Глава 5. Как превратить куб в шар, не привлекая внимания полиции

В конце лета главным политическими событием в Москве стала отнюдь не наша кампания по верификации подписей за выдвижение на президентские выборы Алексея Навального, как мы надеялись. Скандальных инфоповодов стало меньше, волонтерские страсти шли на убыль, а параллельно с этим всё больше политического пространства захватывали муниципальные кампании. Дмитрий Гудков с со своим главным технологом Максимом Кацем запустили общегородской избирательный процесс, который они назвали «политический Uber». Со стороны «Uber» казался верхом технологической мысли: весь сервис для кандидатов был прост и удобен, абсолютная доступность и прозрачность, потрясающие возможности в онлайне, налаженная коммуникация в сетях и мессенджерах. Если Леонид Волков безнадежно застрял в 2013 году в отношении стратегии и сервисов для сторонников и избирателей, то Гудков с Кацем шли вперед и использовали самые передовые методы. Именно у них я, кстати, подсмотрел модель системы для построения городской сети волонтеров на базе платформы Telegram, разумеется, адаптировав её под цели и возможности нашей кампании.

Надо отметить интересный факт: после разгона нашей команды и даже после декабрьского скандала, связанного с моими публичными откровениями, система чатов в Telegram’e продолжала функционировать и только с помощью нее наши сменщики смогли как-то вести дальнейшую работу, при этом не привнеся в отлаженную систему ничего нового. Волков смотрел на нашу выстроенную городскую сеть с традиционным предубеждением, так как это была сугубо московская идея и инициатива без какого-либо его участия. Наш опыт, однако, оказался столь успешным, что, общаясь с волонтерами в первый день работы нового помещения на Гиляровского, даже Волков был вынужден отметить эффективность нашей городской сети и пообещал начать внедрение данной Telegram-технологии даже в других регионах. Чтобы остаться с читателем полностью искренним, должен признаться, что рост участников в окружных чатах сильно замедлился еще в июле и снова стал расти только к концу августа, когда более-менее заработала верификация и в штаб стали приходить новые люди.

По поводу муниципальных кампаний у нас была примитивная и удручающая директива, полученная прямиком от руководства кампании. Нам предписывалось игнорировать любые просьбы сторонников помогать муниципальным кандидатам, даже тем, кто являлся по совместительству нашими волонтерами или идейными собратьями. Волков всегда был болезненно ревнив к чужим успехам, а тут еще вполне успешный проект Каца, его старого врага, от одного имени которого у Леонида начинался нервный тик. Исключение составил только Илья Яшин, даже не его команда по Красносельскому району Москвы, а именно сам Яшин. Фонд с первого дня планирования выдвижения Яшина по полной «впрягся» в его кампанию. Разрешалось пиарить его в сетях, перед волонтерами, на любых собраниях, никаких запретов и табу — сплошной зеленый свет.

Остальным кандидатам пришлось отказывать даже в банальных просьбах разместить информацию в окружных чатах. Люди выражали справедливое недовольство, многие из них долгие часы и дни отдали во благо нашей кампании. Им было от чего огорчиться. Красивый тезис Навального «помогите нам, а потом мы сделаем всё для вас» оказался не для них. Пошла череда публичных склок, грозивших перерасти в резонансные конфликты. И снова «выручило» начальство, поручившее нам придерживаться несколько дураковатой, но действенной версии: всем кандидатам мы помочь не сможем, поэтому не будем помогать никому. Волков всерьез полагал, что подобный скрипт поможет уйти от ответственности перед людьми. Впрочем, для определённой аудитории это действительно сработало.

В сентябре мы помогали только Яшину. В день голосования Фонд с помощью штабных ресурсов организовал в Красносельском районе экзитполы. Все лучшие ресурсы были брошены туда и только туда. Сотрудники социологического отдела ФБК лично приехали забирать информацию. После выборов, когда аппарат Навального начал плотно «вести» деятельность Яшина, мы продолжили регулярно выделять лучших волонтеров под красносельские задачи, в частности под осмотр местных объектов на соответствие муниципальным закупкам и т.д.. Координировал весь процесс аппарат Навального, что говорило о важности конкретного направления лично для него Алексея.

