Глава 23. Двуликость римского экуменизма

 

Укрепление международного влияния Ватикана сопровождалось расширением внешней открытости католического руководства и активной интеграцией его в экуменическое движение, совершаемое с помощью «очищения исторической памяти», работавшей на «дело примирения» с другими религиями. Если II Ватиканский собор только наметил эту перестройку сознания, то Иоанн Павел II довёл её до логического конца. Имидж Ватикана-примирителя создавался в период перехода к заключительной стадии развала СССР, так что «теология морали» понтифика служила прекрасным обоснованием необходимости перехода к постконфронтационному «диалогу» между Востоком и Западом. В своём обобщающем докладе, который понтифик представил на заседании Европарламента 11 октября 1988 года, он заявил: «Времена наступили благоприятные: мир на Земле, сотрудничество между государствами, права человека, демократия — всё это вошло в массовое сознание. На пороге — поиск души: люди должны обрести единство друг с другом, с самими собой, с природой»[589].

В целях «примирения» понтифик предпринял невиданную кампанию по покаянию, заключавшуюся в признании ответственности и вины всего католического сообщества в различных сферах его деятельности в течение десяти последних веков, апогеем которой стал так называемый «экзамен совести», провозглашённый в 1994 году. Это закладывало новое понимание апологетики, призванное изменить образ папства в глазах мирового сообщества, обновив и полностью вписав его в современную культуру терпимости и свободы[590]. Папа торопился завершить этот процесс к 2000 году, чтобы ввести Католическую церковь в новое тысячелетие «примирившейся», «обновлённой» и «современной». Причём в этом примирении он исходил из откровенно манихейского дуалистического подхода, говоря, что в соответствии с нашей эпохой «необходимо вести эту вечную битву добра против зла»[591].

Это историческое «исповедание грехов» папа совершал в ходе своих многочисленных поездок (104 международные поездки в 130 стран, встречи с 426 главами государств, 143 поездки по Италии), принося извинения и выступая в примиренческом духе. Самокритичные высказывания папой были сделаны в отношении Галилея, раскола церквей, инквизиции, крестовых походов, американских индейцев и негров, религиозных войн и интегристов, раскола с Востоком.

В основе экуменической политики Иоанна Павла II лежала «новая теология» II Ватиканского собора. Её масонские идеи понтифик последовательно оттачивал и утверждал в своих выступлениях, посланиях и энцикликах. Уже в его первой энциклике Redemptor hominis 1979 года можно найти тезис о всобщем искуплении, который содержался в 22 пункте декларации Gaudium et Spes — «Сын Божий через Своё воплощение некоторым образом соединился с каждым человеком». И в последующем папа утверждал, что ключевым тезисом в новом катехизисе является Gaudium et Spes.

 

 

Карта поездок Иоанна Павла II

 

В своей краткой речи в марте 1982 года, фактически воспроизводя положение энциклики Redemptor hominis о том, что другие религии «являются плодом Духа Истины», понтифик заявил: «Святой Дух таинственным образом присутствует также в других нехристианских религиях и культурах». Повторил он это и в речи в Равенне в мае 1986 года: «Я езжу по миру, чтобы встречаться с людьми всех цивилизаций и религий; это потому, что я доверяю всем семенам мудрости, которые Дух порождает в сознании народов: именно здесь кроется ресурс для человеческого будущего нашего мира»[592].

Религиозный синкретизм папы ясно проявился в его книге «Переступить порог надежды», в которой он, обосновывая совместимость веры во Христа с признанием «частичной истинности» нехристианских религий, указывал, что в предании Католической церкви издавна укоренилось представление о «так называемых semina Verbi (семенах Слова). Семена эти есть во всех религиях». То есть во всех религиях в той или иной мере присутствует Иисус Христос как Сын Божий, Бог Слово (Логос). Ссылаясь на решения Собора, он писал: «Можно сказать, что позиция Собора воистину вдохновлена заботой обо всех. Церковь руководствуется верой, что Бог-Создатель хочет спасти всех в Иисусе Христе, единственном Посреднике между Богом и людьми, поскольку Он всех искупил». «Святой Дух плодотворно действует и вне видимого организма Церкви. Действует Он, опираясь именно на те semina Verbi, которые образуют как бы общий сотериологический корень всех религий»[593].

