В связи с приведенными фактами руководство “Гринхипп” не может рекомендовать указанных выше лиц для участия в будущих кампаниях Комитета. Просим снять виновных

(по приведенному списку) с участия в ЕК-97 и обязать их сдать имеющиеся у них на руках природоохранные удостоверения. С уважением, В.А Гущин и А. Э. Лустберг”.

В четверг, восемнадцатого декабря, за четыре дня до начала старта кампании, нас вызвали к одному из чиновников Комитета. Это был полковник156, который объявил нам, что мы обязаны сдать выданные нам при посредничестве Гущина и Лустберга двенадцать удостоверений старого образца157. Нам объяснили, что руководство "Дружины Гринхипп" отозвало рекомендацию, строго необходимую для прохождения инспекторских курсов. Фактически это означало: нас только что вышвырнули из Зеленого Движения.

156 Чиновники Комитета по Лесу, кроме должности, имеют воинские (офицерские) звания.

- Что приуныли? - спросил у нас полковник, с улыбкой глядя на наши мрачные лица. - Я так понимаю, мужеложцы сами вас спровоцировали? Что же мне теперь с вами делать?

Сказано это было таким будничным тоном, что мы поначалу даже ничего и не поняли. Но через несколько секунд до нас начал доходить смысл услышанного.

- Так вы... - тихо спросил Крейзи, - вы тоже знаете, что они педики?

- Как не знать? - ответил полковник. - “Охрану природы в зелено-голубых тонах158” читали? Я

этих гомиков терпеть не могу, они мне уже вот где!

На этом месте полковник очень выразительно провел ладонью по горлу.

- Был случай, - спокойно продолжал он, - вывели они меня, и я разбил Гущину нос. Так он на меня тут же заявление подал!

- И как? - поинтересовался Крейзи. - Что из этого вышло?

- Ничего, отписался, - махнул рукой полковник. - Дескать, решил посмотреть на часы, согнул руку к лицу, а браслет часов зацепился за его паскудную рожу. Но, сами понимаете - этот случай не добавил тепла в наши отношения. А раз уж я сам совершил подобное, то вас и подавно ни в чем не виню. Работать хотите?

- Еще бы! - отозвались мы. - Ясное дело, хотим!

- А можете? - строго спросил полковник. - Сколько у вас народу, какой возьмете охват?

Тут слово взял Крейзи. Из кармана своей индейской куртки он вынул затасканный блокнот, раскрыл его и начал прикидывать:

- Всего народу будет около ста человек. Нам понадобится полсотни удостоверений и направления на Московский, Балтийский и Варшавский вокзалы.

- Остаются “Гринхипповский” Финбан и Витебский, вотчина Жука, - подытожил полковник. -

Широко же вы размахнулись!

- Не так уж и широко! - вмешался я. - На Финляндский вокзал тоже выпишите направление!

- Зачем? - удивился полковник. - Там же эти...

- Именно за этим! - отозвался я. - За нами должок!

- Эх! - рассмеялся полковник. - А людей на четыре вокзала у вас хватит?

- У нас - не хватит, - отозвался Крейзи. - Но нам помогут друзья!

- Договорились, - ответил полковник. - Получите удостоверения нового образца и расширенные путевые листы с новыми полномочиями. Готовьте фотографии - и за работу!

В смятенных чувствах, еще не до конца уверовав в собственное счастье, мы гурьбой вывалились из кабинета.

- Уф, - выдохнул Крейзи. - Повезло. Попался нормальный мужик, за ним не пропадем. Подлинный благодетель!

С той поры в беседах с друг другом мы стали именовать этого полковника не иначе, чем “наш

Благодетель”. Так и говорили:

- Опять у нас говно вышло! Ступай, Крейзи, отмазывай нас перед Благодетелем!

157 В “Дружине Гринхипп” пользовались двумя типами удостоверений: выданными в Комитете (зеленого цвета) и ксивами Спб-отделения ВООП (Всероссийское Общество Охраны Природы), председателем которого не так давно стал В. А. Гущин. Это произошло в результате перевыборов руководства Сп-б отделения ВООП, которые прошли зимой 1996 года в холле одного ДК возле ст. м. “Технологический институт”. Перевыборы состоялись перед дверями офиса ВООП, на тот момент запертого (так как никого из действительного руководства ВООП об этой акции не предупредили). Специально для этих “выборов” Гущин и Лустберг подписали большое количество молодежи (в том числе и нас) вступить в ряды ВООП. Затем они (мимо прошлого начальства) провели “внеочередной съезд” и назначили Гущина новым председателем филиала ВООП в Сп-б. После этого Гущин вскрыл дверь офиса ВООП и прибрал к рукам все необходимые документы.

