Ритуальные действия, предпринимаемые на пороге смерти

Предчувствуя скорую кончину, старый человек отдавал последние указания близким родственникам. Как правило, старики завещают детям и внукам жить дружно, всегда приходить друг другу на помощь. Если умирающий человек был в сознании, то он мог давать распоряжения относительно своего имущества и похорон, в том числе указывал, какую одежду ему одеть после смерти, кто будет обмывать тело. В первой четверти XX века указывали, в том числе, лицо, которое будет замещать покойника на поминках нылле («сороковины»)[338]. Крещеные марийцы к умирающему человеку приглашали священника. Детей в этот момент выводили[339]. Если смерть наступила внезапно, и покойный не успел выразить свою волю, то родственники старались сделать все так, чтобы ему угодить.

Первые ритуальные действия над умирающим человеком производились с целью раскрытия «локуса умирающего» и облегчения смерти[340]. Если человек умирал долго и тяжело, то поступали следующим образом: открывали печную заслонку и\или форточку[341], в особо тяжелых случаях имитировали разрубание матицы топором[342]. Уральские марийцы ломали прялку, если мучительно и тяжело умирала женщина[343].

Для того, чтобы впустить потусторонние силы, на исходе души человека либо сразу после смерти открывали ворота или калитку, двери в доме (если зима, то только наружную дверь)[344]. С момента смерти и до погребения покойника они оставались открытыми, в то время как у ближайших соседей калитки и ворота должны были быть закрытыми, чтоб гости с «того» света не вошли к ним[345]. Народная традиция объясняет обычай тем, что за душой умирающего человека приходят его покойные родственники. Более того, сохранилось немало рассказов о том, что умирающие люди перед кончиной видят, как за ними на телегах приезжают покойные родственники или верхом на лошади приезжает скончавшийся ранее супруг (супруга)[346].

Для благополучного освобождения душе также была необходима вода. С этой целью икско-сюньские марийцы трижды смачивали губы умирающего человека влажной ватой[347], прибельские – дают ему испить ложку воды или ставят в изголовье чашку с водой и вешают полотенце. Аналогичные действия совершают луговые марийцы[348]. По одним представлениям, душа, освободившись от тела, омывается в чашке с водой и располагается на полотенце[349], по другим – в воде вымоет свой нож дух смерти Азырен и вытрет его о полотенце[350]. Сходные традиции давать умирающему воду или ставить у изголовья чашу с водой бытуют у коми, башкир, чувашей, удмуртов, мордвы[351]. Очевидно, поздним вариантом данной традиции является использование у прибельских марийцев вместо воды водки. Ее якобы для освобождения души также необходимо влить в рот умирающему или перышком смочить губы[352]. Хотя бытует и другое объяснение: когда придет время отвечать на загробном суде, покойник на любые вопросы может ответить: не помню – был пьяный[353].

С водой у прибельских марийцев связано еще одно поверье: в тот момент, когда Азырен лишает жизни умирающего, «перерезав» ему горло, невидимая кровь разбрызгивается во все стороны. Поэтому сразу после смерти всю воду, которая была в доме, выливают[354], более того, полагают, что ее необходимо вылить и в двух соседних домах, так как по сообщению информантов дух смерти «моет» свой нож в трех домах[355]. Несмотря на то, что воду из дома выливали, полы мыть воспрещалось вплоть до дня похорон[356]. У марийцев Пермского области полагают, что Азырен «моет» свой нож «в трех домах, следующих за домом умершего в сторону кладбища по той же стороне улицы»[357], поэтому сразу после смерти соседа вода в этих домах выливалась.

В двух вышеуказанных традициях прослеживается особое отношение к воде, как стихии необходимой для освобождения души. Как уже указывалось, в мифологических представлениях многих народов Евразии путь на «тот» свет представляет собой реку, либо этот путь перекрывает река[358]. Вероятно, под влиянием монотеистических религий «река мертвых» трансформировалась в котел с кипящей смолой, через который должна перейти душа покойного. Водная среда воспринималась как место пребывания душ предков, и ее присутствие в момент освобождения души было необходимым.