Остальных муниципалов мы выручили разве что попытками подсобить с наблюдателями. Хоть объемы активности были и мизерные для мегаполиса, а мы направили всего несколько сот наблюдателей, штабной координатор по московскому наблюдению Анна Барвашова сделала всё возможное, призывая разуверившихся в нас кандидатов приносить свои направления на избирательные участки.

Я с особой горечью смотрел на эту ситуацию. Еще с осени 2016 года, после завершения кампании Николая Ляскина в Госдуму, вместе с парой единомышленников мы начали партийный проект по подготовке кандидатов к муниципальным выборам. Хотелось встряхнуть московское отделение Партии прогресса. К тому моменту оно уже несколько лет оставалось единственным островком жизни в тлеющей партии. Был разработан подробный план подготовки: непосредственная работа в районах, доступные сервисы для жителей, основательная «прокачка» самих кандидатов. Кандидатов набирали из наиболее активных партийцев, к тому моменту таковыми считались молодые ребята из нашей немногочисленной команды. Основная масса московского отделения без энтузиазма отнеслась к нашей затее, мало кто уже надеялся на нужность этой партии Фонду и Навальному лично. Старые партийцы, признаться, сразу же выбрали проект Гудкова-Каца, посчитав, что там наиболее серьезные намерения. Забегая вперед, скажу, что только эти мудрые люди, не надеявшиеся на поддержку и внимание от Навального и ФБК, стали из всей партии единственными муниципальными депутатами. В итоге партию они по понятным причинам покинули.

К старту «прогрессовского» проекта в ноябре удалось собрать десяток активистов, готовых полностью отдаваться работе в районах. Еженедельно мы проводили проектные собрания: читали лекции и инструктажи, раздавали задания, следили, как будущие кандидаты работают с районными проблемами. С развитием проекта, несмотря на наши собственные попытки выстраивать дипломатию со всеми демократическими силами, люди к нам не шли. Видимо, бросалось в глаза, что Навальный не заинтересован в подобных проектах и реальной поддержки для нас не будет. Так и вышло. Руки периодически опускались, но проект мы не бросали. На голом энтузиазме, с надеждой на будущее и собственное старание. Альтруизм и самаритянство в чистом виде, юношеский максимализм.

Разговоры на тему муниципальных выборов лично с Алексеем Навальным сначала сводились к неприкрытому скепсису с его стороны: «Ну, что от этих мундепов зависит, никакой власти и влияния они не имеют, стоит ли вообще в это лезть?» Так он рассуждал в декабре 2016 года. Затем риторика немного сменилась, но снова ничего определенного: «Ну, конечно, в августе или ближе к нему вернемся к этой повестке, кому-то будем помогать». В точности так Навальный рассуждал уже в феврале 2017 года. Он просто не захотел опускаться до жизни и проблем реальных людей, в его словах регулярно присутствовало стойкое желание оставаться в виртуальной политике, изображая большого федерального воротилу.

Вся обстановка недвусмысленно намекала, что муниципальный проект ему не нужен, а московские выборы всерьез в Фонде не воспринимают и ресурсы тратить на них не собираются. Вот так один из двух работающих проектов Партии прогресса (первым был правозащитный проект «Прогрессивное право») оказался не нужен, вместе с опытной молодежью, готовой к прямой и конструктивной работе с населением, имевшей самые реальные шансы стать депутатами. Но фондовским умам было не до того: их умы будоражила федеральная кампания с искрометными выступлениями Волкова о секретном, но могущественном плане, который он бережливо записал на листочек бумаги, чтобы враги, натурально, не прознали формулу победы. Впоследствии никто так и не понял, что это был за чудный план и чего удалось благодаря ему добиться. А сам волшебный листочек остался таинственно тлеть в волковских закромах, видимо, в ожидании новых побед. Да и был ли мальчик, никто не знает.