158 Публикация в газете “Смена”, характеризующая деятельность Гущина на природоохранном фронте, как направленную на растление несовершеннолетних и вовлечение последних в гомосексуализм.

Ватник, дающий все права.

“Радиус жопы у Гущина Больше, чем наша орбита. Гущин - это опущенный

Педерастии арбитр”. “Веселые четверостишья”.

Оперативный штаб кампании для нашего крыла решено было устроить на Московском вокзале, в помещении отдела транспортной милиции. Он располагается в подземном переходе, соединяющем ст.м. “Площадь Восстания” с выходами к перронам и в здание самого вокзала. Это полутемная и сырая, загибающаяся буквой “Г” бетонная труба, на изгибе которой находится трехслойная стальная дверь с электрическим замком. Если дежурный смилостивится и нажмет кнопку, то послышится характерный металлический стук, язычок замка втянется в паз - и массивная дверь отворится.

Прямо за дверью устроен небольшой тамбур, из которого открывается вид на бронированный “аквариум” дежурного по отделу, а у стены напротив установили небольшой стол - для нашего дежурного159. В этом году, благодаря заботе нашего Благодетеля, мы работали автономно, подчиняясь только чиновникам Комитета, полностью выйдя из-под юрисдикции расположившегося на Витебском Жука160. Штаб на Мосбане стал центром нашей экспансии, откуда мы разослали рабочие группы по остальным направлениям: основать пикеты на Балтийском и Варшавском вокзале, на узловых станциях (таких, как Сортировочная и Ленинский проспект) и в дальние челноки (на Мгу, Волховстрой, Любань, Тосно, Лугу, Сиверскую).

Мы сами ни за что бы не справились с таким объемом работ, но Крейзи несколько дней “не слезал с телефона” - и к началу кампании у нас появились помощники. Среди них оказалось немало наших старых знакомых из игровой тусовки, а кроме того, нам здорово помогли кадрами лидеры двух известных в Питере общественно-политических структур161. Их лидеры объявили охрану природы “задачей для патриотов”, и к старту кампании (22 декабря) у нас сложился полностью укомплектованный штат дружинников и инспекторов. Причем укомплектованный людьми, подготовленными к оперативной работе, в отличие от членов “Дружины Гринхипп” - составленной преимущественно из жирных хиппи и апатичных ролевиков. Именно поэтому Крейзи, планируя нынешнюю кампанию, основной упор сделал на выработку протоколов. Рассуждал он примерно следующим образом:

- У Лустберга, да не уподоблюсь ему вовек162 - только один вокзал и всего десять человек народу, плюс пикет в Девяткино и максимум два челнока в день. А мы возьмем три вокзала - на Варшавский и на Балты поставим мобильные группы, а на Московском сделаем оперативный штаб. Будем шмонать каждую электричку, на узловых станциях навроде Сортировочной поставим засады - так что мимо нас ни одна сука с елкой не проскользнет. Народу у нас - почти сотня, то есть в десять раз больше, чем у “Гринхипп”, значит, и протоколов должно быть соответственно. Так как, Петрович? Сядешь оперативником на Мосбан?

- Угу, только не сразу, - кивнул я. - Сначала хочу направление на Финляндский, чтобы пободаться с нашими недругами за их вотчину. Я так понимаю - у них тоже будут соответствующие бумаги?

159 Эта должность полностью называется так: оперативный дежурный по направлению (ОДПН).

160 Начальник организованных при СПбГУ молодежных “Зеленых Дружин”, вплоть до 1996 года координирующий работу городского штаба Елочной Кампании, располагавшегося на Витебском вокзале.

161 Мы не упоминаем прямо названия этих организаций, так как не связывались с их пресс-службой и не знаем, будет ли для них удобно сопоставить свои имена с “текстом подобного содержания”. Но факты остаются фактами: в проведении большинства акций они оказали нам неоценимую помощь, взяв на себя наиболее сложную часть оперативной работы. Поэтому мы снова хотим сказать их личному составу: “Уважаемые, огромное вам спасибо!”

162 Специальным решением Антон Эрикович Лустберг был зачислен в Список Неуподоблюсь; в масштабах карточной игры “Неуподоблюсь” Антону Эриковичу соответствует дама в пидорской масти (дама червей).

- Именно так, - подтвердил Крейзи. - Но и у тебя будут, так что все путем. Посидишь там дня три - и у них разбежится половина личного состава. Опять же, протоколы за эти три дня все будут наши. Кампания-то идет всего десять дней, так что минимум на треть испортим пидорюгам отчетность.

- И здоровье наполовину, и совсем - настроение, - обрадовался я. - Готовь документы!

Рано утром в понедельник, двадцать второго числа, я был на Финбане и стучался в двери директора вокзала.

