Кипрский вопрос во внешней политике Турции (1992-2012)

 

Общеизвестно, что Турецкая Республика является динамично развивающимся государством, которое обладает немалым политическим, экономическим и культурным потенциалом, является одним из локомотивов развития Азии и Ближнего Востока. Действительно, в 1990-е гг. ускорилось превращение Турции в экономику открытого типа, повысилась степень ее интеграции в мировое хозяйство. Результатом стало появление и рост числа и масштабов деятельности свободных экономических зон, диверсификация экономики, сокращение безработицы - эти и другие экономические факторы обеспечивают стабильно высокий уровень ВВП, который на настоящее время составляет 1, 125 трлн. долл. США.

Политика, как считают представители классической марксистской теории международных отношений, является «вторичной» или даже «третичной» надстройкой на фундаментальном базисе экономики. В нашем исследовании, естественно, мы придерживаемся более холистичных взглядов теоретиков-реалистов и либералов, что позволяет нам полноценно проанализировать внешнеполитическую стратегию того или иного субъекта мировой политики.

С точки зрения геополитики, Турции удалось давно и прочно бросить якорь в регионе Восточного Средиземноморья. Так, наряду с Грецией она является политическим лидером названного стратегического региона. Здесь, на юге Среднего Востока, немало «подводных рифов»: на морских пространствах Эгейского моря были и продолжают существовать территориальные противоречия, споры, борьба за углеводородные ресурсы. В рассматриваемый период в 1996 году произошел очередной этап «Эгейского спора», с 2011 года в связи с созданием т.н. «Энергетического треугольника» стала актуальной проблема устойчивости диалога Анкары и Афин в Восточном Средиземноморье. Необходимо заметить, что вышеназванные события не будут рассматриваться в данной квалификационной работе, поскольку они выходят за ее исследовательские рамки.

«Все дипломатические усилия, внешнеполитические действия Турции в Восточном Средиземноморье ведут на Кипр» - перефразируем латинскую пословицу и получим истину. Да, как мы увидим на последующих страницах параграфа, ни турецкая, ни греческая дипломатия не обходят стороной кипрский вопрос, поскольку казус Кипра «замкнул» Анкару и Афины ipso facto.

Перед тем как перейти к установлению позиции Турции в кипрском вопросе, считаем необходимым отразить основные принципы современной внешней политики Турции. Сегодняшняя Турция выступает за «открытую, мирную, многовекторную дипломатию», уделяет большое внимание миру и стабильности в отношениях с соседями, реализуются концепция мира Ататюрка и «Ноль проблем с соседями». В практической плоскости общее направление внешнеполитического курса Турции подкрепляется реализацией ряда мер по конфликтному урегулированию и медиации. Так, например, 24-25 февраля 2012 года в Стамбуле состоялась международная конференция «Укрепляя мир посредством медиации», собравшая крупных международных экспертов по данной проблеме. Ожидается, что конференция будет ежегодной - следующее подобное мероприятие запланировано на июнь 2013 года.

Из синопсиса внешней политики Турции, который опубликован на официальном интернет-сайте турецкого МИДа, можно установить целостную позицию Турции в отношении казуса Кипра. В данном источнике делается акцент на текущем положении вещей в кипрской ситуации, подчеркивается относительная успешность турецкой дипломатии в этом вопросе: «Сегодня Турция поддерживает все усилия, нацеленные на достижение справедливого, долгосрочного и всеобъемлющего урегулирования кипрской проблемы. Кипрское урегулирование должно вписываться в рамки и параметры, установленные ООН. Турция также поддерживает продолжающийся переговорный процесс в рамках миссии добрых услуг Генерального секретаря ООН, являющийся лучшим форматом для скорейшего достижения справедливого результата».

Из приведенного отрывка, выдержанного в официальном дипломатическом стиле, исследователь может прийти к первоначальному заключению о позитивной динамике в урегулировании кипрской ситуации, эффективной роли Турции в поиске «развязок» для преодоления застарелого этнического конфликта на острове. Однако такой вывод будет скоропалительным, ошибочным, поверхностным, не подкрепленным фактами. В результате неправильно организованной информационно-аналитической работы будет потеряно важное логическое звено системы казуса Кипра.

