые мальчишки… или ангелы… Тогда тот, первый, предложил сыграть на то, что я вернусь пожить на земле, теперь уже спокойно, может, не надолго, лет на двадцать. Я вначале не хотела, но это почему-то было лучше, чем поцелуй темного ангела…

Э. А если бы вы выиграли?

О. Я знала, что проиграю. Так и вышло.

Э. И вы проснулись в своей квартире?

О. Да, было утро, я проснулась в своей квартире, не там, где ела таблетки, а в комнате. Я лежала голая, прикрытая пледом. Вокруг был ужасный бардак, вы себе не представляете.

Э. Почему же, представляю. Вы чувствуете себя хорошо?

О. Я чувствую себя не просто хорошо. Всю неделю я летаю.

Э. Вы успели сделать что-то значимое для вас за эту неделю?

О. Конечно, да. Я теперь новый человек, совсем другой, чем раньше. Я ушла с работы. Навела порядок на трех могилах. А квартиру я убрала и сдаю. Как только сдам, уеду.

Э. Куда?

О. Я не знаю. Это не очень важно. Наверное, в Индию. Разве не все равно, с чего начинать?...”

(через десять минут)

Голос Элиэзера. Так, а теперь идите сюда, светлый и темный ангелы. Всё, она ушла. Какая симпатичная, однако, девушка! Давно таких не видел. И кто из вас с ней хотел играть на поцелуи?

Гавриэль. А что, не очевидно, кто из нас здесь светлый ангел, а кто темный?

Э. Ладно, не выводи свои трели. Всё понятно. И кто из вас будет теперь за ней ухлестывать?

Гавриэль (гордо). На нелегальщину не заманишь, господин начальник.

Э. Скажите пожалуйста! Или уже?

Гавриэль (цокает языком). Ни в зуб ногой, ни в зад коленом! Не дотрагивались! Одеялом накрыли и ушли.

Леша. Очень тёлочка хорошая. Пусть побегает непокрытая, своего найдет.

Глава 34. Путь Шахрияра.

Течение несет меня, отдохнувшего в воспоминаньях от сержантского своего трипа в чертоги Матери, дальше. Звание сержанта дали мне тогда официально очень быстро. Что мне эти дурацкие лычки – не ясно; но люблю! Зачем ангелу все эти “люблю – не люблю”, “нравится – не нравится” и прочая смазка колеса сансары – тоже не ясно. Но опять же – люблю! Я на колесе сансары еще много превращений покатаюсь. Мне этот аттрацион нравится.

Иногда я задумываюсь: куда я веду вас своими историями? Хотелось бы, во-первых, действительно вести, а во-вторых, куда-нибудь в приличное место. У нас здесь не школа подготовки небесной ментуры (а вам хотелось бы? я не думаю). Для меня каждая история – как хрустальный камешек, хороша сама в себе. Но чтобы чужак листал твой альбом фотографий, он должен чем-то быть связан. Например, фантазиями породниться; или надеждой найти в конце то, чего нет в начале. Или сюжетом, где от начала до конца романа идет скоростной экспресс, не давая ни сойти на промежуточной станции, ни свернуть в сторону. Но самое надежное – если чужак в твоем альбоме фотографий ищет и находит себя.

И когда он, захваченный, идет с тобой, он иногда спрашивает: а куда мы идем? И проводник должен сказать ему что-то успокаивающее: дескать, на водопой, или в потрясающей красоты местность, или – в мир мертвых. Человек чувствует себя гораздо спокойнее, когда он знает хотя бы ближайший пункт.

Но проводник рассказов – знает ли он, куда идут его истории? Шахеризада, под чье покровительство я стараюсь попасть, просто тянула волынку, пока вела своего султана Шахрияра к осознанию того, что он не тот, кто ищет (в его случае женщину), а тот, кто уже нашел, и теперь ему с этим жить: с этой женщиной и этими общими детьми. Она почти нигде в историях на это даже ему не намекала, кстати. То есть Шахеризада знала, куда идут ее истории, а султан на каком-то уровне, конечно, тоже знал, но чтобы не спорить сам с собою, предпочитал осознанно об этом не знать, а вместо этого наслаждаться прекрасными историями, нежась на постели с прекрасной наложницей. И действительно, что может быть лучше такой доли! Дай бог, как говорится, нам не хуже!

Вот вам и ответ, куда мы идем.

Оп-па! а книжка-то кончается!

Уже несколько дней во мне крепнет идея, что "плутовской роман" мой про Ангела закончен. Что несколько последних глав откочуют в середину, а окончание большого трипа к Ё.Матери и будет окончанием книги. То есть я еще добавлю буквально несколько глав пары историй - и все.

Мне встречалось довольно много людей, которые на мой вопрос "как книга?" говорили: "Ты пиши, пиши, посмотрим, что в конце". Но у этого жанра - трикстеровской сказки, плутовского романа - нет конца. У героической сказки есть (обязательный) счастливый конец, у трагедии - несчастный, а в этом жанре, как в анекдоте, конца нет в принципе, по изначальной философии. Конец там где смеются (где "завершается гештальт"). Будем надеяться, таких концов там много.

Получается сборник рассказов. Их можно множить, в принципе... но зачем?