- Доброе утро, - жизнерадостно поздоровался я. - Вас приветствует природоохранная инспекция, по вопросу предоставления помещения под штаб. Можно войти?

- Э... - неуверенно отозвался директор. - Обычно приходил другой мужчина, мы привыкли...

- В этом году правила изменились! - строго ответил я. - Теперь проведение кампании доверено нашей структуре! Вот, пожалуйста - направление из Комитета!

- А что случилось-то? - удивленно переспросил директор.

- Ведомственные перестановки, - важно ответил я. - Но вы не беспокойтесь, мы обычаи знаем.

Пришлем вам елочек в лучшем виде, сколько прикажете!

- А, ну тогда ладно, - разулыбался директор. - Сейчас я насчет вас позвоню!

Через полчаса я с удобством расположился в помещении уже знакомого мне пикета ДНД. Вместе со мной приехали дежурить четыре тройки бойцов из состава дружественных организаций, которые еще до обеда заполнили весь пикет нарушителями, а помещение соседнего туалета - отнятыми елями. Я как раз корпел над очередным протоколом, когда двери пикета отворились, и в помещение ворвался Тони Лустберг, далеко опережаемый собственным воем:

- По какому праву?! Вы были отчислены из состава инспекторов! Немедленно вон отсюда!

Получилось так, что наше становление в новом качестве прошло мимо внимания руководства “Гринхипп”. Так что когда я достал из кармана новое удостоверение163, а из папки - соответствующие документы, у Лустберга от обиды чуть крыша не съехала.

- Что такое? - захрипел он, когда я сунул ему под нос бланк Комитетского направления. -

Назначили ТЕБЯ старшим по Финляндскому направлению?

- Угу, назначили! - бодро отозвался я. - Так что я на своем месте. А вот что ты, пидор, здесь делаешь?

- Я буду жаловаться начальнику вокзала, - почерневшими губами произнес Лустберг, а затем быстро развернулся и вышел из помещения пикета.

Он действительно собирался нести свою жалобу, да не тут-то было. На его беду, вместе со мной колонизировать Финбан отправился старший сержант Эйв, под новый год получивший увольнение у себя в части. Именно он - покачивая запасенной за время службы внушительной ряхой - отправился по моей просьбе к директорским дверям, рассчитывая перехватить Лустберга возле них.

Совершив стремительный рывок по платформе, Эйв первым добрался до начальственного порога. Там он встал с самым безразличным и скучающим видом, исподлобья оглядывая вокзальную перспективу - вход в буфет и прохаживающихся туда-сюда пассажиров. Кутаясь в бушлат, он стоял перед директорскими дверями с таким будничным лицом, что появившемуся вскоре Лустбергу показалось - молодой военный спокойно ждет своей очереди.

- Вы последний к директору? - нервно осведомился Лустберг, совершенно не признавший в Эйве нынешнем прошлого Эйва.

Поэтому и к прозвучавшему ответу Тони оказался не готов.

- ИДИ НА ХУЙ! - рявкнул на него Эйв.

163 Удостоверение общественного инспектора Комитета по Лесу Л.О. нового образца.

- Что?! - отшатнулся Лустберг, не ожидавший от постороннего военного такого к себе отношения.

- Да как вы смеете?

- Как я смею?! - рассвирепел Эйв. - Ну погоди!

С этими словами он отлип от стены, сделал шаг вперед и отвесил Лустбергу сытную плюху - кулаком по еблу.

- Надо еще объяснять? - приговаривал он. - Пошел на хуй! Чтобы тебя, пидор, здесь больше не видели!

С этим он отвесил Лустбергу еще несколько увесистых плюх. Удар у Эйва тяжелый, так что Тони не стал ждать продолжения - развернулся и побежал. Эйвовская наука пошла ему впрок, и в ближайшие два дня мы его на Финляндском не видели. Зато прочие члены “Гринхипп”, неосведомленные еще о приключившихся “ведомственных перестановках”, продолжали прибывать. Они засовывали свои немытые головы в пикет, удивленно морщились, завидев меня - но все равно спрашивали:

- А Лустберг где?

- В пизде! - с ходу отвечал им я. - Валите отсюда на хуй, в этом году для вас не будет кампании!

Вы уволены!

Так продолжалось два долгих дня. Двадцать четвертого числа на имя директора Финляндского вокзала поступила телефонограмма из Законодательного Собрания Санкт-Петербурга, в которой один из депутатов (помощником которого являлся на то время Владимир Гущин) просил “разобраться со сложившейся ситуацией” и “дать возможность работать проверенным кадрам”. Аналогичный депутатский запрос поступил в тот же день на имя начальника Комитета по Лесу Л.О., а к вечеру на Финляндском вокзале объявился Тони Лустберг со свитой - настроенный очень решительно и вооруженный целой кучей важных бумаг.