Напомним, что сутью актуального на протяжении более сорока лет для международных отношений кипрского вопроса является противостояние турецкой и греческой этнических общин. Таким образом, Греция и Турция - «родственные страны» для греческой и турецкой общин, оказывающие им морально-политическую поддержку. Более того, опять-таки повторим ранее сделанный вывод, оба государства составляют региональный уровень кипрской проблемы, поскольку конституционный акт о независимости Кипра наделил их статусом «стран-гарантов».

Более полувека прошло с момента подписания Цюрихско-Лондонских соглашений. Удивительно, что в определении концептуальной позиции по Кипру Турция продолжает «цепляться» за ряд их положений, что привело к непреодолимой международно-правовой коллизии. Как же это произошло?

Как известно, в «турецкой» трактовке событий 1974 года, приведших к очередному кровавому витку напряженности на Кипре, оправдывается правомочность вторжения турецких вооруженных сил на остров. Турция обосновывает законность этого шага и апеллирует к договорным нормам международного права, ссылаясь на условия Договора о гарантиях, который является неотъемлемой частью Цюрихско-Лондонских соглашений. По версии Анкары, «положение в июле 1974 года представляло угрозу суверенитету и государственности Кипра», то есть турецкая армия «вынуждена» была вмешаться «во благо» территориальной целостности Кипра. При этом Турция «забывает» заявить о том, что решение об оккупации северной части Кипра было принято в нарушение буквы Договора о гарантиях, без совещательных консультаций с Англией и Грецией.

Односторонние действия Турции и стали системообразующим катализатором регресса кипрской ситуации. В течение рассматриваемого периода постбиполярной истории фундаментальная позиция Турции существенно не менялась. В ходе исследования мы обратились к официальным документам, разъясняющим особенности кипрского вектора турецкой дипломатии, и пришли к следующим выводам:

) Турецкая Республика не признает легитимности правительства Республики Кипр;

) по версии Турции, процедура вступления Кипра в ЕС является незаконной, поскольку заявку на вступление подала Республика Кипр без учета позиции ТРСК;

) Турция признает де-юре суверенитет Турецкой Республики Северный Кипр (ТРСК);

) Турция выступает за сохранение присутствия ее 43-тысячного военного контингента на Кипре, рассматривая это как меру по обеспечению гарантии стабильности ТРСК;

) Турецкая Республика поддерживает идею оставить в силе механизм гарантий.

На следующих страницах считаем необходимым остановиться на основных конкретных фактах периода 1992-2012 гг. с тем, чтобы установить роль и место фактора Турции в кипрском вопросе.

Одной из задач Анкары в кипрской проблеме в начале 1990-х гг. являлось усиление позиций турецких киприотов. Турецкая дипломатия сконцентрировалась на развитии дипотношений с непризнанной ТРСК. Так, в 1992 году было принято решение об углублении двусторонних экономических и социальных связей и создании таможенного союза. Таким образом, Турция создавала соответствующую обстановку на случай, если возникнет необходимость присоединения Северного Кипра к Турции. Необходимо отметить, что в отличие от Греции турецкая дипломатия в кипрском аспекте принимала во внимание идеологический фактор и «эксплуатировала» националистические идеи пантюркизма. Эта негативная тенденция в незначительных вариациях просуществовала до конца 1990-х годов. Разумеется, «нездоровый» национализм не мог приблизить греческих и турецких киприотов к компромиссу в кипрской ситуации.

