Глава 7. Дети из мокрого тупика

Уличный протест 7 октября 2017 года должен был выглядеть стартовым выстрелом, открывающим самый тяжелый и решающий этап президентской битвы, - уличный переход к прямому давлению на власть, с использованием всей мощи, накопленный за прошлые периоды кампании. Понятно, что с накопленной мощью было так себе, но жидкий план Леонида Волкова никто пересматривать не собирался даже под давлением объективных факторов — мизерного количества верифицированных подписей, массового оттока живых волонтеров и падения интереса у умеренных сторонников.

Какой-то смысловой составляющей у митингов 7 октября тоже не было. От некоторой безысходности решили тогда привязать их ко дню рождения президента Владимира Путина. Действовали по формуле: фурор не произведем, но настроения власти подпортим. Плюс, что уже тогда было немаловажным фактором, в ФБК ясно понимали: явка будет низкая, поэтому необходимо «выезжать» за счет медийного резонанса от задержаний. 12 июня стало для кампании и Фонда показательным уроком. Немногочисленная, но рассеянная вместе с прохожими и сотрудниками органов масса вполне органично вписывалась в общую канву протеста и заставляла обывателя поверить в некоторую грандиозность события. Задержания же делают подобные мероприятия привлекательными для прессы и отлично заходят в лояльных СМИ.

За неделю до митинга обстановка стала нервозной. Страхи накладывались на привычную усталость. Усталость копилась от монотонности и общей неуспешности кампании. Для каждого из нашей московской команды кампания виделась чем-то своим. Равнодушных по-прежнему не было, отсюда шли и постоянные копания в духе «как же так»…

Страхи рождались из прошлого опыта. В памяти крутились даты 26 марта и 12 июня. Лихое и неожиданное массовое 26 марта и «слитое» нами же 12 июня. Чего было ждать теперь? Осознание факта, что мы умышленно «прикрутили» митинги к дате дня рождения президента, не добавляло оптимизма. И ежу было понятно, что мы снова провоцируем власть - нацеливаем ее на аресты самих себя. Только вот не все из нас были столь токсичны в выборе методов и не все мечтали греться пусть в спокойных, но закрытых спецприемниках.

Верхушку федерального штаба всё устраивало. Никто даже не боялся потерять из-за этого надуманного кейса (протест 7 октября) самое главное - нашего кампании. Параллельно с певчими рассказами об успешных турне кандидата по регионам Волков запросто допускал ситуацию, при которой Навального, скорее всего, «закроют» на месяц и кампания останется без последней успешной истории. Между хайпом в международной прессе и реальным ведением кампании Волков снова выбрал хайп. Это лишний раз доказывало внутренним скептикам, что Волков сам не верит в будущее проекта «Навальный-20!8».

Тем не менее, мы с усердием принялись пиарить 7 октября. Придерживаясь осторожной формулы, что мирные собрания граждан предусмотрены Конституцией РФ, мы старались не упоминать, что предстоящий митинг не согласован с органами власти и может повлечь тяжкие правовые последствия для участников. Позже в команде Навального совсем потеряют совесть и начнут откровенно лгать о «согласованности митинга», как, например, будет почти через год после описываемых событий - 9 сентября 2018 года.

За несколько дней до митинга в штаб на Гиляровского пришли с обыском. Такой крупный отряд силовиков - оперативники в штатском, какие-то следователи, грозный ОМОН. Ворвались внезапно и стремительно, но морально мы были готовы. Вся неделя выдавалась очень стрессовой и постоянно ощущалось присутствие полиции, в совокупности c интуитивным ожиданием арестов.

Ворвавшись в штаб, силовики сразу заблокировали на вход и выход всё помещение. Нам кое-как удалось выпроводить наших младших сотрудников, чтобы минимизировать количество возможных арестов и неприятностей для людей. Внутри остались Николай Ляскин, я, штабной юрист Дмитрий Волов и Елена Слесарева. Бремя вынужденного общения с силовиками сразу легло на меня и Ляскина. Волов заметно растерялся и на волне этого стал пререкаться со следователями, стандартно попытавшихся установить наши личности перед тем, как начать следственные действия. Самое забавное, что поводом для обыска послужило уголовное дело о нападении на Ляскина, когда того ударили трубой по голову недалеко от штаба. Никаких физических последствий от удара у Ляскина не случилось, но дело повернулось так, что Николай сам организовал на себя покушение. Ни я, ни кто-либо другой из команды в эту чепуху не верили и поэтому прибывали в некотором шоке от цинизма ситуации, а теперь еще и от повода для обыска. Втянувшись в дурацкий скандал с сотрудниками в штатском, Волов поставил себя в тупик. Из-за мелочи в такой ситуации — принципиального отказа продемонстрировать свой паспорт из собственных рук. Сотрудники теперь тоже шли на стандартный принцип и собирались Волова непременно задержать. Воспользовавшись всеобщей сумятицей, мы предложили Дмитрию по-быстрому покинуть штаб, так как это оставалось единственным способом избежать больших неприятностей. Он с видимым удовольствием испарился из штаба, а следователям ничего не оставалось, как согласиться с нашим доводом, что Волов и не обязан присутствовать при процедуре обыска.

