Слова Константина Яковлевича Ваншенкина Музыка Эдуарда Савельевича Колмановского

  

Есть на болгарской земле старинный город Пловдив. За свою более чем тысячелетнюю историю он был свидетелем многих событий. О них могут рассказать его улицы, дома, памятники. Один их них – величественный Холм освободителей. Его венчает восемнадцатиметровая фигура советского солдата, высеченная из гранита, – памятник советским воинам, освободившим город и всю страну от фашизма. Открыт он был в 1957 году, в канун 40-летия Великого Октября. Автор его – болгарский скульпторВасил Радослов. К постаменту ведут сто широких ступеней. К нему приходят возложить цветы в день свадьбы счастливые молодожены. Место это священно и дорого для каждого болгарина.

Осенью 1962 года в Болгарию приехал советский композитор Эдуард Савельевич Колмановский. Ему рассказали о том, как в сентябре 1944 года жители города с букетами роз встречали своих освободителей и как один из солдат сказал, что, пока его руки смогут держать оружие, розы никогда больше не будут обрызганы кровью. Народная память сохранила и имя солдата – ласковое, певучее русское имя Алеша.

Вернувшись, домой, композитор поделился своими впечатлениями о том, что видел и слышал в Болгарии, с поэтом Константином Яковлевичем Ваншенкиным, давним своим соавтором, показал ему фотографию памятника советским воинам – «Алеши».

«Стихи родились очень быстро, на едином дыхании, –  вспоминает поэт. – Тема ведь родная, близкая. Я прошел войну, воевал в Венгрии, в Австрии, в Чехословакии, потерял много боевых друзей, товарищей по оружию, мог погибнуть и сам. Если написано о том, что выстрадано и дорого, это находит отзвук в сердцах людей.  До 1971 года мне не удавалось побывать в Болгарии, хотя и очень хотелось. А когда я впервые туда приехал и увидел «Алешу», когда увидел его громадные сапоги из камня, гимнастерку… я чувствовал себя так, будто встретился со старым и близким другом…».

Песня “Алеша” – это раздумье о подвиге советского воина, баллада, в которой гражданственность сочетается с лирической интонацией.

Рассказывая о создании этой песни, композитор говорил: “Уже после того, как… песня была написана, мне вначале трудно было выяснить причину своей неудовлетворенности, и я долгое время песню никому не показывал. Очевидно, сильнейшее впечатление от Болгарии – пловдивский памятник – для полноты музыкального выражения нуждалось в болгарской народной музыке, с которой все другие болгарские впечатления сплелись в моем представлении в единый художественный образ. И я между проведениями своей темы ввел мелодию известной болгарской песни «Гей, Балкан» – песни, услышанной в автобусе по дороге из Софии к Черному морю…»

Впервые песня «Алеша» была опубликована в 1966 году в журнале «Старшина – сержант» (сегодня он называется «Знаменосец») в выпуске, посвященном советско-болгарской дружбе.

Прекрасную песню эту включил в свой репертуар Краснознаменный ансамбль песни и пляски Советской Армии имени Александрова, и в 1967 году краснознаменцы привезли ее в Болгарию. Там, в Пловдиве, у подножия памятника «Алеше», в присутствии многих тысяч слушателей состоялось ее первое исполнение.

С огромным успехом исполнил «Алешу» Московский хор молодежи и студентов на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Софии.

Для наших, советских слушателей песню эту по-настоящему «открыли» болгарские певцы, замечательный дуэт – Маргарет Николова и Георги Кордов.

С тех пор «Алеша» своеобразный музыкальный символ советско-болгарской дружбы и нерушимого братства наших народов.

Решением Пловдивского городского Совета эта песня утверждена официальным гимном города.  Ярким музыкальным событием в жизни этого города, да и всей Болгарии, стал традиционный фестиваль советской песни, названный также «Алеша». Композитору Э. С. Колмановскому и поэту К. Я. Ваншенкину не однажды довелось участвовать в этом фестивале.

«Алеша»

Белеет ли в поле пороша,
Пороша, пороша,
Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят.
Стоит над горою Алеша,
Алеша, Алеша,
Стоит над горою Алеша —
В Болгарии русский солдат.

И сердцу по-прежнему горько,
По-прежнему горько,
И сердцу по-прежнему горько,
Что после свинцовой пурги
Из камня его гимнастерка,
Его гимнастерка,
Из камня его гимнастерка,
Из камня его сапоги.