Вместе с несостоявшимися муниципальными депутатами мы и вели московскую кампанию «Навальный-2018». После закрытия проекта наши кандидаты вынужденно поставили крест на муниципальных амбициях. Чтобы не бросать доверившихся партии людей, мы решили взять их по возможности на работу в штаб. Разумеется, с учетом их способностей и желания выносить запредельные рабочие нагрузки. Некоторых товарищей пришлось позже уволить - не все восприняли начавшуюся кампанию с должной серьезностью. Поведаю один такой эпизод: после кампании Ляскина мы привели в партию молодого парня, перспективного активиста, студента последних курсов МГУ Игоря Азарова. Игорь работал менеджером на ресепшене - регистрировал и общался со сторонниками. Работа несложная, но требующая максимального внимания и заботы к людям. После первых «наездов» собственника помещения на наш штаб на волне хайпа Ляскин написал в твиттер, что штаб переходит на круглосуточную работу. Собственник вместе с ЧОПом могли ночью захватить штаб, пока там никого не будет. Часть команды была вынуждена остаться, среди них был Азаров. В тот вечер проходил финал футбольной Лиги чемпионов, мы организовали публичный просмотр, под пиццу и лимонад, волонтеры подтягивались «тусить» в штаб. Вместо исполнения своих обязанностей Азаров вместе со всеми пошел смотреть футбол. На вопрос мужчины, приехавшего зарегистрироваться волонтером, Азаров ответил в духе «уже поздно, рабочий день закончен, приезжайте завтра и вообще - вы разве не видите, что я смотрю футбол, запишите мой номер и до свидания». Позже Азаров и вовсе пошел спать, на утро соврав руководству, что дежурил всю ночь. Конечно, он был уволен. Азаров не смог понять причин скорого увольнения, для него Навальный остался доступным способом протестно и весело проводить время, быть в тренде, буйным и модным. Таких как Азаров было большинство молодых волонтеров, не обладающих глубоким политическим сознанием, зачем и для чего они поддерживают кампанию. Дальше примитивных лозунгов у таких дело не шло. Нам же удалось собрать хоть и молодых, но думающих сотрудников, понимавших суть и ценность подобного самопожертвования. Работы, как в московском штабе, врагу не пожелаешь: бешеный график, дьявольское напряжение, отсутствие выходных, постоянный риск вляпаться в неприятности с законом. Но мы горели, не вождизмом, не офисными интрижками, а желанием доказать самим себе, что можно пахать по-настоящему, как в лучших сериалах, добиваться невозможного. И Навальный тут был совсем не при чем, от него остался один светлый образ и вечные указания всё неприятности списывать на беспредел «партии жуликов и воров».

За всё времени кампании, а прошло уже более четырех месяцев, сотрудники московского штаба и наши волонтеры видели Навального всего один раз. Да и то, это случилось, когда он заехал на открытие первого штаба на набережной, где собралось совсем немного народа, человек тридцать, в подавляющем большинстве участники молодежного движения «Протестная Москва». Тогда приезд Алексея был неожиданным даже для сотрудников, поскольку нигде не анонсировался. Видимо, сработал теперь уже интуитивный страх Навального, что на фотографиях не будет огромных толп и искусственных очередей. На открытие второго штаба Навальный приезжать и не собирался, так как аудитория в несколько сот человек «зазвездившегося» кандидата уже интересовала мало, да еще и Волков удачно подсуетился, решив лично «засветиться» перед щедрой на заголовки либеральной московской прессой. Нелепый августовский инцидент, в шортах и с развязной гламурной компашкой, считать за визит кандидата было бы совсем неприлично. А у волонтеров и активистов закипало: где кандидат? почему он игнорирует Москву? Ляскин — хорошо, но где Навальный?

Почему федеральный штаб в лице Леонида Волкова так не хотел делать встречу с Навальным? Причины на самой поверхности. Одного дело тараторить в эфирах про десятки тысяч активных сторонников в одной только Москве, и совсем другое — показать людям объективную реальность. Волков прекрасно знал статистику московского штаба про максимальный актив в 200-300 волонтеров и массовый спад общественного интереса к активностям кампании. Потерпеть фиаско в Москве — и всё, не отмоешься никакими региональными митингами, на которые люди ходят как на праздник, и совершенно неважно, кто на сцене.