Таким образом, Иоанн Павел II идентифицирует человечество с Церковью, а его понимание искупления превращает Откровение Христа во второстепенный факт. Тем самым, как указывало братство св. Пия X, «новая теология» наносит удар «не столько по ветвям, сколько по самому корню, то есть по Вере и её самым глубоким чувствам»[594].

В энциклике Dominum et vivificantem 1986 года понтифик излагает уже самым ясным образом чисто пантеистическую концепцию в духе теософского космизма: «Воплощение Сына Божия означает возвышение человеческой природы до единства с Богом, и не только человеческой природы, но в ней также, в определённом смысле, всего, что является плотью, всего человечества, всего видимого и материального мира. Воплощение имеет также космический смысл, космическое измерение. Рождённый прежде любого творения, воплотившись в индивидуальной человеческой природе Христа, соединяется в каком-то смысле со всей реальностью человека, которая тоже является плотью, и через неё — с любой плотью, со всем творением»[595].

Отдавая дань ведущим модернистским богословам, понтифик уже в первые годы своего правления отметил их особым вниманием. Среди них — кардинал Сюненс, которого он называл «мой учитель», главный представитель «новой теологии» Анри де Любак, возведённый им в кардиналы; швейцарский иезуит, кардинал Ганс Урс фон Бальтазар (умерший в 1988 г.), которого он тепло вспоминал на торжестве, посвящённом 20-летию журнала Communio (1992 г.). Communio — международный орган католиков-прогрессистов, был основан в 1972 году Любаком, Бальтазаром и Йозефом Ратцингером и нацелен на обновление теологии, «диалог» между верующими всех христианских конфессий и преодоление разрыва между верой и культурой.

Завершая дело своих предшественников, понтифик пошёл, наконец, на такой беспрецедентный шаг, как изменение официальной позиции церкви в отношении масонства. За это ратовали уже многие церковные руководители, исходившие из того, что латинское масонство уже эволюционировало в сторону более слабого антиклерикализма, а церковь — ко всё большей открытости[596]. И вот 25 января 1983 года понтифик утверждает новый Кодекс канонического права, из которого исключили действовавший 200 лет канон 2335, запрещавший католикам под страхом отлучения от церкви пребывание в масонских ложах. Он был заменён каноном 1374, в котором говорится, что «тот, кто называет себя ассоциацией, работающей на подрыв Церкви, будет наказан справедливым наказанием; тот, кто продвигает или руководит такой ассоциацией, будет наказан интердиктом». То есть масонство уже не упоминается в качестве конспирологической организации, но и не разъясняется, что такое «ассоциация, работающая против Церкви».

Правда, чтобы подстраховаться от обвинений в промасонских симпатиях, Конгрегация доктрины веры выпустила 26 ноября того же года декларацию, в которой указывалось, что католикам запрещается членство в любых масонских организациях (запрет был подтверждён Ватиканом в марте 2007 г.)[597]. Однако в силу того, что в самом Кодексе уже отсутствовали слова «отлучение» и «франкмасонство», упомянутые запреты не имели значения, так как не предусматривали никакого наказания. Так что не случайно масонство высоко оценило этот шаг, а великий мастер австриец А. Жьез писал по этому поводу: «Если в ноябре 1983 г. масонство больше не описано и не представлено в качестве врага Церкви, в соответствии с новым каноническим правом, Кодекс которого скоро вступит в силу, это должно стать проявлением позитивных отношений, которые Католическая церковь…, полная гуманности и терпимости, смогла установить со всемирным союзом франкмасонов»[598].