- Принято решение на высочайшем уровне! - разорялся он. - Вы обязаны свернуть свой штаб и передать нам все протоколы, а также ключи от склада незаконно добытой лесопродукции! Увидев такое, я принялся названивать на Мосбан, где царствовал Крейзи.

- Проблемы, брат! - заявил я. - Тут приперся полупидор-полудракон164 и требует обратно свой вокзал! Чего мне с ним делать?

Затем я буквально в двух словах обрисовал Крейзи сложившуюся ситуацию.

- Вали оттуда! - подумав несколько секунд, крикнул Крейзи прямо мне в ухо. - Протоколы возьмите с собой, а на склад повесьте новый замок. И ключи выкиньте!

- A Elbereth! - смеясь, отозвался я, а через секунду трубка донесла до меня далекое: - Gilthoniel!

В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое мы заседали у Строри - сам хозяин дома, я, Гоблин и Тень. Мы пили водку под гороховый суп и обменивались впечатлениями, благолепно и без всякого беспокойства. Но в половине первого ночи кто-то принялся настойчиво трезвонить во входную дверь. Это оказался незнакомый мужчина лет тридцати вместе со своей спутницей - невзрачной кривоногой бабенкой. Последняя прямо с порога обратились к Строри вот с какой просьбой:

- Пустите нас погреться! - жалобно попросила она. - Мы знакомые ваших соседей, приехали в гости - а их дома не оказалось. Мы видим - вы не спите, разрешите посидеть с вами до утра?

- Говно вопрос, - кивнул Строри. - Заходите.

Он посторонился, а через несколько минут гости были уже на кухне и присоединились к трапезе. Сначала все было путем, но через пару часов мужчина (назвавшийся Алексеем) залил глаза, и начался карнавал.

- Моя женщина хочет спать, - громко заявил он, обращаясь к Строри. - Постелишь нам свежее бельё в большой комнате, а потом ступайте гулять. Не люблю, когда мне мешают!

164 Синоним А. Э. Лустберга в нашей собственной языковой культуре.

- Чего? - поначалу не понял Строри, но Алексей тут же расставил все точки над i, поднявшись из-за стола и заорав во весь голос: - Стели бельё и уебывай!

Дело не ограничилось одними словами - для пущей убедительности Алексей схватил в руки пилу- ножовку и принялся размахивать ею, подпрыгивать и угрожать. Тогда я взял любимую Строрину дубинку (метровую лыжную палку в оплетке из кабеля, внутрь которой просунут толстенный арматурный прут) - и замахнулся на охуевшего от выпитой водки “гостя”. Но ударить не успел - слишком скученно сидели мы на маленькой кухне, слишком мало места оставалось на замах. Бросив пилу, Алексей подскочил ко мне и вцепился в дубинку обеими руками. Мы принялись тянуть палку каждый на себя, бешено крича и пинаясь ногами, а затем повалились на пол и выкатились в коридор. Не помню, как мы оказались на лестнице - но там мне удалось завести под Алексея ноги и перекинуть его через себя. Так как он продолжал крепко держаться за дубинку, по лестничному пролету мы покатились вдвоем. Пересчитав все ступеньки, мы вывалились из парадной на недавно выпавший снег.

Пока мы катились, я успел заметить краешком глаза, как выбегает на площадку спутница Алексея. Сделала она это на свою беду: не успела она появиться в дверном проеме, как Строри оглушил её бутылкою из-под водки. Мгновенный взмах руки, вспыхивает в желтом свете пустая тара, слышится глухой удар - и лишь затем раздается звонкое пение рассыпающихся осколков.

На улице мы оказались с Алексеем лицом к лицу - сидя на земле и упершись друг в друга ногами. Алексей крепко держал палку обеими руками, одним концом к себе, а я намертво вцепился в загиб арматуры, торчащий из другого конца. Секунду мы отдыхали, а затем дернули изо всех сил - и арматурный прут с визгом покинул обрезиненные ножны. Начинка досталась мне - а вот лыжная палка в оплетке из кабеля осталась у Алексея. Почему-то это внушило ему неоправданные надежды.

- Тебе пиздец! - вскакивая на ноги заорал он. - Теперь тебе пиздец!

Лучше бы он не вставал. Первым же хлестким ударом арматурного прута я осушил ему по колену, потом заебенил по локтю, а потом принялся мордовать как попало - по локтю, по горбу, по колену и всяко еще.

- Брось палку! - страшным голосом кричал при этом я. - Немедленно брось палку, пидарас!