Но вследствие давления немногочисленных, но мотивированных московских активистов штаб решил-таки организовать встречу с Навальным в столице. Как и с поиском помещения под московский штаб, подходящие варианты отбирал и лично осматривал сам Ляскин. Потянулась вереница неудач. Большинство арендодателей и предпринимателей отказывалось с нами связываться моментально. Скандальная слава еще никому не помогала, а тут были свежи в памяти и поисковиках июльские события. Сомнительный хайп с провокацией властей продолжал аукаться. В свою очередь те, кто уже согласился сотрудничать, через какое-то время отпадали пачками. Здесь могло быть только два варианта. Первый — невероятная работа спецслужб: доступ ко всем частным перепискам руководства, неустанная слежка. Второй вариант — информация оперативно «сливалась» кем-то из руководства, кто был в курсе, а это очень узкий круг: сам Ляскин, Волков, Навальный, Рубанов, Марус, Жданов. Посмею предположить второй вариант, уж слишком серьезно эти лица подходили к безопасности в онлайне, а в живом общении всё обсуждалось крайне приватно и без посторонних. За этот вариант также говорит тот факт, что органы не всегда опережали нас даже в уличных акциях и запутать их было делом нехитрой техники. В случаях с арендой помещений удары наносились точно и по нужным вариантам.

Любопытный случай произошел с подготовкой встречи, если мне не изменяет память, в клубе Volta. Тамошняя площадка идеально подходила под требования Елены Марус, арт-директора кампании и супруги директора ФБК Романа Рубанова. Фонд давно лелеял мечту провести статусную и пафосную встречу в стиле Хиллари Клинтон, на президентскую кампанию которой равнялось всё руководство, включая Навального. Под грифом строжайшей секретности, в подготовке принимали участие только избранные. При подключении рядовых сотрудников использовалась запутывающая конспирация. Как итог площадка с треском слетела. При этом руководители успели «влупить» на закупку дорогих материалов и работу специалистов больше миллиона (!) рублей. Сумма была солидной и этот факт решили огласке не придавать. Ограничились постом от самого Навального и шутками между собой. Хитом на пару недель стала шутка про красный ковролин. Ковролин накупили в огромном количестве для сооружения «красной ковровой дорожки», как на вручениях киношных премий типа «Оскара». В нашем случае вместо голливудских звезд должен был торжественно пройти Навальный. Дорожку планировалось оградить золотыми столбиками с лентой и приставить к ним специальный отряд из волонтеров. Куда потом делись залежи красного ковролина, осталось тайной, но шутки про него ходили еще долго.

Многих арендодателей смущала юридическая схема, которую подсовывала им кампания. С нашей стороны предоставлялся договор от имени Некоммерческого фонда по поддержке средств массовой информации «Пятое время года», подписывался везде Волков. Как водится, в таких ситуациях одна из сторон всегда живо интересуется, с кем заключает договор и чем фактически занимается арендатор. Во многих случаях ответить было нечего, так как кроме финансовых операций по расходам кампании этот фонд больше ничем не занимался. Опытные предприниматели боялись подставы, далеко не все верили в байку о «деньгах от народа» в сомнительном фонде и это стало немаловажным факторов многочисленных отказов.

После долгих мытарств встречу в Москве все-таки провели, но при весьма странных обстоятельствах и только в середине сентябре. Фонд уже имел на руках социологию, мы все прекрасно понимали, что дела кампании идут не в гору, даже после запуска верификации в Москве и других регионах. Тем временем Ляскину удалось договориться по одному из помещений на заводе «АРМА», с максимальной вместительностью всего на 400-500 человек. На большее в Москве и рассчитывать не приходилось даже в сентябре, когда «дачный сезон» остался в прошлом. Социология показывала, что как кандидат Навальный московских активистам не слишком интересен. Новая волна воспринимала его как героя Интернет-мемов и экстремальный способ выпустить молодецкий пар. Скучноватая встреча с обсуждением тезисов так и не вышедшей программы мало кого могла прельстить.

Вышло еще хуже, чем могло бы. Непонятно чье это было решение, но анонс и приглашения мы запустили всего за день до самой встречи. Для приглашений использовались только электронные почты зарегистрированных сторонников и система окружных чатов. Вероятно, руководство переоценило активность сторонников и подумало, что из мифических шестнадцати тысяч на сайте точно придет несколько тысяч, что вызовет коллапс на входе. Пришло 150 человек. Навальный выступил с общей речью, которая ничего кроме популистских фраз широкого толка, в себе не несла. Пообещал скоро выпустить программу, но, как мы знаем, программа вышла в самом конце кампании, в декабре, и никакого впечатления на сторонника не произвела.