Начало свершаться то, о чём писал посвящённый «пророк» Элифас Леви ещё в 1862 году: «Придёт день, когда папа, вдохновлённый Святым Духом, заявит, что все отлучения сняты, что все анафемы отменены…»[599].

Выводы масонства из Акта 1983 года были вполне определёнными: 1) Католическая церковь признаёт существование внутри масонства двух течений: регулярного и нерегулярного масонства; 2) католик может вступить в регулярное масонство, однако ему следует испросить на это епископского благословения через своего приходского священника, но не для получения разрешения, а для точного выяснения регулярности или нерегулярности избранной им юрисдикции; 3) католик, принадлежавший ранее или в настоящее время к регулярной ложе, больше не должен считать себя отпавшим от лона церкви и не нуждается в покаянии; 4) католик, ранее отошедший от своей религиозной конфессии ради вступления в ложу, теперь должен искать способ возвращения в лоно церкви[600].

Истинное отношение к «братьям» ясно проявлялось в позиции самого понтифика, который назначил кардиналами двух фигурантов масонского списка Пекорелли в 1978 году — Фьоренцо Анджелини и Вирджилио Ноэ и оставил масона Вийо на должности госсекретаря, назначив после его смерти на это место масона кардинала Казароли. Но наиболее показательным стало назначение теологом Понтификального дома и главой Международной теологической комиссии крайне симпатизировавшего масонам швейцарского доминиканца Жоржа Котье (скончался весной 2016 года). В мае 1986 года Котье выступил с двумя лекциями в Брюссельском свободном университете, в которых осветил своё отношение к проблеме масонства. Текст лекций под названием «Католические взгляды на масонство» был напечатан в журнале Revue Nova et Vetera за 1987 год, а в 2012 году издан отдельной брошюрой[601]. В этом исследовании Котье высказывается за «диалог и сотрудничество» между церковью и масонством не только в сфере общих задач, стоящих перед человечеством и касающихся культуры, выживания, войны и мира, но также и в сфере нравственных ценностей и «в плане строго доктринальном» в целях совместного «поиска истины».

Папа разрешил допущение к таинствам франкмасонов без их предварительного отречения от масонства. Так, бывший великий магистр Великой ложи Франции Ришар Дюпюи и бывший великий магистр Великого Востока Франции были похоронены в соответствии с католическим обрядом.

 

 

Кардинал Жорж Котье

 

Понтифик никогда не стеснялся своих контактов с высокопоставленными членами парамасонских организаций. В апреле 1983 года, напомним, он принял у себя всех членов Трёхсторонней комиссии, являющейся одной из структур невидимого сетевого мирового правительства. В ноябре 1982 года по случаю приезда папы в Палермо, столицу Сицилии, газета II Giorna di Sicilia написала: «Иоанн Павел II гостеприимно принял членов Масонской комиссии Площадь Иисуса, среди которых находился масон Жозеф Манфаларинелла в качестве Великого суверенного командора и великого мастера ордена. Белую машину папы вёл Анджело Сиино из Коза Ностра». Об этой поездке упоминается и в книге «Торговцы из Ватикана»: «Поскольку речь шла о «брате», франкмасоны Тринакрии[602] приняли понтифика в соответствии с «тройными почестями» масонской организации»[603].

Так что неудивительно, что и о Французской революции, реализованной масонами, Иоанн Павел II говорил, что «это историческое движение было вдохновлено религиозными чувствами и желанием необходимых реформ». Неудивительна и его приверженность доктрине «прав человека», которую он демонстрировал в своих выступлениях, делая акцент на «фундаментальных свободах», которые предоставляет политическая и экономическая организация, основывающаяся на демократических началах. Так, в одной из речей он заявил: «По сути, достижения таких организаций, как ООН, хорошо показывают, что уважение прав человека, потребность в демократии и соблюдение закона являются теми основами, на которых должен строиться бесконечно сложный мир…»[604]

 

 

Экуменическая «Молитва о мире» в Ассизи, 27 октября 1986 г.

