Глава 1. Мифологические представления марийцев в похоронно-поминальной обрядности

Представления о душе

Согласно традиционным верованиям марийцев живой человек представлял собой сочетание материального тела и некоей невидимой субстанции, которая поддерживала в нем жизнь. Именно вследствие ухода этой субстанции тело переставало функционировать, т.е. тело являлось оболочкой для бессмертной составляющей человека – души. В марийском языке сохранилось два слова «ӧрт» и «чон», которые современные марийцы употребляют в значении «душа». Марийцы Башкортостана также имеют представление о двух душах человека (ӧрт и чон), однако разницу между этими двумя понятиями могут объяснить немногие, как правило, это пожилые люди, пользующиеся авторитетом в вопросах традиционной марийской веры и культа, и знахари. Поскольки сведения по данной теме скудны, в первой части данного параграфа речь пойдет об общемарийских понятиях ӧрт и чон, во второй части – о современном употреблении данных понятий у марийцев Башкортостана.

По представлениям марийцев ӧрт и чон присутствуют в теле человека одновременно[153]. Душа чон могла быть только у живых существ – человека и животных, ее представляли в виде пара или дыхания. Чон покидала тело с последним выдохом[154], отсюда ее непосредственная связь с жизненным процессом в организме и с процессом дыхания. Чон употребляется в нескольких значениях в марийском языке: загадка «чондымо чонаным шортара» – живой от неживого плачет.; «поро чонан еҥ» говорили о человеке доброй души; «ой, чонем!» – восклицали при озабоченном состоянии души[155].

Прослеживается определенная связь души чон с понятием «сердце» в таких выражениях: «чонем коршта» – сердце болит, «шӱм-чонем вургыжеш» – сердце-душа волнуется[156]. Возможно, ранее имелись представления о расположении души чон в сердце. Исходя из вышесказанного, чон было близко таким понятиям как дыхание, жизненная сила и сердце. Вероятно, многозначность слова чон «отражает несколько этапов развития представлений об этой душе»[157]. Слово чон заимствовано из тюркских языков. У татар «душа» именуется җан, у башкир – йән [158], у чувашей – чун [159].

Понятие души ӧрт отлично от чон. Душу ӧрт могли иметь не только живые существа (животные, люди), но и материальные объекты: деревья, строения, хлеб, орудия труда, поле, огонь, вода и т.д. Öрт неживых предметов покидало их в случае нарушения целостности (предмет ломали, дерево срубали). Если ӧрт покидало поле, оно переставало плодоносить. Таким образом, душа ӧрт отвечала за физическое состояние и полноценность[160].

В отличие от чон, ӧрт при жизни могло покидать человека. Öрт отправлялось в путешествие во время сна, поэтому сны еще назывались «странствиями ӧрт» – «ӧртшо коштеш» [161]. Марийцы боятся резко будить человека, полагая, что душа не успеет возвратиться, и человек умрет. Спящего человека также не переносили в другое место, опасаясь, что душа не найдет тела по возвращению[162]. Человек мог лишиться своего ӧрт в результате испуга, либо при подмене души злыми духами, колдуном, либо при подмене, совершаемом Мланде-ава (Богиня земли). Отсутствие души ӧрт приводило к заболеванию человека, а в случае долгого отсутствия – к смерти. Если ӧрт покинуло человека при сильном испуге, то с целью возвращения души знахари устраивали специальный обряд. Чтобы вернуть душу, плавили олово и выливали в сковороду, которую держали над головой больного. Получившуюся фигуру вешали на шею, после этих действий полагали, что ӧрт вернется к человеку[163]. Когда ӧрт оказывалось у Мланде-ава, делали маленькую глиняную куклу и ночью отправлялись в предполагаемое место потери души. Здесь зажигали свечи и, угощая блинами, просили Мланде-ава вернуть душу. Зарывание куклы означало акт обмена куклы на душу и возвращение ӧрт [164].

Öрт представляли в виде птички или бабочки, которую называли «ӧрт лепенье» – «бабочка ӧрт» [165]. Если в дом залетала бабочка, считалось, что это умершие родственники навещают живых. В марийском фольклоре есть примеры таких ассоциаций:

Тыйынат-лай шушкымет шуылда гын,

Порт воктеке толылден шушкалтал.

Мемнамат-лай ужмет шуылда гын,

Сар лепене лийын толылдал.

Перевод:

Если у тебя появится желание свистеть,

Свисти, подойдя к моему дому.