«Жесткая линия» Турции и логика в духе Realpolitik ставили крест на посреднических усилиях ООН по урегулированию противостояния на Кипре. Усугубляли конфликт и перипетии, сложности и кризисы в отношениях между Афинами и Анкарой» - справедливо отмечает американский специалист Р. Фишер. Так, реакция Турции на заключение «доктрины совместной обороны» между Кипром и Грецией была жесткой, в Анкаре стали искать симметричный ответ. В результате, парламент ТРСК по совету тогдашнего мининдела Турции Б.Эджевита принял 29 августа 1994 г. законопроект о «новой политике». Этот курс не исключал реализацию права кипрского турецкого народа на суверенитет, заявлялось также о принятии совместных мер в сфере иностранных дел, обороны и безопасности как противовеса «доктрине совместной обороны». По части урегулирования кипрского вопроса программа отвергала предложения и инициативы ООН, в т.ч. «Пакет идей» 1992 года как несправедливые.

Во второй половине 1990-х годов ситуация вокруг кипрского вопроса и кипрского аспекта турецкой дипломатии развивалась разнонаправлено. С одной стороны, лидеры кипрских общин Р. Денкташ и Г. Клиридис подошли к осознанному и детальному пониманию концепции «двухобщинной и бизональной федерации» как единственно правильного выхода из кипрского «тупика». Однако, с другой стороны, в межобщинных переговорах усиливалась стагнация, которая привела к бесплодному взаимодействию островных греков и турок: в период 1996-1999 гг. переговоры буквально «топтались на месте», вращаясь вокруг незначительных процедурных вопросов.

Турецкая дипломатия на нестабильном кипрском треке продолжала придерживаться линии на усиление потенциала ТРСК. Красноречивым доказательством этого тренда стал совместный договор между Анкарой и Лефкосией, заключенный в декабре 1995 года. Его участники развили концепцию «двухобщинной бизональной федерации». Существенным недостатком данного документа нам видится его бескомпромиссная «нацеленность» на поддержку турецких киприотов в ущерб ооновским идеям «справедливого и долгосрочного мирного урегулирования кипрской проблемы». Действительно, в конце XX века Анкара не предпринимала конструктивных политических шагов, которые учитывали бы условия и требования киприотов-греков.

Как считает греческий специалист Михалис Михаэль, «Турция до прихода к власти Партии справедливости и развития под руководством Р.-Т. Эрдогана в 2002 году не была готова к неолибералистичной политике, настроенной на игру с ненулевым результатом (win-win approach). Кроме этого, в политическом истэблишменте Турции не было единства в понимании как теоретических, так и практических основ внешней политики в Восточном Средиземноморье».

В рассматриваемый период на роль нового значимого фактора в урегулировании кипрской ситуации постепенно выдвигается объединенная Европа в форме Европейского Союза. Вскоре ЕС становится одним из «несущих каркасов» кипрского урегулирования. Как справедливо замечает российский специалист О.Н. Бредихин, «евросоюзовский формат стал важной субрегиональной параллелью ООН в кипрском вопросе».

Фактор Евросоюза в кипрском вопросе, его растущая значимость и авторитет в международных делах в целом не могли быть неактуальными для Турции, поскольку политические надежды последней на присоединение к когорте стран-членов ЕС не умирали с момента подписания Договора о стабилизации и сотрудничестве в 1987 году. Более того, решения Хельсинкского саммита ЕС 1999 года (10-11 декабря) наделили Турцию долгожданным «кандидатским статусом»…

Однако “Revenons a nos moutons” и продолжим развивать хронологический ряд параграфа. Итак, немаловажным для усиления позиций турецкой дипломатии на кипрском фланге стали события 1999 года: во-первых, тогда был исчерпан т.н. «Эгейский спор» с Грецией, стороны пришли к нормализации политического сотрудничества; во-вторых, эффективная роль субрегионального актанта - Евросоюза - в кипрском вопросе способствовала более конструктивным действиям Анкары на Кипре.

Да, с начала XXI века турецкая дипломатия стала более целостной, прагматичной и склонной к компромиссам. «Точкой отсчета», на наш взгляд, является приход к власти в стране в 2002 году Партии справедливости и развития. Результатом ее политики стало усиление темпов политического развития, социально-экономической консолидации страны. Умеренный консерватизм Р.-Т. Эрдогана позволил отказаться от ставших неактуальными для справедливого решения вопроса националистических установок, на смену которым пришли готовность к компромиссу и здравый смысл.