 

Апогеем экуменической открытости Иоанна Павла II стало его обращение в 1986 году к представителям ведущих религий мира организовать 27 октября Всемирный День молитвы о мире, выбрав для этого уникального события церковь св. Петра в Ассизи. На это событие прибыло около 60 различных делегаций (130 представителей), и, чтобы это событие не оказалось единичным, папа призвал продолжить эту традицию, а инициативу проведения ежегодных встреч «в духе Ассизи взяла на себя Община св. Эгидия. Показательно, что, чтобы не смущать гостей, папа не допустил установления в церкви Фатимской статуи Божией матери, зато согласился поставить статую Будды на дарохранительницу (!) (табернаклем), в которой хранятся Святые Дары.

Это фактически масонское действо, в котором присутствовали иудеи, мусульмане, буддисты, индуисты, зороастрийцы, сикхи, анимисты, вуду и другие, вызвало возмущение даже некоторых протестантских пасторов, один из которых, пастор Байерхауз, заявил:

«В таком межрелигиозном молитвенном единении мы видим преступление первой заповеди апостольского исповедания веры, которое может привести к стиранию границы между истинной и ложной верой и, таким образом, расчистить путь к будущему всемирному синкретическому объединению всех религий»[605]. Сам Иоанн Павел II проговорился, когда по случаю 10-летия встречи в Ассизи заявил: «Я желаю, чтобы «дух Ассизи» не угас, но продолжал «заражать» мужчин и женщин»[606].

«Дух Ассизи» был высоко оценён «братьями», которые в изданной по этому поводу Декларации написали, что «франкмасоны Великой национальной французской ложи желают всем сердцем присоединиться к экуменической молитве, которая соберёт 27 октября всех представителей всех религий в защиту мира во всём мире»[607]. А в декабре 1996 года великий мастер Великого Востока Италии (аффилированного с Великим Востоком Англии) присудил Иоанну Павлу II свою высшую награду — медаль «Галилея» (изображающую учёного в центре треугольника, окружённого цепью), отметив заслуги последнего в деле утверждения «взаимопонимания между народами в целях укрепления мира и реализации ценностей универсального масонства: братства и терпимости»[608]. И хотя заместитель официального представителя Св. Престола отец Сиро Бенедетти заявил, что маловероятно, чтобы понтифик её принял, это никоим образом не умаляет значения данного события, продемонстрировавшего истинное отношение масонства к деяниям понтифика.

Интересен и такой факт, что в июне 1979 года папа принял в Ватикане делегацию международного клуба «Ротари Интернешнл» (это было не единственное посещение), а в 1981 году получил из рук его президента награду Пола Харриса (Paul Harris Fellow — PHF), вручаемую за крупные пожертвования организации. Между тем, вплоть до II Ватиканского собора Католическая церковь запрещала быть членами или участвовать в собраниях «Ротари Интернешнл», за его тесные связи с франкмасонством, цели которого совпадают с целями ротарианцев. Масоном был и сам Пол Харрис, чикагский адвокат, основатель этой организации, которую католики-традиционалисты называют не иначе, как «кадровым резервом» для масонских структур или «инструментом масонства»[609].

Поэтому не случайно автор статьи, опубликованной в сентябре 1986 года в официальном органе итальянского отделения «Ротари Интернешнл» (а затем в итальянском масонском журнале Hiram), описав собрание туринского Ротари клуба, на котором выступил великий мастер итальянского масонства Армандо Корона, отметил «общность духовных ценностей масонства и Ротари клубов» и с удовлетворением заметил, что отныне отлучение в отношении масонов отменено, а вместе с ним — и канонические запреты в отношении Ротари клубов. По поводу этой организации известно также, что принадлежащий ей Ротари фонд поддерживает распространение «Бюллетеня Всемирной доброй воли» — органа уже упоминавшейся нами неогностической нью-эйджевской организации «Люцис-траст»[610].