Сам не свой из-за полученных тумаков, Алексей растерялся и решил подчиниться моим требованиям. Как только он бросил свою палку на землю - я перехватил поудобнее прут и принялся мордовать его с удвоенной силой. Через пару минут я загнал его к кирпичной помойке, запихал в ПУХТО и закрыл массивной металлической крышкой. Заперев остальные дверцы, я принялся поджигать выпирающий на стыках мусор - желая насмерть удушить Алексея в едком и вонючем дыму. Так он меня разозлил!

Жизнь нашему “гостю” спас брат Гоблин - оттеснив мня в сторону, он отпер ПУХТО и уставился на Алексея.

- Возьмите все! - взмолился к нему Алексей, а когда рассмотрел как следует лицо Гоблина, нашел нужным добавить: - Только не убивайте!

С этими словами Алексей вынул из кармана и стал протягивать нам свой кошелек. Я почти поддался на эту провокацию, но Гоблин меня остановил - перехватил за руку.

- Э-э-э, маленький брат! - рассудительно произнес он. - Мы не в лесу! Нельзя его здесь грабить!

Лучше мы нассым ему в кошелек!

Через пару секунд мы забрались на ПУХТО и, строгими окриками побуждая Алексея держать руку повыше, полностью обоссали ему бумажник и часть пальто. После этого Гоблин отпустил нашего гостя - и тот ушел, сильно хромая и волоча на горбу свою окровавленную супругу. Когда он совсем скрылся из глаз, меня вдруг посетили продиктованные жадностью сомнения:

- Все же надо было ограбить! А-а-а!

- Не надо! - остановил меня Гоблин. - Чует мое сердце, на этом дело не кончится!

Как всегда, прав оказался Гоблин. На следующий день Строри, пришедшего домой пообедать, прямо на кухне подстерегал участковый милиционер. Пользуясь служебными полномочиями, он проник в квартиру мимо Строриной мамы и теперь пил чай. Видимо, угощением он остался доволен - раз принялся настаивать, чтобы мы нанесли ему ответный визит. Отказать было неудобно, так что нынче же вечером мы отправились на разбор полетов в местный отдел. Изначально дело складывалось не в нашу пользу. Достаточно было бросить взгляд на лицо Алексея и на голову его жены, чтобы все встало на свои места. Четверо подонков измордовали семейную чету! Не знаю, чем бы кончилось дело, но нас здорово выручил сам потерпевший. Это случилось, когда он взялся излагать свою версию происходящего, не стесняясь при этом никого - ни нас, ни присутствующих при разговоре сотрудников милиции.

- Этот урод, - брызжа слюной и тыкая в Строри пальцем кричал Алексей, - отказался постелить моей жене чистое бельё! Ты, сука, еще за это ответишь!

Тогда милицейские чины принялись расспрашивать его об имевших место обстоятельствах - и Алексей не счел нужным что-либо скрывать. Без всяких обиняков он поведал органам следствия, как именно он попал к Строри в квартиру, какие предъявил требования и каким был наш ответ. У слушавших его ментов челюсти отвисли от такой наглости - так, что они поначалу даже не поверили словам Алексея.

- Что, так и сказал: “Стели белье и уебывай?” - спросил один из них. - Прямо вот так и сказал?

- Да, так и сказал, - подтвердил Алексей.

Ментам таких “объяснений” показалось более, чем достаточно.

- Так, - сурово объявил дознаватель. - Выйдите все, кроме потерпевших!

Мы вышли в коридор - но через тонкую дверь нам хорошо было слышно, как дознаватель орет на Алексея:

- Врываешься пьяный в чужие квартиры и устраиваешь там хуй знает что! Чего же ты ждал, пидарас?! Какого к себе отношения?!

Короче, все обошлось.

На следующий день я прибыл на Мосбан и приступил к своим непосредственным обязанностям - сел на место оперативного дежурного по направлению. Как я уже говорил, мой стол располагался прямо напротив стола дежурного по отделу - что сидел за невысокой стенкой, переходящей на уровне пояса в лист толстого бронестекла. Из-за этого стекла дежурный не мог напрямую делегировать мне свою волю, в случае нужды подавая мне разнообразные знаки. А поводы к этому находились самые разные.

Однажды я увидел, как товарищ капитан машет мне из-за своей загородки. Я не ждал ничего необычного, поэтому только при входе в дежурку заметил, что капитан смотрит на меня как-то не так. Причина этого взгляда открылась мне в самом скором времени.

На столе у дежурного стоял небольшой черно-белый монитор, транслирующий изображение с камеры над входом в отдел. На экране монитора хорошо было видно нашего Крейзи (вид сверху и чуть сбоку), притулившегося перед самыми дверями, возле стены. Воровато оглядываясь по сторонам, Крейзи споро приколачивал косяк из здорового (примерно на полкружки165) свертка - вовсе не замечая камеры, расположенной прямо у него над головой.