Перспектива вступления в ЕС требовала от Турции не только соответствия жестким Копенгагенским критериям - для получения вожделенного «брюссельского пряника» Анкаре надо было избавить греческих и турецких киприотов от этнического «кнута». С начала 2003 года Турция стала буквально «толкать» турецких киприотов к сотрудничеству с греками. Результат не заставил себя долго ждать: 16 апреля 2003 года по решению Совета министров ТРСК были сняты ограничения на экспорт продуктов из ТРСК в Республику Кипр (далее - РК). Неделю спустя, 23 апреля 2003 года, было принято ставшее историческим решение об открытии участка границы между ТРСК и РК. Через месяц, 23 мая 2003 года, Турция приняла решение об упрощении визового режима для греческих киприотов, посещающих Турцию.

В целом, период 2002-2004 гг. отличала благоприятная системная конъюнктура кипрского вопроса. Это хорошо понимал тогдашний Генсек ООН К. Аннан, который выступил инициатором «добивания» основных межобщинных разногласий, предложив лидерам обеих общин детальный план по урегулированию этнического конфликта и воссоединению Кипра. («План Аннана», в соответствии со структурой и списком приоритетных исследовательских задач, будет подробно рассмотрен в третьей главе настоящей работы). Политический истэблишмент Турции, руководство Партии справедливости и развития выступили в поддержку инициативы Кофи Аннана, призывая зафиксировать план как основу для урегулирования. Анкара рассчитывала на то, что детальный и четкий план создания единой Объединенной Республики Кипр будет одобрен не только турецкой, но и греческой частью населения острова; Кипр вступит 1 мая 2004 года в ЕС в новом статусе федеративного государства, в котором будут представлены и защищены интересы турецких киприотов; урегулирование конфликта откроет путь успешному развитию вступительных переговоров в ЕС.

Расчет, однако, не оправдался: 24 апреля 2004 года греки-киприоты проголосовали против плана Аннана. В результате провала инициативы Аннана кипрский вопрос вновь вернулся к неутешительному статус-кво: даже официальное полноправное присоединение Республики Кипр к ЕС 1 мая 2004 года не растопило окончательно лед межобщинной напряженности. Проблема стагнировала. Период 2004-2006 годов не отмечен серьезными достижениями в урегулировании кипрской ситуации. В отмеченный период и турецкая дипломатия словно «забыла» о Кипре.

Для реализации «европейских устремлений», придания ощутимого импульса переговорам о присоединении к ЕС Турции совсем скоро вновь пришлось «вспомнить» про кипрский вопрос. Брюссель, как известно, поставил жесткие условия перед Анкарой: от Турции требовалась конструктивная позиция во внешнеполитических аспектах всекипрского урегулирования как потенциальный залог восстановления динамики взаимодействия Турции и Евросоюза в рамках опять-таки осуществления турецких «евро-надежд».

Дополнительный протокол к Анкарскому соглашению от 29 июля 2005 года фактически ультимативно призывал Турцию пойти на дипломатическое признание Республики Кипр. В противном случае ЕС заявлял о «заморозке» 18 глав вступительных переговоров. Турция отказалась выполнить предложенное условие; объединенная Европа ответила взаимностью, признав Турцию не готовой к получению статуса члена ЕС.

Турция должна была поддерживать реноме одного из ближневосточных лидеров, не только декларировать, но и на практике реализовывать положения доктрины «Ноль проблем с соседями», «сохранять лицо» в кипрском вопросе. Наконец, 26 января 2007 года президент А.Гюлль выступил с заявлением, в котором был представлен турецкий «план действий» по кипрскому урегулированию. Турецкая инициатива предусматривала снятие экономических ограничений в торгово-экономических связях между непризнанной ТРСК и примкнувшей к Евросоюзу РК. Например, предусматривалась реализация таких рациональных предложений, как открытие морских портов Турции для судов РК торгового назначения в соответствии с нормами таможенного союза; предоставление возможности торговому флоту РК пользоваться портами Газимагуза (Фамагуста), Гемиконагы и Гирне (Кирения), расположенными в северной части острова.