Немало под страшною ношей,
Под страшною ношей,
Немало под страшною ношей
Легло безымянных парней.
Но то, что вот этот — Алеша,
Алеша, Алеша,
Но то, что вот этот — Алеша,
Известно Болгарин всей.

К долинам, покоем объятым,
Покоем объятым,
К долинам, покоем объятым,
Ему не сойти с высоты.
Цветов он не дарит девчатам,
Девчатам, девчатам,
Цветов он не дарит девчатам –
Они ему дарят цветы.

Привычный, как солнце, как ветер,
Как солнце и ветер,
Привычный, как солнце и ветер,
Как в небе вечернем звезда,
Стоит он над городом этим,
Над городом этим,
Как будто над городом этим
Вот, так и стоял он всегда.

Белеет ли в поле порота,
Пороша, пороша,
Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алеша,
Алеша, Алеша.
Стоит над горою Алеша —
В Болгарии русский солдат.

«Баллада о солдате»

    

 

 

 

Музыка Василия Петровича Соловьева-Седого Слова Михаила Львовича  Матусовского

Песня «Баллада о солдате» впервые прозвучала в кинофильме “В трудный час”, посвященном трагическим дням 1941 года. В фильме, сценарий которого написан известным кинодраматургом Е. Габриловичем, рассказывается о судьбах простых советских людей, героически оборонявших Москву. Музыку к фильму писал композитор В. П. Соловьев-Седой. Им же вместе с поэтом М. Л. Матусовским написана и песня, мелодия которой звучит уже в увертюре к картине, а затем проходит по всему фильму, пока, наконец, не обретает слова в финале, чтобы прозвучать гимном солдатскому подвигу.

Авторы назвали песню «Баллада о солдате». Однако, как неоднократно подчеркивал сам Василий Павлович, песня эта – совсем небаллада. Когда он ознакомился со сценарием и просмотрел уже отснятый материал, то понял, что музыка к фильму требует песни эпического склада. Песня писалась под впечатлением и этой всемирно известной картины. Редкий случай в практике Соловьева-Седого: композитор, любивший насыщать фильмы песнями, здесь оставил «Балладу» единственной.

В своейкниге «Пути-дороги» В. П. Соловьев-Седой вспоминал, как создавалась эта песня: «Поначалу я сам сделал пресловутую песенную «рыбу», то есть накропал слова, а затем сочинил мелодию. Показал все Матусовскому. И он в один день сочинил прекрасный текст».

«Это – первая и единственная моя с Соловьевым-Седым песня, написанная на готовую музыку, – прокомментировал воспоминания своего друга и соавтора по многим замечательным, всенародно известным песням Михаил Львович Матусовский. – Я страшно не люблю и боюсь подтекстовок. А тут не устоял – такое впечатление произвела на меня музыка будущей песни, выразительная, взволновавшая меня до глубины души. Каждая музыкальная фраза уже сама по себе подсказывала, заставляла находить соответствующий ей глагол: шел, пел, бил. Это музыка продиктовала форму. И когда я «поймал» именно такое, адекватное ей решение, нам обоим стало понятно, что песня состоялась…».  По признанию и глубокому убеждению поэта, именно в этой его с Соловьевым-Седым песне, как ни в одной другой, им удалось «конденсировать ощущения и раздумья, связанные с Великой Отечественной войной».

Для М. Л. Матусовского война эта началась на Западном фронте, куда он попал с первых ее дней в качестве фронтового корреспондента, был свидетелем и непосредственным участником боев. Особенно памятными оказались для него дни и недели Смоленского сражения 1941 года. Потому, наверное, и отозвались они в «Балладе о солдате» строчкой: «Бил солдат их под Смоленском…» Потом была Московская битва, Северо-Западный фронт… Все припомнилось и отозвалось в его творчестве.

«Балладу о солдате» очень скоро включил в свой репертуар Краснознаменный ансамбль песни и пляски Советской Армии имени А. В. Александрова.

 

«Баллада о солдате»

Полем, вдоль берега крутого,
Мимо хат
В серой шинели рядового
Шел солдат.
Шел солдат, преград не зная,
Шел солдат, друзей теряя,
Часто, бывало,
Шел без привала
Шел вперед солдат.

Шел он ночами грозовыми,
В дождь и град.
Песню с друзьями фронтовыми
Пел солдат.
Пел солдат, глотая слезы,
Пел про русские березы,
Про кари очи,
Про дом свой отчий
Пел в пути солдат.