- Это кто? - строго спросил у меня капитан, и тут же добавил:

- Вы совсем охуели?

- Это наш старший инспектор, курирующий проведение кампании, - отчеканил я, одновременно с этим доставая из кармана фляжку трехзвездочного коньяка и протягивая её капитану. - И он вовсе не охуел, он просто не знает про камеру.

165 Кружка, стакан (сленг.) - мера объема, применяющаяся наркоманами для измерения количества марихуаны; весовая кружка составляет около пятидеcяти грамм;

- Так информируйте его! - нервно ответил дежурный, одним движением пальцев скручивая пробку. - А то безобразие получается! Старший инспектор - и не знает про камеру!

Следующий случай вышел далеко не таким безоблачным. На станции Сортировочная есть один шалман, что стоит прямо у спуска с платформы. У него две прозрачных стенки из оргстекла, через которое хорошо видны прибывающие электрички. Хозяин этого шалмана заключил с природоохранной инспекцией в лице наших товарищей следующий договор: кружка пива в обмен на любую ель. Понятно, что это место тут же получило в наших глазах статус ОПОПа (опорного пункта охраны природы), а назначение на это пост получали только самые привилегированные инспектора из ближайшего круга братьев.

Елок через Сортировочную везли очень много. Так что когда прошлая смена, с трудом держась на ногах, грузилась в электричку - свежие инспектора заходили в шалман и спрашивали у хозяина:

- Сколько?

- Сорок шесть кружек, - жизнерадостно отвечал хозяин, глядя в специальный блокнот. - Добро пожаловать на пост!

Однажды ночью инспектора Барин и Строри, не имеющие вследствие собственного распиздяйства не то что удостоверений, но даже значков166, взялись осуществлять на станции Сортировочная “меры по пресечению ввоза незаконно добытой лесопродукции”. Оба плечистые, среднего роста, на время кампании они даже одевались практически одинаково: в черные джинсы, высоко закатанные над голенищами армейских ботинок и в камуфляжные ватники, которые выписал для нас Благодетель.

Как я уже говорил, никаких документов Строри с Кузьмичом не признавали, считая “всю эту канитель” совершенно ненужной. Работали они так: когда прибывала очередная электричка, братья отставляли в стороны пивные кружки, натягивали на лысые головы черные вязаные шапки и выходили на перрон. Разойдясь по сторонам, они выхватывали из потока пассажиров нарушителей природоохранного законодательства, после чего следовало немногословное:

- Елки на землю, суки! Работает Комитет!

Брошенные нарушителями елки братья стаскивали в шалман - и заколдованный круг повторялся. Но сегодняшней ночью все оказалось не так-то просто. Здоровенный мужик лет сорока, выгрузивший из тамбура омуденные стальные сани с привязанной к ним макушкой роскошной ели, бросать свою добычу не захотел.

- Да кто вы такие? - возмутился он. - Сопляки! У вас даже документов нет, а туда же! Съебите с дороги, ебал я ваш Комитет!

Таких слов наши товарищи спустить ну никак не могли. Завязалась нешуточная драка, в ходе которой нарушитель, действительно серьезный мужчина, проволок повисших на нем Строри и Кузьмича под железнодорожным мостом и вытащил на другую стороны рельсов, к куче ларьков и к автобусной остановке. Там Строри, многоопытный в уличных потасовках, сумел опрокинуть мужика на землю подсечкой - и тогда они с Кузьмичом “сплясали джигу” у него на голове. За эти делом их и застал милицейский патруль, увидавший, как двое парней в камуфляжных ватниках смертным боем ебашат лежащего в луже крови мужика.

- Немедленно прекратить! - заорал сержант, старший наряда. - Что здесь происходит?

Он ожидал от ситуации чего угодно - но не подготовился к встрече с Кузьмичом. А Кузьмич выделяется меж всеми братьями редким талантом: даром самоуверенной наглости.

- Это кто тут вопросы нам задает? - развернулся Кузьмич в сторону подошедшего патруля. Быстро нащупав взглядом старшего, Кузьмич продолжал: - Ты все вопросы лучше сразу в себе задави! Природоохранная инспекция, работает Комитет! Давайте, показывайте свои ксивы!

Сказано все это было спокойно, без агрессии - и в то же время жестко и очень уверенным тоном.

166 Выданные еще в ВООП нагрудные жетоны общественного инспектора.

- Что? - не понял сержант, по глазам которого было видно - манифестация Кузьмича произвела на него нужное впечатление. Еще бы - странные нарушители не только не пытались сбежать, но еще и потребовали от патруля предъявить ИХ ДОКУМЕНТЫ.