Давая анализ этим фактам, к которым он относится крайне позитивно, священник Розарио Эспозито, автор книги «Великое согласие между Церковью и масонством», пишет не только о «мире» между двумя институтами, но и определённым образом о тождестве идей и программ постсоборной священнической иерархии и франкмасонской секты. Поэтому в ответ на слова одного священника, упрекавшего его за открытое филомасонство, он заявил: «Я уже неоднократно уточнял, что собираюсь продолжать этот диалог в духе Церкви… Каждый раз, когда представляется такая возможность, я говорю, что я являюсь и собираюсь оставаться верным сыном Святой Церкви… Именно в этом духе, следуя учениям суверенных понтификов, Собора и попутчиков, я продолжаю диалог с масонством»[611].

Соответственно, в этом духе «постсоборной церкви» углублялся общий экуменический «диалог».

Особое внимание Ватикан уделял переговорам с англиканами и протестантами, нацеленным на преодоление разделения «западного христианства». В мае 1982 года Иоанн Павел II стал первым папой, посетившим Великобританию и англиканский Кентерберийский собор, в котором прошла экуменическая молитва[612], а в 1983 году была создана новая Англиканско-римско-католическая международная комиссия, продолжившая изучение вероучительных различий, препятствующих созданию «Единой Церкви». Переговорам не помешал даже тот факт, что с конца 70-х годов внутри англикан началась дискуссия о возможности рукоположения женщин, закончившаяся в 1992 году разрешением допускать их к ординациям (в 1994 г. появились первые женщины-пресвитеры). Работа международной комиссии была временно приостановлена только после того, как в ноябре 2003 года в Епископальной церкви США (входившей в Англиканское содружество) состоялась ординация первого епископа-гомосексуалиста.

 

 

Иоанн Павел II на экуменической молитве в англиканском Кантерберийском соборе

 

Быстрее продвигался «диалог» с лютеранами и реформаторами. В ноябре 1980 года во время своего первого визита в ФРГ папа посетил Совет евангелических церквей, где, призвав к осознанию взаимной вины в разрыве единства, произнёс знаменательные слова: «Сегодня я иду к вам, к наследию Мартина Лютера, я иду как паломник. Эта встреча в изменившемся мире является знаком союза в центральной тайне нашей веры…»

То есть речь шла не просто о «диалоге», но о подготовке реального единения. В этом ключе были выдержаны и другие послания к лютеранам и реформаторам.

«В нашем диалоге со Всемирной лютеранской федерацией мы начали раскрывать глубокие связи, которые нас объединяют в вере и которые были скрыты за полемикой прошлых лет». «Теперь мы знаем, что, несмотря на все разногласия, мы все любимы одним Богом, связаны одним Христом, одушевлены одним духом».

В октябре 1983 года он, по случаю 500-летия со дня рождения Мартина Лютера, впервые дал положительную оценку его деятельности и призвал к пересмотру католического взгляда на всю эпоху Реформации, а в декабре также впервые посетил Лютеранскую церковь в Риме, где состоялась экуменическая «литургия мира».

С этого момента главной задачей Смешанной евангелически-лютеранской и Римско-католической комиссии стало рассмотрение путей достижения единства на основе общего понимания учения Лютера об оправдании верой и конкретных форм совместной пастырской деятельности. В 1995 году Смешанная комиссия переименовывается в Лютеранско-католическую комиссию по единству, которая и подготовила «Совместную декларацию относительно учения об оправдании», подписанную в 1999 году в Аугсбурге и положившую конец взаимным доктринальным осуждениям богословским спорам о том, как происходит оправдание христианина — только верой или верой и добрыми делами. Декларация таким образом представила лютеранское и католическое учения, что они больше не подпадали под взаимное осуждение.