Волков был в бешенстве от такого количества зрителей, но это и был весь наш лояльный агитационный актив. Пошла команда не пускать прессу, любую, даже самую лояльную. Побоялись фотографий с жидкой толпой. Я взял на себя функцию безопасности и наладил организованный проход, что позволило успешно отсечь несколько групп явных провокаторов и неизвестно зачем явившихся полицейских. Бросалось в глаза поведение сопровождавшей Навального команды, его ближайшего аппарата — двух пресс-секретарей, директора ФБК, руководителя кампании, супруги. Они вели себя как аристократический бомонд, расположившись в специальной ложе, из которой был отличный вид на сцену, но куда был закрыт проход обычным сторонникам. Мы даже были вынуждены поставить специального волонтера, чтобы никто не надоедал почтенной публике вопросами.

Волков цеплялся за любую мелочь и вел себя неадекватно. Перед встречей мы выставили навигацию из волонтеров в фирменной символике. У метро оказалось несколько наших агитаторов с шарами. Одну нашу активистку Александру Соколову задержала полиция, она успела об этом написать и всех предупредить. Кстати, благодаря сигналу от Соколовой нам удалось избежать задержаний всей нашей навигации, а это десяток человек. Волков рвал и метал, что этот инцидент сейчас обрушит всю явку и клял нас за неумение грамотно скрывать ненужные задержания. В разгар встречи, когда стало ясно, что людей мало, но с организацией полный порядок, Волков подошел ко входу в зал, где мы с Ляскиным что-то обсуждали. В полной задумчивости, смотря в пустоту, Волков начал страннейший диалог:

- Чуете? (Шмыгает носом и подносит к нему свои сжатые в пятерню пальцы.)

- Что такое?

- Звездочкой пахнет. (Морщится.)

- Какой звездочкой, Леонид? (С позитивом, свойственным подчиненным перед начальством в нелепых ситуациях.)

- Ну, пахнет прям, звездочкой. (Переводит блуждающий взгляд на Ляскина и пристально на него смотрит.)

- Сейчас попросим на полную включить вытяжку…

Волков загадочно удалился. Что он имел в виду и стоило ли вообще рассматривать подобное поведение Волкова как своеобразный сигнал? Леонид так намекал, что нам сорвали встречу? Низкая явка из-за полиции и всех подряд? Леонид просто решил выразить обязательное «фи», не придумав ничего менее вычурного? Леонид просто устал и страдает от каких-то запахов, которые ему мерещатся? На все вопросы ответ был один: Волков окончательно окуклился в своем мире, как это уже ранее случилось в конце мэрской кампании в недостижимом теперь 2013 году.

Николай Ляскин предложил не ломать голову над волковскими странностями, а просто работать дальше. Встреча еще продолжалась. Но осадок остался, видимо от того, что этот случай с Волковым был наглядной квинтэссенцией его поведения за последнее время. Сумасбродная загадочность и непредсказуемость.

Но самое характерное произошло уже после выступления кандидата. Навальный приехал на встречу с новой охраной — дебильного вида лбами в темных костюмах. С самого начала они начали вести себя вызывающе и без какого-либо понимания политической специфики происходящего. Амбалам просто было невдомек, что они охраняют политика, а пришедшие на мероприятие люди — не скот, а его сторонники. Еще на входе охранники начали грубо общаться с пришедшими и требовать входить строго по одному с определенным интервалом. С горем пополам удалось объяснить, что мы не в лагере, и бегло обозначить им специфику выявления провокаторов. Ситуацию удалось выправить и скандала не случилось. Но после речи и короткой автограф-сессии Навального секьюрити снова раздухарились. Навальный был вымотан и хотел уже быстрее уехать, плюс на лице кандидата легко читалось недовольство от малочисленности зрителей. Охрана стала грубо всех выгонять из зала, буквально «зачищать» помещение от людей, выпихивая их к дверям на улицу. Вся команда бросилась им объяснять, что это наши волонтеры и они просто хотят сделать фото с Навальным. В суматохе один из амбалов в брутальной форме вышвырнул нашего юриста-волонтера Константина Мальцева, помогавшего нам всю встречу. Один мужчина попытался зайти в зал, объясняя, что он приехал издалека и хотел бы задать несколько вопросов, на минуту. Его оттащили под локти. Я вышел к нему на улицу и, как смог, ответил на вопросы. Мужчина ехал с окраины после работы, обычный работяга из Московской области, в пакетах продукты домой, поздно узнал о встрече и вот не успел на выступление Навального.