Словно прирос к плечу солдата
Автомат,
Всюду врагов своих заклятых
Бил солдат.
Бил солдат их под Смоленском,
Бил солдат в поселке энском.
Пуль не считая,
Глаз не смыкая,
Бил врагов солдат.

Полем  вдоль берега крутого.
Мимо хат
В серой шинели рядового
Шел солдат.
Шел солдат -  слуга Отчизны,
Шел солдат во имя жизни,
Землю спасая,
Мир защищая,
Шел вперед солдат!

«В землянке»

Слова Алексея Александровича Суркова        Музыка Константина Яковлевича Листова

Осенью 1941-го Алексей Сурков в статусе корреспондента газеты «Красноармейская правда» прибыл на церемонию переименования 78-й стрелковой дивизии 16-й армии в 9-ю гвардейскую в ознаменование заслуг при обороне Истры.

После прибытия выяснилось, что командный пункт дивизии отрезан от подчиненных подразделений батальонами атакующей 10-й танковой дивизией немцев, а место расположения КП – деревня Кашино – оказалась под угрозой захвата. Попавшие под минометный обстрел офицеры и корреспонденты спрятались в блиндаже. Пехота врага занимала близлежащие избы. В этих условиях начштаба одного из полков капитан И. Величкин, обвязавшись гранатами, пополз в сторону занятых фашистами домов. Несколько брошенных им гранат ослабили активность вражеской пехоты, создав условия для прорыва. Благополучно преодолев минное поле, группа вышла к реке и переправилась по тонкому льду в условиях возобновившегося миномётного обстрела в деревню Ульяшино, где квартировался один из дивизионных батальонов.

Шинель Суркова оказалась посечённой осколками, после чего он сказал:

– Дальше штаба не сделал ни шага. А до смерти – четыре шага, – вспоминают очевидцы.

Дописать после этого «До тебя мне дойти нелегко…» оказалось, что называется, делом техники...

Чудом избежавшие плена и до смерти уставшие штабисты с газетчиками разместились в землянке. Герой дня капитан Величкин заснул прямо на столе после второй ложки супа. Позднее военный признался, что не спал четверо суток. Остальные расположились возле печки. Кто-то заиграл на гармони. Сурков начал "набрасывать" статью, вместо которой из-под пера фронтового корреспондента вышли ставшие легендарными стихи.

Ночью военкор вернулся в Москву, где и завершил стихотворение «В землянке». Получившийся текст Сурков отправил супруге Софье Антоновне с припиской «Тебе, солнышко моё!». Письмо в классическом военном "треугольнике" убыло в Чистополь, куда ранее эвакуировались родные поэта.

Дочь автора стихотворения, Наталья Алексеевна, вспоминала взаимоотношения родителей как "неспокойный союз совершенно противоположных духовно людей". Отец, по ее словам, был лёгким на подъём, веселым и вечно чем-то увлеченным. "Настоящий добряк из русской деревни" являлся полной противоположностью Софьи Антоновны - не любившей многолюдных компаний женщине со сложным характером. Однако то письмо она сохранила...

На исходе февраля 1942-го в редакцию «Фронтовой правды», для которой также писал Сурков, заглянул композитор Константин Листов, подыскивавший тексты для песен. Вспомнивший о своих литературных изысканиях под Истрой Сурков быстренько написал стихи и отдал музыканту "на всякий случай" в полной уверенности, что ничего путного из них не получится. Однако через неделю музыкант вернулся, и на одолженной у фотографа Михаила Савина гитаре сыграл то, что позднее было названо «В землянке». Заглянувшие на звуки мелодии газетчики композицию одобрили. Ближе к вечеру владелец инструмента исполнил песню самостоятельно, сопроводив ее емким комментарием: "Мелодию запомнил с первого исполнения".

Коллега Суркова по «Фронтовой правде» Евгений Воробьёв записал текст и ноты, после чего в компании Савина отправился в газету «Комсомольская правда». Там они исполнили композицию под аплодисменты слушателей (пел Воробьев, играл Савин).

"Землянка" пошла, гулять по фронту. Её пели бойцы и фронтовые артисты, включая легендарную Лидию Русланову. Зачастую последнюю строку поют «От твоей негасимой любви». В годы войны текст выглядел по-иному: вслед за двумя первыми куплетами (не изменились) следовали еще четыре (не два). Тогда же появились несколько песен-ответов...