В ней, в частности, говорилось: «Вместе мы исповедуем, что нас принимает Бог и что мы стяжаем Святой Дух, Который обновляет наши сердца, укрепляет нас и призывает к добрым делам — не на основе наших заслуг, но только через благодать и веру в спасительное дело Христово». Оценивая это соглашение, профессор теологии при Католическом университете Вашингтона Иосиф Комочак отметил, что оно «говорит о том, что доктрина, которую Лютер считал основой Реформации…, не является достаточно серьёзным источником различий между католиками и лютеранами, дабы оправдать разделение церквей» и что этот документ стал «одним из самых важных экуменических моментов нашего столетия»[614].

Таким образом, лютеранская доктрина об оправдании больше не рассматривалась как препятствие к полному общению, и, хотя о нём пока не говорилось, сближение между католиками и лютеранами продвинулось так далеко, что стали служить совместные католическо-лютеранские литургии, при которых священник одной церкви произносит слова пресуществления над хлебом, а священник другой церкви — над чашей.

С реформаторами переговоры католиков шли труднее, но позиции постепенно сближались.

Что же касается отношений с нехристианскими религиями, то «диалог» с ними понтифик представлял как «составную часть евангелизационной миссии Церкви» в целях взаимообогащения. В 1984 году в специальном документе «Отношение Церкви к последователям других религий: размышления и указания о диалоге и миссии» предлагалось сотрудничать не только в сферах экономических, политических и прочих, но и изучать духовный опыт и наследие других религий. В этих целях в 1990 году был создан фонд Nostra Aetae, финансирующий обучение молодёжи, представляющей нехристианские религии, в папских учебных заведениях. А в более поздних документах (например, в наставлениях Понтификального совета по межрелигиозному диалогу Dialogo е Anuncio 1991 г.) уже даже допускались такие межрелигиозные дискуссии, при которых сами христиане могли позволить себе сомнения в отстаиваемых положениях, поскольку их понимание религии «может нуждаться в очищении» (п. 22)[615].

Именно в рамках такого подхода при Иоанне Павле II начинается активный «диалог» с мусульманами, который проходил как в теоретической (доктринальной), так и в практической сферах. В практическом плане церковь «во искупление грехов крестовых походов и реконкисты» стала брать на себя роль посланницы ислама в Европе, не только соглашаясь, но и проявляя инициативу в реализации проектов строительства мечетей, как это было, например, в Лионе, Мадриде и Риме. Правда, и Католическая церковь получила в Марокко налоговые льготы и право свободного совершения богослужения.

Но если в данной сфере «диалог» шёл, не ставя под вопрос основные доктринальные положения обеих религий, то в сфере теоретического поиска «нового измерения богословия» он завёл католицизм настолько далеко, что грани между философскими системами стали просто стираться. Основополагающей идеей здесь было утверждённое ещё Павлом VI положение об «одном Боге» с мусульманами, которое Иоанн Павел II неоднократно воспроизводил в своих речах к мусульманам: «Я обращаюсь к вам во имя одного Бога, которому мы поклоняемся», «Мусульмане являются братьями по вере в единого Бога». Он пошёл дальше, не только назвав «взаимно священными книгами» Библию и Коран (в обращении к бельгийским мусульманам в 1985 г.), но и поцеловав Коран, вручённый ему одним из членов мусульманской делегации из Ирака, посетившей его в 1999 году[616]. Это событие вызвало массу возмущений среди католиков-традиционалистов, но понтифика это абсолютно не смутило, и в 2001 году во время своего визита в Ирак он посетил Великую мечеть Омейядов в Дамаске, что стало ещё одним прецедентом в истории папства.