Если захочешь увидеть нас,

Приходи, превратясь в белую бабочку[166].

Сходные представления о душе в виде бабочки или птицы имеются у многих народов. Душа в образе бабочки (чаще белой) присутствует в мифологических представлениях удмуртов[167], башкир[168], коми[169]. В погребальных плачах мордвы душа изображается зеленой бабочкой[170]. У обских угров существует поверье, что душа «способна отделяться от тела во время сна и странствовать в образе кукушки, глухарки и других птиц, которые своим криком предвещают смерть»[171]. У восточных и луговых марийцев изображение кукушки встречается на шестах, установленных на могилах. Помимо этого, у марийцев существовали древнейшие представления о душе в виде огненного шара, появляющегося ночью над могилой[172], распространенные также у других народов Евразии.

После смерти человека его ӧрт какое-то время был связан с телом и находился где-то неподалеку[173]. При погребении ӧрт следует за телом к могиле. В первое время ӧрт блуждает по родной деревне невидимый или, принимая вид птички/бабочки[174]. Спустя какое-то время, вероятно 40 дней, ӧрт перемещалась в загробный мир, однако если человек умирал преждевременно, его ӧрт находилось на земле, пока не проходил весь срок, отведенный ей для жизни.

Таким образом, под понятием ӧрт марийцы рассматривали бестелесного двойника или тень всех живых и неживых предметов[175]. Öрт отвечала за физическое и психическое здоровье человека, полноценность предмета или явления. Чон – душа-дыхание, жизненное начало в теле. Если ӧрт могло покинуть человека и вернуться, то уход чон означал смерть.

У других финно-угорских народов также имеются представления как минимум о двух духовных субстанциях, присутствующих в теле человека – душа-дыхание и душа-тень, двойник (удмурты – лул и урт [176], коми – лов и орт [177], ханты и манси – лили, лиль, лил и урт [178]). Лингвистическая реконструкция позволила исследователю В.В. Напольских предположить, что у носителей финно-угорского праязыка (4-3 тыс. до н.э.) имели место «представления о множественности духовных сущностей человека» – это представления о душе-дыхании и душе-двойнике[179]. Он считает термины лул/лил финно-угорского происхождения, а орт/урт по его мнению восходят к иранскому арт – божественная сила, праведность[180]. Вероятно, у марийцев финно-угорский термин лул/лил был заменен тюркским словом чон.

Помимо двух душ марийцам известно такое понятие как шӱлыш – дух, дыхание. Оно покидает тело в момент смерти, выходит изо рта умирающего[181]. Термин имеет тюркское происхождение (тат. сулыш – дыхание, вздох; башк. h улыш – дыхание). Отмечая типологическое сходство понятий шӱлыш и чон, Т.Г. Миннияхметова считает, что оба термина означают один и тот же компонент живого тела. В настоящее времяшироко применяется термин чон, шӱлыш употребляется реже[182].

Также у человека есть тӱс – внешний вид или образ. Понятие в аналогичном значении также присутствует в тюркских языках, в частности у башкир, татар. Л.В. Ямурзина считает, что тӱс и öрт – синонимичные понятия, так как перед смертью человек внешне меняется, то про него говорят: «тӱсшӧ вашталтын – изменился в лице» [183]. Кроме того, исследователь отмечает, что ранее существовало следующее представление: при выходе ӧрт в результате сильного испуга у человека меняется выражение лица[184]. Таким образом, тӱс – заимствованное слово, однако самое понятие о внешнем виде/образе, вероятно, ранее входило в ряд характеристик души ӧрт, либо обозначалось иным термином, утраченном на современном этапе.

Полевые материалы свидетельствуют, что информанты различают две души у человека, но в чем разница между ними не знают. В единичном случае информант отметила, что чон – это душа человека, а ӧрт представляет из себя нечто большее[185]. Очевидно, в прошлом данное различие было более четким, так как над умирающим человеком произносили: «Öрт кайен, чонжо лектын огыл» [186] – «ӧрт его ушел, но чон еще не вышел».