Сентябрьская встреча дала ответы на многие вопросы. Бросалось в глаза, как всё изменилось со старых добрых времён. Другой Навальный. Другое отношение к людям. Другая общая атмосфера. Праздник политического непослушания закончился.

 

***

С открытием второго штаба, на Гиляровского, появлялись новые возможности для планомерного развития по-настоящему массовой активности на улице. Почему-то тогда нам казалось, что в конце лета кампания не будет скупиться на агитационный материл и мы сможем повторить успехи мэрской истории 2013 года. Плюс из нашей команды не выветрились прошлогодние воспоминания о кампании Ляскина в Госдуму. Год назад, также в конце августа и начале сентября мы уверенно ставили свыше 20 агитационных точек и раздавали не менее 5.000 агиток в день. И это с учетом того, что у нас не было крутого рупора в YouTube, не было фанатеющих масс из юных свидетелей революции.

Со второй половины августа сначала Леонид Волков, а потом и все ответственные лица из федерального штаба стали сетовать на дефицит средств. Всё по российской классике. Мол, денег нет, но вы держитесь. «Готовится большое турне по регионам и все деньги идут туда, расходуйте материалы с умом». От позора и натурального растерзания со стороны волонтеров нас спасло само общество. Я уже отмечал, что по сравнению с 2013 годом и даже последующими кампаниями в 2017 году типичный волонтер стал совсем другим. Средний возраст просто рухнул, куда-то подевались все состоятельные и состоявшиеся активисты и «продвинутые» люди среднего возраста, которые так выручили мэрскую кампанию своей идейной агитацией и эффективностью. Бывало, что за целый день в штаб заходили сплошь одни несовершеннолетние, сугубо чтобы сделать селфи и взять несколько стикеров. Лично я не встретил ни одного знакомого волонтера с 2013 года.

До начала процесса верификации «политическая педофилия» особенно процветала в наших стенах. Верификация немного выровняла ситуацию, ведь оставлять подпись могли только совершеннолетние граждане или те, кому исполнится восемнадцать на момент выборов. Кстати, мало кто знает, но сам термин «политическая педофилия» ввел в обиход не кто иной, как Алексей Навальный. Случилось это в конце марта 2017 года на очередной летучке федерального штаба. Шло публичное обсуждение данных о зарегистрировавшихся на сайте и речь зашла о проценте несовершеннолетних и малолетних сторонников. Малолетних оказалось около 18%. Алексей в изумлении хрюкнул. Его удивление было не с оттенком явного разочарования, а скорее с позитивными нотками. После фразы «политическая педофилия какая-то» менеджер ФБК Анна Додонова моментально начала мямлить про «неокончательность результатов», «продолжаем анализировать» и пр. Додонова была стреляный воробей и съела не один пуд соли на фондовских интригах, она знала и чтила все фондовские «скрепы», поэтому от греха подальше подстраховалась. Конечно, сам Навальный был обеими руками за «политическую педофилию». На фоне тотального спада и разочарования бывалых сторонников, особенно после развала «Демократической коалиции», эти малолетние ребята давали Навальному новые козыри: они были полностью его, никаких других лидеров из оппозиции они не знали и потому не признавали. Это была новая версия «сетевых хомячков», способных «прокачаться» за пару лет до «сетевых псов», готовых рвать по первому обвинению вождя. Не будучи глупым человеком, Навальный еще в марте понимал, я уверен, что «продавить» власти в 2017 году не выйдет, да и выиграть у Путина нереально, потому надо хватать молодежь и натаскивать на следующие выборы. Про большое подспорье в переговорах с западными спонсорами и говорить нечего. Ведущие американские фонды IRI и NDI захлебывались слюной от одних перспектив массово поработать с молодыми россиянами, наконец-то выйти из замшелого круга одних и тех же профессиональных оппозиционеров, катающихся на учебные курсы в Прибалтику или Польшу как к себе в офис на Автозаводской.

Но был в новой поросли один большой и жирный минус. Эти молодые ребята быстро теряли кураж, были не готовы к регулярной агитации и воспринимали всё через призму сетевого позерства. Признаюсь, чтобы адаптироваться к их мизерным возможностями в агитации, у нас ушло немало времени. По прошлым кампаниям в Москве были минимальные стандарты: волонтер на агитационной точке раздавал не менее 300-400 экземпляров листовок или газет. Газеты, кстати, всегда расходятся лучше листовок. В 2017 году мечтать о таком даже не приходилось. Пока мы не разобрались в новых реальностях, типичный диалог с молодим агитатором «Навальный-2018» зачастую выглядел так:

- Ты отправляешься агитировать на очень людную и проходную точку, сейчас самый прайм-тайм по времени, вот тебе 200 газет (абсолютный минимум)!