 

 

Иоанн Павел II в «диалоге» с исламом

 

В результате богословского «диалога» некоторые разделы классического богословия стали перестраивать, а Священное Писание — перечитывать, допуская прочтение традиций одной культуры в свете традиций другой. Назвали это «состязанием» христианства и ислама, которое должно привести к лучшему пониманию двух традиций, но оно изначально было не в пользу христианства, поскольку мусульмане не собираются пересматривать и обновлять догматику ислама. Признавая Христа как пророка, они считают возможным и со стороны христиан признать таковым Мухамеда. Но для католиков это означает признание ислама богооткровенной религией, и некоторые западные богословы не только стали обсуждать такую возможность, но и позволили себе такие признания. Так, Мишель Лелонг из церковного Секретариата Франции, отвечающего за отношения с исламом, утверждал: «Для одних Бог проявился через Христа, для других — через Коран. Но все (и христиане, и мусульмане) верят, как и их братья-иудеи, что Он говорит через своих пророков»[617].

Важно подчеркнуть, что мусульмане с готовностью идут на «диалог», поскольку чувствуют за собой силу духовного превосходства. При утверждении своих ценностей они всё чаще исходят из того тезиса, что ислам духовно обогащает секуляризованную, обмирщённую Европу, поставившую на место трансцендентных религий религию «прав человека». Как написал, например, Тарик Рамадан о мусульманах в Европе, «присутствие последних — это обогащение: оно способствует размышлению и о месте духовности в секуляризованном обществе, и о справедливом руководстве религиозным и культурным плюрализмом»[618].

Готовность понтифика почитать чужие святыни и чужих богов проявилась и в отношении пантеистов-язычников — буддистов, индуистов, последователей вуду и других. В Индии ему поставили на лоб тилаку — знак последователей Шивы и Вишну, в Того он молился в храме Девы Марии с группой анималистов, в Бенини он участвовал в транс-танце Воду, в Мексике он прошёл обряд «очищения», совершённый язычниками-ацтеками, исполнившими свой ритуальный танец прямо у алтаря, во время встречи с индейским шаманом — получил его «благословение».

 

 

Иоанн Павел II у африканских язычников

 

Близкие отношения связывали его с Далай-ламой XIV, с которым он неоднократно встречался в Ватикане. В свою очередь во время своего визита в Южную Корею в 1984 году он посетил буддистский храм, выразив своё волнение по случаю встречи «в храме Его Святейшество, высшего буддистского патриарха», перед которым он преклонился во время приветствия[619].

 

 

«Благословение» от поклонницы Шивы

 

«Дух Ассизи» настолько ясно выявляет свою теософскую основу, что, думается, уместным привести здесь высказывания двух видных теософов, подходящих для описания экуменизма Иоанна Павла II.

Первое — это отрывок из речи председателя Теософского общества Франции Блека (1908 г.): «Так какова же будущая религия человечества? Это уже не исключительная и сепаратистская вера, но признание таких же правд, которые находятся во всех религиях. Существует только одна истинная религия, Божественная Мудрость, и каждая религия, взятая в отдельности, истинна лишь в той мере, в какой она включает в себя основные наставления этой Божественной Мудрости… Великий духовный импульс… направлен не на создание новой религии…, но на то, чтобы оживить, осветить существующие религии, привести их постепенно к соединению в великом братстве Религий».

 

 

Иоанн Павел II в буддистском храме

 

А это — из выступления Рудольфа Штайнера, посвящённого Евангелию от Марка:

«Что произойдёт, когда верующие представители различных религиозных систем поймут друг друга, когда христианин скажет буддисту: я верю в твоего Будду, а буддист скажет христианину: я могу понять тайну Голгофы, как её понимаешь ты сам? Что произойдёт с человечеством, когда нечто подобное станет обычным? Среди людей наступит мир, взаимное признание религий. И это должно произойти.

И антропософское движение должно сформировать такое истинное взаимопонимание религий»[620].