 Проблемы начались летом 1942-го. Кем-то "сверху" был спущен негласный запрет на исполнение "Землянки" из-за строки о четырех шагах до смерти. Данная фраза была охарактеризована в качестве "навевающей упаднические настроения". К августу было изъято и полностью уничтожено большинство пластинок с записями композиции в исполнении Руслановой. Суркову "настоятельно рекомендовали" удалить слова о смерти — поэт отказался. Ответом Главного политуправления стал запрет на трансляцию композиции по радио и исполнение музыкальными коллективами.

Сурков со смехом вспоминал, как получил письмо от гвардейцев-танкистов письмо с просьбой "написать о 4 000 английских милях до смерти". Авторы послания, со своей стороны, обещали, что для них фраза о 4 шагах останется "как есть".

Позднее «оптимистические» изменения таки были сделаны. Исследователи "пеняют" на Константина Симонова.

- Это новаторство возмутило фронтовиков, – делилась воспоминаниями поэтесса Ольга Берггольц.

 Спустя несколько месяцев запрет «сошел на нет». Представители цензуры предпочитали не поднимать тему "упадочности", благодаря чему Лидия Русланова спела "Землянку" у Бранденбургских ворот, у стен Рейхстага.

В послевоенные годы композицию включали в свой репертуар Леонид Утёсов, Ефрем Флакс, Агитвзвод А. Владимирцова, Ренат Ибрагимов, Алла Пугачёва, Дмитрий Хворостовский, Ярослав Евдокимов, Дмитрий Маликов, Геннадий Белов, Владимир Трошин, Евгений Беляев, Павел Кашин, группа «Декабрь» и др.

 «В землянке»

Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.

 

 

«В лесу прифронтовом»

                                                                                                   

Музыка Матвея Исааковича Блантера          Слова Михаила Васильевича Исаковского

Редкое долголетие суждено замечательной песне “В лесу прифронтовом”. Как она родилась? Исаковский отвечал на этот вопрос так: “Стихи написаны на Каме, в городе Чистополе, когда шел второй год войны. Работая, представил себе русский лес, чуть-чуть окрашенный осенью, тишину, непривычную для солдат, только, что вышедших из боя, тишину, которую не может нарушить даже гармонь… Послал стихи старому товарищу, композитору Матвею Блантеру, спустя несколько месяцев услышал по радио, как песню исполняет Ефрем Флакс”.

Блантер избрал для песни форму вальса. Чудесная мелодия звучит, словно живое человеческое дыхание, она пробуждает воспоминание о родном доме, о мирной жизни. К оригинальным мотивам композитор “пристраивает” хорошо знакомые каждому интонации старинного вальса “Осенний сон”, и это связывает песню с чем-то очень дорогим, не омраченным в памяти никакими тяготами войны.

- В лирических песнях, которые мы писали во время войны, – вспоминает М. Блантер, – хотелось дать возможность солдату “пообщаться” с близкими, высказать сокровенные думы свои, высказать их подруге, невесте, жене, находившимся где-то за тридевять земель, в далеком тылу.

Но “В лесу прифронтовом” – не только лирика. Эта поистине удивительная песня написана с высоким гражданским чувством и мужественной силой. Ее мелодия звучит как призыв к борьбе, она зовет на бой с ненавистным врагом.

«В лесу префронтовом»

С берёз, неслышен, невесом,
Слетает жёлтый лист,
Старинный вальс "Осенний    сон"
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы–
Товарищи мои.

Под этот вальс весенним днём
Ходили мы на круг,
Под этот вальс в краю родном
Любили мы подруг,
Под этот вальс ловили мы
Очей любимых свет,
Под этот вальс грустили мы,
Когда подруги нет.

И вот он снова прозвучал
В лесу прифронтовом,
И каждый слушал и молчал
О чём-то дорогом.
И каждый думал о своей,
Припомнив ту весну,
И каждый знал - дорога к ней
Ведёт через войну.

Пусть свет и радость прежних встреч
Нам светят в трудный час.
А коль придётся в землю лечь,
Так это ж только раз.
Но пусть и смерть в огне, в дыму
Бойца не устрашит,
И что положено кому–
Пусть каждый совершит.

Так что ж, друзья, коль наш черёд,
Да будет сталь крепка!
Пусть наше сердце не замрёт,
Не задрожит рука.
Настал черёд, пришла пора,
Идём, друзья, идём!
За всё, чем жили мы вчера,
За всё, что завтра ждём.