Номинально оставшись без юриста и в целях расширения адекватной численности команды поддержки - мы срочно запросили у Фонда адвоката. Руководства ФБК, в частности Рубанов со Ждановым, следило за всеми перипетиями обыска через камеры, которые продолжали исправно работать. Приезд адвоката, надо признаться, обрадовал нас мало. Им был не кто иной, как тот самый друг Жданова, которого он регулярно подключал к хорошо оплачиваемой работке от Фонда. Адвокат не стал мучать вопросами правоохранителей, а принялся плоско шутить, после чего перешел к обсуждению рынка муниципальной аренды. Нам же было смешно и грустно одновременно, но грустнее стало больше, когда адвокат в самый разгар обыска захотел покурить и ушел на улицу, откуда назад в помещение его не пустили молчаливые сотрудники ОМОНа. После ухода из команды Навального я по-прежнему наблюдал через сводки новостей и твиттер, как этот чудо-адвокат продолжает плодотворное сотрудничество с кампанией и ФБК. Вот уж незаменимый помощник!

Обыск шел напряженно. Завидев какой-то печатный материал, сотрудники тут же его забирали и складывали в одну кучу на первом этаже. Всё стало ясно. Основной целью было изъять весь материал, который мог пригодиться нам на митинге.

Оставшись без адвоката, мы не стали сдаваться и с помощью знаний норм права и здоровой настойчивости буквально принудили сотрудников в штатском пересчитывать все изымаемые материалы, вплоть до каждого экземпляра. Тем это явно не нравилось. Все цифры были занесены в протокол, что сразу создавало хороший задел на скорый возврат. Хорошее снабжение агитационными материалами начиналось в кампании «Навальный-20!8» только перед протестными митингами, поэтому, наученные горьким опытом, мы сразу прятали часть на следующий период. Это же и позволило нам спасти какую-то часть от изъятия. Изъятое же вернуть впоследствии не удалось, да Волов и не старался. Он был давним другом Навального и отлично понимал — таких, как он, из кампании не увольняют. Блатной иммунитет.

В какой-то момент обыска оперативники заинтересовались товарами для онлайн-магазина. Товары представляли из себя обыкновенное китайское шмотьё с символикой кампании и желтых резиновых уточек из ролика «Он вам не Димон». Увидев это по камерам, Рубанов сразу встрепенулся и начал писать:

- Не допустите изъятие товаров!

- Я понимаю, сделаем всё возможное.

- Они, что не понимают!? Товары оформлены на другое юридическое лицо, не «Пятое время года»!

- Уверен, им всё равно, но сейчас максимально упремся.

Рубанова мало интересовала наша судьба, тревога началась, только когда оперативники «позарились» на товары из магазина. Уточки, вестимо, важнее сотрудников.

Обыск шел почти пять часов. Обошлось без задержаний, но весь материл, находившийся в штабе, полиция изъяла — кроме товаров для магазина, за которые мы буквально легли костьми. Напоследок оперативники пообещали «веселый уикенд» и удалились. И действительно, некоторых из них я увидел рядом с собой уже на Тверской улице 7 октября.

За неделю до митинга пресс заметно усилился. Я стал замечать людей возле штаба, которые днями напролет сидели в своих машинах и наблюдали за входом, а после закрытия резко срывались. Домой к родителям наведался участковый. Через несколько дней он вернулся снова, но с несколькими мужчинами в штатском, очевидно оперативниками. Вопросы были стандартные, но семья была напугана: «А где ваш сын живет? А давно ли вы его видели? Где он работает? Дайте его контакты». Для моей семьи всегда было стрессом подобное общение. Это я был привыкший к подобным моментам, а им внимание полиции доставляло дискомфорт и большую тревогу.

Зачем они ходили по месту регистрации, остается загадкой, ибо за мной была слежка и органы прекрасно знали, где я живу, когда уезжаю и возвращаюсь с работы. Однажды, аккурат перед обыском, случился примечательный момент. Перед работой, с самого утра, решил недолго прогуляться с дочкой в парке рядом с домом. Выйдя из подъезда, сразу увидел странного мужчину, который пошел за нами следом, метров через 30-50. На входе в парк он отпал, но появился другой. Такой же одинокий странник в неприметной одежде. Так мы и гуляли, я с 4-летней дочкой, а где-то сзади внимательная пара глаз. Поехав на работу, решил не рисковать и взял такси. Конечно, сразу увязалась машина с двумя характерными супчиками. Теорию о паранойе сразу разбивает тот факт, что эта машина потом стояла некоторое время у штаба.

Перед митингом произошел еще один шокирующий момент. Случайно заехав после работы домой забрать зарядку, я обнаружил единственную комнату в квартире в беспорядке, некоторые ящики были открыты. Слава богу, семью я уже предусмотрительно отправил за город, понимая, что обстановка накалена. Видимо, была попытка «неформального» обыска. Люди не ожидали, что я заеду в тот вечер.