Следует отметить, что предложения турецкой стороны не расходились с делами: к 2010 году названные шаги были сделаны. Полагаем, что рассмотренная инициатива Анкары стала эффективной «мерой укрепления доверия» межобщинных отношений. Об этом свидетельствует серьезный прогресс переговоров между лидерами греческой и турецкой общин Д. Христофиасом и М.А. Талатом (с 2010 г. - Д. Ёроглу) в период 2008-2012 гг. В означенный временной промежуток системное развитие кипрской проблемы шло лишь на локальном уровне при институциональном посредничестве международных «авторитетов» ООН и ЕС. Турция и Греция как региональные игроки по сути сконцентрировались на других дипломатических векторах, абстрагировавшись на этот период от прямого воздействия на ход межобщинных переговоров на Кипре.

Итак, резюмируя, сделаем выводы как из данного параграфа, так и по итогам всей главы, посвященной региональному аспекту кипрской проблемы. В первую очередь, мы постарались раскрыть основную парадигму, «посыл» турецкой внешней политики на кипрском направлении. Какой теоретической формулой можно описать позицию Турции по Кипру в постбиполярном мире? Как представляется, в период 1992-2002 годов постулаты: «Оказываем всемерную поддержку «Турецкой Республике Северный Кипр»! Сохраняем статус-кво кипрской проблемы! Выступаем против вступления Республики Кипр в Евросоюз! Вступаем в ЕС на своих условиях и отстаиваем свою твердую позицию!» - были основополагающими для Анкары.

После прихода к власти кабинета Эрдогана смягчилась жесткость турецкой риторики. Тем не менее, внешняя политика Турции на кипрском направлении продолжала характеризоваться противоречивостью. Стремление к вступлению в состав ЕС, в чем мы убедились на примере отклонения Турцией условий Дополнительного протокола к Анкарскому соглашению, шло вразрез с выполнением внешнеполитических обязательств. Отказ от признания Турцией легитимности Республики Кипр и по сей день является непреодолимым барьером для конструктивного участия Турции в справедливом и эффективном урегулировании кипрской проблемы.

Региональный аспект кипрской проблемы видится нам его наиболее важным внешнеполитическим отражением, потому он и стал предметом детального анализа первой главы данной работы. Итак, мы выяснили, какими принципами руководствуются греческие и турецкие политики в отношении кипрского вопроса, каким образом они эволюционируют, какие причины стоят за этими изменениями.

В качестве принципиального обобщающего вывода данной главы считаем необходимым охарактеризовать кипрскую политику Греции и Турции с точки зрения теории международных отношений. На наш взгляд, основные шаги на кипрском фланге как греческая, так и турецкая дипломатия совершали сообразно логике теории политического реализма. Действительно, на «вызов» Греции в виде Доктрины о едином оборонном пространстве с Кипром 1993 года последовал симметричный «ответ» в форме законопроекта о «новой политике» с «ТРСК», инициатива Афин по сближению с Анкарой (2004 - 2008 гг.) была встречена ответными положительными мерами. В целом, политическая логика обеих государств в постбиполярный период вращалась вокруг поиска ответов и решений на комплекс проблем безопасности и расширения сферы влияния в Восточном Средиземноморье.

Логика политического реализма, полагаем, стала проигрывать испытание бурному политического развитию Восточного Средиземноморья и комплексной эволюции казуса Кипра к началу XXI века. Действительно, данный подход уже не мог приносить взаимовыгодные плоды для всех участников кипрской ситуации: все больший вес в биполярный период набирал неолибералистический подход. Его выразителем на кипрском фланге в «срезе» внешних акторов проблемы стал Европейский Союз - «герой» второй главы нашей работы.