«Вечер на рейде»

Музыка Василия Петровича Соловьева-Седого      Слова Александра Дмитриевича Чуркина

Пожалуй, одну из первых песен Великой Отечественной войны написал Василий Павлович Соловьев-Седой: уже 24 июня он принес на Ленинградское радио нотный клавир, где поверху значилось: «Играй, мой баян». А через полтора месяца на свет явился подлинный шедевр – «Вечер на рейде». Как же родилось это песенное чудо? Василий Павлович вспоминал:

«В августе 1941 года вместе с группой композиторов и музыкантов мне пришлось работать на погрузке в Ленинградском порту. Стоял чудесный вечер, какие бывают, мне кажется, только у нас на Балтике. Невдалеке на рейде стоял какой-то корабль, с него доносились к нам звуки баяна и тихая песня. Мы как раз кончили нашу работу и долго слушали, как поют моряки. У меня возникла мысль написать об этом тихом, чудесном вечере, неожиданно выпавшем на долю людей, которым завтра, может быть, предстояло идти в опасный поход, в бой. Возвратившись из порта, я сел сочинять эту песню...

Композитор сам придумал начало припева –  «Прощай, любимый город!» – и, отталкиваясь от него, стал писать музыку. Через два дня он передал ноты давнему своему другу поэту Александру Чуркину, и тот сложил полный текст «Вечера на рейде».

Однако путь у песни в жизнь оказался непростым. Когда Василий Павлович впервые спел ее друзьям, песню забраковали: слишком уж спокойной и «тихой» показалась она, не подходящей для грозной военной поры. И композитор спрятал ноты подальше...»

А зимой 1941 года выступал он на Калининском фронте. Как-то после концерта в солдатской землянке под Ржевом бойцы попросили исполнить что-нибудь «для души», потеплее, посердечнее, и композитор вспомнил о забракованной песне. Уже со второго куплета бойцы начали ему тихо подпевать.

Сразу полюбившаяся фронтовикам песня с этого дня стала опережать артистов. Только начнут концерт, а зрители скандируют: «Вечер на рей-де!..» Возвращаясь с фронта, Соловьев-Седой заехал в Москву, чтобы в Центральном Доме композиторов показать свои новые произведения. «Вечер на рейде» приняли единодушно. Скоро, после исполнения по радио, ее запели тысячи, миллионы людей.

Почему же мирная и тихая песня, в которой, кстати, даже ни разу не вспоминается слово «война», так полюбилась в суровую пору? Наверное, потому, что говорила она о том, что пережили тогда миллионы,– о расставании с любимыми, родными места­ми. И еще, наверное, потому, что есть в ней не только задушевность, но и задумчивость, не только светлая грусть, но и большая внутренняя сила. Привольная мелодия льется естественно, свободно, и поющие словно обращаются друг к другу, ища сочувствия, поддержки, отклика.

У рояля – словно всплески волн, и ты уже видишь морской простор с его бесконечными далями, ощущаешь величие и силу моря, испытываешь возвышенное настроение – именно это, видно, и стремился композитор передать в музыке.

Красивая, чистая, душевная песня... И завидная же доля выпала ей! «Прощай, любимый город!» – эту песню знали все. Да, не только моряки считали ее «своей». «Уходим завтра в поле...» – утверждали пехотинцы. Парашютисты, бойцы воздушно-десантных войск, перед вылетом в тыл врага пели: «Прощай, земля Большая! Десант наш улетает. И в дальнем краю за землю свою десантник не дрогнет в бою». Партизаны Ленинградской области имели свой вариант: «Споемте, друзья, про битвы свои. В отрядах лихих партизан, Про прошлую жизнь, про схватки, бои...Играй веселее, баян!».

А народные мстители Крыма переиначили песню на свой лад: «Прощай, любимый город! Уходим завтра в горы...» Даже к итальянским партизанам попала эта мелодия, и они положили на нее рассказ о юной черноокой героине освободительной борьбы...

Вот какая эта песня. И совсем не случайно мы называем ее, вспоминая самые лучшие песни военного времени.

«Вечер на рейде»

Споемте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдем в предрассветный туман.
Споем веселей, пусть нам подпоет
Седой боевой капитан.
Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море.
И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.

А вечер опять хороший такой,
Что песен не петь нам нельзя.
О дружбе большой,
О службе морской
Подтянем дружнее,  друзья!
Прощай, любимый город
Уходим завтра в море
И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой

На рейде большом легла тишина,
А море окутал туман.
И берег родной целует волна,
И тихо доносит баян:
Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море.

И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.

«Два Максима»