На сам митинг, понимая его опасный статус, мы решили не брать большую часть сотрудников, опасаясь за их свободу. Но идейные Николай Касьян и Алена Нарвская уговорили их отпустить. Это был уже больше их протест, чем наш - поколения тридцатилетних. Мне было тяжелее найти романтическую мотивацию идти на бесполезный по сути митинг. Их же юношеский максимализм с лихвой покрывал вылезающие бреши в логике и принятии действительности. Еще пару-тройку лет назад я сам был таким.

7 октября стало митингом молодежи — неконтролируемой, всплывающей откуда не возьмись, стихийно, неорганизованно, маленькими группами. Я практически не встретил знакомых лиц. За прошлые пять лет такого не случалось никогда. Бывалые активисты и сторонники Навального в основной массе своей куда-то подевались. Кругом были совсем юные, безусые создания. Кто-то как будто прямо с уроков, со школьными ранцами. Они были повсюду и скандировали своими ещё не оформившимися голосами чужие лозунги. Лозунги, от которых с обидой на себя отвернулись их прежние хозяева.

Было очень мокро, временами мерзко моросил дождь. Мы двигались по кругу по Тверской улице — по часовой стрелке, вверх и вниз. После третьего круга стало казаться, что это натуральный «бесконечный тупик», из которого нет выхода и в который нет входа. Обувь стала напоминать мокрые тряпки, появилась дрожь, а люди всё ходили и ходили. Полицейские как будто издевались над демонстрантами, не желая никого задерживать и тем окончить это бессмысленное паломничество. Навального не было, он уже находился в спецприемнике и отбывал административный арест. Прекратить круговые шатания было некому.

Тогда я грустно предложил нашей штабной кампании:

- Пойдемте уже отсюда, это тупиковая ситуация, так можно ходить годами…

- Давайте еще круг и пойдем, - предложил компромисс мудрый Ляскин.

На последнем круге зарядил мощнейший ливень. Это был радикальный знак к отступлению. Мокрые до нитки, никем не задержанные и успевшие замерзнуть, люди потянулись к метро «Пушкинская». Отсутствие задержаний похоронило план Волкова-Навального на жгучий резонанс.

Как оказалось, после наших сектантских брождений образовалась небольшая группа автономной молодежи, решившей пойти на Манежную площадь и основать там бессрочный протест. Казалось бы, к этому мы всех и подводили, на это мы всех и «качали» в общей концепции кампании - давить на власть и регистрировать в обход норм права своего кандидата. Но собравшиеся на Манежной площади не знали одного страшного момента - уличная тема, идущая не от ФБК, никогда ФБК поддержана не будет. Даже если это сторонники Навального и самые преданные волонтеры кампании. Среди руководства не терпели сентиментальности, там правила бал целесообразность - прежде всего финансовая и, чуть ниже, политическая. Собственная целесообразность. Протестующие с Манежной никому в Фонде не сдались, с этой темы было не навариться, а вот поиметь лишних проблем - легче легкого. В связи с этим из ФБК сразу пришла директива: никакой помощи не оказывать, информационно не подсвечивать, стараться не контактировать. Если называть вещи своими именами — сливать протест.

Ребята же остались на Манежке, на ночь, дело принимало серьезный оборот. В нас летели просьбы о помощи от хорошо знакомых волонтеров, наших активистов. Но мы, московский штаб, были связаны по рукам и ногам.

Вдруг в федеральном штабе пошли вынужденные диспуты. Беда пришла, откуда не ждали, — неожиданно взбунтовались регионы. Всё началось со внутреннего чата SMM-специалистов. Люди из регионов недоумевали: почему главный штаб «сливает» своих же активистов? где действия по их прямой поддержке? Для успокоения масс в чат отправились бывалые парламентеры, тот же Ляскин, и всё постепенно успокоилось. От московского штаба на Манежную площадь мы отправили Николая Касьяна с задачей призвать всех расходиться. Почему не поехали мы с Ляскиным? Был велик риск сразу «вылететь» с работы. Волков только и ждал этого момента. Пришлось немного подставить Касьяна, который стоически выполнил свою миссию, но покидал протестующих под неодобрительный гул.

Определенная часть активистов, бывших тогда на Манежной, позже отвернулась от нас. На своей шкуре они прознали, что такое «один за всех и все за одного» со стороны Фонда по борьбе с коррупцией. Очень похожая ситуация произойдет ещё через год, когда после блеклого протеста 9 сентября 2018 года в Москве молодежь объявит бессрочный протест — и его снова «сольют» из Фонда. История повторилась и будет повторяться снова и снова, как та музыка, что будет вечной.

Так скромно и без прорывов, намеков на успех и критическую массу сторонников, необходимых для прямого давления на власть, мы подходили к решающему этапу. Этапу выдвижения нашего кандидата на пост Президента России. Жаркий декабрь, которого мы ждали пять лет, неумолимо приближался.