- Что это за Комитет? - наконец переспросил сержант, постепенно выкарабкиваясь из первоначального ступора. - Предьявите-ка сначала СВОИ удостоверения!

Не ожидал он, что Кузьмич ТАК ответит на это разумное требование. Сначала Барин прочертил ботинком в снегу жирную полосу - отделяющую его, Строри и поверженного мужика от милицейского наряда. И только затем взял себя за отвороты ватника и процедил, глядя прямо сержанту в глаза:

- Вот ватник, дающий все права! За этой чертой ваша территория - а с этой стороны наша, и переступать эту черту я вам не советую. Мы подчиняемся напрямую полковнику Комитета, так что вы вообще не имеете права у нас документы проверять! Если есть какие-то сомнения - звоните в линейное на Мосбан. Вопросы есть?

Подумав пару секунд, сержант плюнул и ушел месте со своим нарядом - но в глубине души затаил на Кузьмича злобу. На следующий день милицейскому дежурному на Мосбан пришла телефонограмма - звонили из отдела неподалеку от Сортировочной. Я сидел на своем посту, когда капитан за бронестеклом взбудоражился - всплеснул руками и начал манить меня к себе в комнатенку.

- Это что такое? - спросил он, показывая мне бланк телефонограммы. - Как это понимать?

Вцепившись в листок, я принялся читать. Вот что там было написано:

“...Прошу дать разъяснения по поводу имевшего вчера ночью инцидента на ж. д. ст. Сортировочная. Там двое членов природоохранного патруля устроили разборку с нашим нарядом по поводу “раздела территории”. Неизвестные представились сотрудниками

“Природоохранного Комитета”, но удостоверения предъявить отказались. На вопрос о мерах по подтверждению их полномочий они предложили обратиться по телефону в линейный ОМ на станции Санкт-Петербург Пассажирская, Московский вокзал. Прошу подтвердить или опровергнуть полномочия сотрудников “Комитета” и дать в телефонограмме соответствующие разъяснения”.

Прочитав все это, я поначалу было решил - нам пиздец. А уж если не нам самим, так кампании с нашим участием. Но нас здорово выручили внутриведомственные разногласия.

- Ничего себе! - вмешался в мои невеселые размышления дежурный. - Так нелепо отшить “землю167”! Охуеть надо!

Довольно потирая руки, капитан забрал у меня бланк телефонограммы.

- Бутылкой вы теперь не отделаетесь! - смеясь, произнес он. - Проставляйтесь, а уж я им телефонирую!

Машинально кивнув, я поскорее пошел к выходу из дежурки. Я пребывал по поводу случившегося в легком замешательстве, но все равно расслышал, как капитан снял трубку, прокрутил диск и принялся говорить:

- День добрый! Отдел транспортной милиции, Московский вокзал. Примите телефонограмму! Записываете? “Согласно поступившему запросу подтверждаю полномочия природоохранного патруля...”

167 Земля (мил. жарг.) - отделы, раскиданные по районам, самая обычная милиция; кроме этого существует еще транспортная милиция и “кроты” (несущие свою службу внутри и “на радиусах” метрополитена), “ГЗ” и вневедомственная охрана. Сотрудники из разных структур зачастую пренебрежительно относятся друг к другу и рады случаю сделать своим товарищам “козу”.

1998. Свет изнутри.

Кислотный удар.

“ Есть распространенное заблуждение, связанное с грибами, которое мы призваны немедленно устранить. Многие полагают, будто бы видимое над почвой плодовое тело, составляющее основную славу гриба - это он весь. Но разве же это так?!

Такой взгляд можно понять – ведь плодовое тело очень привлекательное! Оно виднеется над почвой, словно гордый бастион, а вокруг него - прячась в земле, словно пожар в торфяннике - стремительно распространяются споры. Иногда ветер разносит их на невообразимые растояния, где благодаря этому смогут вырасти новые, охуительные грибы.

Это линия прямой передачи материала, которая распространяется на все виды почвы. Погружаясь в глубину, этот материал будет ждать наступления благоприятных условий для своего созревания. После первых же обильных дождей новая грибница пойдет в рост, а через некоторое время люди в окрестных деревнях про это заговорят, скажут: “Ой! И у нас в лесу эти грибы появились!” ” Новый микологический словарь.

В начале этого года задул ветер перемен, могучий и неумолимый - а на его крыльях в нашу жизнь пришли новые веяния. Некие Наташа и Максим (героиновые барыги с Сенной) познакомили нашего Крейзи с удивительной субстанцией - желтоватым порошком, распространяемым между доверенными людьми по цене двести сорок баксов за грамм. Высокая на первый взгляд стоимость оказалась вполне оправданной - в грамме препарата содержится около ста некоммерческих доз, а его действие заслуживает отдельного разговора.

