Х: где же в этом удовлетворение? Конечно, вы можете просто пойти и купить ветчину в магазине?

М.: В конце концов, я понял, что на самом деле дешевле купить вино, ветчину и хлеб в магазине. И это также дешевле, чтобы остановиться в отеле, чем платить за содержание вашей собственной горной хижины, которую вы используете только в течение двух недель летом. Но иметь место, которое ощущается как дом, где-то, где я мог бы представить себя живущим до конца своей жизни, где-то, куда можно вернуться, было гораздо больше, чем это. Может быть, это было желание пустить корни. И я хотел выращивать свою собственную еду, быть независимым от внешнего мира—от успеха, дохода, пенсии—до самого дня своей смерти.

Мои мечты о самодостаточности также могут быть связаны с тем фактом, что Долина Вильнесс является фермерским сообществом. Фермеры решали все; они были королями долины—и правильно делали. Они были хранителями культурного ландшафта и местного образа жизни. Вы можете прочно укорениться в этом обществе и иметь определенную степень безопасности, только если вы владеете землей.

Х.: Здесь есть парадокс. Когда вы находитесь далеко в экспедициях, вы охотно ставите себя в опасные для жизни ситуации, но дома вы хотите максимальной безопасности. Вы хотите держать своих собственных свиней и производить свое собственное вино и молоко. Вы хотите иметь полный контроль над тем, что вы едите и основные предметы первой необходимости в вашей жизни.

М.: самодостаточность дает вам максимально возможную безопасность. Это относится ко всем нам, особенно сегодня. Такого рода безопасность не может быть отнята у вас, в отличие от оплачиваемой работы или государственной пенсии, которая может сократиться с течением времени. Обратная сторона заключается в том, что вы должны взять на себя большую ответственность за себя, и вам нужны ноу-хау, навыки и энергия. Вы только получите из него то,что вы готовы вложить. Вы можете пожинать только то, что посеяли.

Я считаю, что, по крайней мере в Европе, мы совершили ошибку—говоря политически—отняв у людей слишком много ответственности. Граждане, которые когда—то брали на себя ответственность, стали иждивенцами, требуя больше всего-субсидий, доходов, пенсий. Когда с них снимают ответственность, чаяния людей ослабевают, пока, наконец, мы не достигаем состояния нулевого роста и не начинаем опускаться в социальный хаос, состояние неопределенности. Социальная демократия-это тупиковая улица. Чего я всегда хотел, так это максимальной ответственности за свою собственную жизнь. Я всегда возлагал на себя большие надежды. Другие называют это честолюбием.

 

H: что означает для вас понятие Дома?

М.: Дом-это то, где живут мои дети, и место, где я могу пустить корни.

H: так Вильнесс дома?

М.: Так оно и было, да. Вот где я вырос. Вот где была моя семья, семья, которая до сих пор стоит вместе по сей день.

H: являются ли Гималаи домом?

М.: Нет, нет. Ну, может быть, базовый лагерь К2 в течение шести недель.

Но вы привезли с собой из Гималаев очень много вещей, которые теперь находятся в ваших домах. Почему вы живете в Южном Тироле, а не в Непале?

М.: В настоящее время место, которое больше всего похоже на дом, - это Juval, место, где я что-то создал. Для меня идея дома имеет очень мало общего с моими детскими воспоминаниями, могилой моих родителей или горами моей юности. Дом больше не является уютной домашностью этого фонового мира.

H: вы когда-нибудь чувствовали себя как дома в съемной квартире?

М.: Я не мог, но другие могут и делают. Дом-понятие относительное.

H: то есть запись в Земельном реестре является необходимым условием для того, чтобы вы чувствовали себя как дома?

М.: Это помогает, да. Я должен владеть собственностью, если хочу сделать ее такой, какой хочу. Так что мое имя в документах на титул очень важно, я полагаю.

Н: возвращаясь в дом приходского священника, когда вы переехали к уши Деметре, она была довольна домом, или вы приняли решение купить его более или менее самостоятельно?

М.: Нет, решила она, не я. И она все еще живет там. Это ее место, ее ответственность; она владеет им. Она руководила ремонтом, обставляла дом и проектировала сад, после того как мы все это вместе обсудили. Я был в Гималаях, когда делалась основная работа.

H: как местное сообщество относилось к вновь прибывшим в дом священника? В конце концов, вы были кем-то, кто сделал восхождение своей профессией, вы жили с женщиной, на которой вы не женились в церкви, и вы также записывали, что у жителей Южного Тироля были проблемные, даже лицемерные, отношения с их прошлым.

М.: реакция людей была разной. Те, кто знал меня, любили меня, но большинство из них считали меня немного странным. На самом деле, я был точно таким же, как они. Их уважение ко мне начало расти только тогда, когда я достиг финансового успеха. Они не признавали моих достижений в альпинизме, но когда они увидели, что я преуспеваю в финансовом отношении, это было нормально для них.