Однако вновь надо подчеркнуть, что при всей экуменической открытости Иоанна Павла II он чётко преследовал свой интерес. Хотя ревизия истории коснулась и папства, — были признаны ошибки пап в разделении церквей, в их заявлениях относительно неприятия религиозной свободы и модернизма — Иоанн Павел II никогда не позволял себе затрагивать главной причины всех отклонений в жизни западной церкви — положения о главенстве папы и догмата о непогрешимости его учения. И уже упомянутая декларация Dominus Iesus 2000 года совершенно определённо подчёркивала, что спасение любого «зависит по необходимости от римского понтифика» и что другим христианским конфессиям не хватает полного общения с Католической церковью, поскольку они не принимают учения о первоверховной власти, обладаемой епископом Рима.

Очевидная двойственность в поведении Ватикана — с одной стороны, готовность идти на уступки в вопросах, касающихся основополагающих положений христианского учения (идеи о «семенах Слова», о присутствии Святого Духа в нехристианских религиях, о соединении Сына Божия через Своё воплощение некоторым образом с каждым человеком и др.), с другой стороны, непреклонность в отстаивании властных прав римского понтифика — стала характерной для сотрудничества Католической церкви со Всемирным советом церквей. Посылая своих представителей в качестве «наблюдателей» на все экуменические ассамблеи, конференции и участвуя в совместных молитвах, Католическая церковь так и не вступила формально в ВСЦ. Объясняя причины этого в письме к генеральному секретарю ВСЦ от 4 июля 1983 года, председатель Папского совета по содействию христианскому единству кардинал Вилле-брандс писал: «Римско-католическая церковь в гораздо большей степени, чем другие церкви, считает свою структуру универсальной общности и универсальной миссии существенным элементом своей идентичности… Решение о её присоединении к мировому сообществу церквей могло бы быть дурно истолковано… с позиции власти (авторитета) в Римско-католической церкви и способов её осуществления»[621].

Для папы вступление в ВСЦ приемлемо только при условии, что он возглавит эту «универсальную церковь».

А пока, путём признания частичной истинности других религий и братания с их представителями, понтифик всемерно укреплял свой всемирный авторитет, подготавливая слияние всех конфессий в единую религию. Его «пасторальные прогулки», собиравшие многотысячные толпы и походившие больше на показательные выступления, превратили его в мировую суперзвезду, озабоченную укреплением своей популярности любой ценой, стремлением сойти за своего для любого и каждого. И всё ради того, чтобы иметь возможность назвать себя «руководителем и хранителем всех религий», как он это сделал на межрелигиозной встрече в октябре 1999 года, осудив попутно католический фундаментализм.

В заключение хотелось бы привести слова известного итальянского журналиста Индро Монтанелли, сказанные им в ходе беседы с директором Oggi и хорошо отражающие позицию правых светских кругов: «Когда Иоанн Павел II поставил Церковь на колени, мы оказались перед лицом ситуаций эпохального, даже библейского масштаба. Речь идёт о жизни или смерти самого древнего института в мире, имеющего двухтысячную историю, перед которым мы, светские люди… трепещем со шляпой в руках»[622].

Что же касается седевакантистов, то их оценка Иоанна Павла II, отражающая взгляды правоверных католиков-папистов, однозначна: «Эта тёмная личность всеми силами боролась против Католической церкви. Мы имеем дело с еретиком и публичным апостатом. Очевидно, что он никогда не был Папой, так как Викарий Христа не может ошибаться, когда он наставляет Церковь. Католическая доктрина ясно говорит: Папа не может одобрять, поддерживать или учить ереси»[623].

Папизм — так называется ересь, объявшая Запад, от которой произошли, как от древа ветви, различные протестантские учения. Папизм присваивает папе свойства Христа и тем отвергает Христа. Некоторые западные писатели почти явно произнесли это отречение, сказав, что гораздо менее грех — отречение от Христа, нежели грех отречения от папы. Папа есть идол папистов, он — божество их. По причине этого ужасного заблуждения благодать Божия отступила от папистов; они преданы самим себе и сатане — изобретателю и отцу всех ересей, в числе прочих и папизма.

Не играйте вашим спасением, не играйте! Иначе будете вечно плакать.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)