Попадая в организм, вещество замещает некоторые медиаторы168, глубоко воздействуя тем самым на основу восприятия и мышления (таким же образом действует содержащийся в грибах псилоцибин169). Но одно дело - найти и сьесть немного грибов170, и совсем другое - растворить в ложке несколько кристалликов злоебучего порошка, чтобы употребить все это внутривенно. Любому ясно, что грибов можно сожрать лишь весьма ограниченное количество, а вот порошка в ложку помещается в соответствии со смелыми пожеланиями отважного путешественника. Буквально через минуту после того, как поршень шприца ударит об донышко - принявший вещество человек начинает стремительно меняться. Никакими словами этих изменений не передать, а появившаяся в последнее время мода описывать так называемые “кислотные трипы” - лишь отвратительная забава для самонадеянных бредунов. Верно только одно: для человека, впервые пробующего кислоту, иголка шприца становится подобной перу, а кожа на сгибе локтя - пергаменту, на котором он собственной кровью подписывает договор. Словно молот, разбивающий солнца - кислота уничтожает привычное “я”, из пылающих обломков воссоздавая на его месте совершенно новую личность171.

На собственном опыте убедившись в могуществе нового препарата, Крейзи не стал терять времени даром. Споро запасшись всем необходимым (кислотой, инсулиновыми шприцами, бритвой-мойкой и старой чайною ложкой), он взялся за дело с присущей ему энергией и упорством. Начал Крейзи с того, что собрал всех у себя дома и выступил с речью:

168 Химическими посредниками в процессе передачи нервного импульса являются биологически активные вещества, выделяемые нервными окончаниями. Эти вещества называются нейромедиаторы (син. нейротрансмиттеры).

169 Псилоцибин; (4-фосфорилокси-w -N,N-диметил-триптамин; CH 12O4N2P), индольное производное триптамина, содержащееся в грибах из родов псилоцибе (Psilocybe), панэолус (Panaeolus), анеллярия (Anellaria). После попадания в организм большая часть псилоцибина, теряя О2РО3 группу, превращается в свой активный метаболит псилоцин, активность которого примерно на 50 % меньше.

170 Только небезызвестный Мяфа (Мяфа & С: Курт, Парик и т.д.) жрал по двести пятьдесят штук, остальные обычно довольствуются более скромным количеством - от шестидесяти до ста двадцати.

171 Желающим ознакомиться с литературой по этому вопросу рекомендуем книгу Томаса Вулфа “Электропрохладительный кислотный тест”, повествующую о приключениях Кена Кизи и его друзей.

- Братья! - обратился он к нам. - Кислота - это совершенно особенная вещь, благодаря которой наше движение получит божественную поддержку! Скоро вы сами в этом убедитесь! Нечего попусту рассиживаться - живо за дело!

Под “делом” Крейзи понимал необходимость коллективного употребления кислоты - и к исполнению собственного плана подошел достаточно круто. Его квартира словно по волшебству превратилась в “процедурный кабинет” для всего нашего братства, а сам Крейзи взял на себя обязанности “врача”. Он разработал собственный метод воздействия на психику с помощью кислоты, который уже через небольшое время стал приносить ощутимые плоды нашей организации.

Для этого Крейзи задрапировал у себя в квартире окна плотными занавесками и стал приглашать товарищей по списку - как бы для того, чтобы “посмотреть вместе несколько фильмов”. Согласившихся прийти он немедленно иньектировал кислотой, а тех, кто по каким-то причинам отказывался - тихонько травил ею, щедро подмешивая “волшебный порошок” в выпивку и в коноплю.

Когда кислота “расплющивала” товарищей как следует, Крейзи тащил их в комнату и усаживал перед видеомагнитофоном, который непрерывно транслировал специально отобранные фильмы на телеэкран172. Сам Крейзи к этому моменту повторно “ставился” кислотой, а затем принимался доносить до нас своё видение мира, разъяснять и нашептывать - в чем, cобcтвенно, и заключается его “метод”.

Я хорошо помню атмосферу таких сессий - полутемное помещение, заполненное пряным дымом марихуаны, мерцающий телеэкран и несколько коптящих свечей. Товарищи лежат на диване вповалку с побелевшими лицами, не в силах понять, где проходит грань между происходящим на экране, обьективной действительностью и вещами, про которые толкует нам Крейзи. Постепенно реальность таяла, а живые образы из другого времени и пространства проникали в нашу жизнь - с настойчивостью и остротой хорошо отточенного клинка.

Все смешивалось и переплеталось, окружающий мир приобретал новые качества - как будто полведра красок выплеснули поверх черно-белого полотна. Прошлые представления таяли, словно тьма в преддверии утра - а на горизон