В начале XX века существовала традиция убирать из-под умирающего человека перину и подстилать солому, так как «душе на соломе легче расстаться с телом»[359]. По другой версии умершего на перине человека на том свете заставят считать пух[360]. В Мишкинском районе данная традиция трансформировалась: на исходе души из-под человека убирают лишнюю постель и оставляют только тонкое одеяло. Объясняют это тем, что в ином мире человеку придется носить с собой все свои вещи и такими действиями облегчалась загробная участь умирающего[361]. Солома находится в непосредственной связи с землей, а земля всегда воспринималась в качестве «хозяйки места», «источника всех живых форм, покровительница детей, а также лона, где покоились мертвые, где они рождались вновь, чтобы благодаря святости Матери-земли вернуться к жизни»[362]. Марийцы Пермского края также полагают, что из-под умирающего необходимо убирать пуховую перину и подушку, так как на том свете покойника заставят считать каждое перышко[363]. Аналогичный обычай характерен также удмуртам[364].

Все указанные выше действия преследовали одну и ту же цель – впустить потусторонние силы в дом и облегчить приход смерти. Согласно поверью в момент отделения души температура поднимается, тело дрожит. С последним выдохом душа покидает тело, и оно успокаивается. Прекращение дыхания у человека определяли с помощью зеркала или пера, которое подносили к лицу покойного[365].

В начале XX века после того, как умирающий сделал свой последний вздох, все присутствующие в избе люди вставали и произносили: «Прости нас, отец!» или «Прости меня, возможно, я обидел тебя и т.д.»[366].

С момента смерти человека ритуальные действия меняют свой вектор, производятся обряды, запирающие локус умершего. В первую очередь человек, находящийся рядом с покойным, закрывал ему глаза. Если они не закрывались, то на них клали монеты[367]. Согласно поверью, если покойник долго лежит с открытыми глазами, то смерть заберет кого-то еще из близких[368]. После того, как закрыли глаза, поправляли руки и ноги усопшего, чтоб они лежали ровно, в некоторых деревнях их связывают, а затем накрывают покойного простыней.

Закрытие глаз покойника связано с представлениями о слепоте мертвых, что «в свою очередь соотносится с мотивам темноты загробного мира»[369]. С момента кончины «покойник и смерть образуют единое целое»[370], чтоб удалить умершего из мира живых, необходимо было лишить его возможности слышать, видеть, говорить и т.д.

К действиям того же порядка относится обычай сразу после смерти девушки зашивать ей подол платья между ног[371]. В другом варианте к подолу необходимо прикрепить булавку, а между ног положить три камушка[372]. По поверью нечистый дух или черт может лишить ее невинности. У уральских марийцев с той же целью после омовения усопшей девушки отверстие между ног закрывали шерстью овечки[373]. В данном случае присутствует один из вариантов закрытия всех отверстий в теле покойника, о чем будет сказано далее.

С момента смерти человека зеркала и другие отражающие поверхности в доме необходимо было занавесить, полагали, что родственники могут увидеть душу умершего и испугаться. По другой версии умерший, посмотревшись в зеркало, мог потерять свое «лицо, лик» и затем мог начать вредить живым родственникам[374]. Свойства зеркал отражать обратную перспективу соотносятся с представлениями об «оборотности» иного мира. Однако, возможно, магические свойства зеркал «восходят к волшебным свойствам металла вообще как дара предков»[375], так как первые зеркала были металлические.

В ряде деревень отметили, что в доме, где лежит покойник, необходимо закрывать шторами окна[376]. Этот обычай связан с запретом попадания прямых солнечных лучей на покойника. Удмурты также выключают свет и занавешивают окно в помещении, где находится покойник[377].

В течение двух часов тело покойника нельзя было трогать и передвигать, так как в это время душа отделялась от тела. По истечении времени можно было приступать к омовению[378]. Однако чаще всего покойник лежит там, где умер, и лишь на следующий день приступают к омовению[379].

Таким образом, на исходе души человека ритуальные действия были направлены на раскрытие пространства для вторжения потусторонних сил, тем самым облегчали наступление смерти человека. Сразу после кончины принимали экстренные меры по ограждению и защите «живых» людей.