На современном этапе марийцы Башкортостана душе умершего человека приписывают практически все свойства живого человека. Марийцы верят, что душа покойника нуждается в воде, еде, омовении, способна видеть, слышать и чувствовать. Во время похорон и поминок к умершему обращались, приглашая к столу, в баню или в гости. 40 дней на специально отведенном столике выставляли еду для умершего столько раз, сколько сами родные садились за стол в течение дня. В процессе подготовки к погребению покойнику закрывали лицо тремя платочками, в уши могли вложить моток ниток, в рот – бусинку или монетку. Все это делалось с целью ограничения способности видеть, слышать и говорить, «для уменьшения количества передаваемых сведений на тот свет»[187]. Вера в способность умершего чувствовать что-либо прослеживается в обращении с ним. Перед тем, как опустить гроб в могилу, его три раза опускают и приподнимают со словами «Не бойся!»[188]. Уходя домой с кладбища, дотрагиваются руками до могилы и говорят: «Тяжесть (земли) да будет на древних покойниках, а не на тебе!»[189]. Все свечи, зажигаемые в день похорон, не должны были догорать до конца. Их необходимо предварительно затушить, в противном случае считалось, что у умершего обожгутся пальцы, так как он держит эти свечи[190]. В течение семи дней кровным родственникам в бане нельзя было поддавать пар (умерший обжигался)[191], запрещено было прясть (боялись задеть волосы покойного), шить (чтоб не уколоть его палец), нельзя было кидать палки на улице (чтоб не попасть в покойного)[192], до седьмого дня нельзя было мыть полы и стирать (грязная вода попадала в глаза покойнику)[193]. У большинства марийцев прослеживается запрет близким родственникам танцевать до сорока дней (грудь умершему топчут). Верили также в то, что душа во время поминок сорокового дня, спит на том месте, где всегда ночевал покойный[194].

Приведенный материал свидетельствует, что душа в представлении марийцев Башкортостана, материальное явление. На современном этапе, описывая состояние и потребности души после смерти (т.е. после выхода души-дыхания чон), в разговорной речи повсеместно употребляется слово чон [195]. Однако если обратиться к описанию двух типов душ, то становится понятно, что часто речь идет именно одуше-двойнике, а не о душе-дыхании. Вероятно, на определенном этапе чон вытеснило из употребеления ӧрт, тогда как по традиционным верованиям именно ӧрт сохраняло связь с телом после смерти.

Нечто подобное произошло и в удмуртской традиции. В.В. Напольских проанализировал архаичные представления удмуртов о лул и урт, они практически полностью идентичны марийским чон и ӧрт. Исследователь отмечает, что под влиянием «мировых религий – ислама и христианства с их развитыми представлениями о единой бессмертной душе человека как его божественной сущности», в XVIII-XIX вв. происходит «трансформация старой системы представлений о душе в направлении уподобления ее христианской и мусульманской концепциям»[196]. В результате происходит постепенная деградация представлений о душе урт и расширение функций и значений слова лул «до понятия, адекватного русскому (христианскому) понятию душа во всем комплексе его значений»[197].

Вообще, употребление слова душа по отношению к марийской традиции не вполне корректно, так как русское слово душа включило в себя христианское понятие души. Однако на современном этапе марийцы Башкортостана повсеместно употребляют именно это слово при описании похоронно-поминальных обрядов, поэтому и мы в нашем исследовании будет применять слово душа. Хотя на различных этапах похоронного обряда речь идет сначала о душе-дыхании чон (на пороге смерти), затем о душе-двойнике ӧрт (после наступления смерти).

Наконец, необходимо отметить единичное упоминание в этнографической литературе о перерождении душ у марийцев. С.К. Кузнецов в конце XIX века писал, что «душа человека, по воззрениям марийца, бессмертна». «Прежде чем, появиться на нашей земле, она последовательно шесть раз вложена была в человеческое тело на разных землях (планетах), стало быть, является на нашу землю уже довольно старой. Но, возрождаясь семь раз, она, должно быть, не выносит опытности из прежней жизни и сохраняет постоянную наклонность к греху, за что особенно греховные души обращаются в рыбу, без надежды на возрождение»[198]. Вероятно, данное представление формировалось под воздействием нескольких мифологий: «в индоиранскую идею о перерождении включается финно-угорский элемент – рыба»[199]. При сборе полевого материала не было найдено подтверждение этим данным, что свидетельствует об отсутствие четких представлений о реинкарнации у марийцев Башкортостана.

Таким образом, согласно традиционным марийским представлениям человек являл собой сочетание материальной и духовной составляющей. Духовная субстанция – душа – представляла из себя сложное «многослойное» явление. В прошлом у марийцев существовали более четкие представления о наличие у человека бестелесного двойника – ӧрт, жизненной силы – чон, а также дыхания – шӱлыш, с которым при последнем выдохе выходила и душа чон.