- Извините… это очень много.

- Сколько тогда дать?

- Можно 30-50? Я ненадолго, на часок.

30-50 газет! Некоторые умудрялись даже возвращать излишки. Отсутствие внутреннего стержня, зачем и для кого ты агитируешь, выражалось в качестве работы. Ребята фотографировались для соцсетей и ехали тусить дальше. В мэрскую же кампанию у людей была осознанная мотивация, цели были определены, да и сама кампания не была так бездарно размазана по времени. Лично я раздавал по 500-600 листовок на одном агиткубе, причем я там был далеко не лучший и не один. В президентскую кампанию в Москве нам не согласовывали кубы, но устраивать одиночные точки агитации нам никто запретить не мог, чем мы охотно и пользовались.

Фирменным ноу-хау московского штаба, во многом вынужденным, стало учреждение «Дня шара». Кампания шла с мая, сейчас был конец августа, люди сильно устали от однообразия наших идей и планов, отсутствия мощных подач от Навального и присутствия эфирного бахвальства Волкова. Люди ждали от нас чудес, лимит доверия таял на глазах. Жизненно важно было ввести понятную и доступную традицию, ограниченную по времени, чтобы собрать в агитационный кулак просевшие человеческие ресурсы. Волков постоянно ворчал: «В Москве не видно кампании — где уличная агитация?» Этим он более всего походил на заплывшего жиром статусного чиновника, давно не осознающего суть происходящего вокруг - дефицита материалов, отсутствия свежей и вообще любой мотивации, кроме высоких слов о «прекрасной России будущего». Социологию людям по-прежнему не показывали, да и статистика вбрасывалась никудышная.

Воскресенье, на месяц или больше, стало днём агитационной мобилизации, тем самым «Днем шара». Всю неделю наши молодые менеджеры обзванивали московские базы волонтеров, которые мы, не будучи дураками и основываясь на горьком опыте, сразу догадались завести отдельно. Почему завели свои базы, а не понадеялись на федеральную? Всё просто. Особенностью «волковских» штабов ближе к середине кампаний становилась крайняя бюрократичность. Система теряла оперативную гибкость и превращалась в кусок затвердевшей лавы. Львиная доля пожеланий снизу тонула в почтовых переписках и фобиях ответственных сотрудников принимать решения либо, что еще хуже, их нежелании. Приходилось всё решать через высшее руководство и сроки растягивались, а момент уходил. В этой связи мы построили свою систему волонтерских баз, упорядоченную по видам деятельности и пристрастий наших активистов. Только это и спасло нас от полного и неминуемого провала, ибо за всё время кампании нам так и не удалось чего-то добиться от федерального штаба на предмет организованной работы с главной базой. Пару раз мы «выбили» рассылку по массовым встречам, и только ближе к закату кампании Ляскину удалось убедить боссов сделать рассылку еженедельной. В плане использования передовых технологий кампания была очень отсталая.

С помощью «Дня шара» нам удалось реализовать то, чего не было и у кого на протяжении всей кампании. Без заведомых и управляемых скандалов, постановок и пустой статистики. Мы разработали и успешно ввели в регулярную практику настоящий агитационный кейс. Теперь каждую неделю Москву стала получать от 30 до 50 агитационных точек по воскресеньям. Пускай точек жидких, праздных, местами совсем потешных, но это был количественный и качественный потолок в новых реалиях. Подготовка начиналась за неделю и включала в себя «горячие» обзвоны, рассылки, организованную работу по окружным чатам. Запись велась на конкретные место и время, это давало нам возможность формировать целые группы и находить харизматичных волонтеров. У каждой группы был свой штабной менеджер, мы старались сделать всё, чтобы люди не отворачивались от кампании и не теряли присутствие духа.

Успехи «Дня шара» приободрили нашу молодежь из московской команды. Мы давно задыхались от постоянных и пустых «наездов» федерального штаба, пунцовой атмосферы непонятного соперничества между отдельными «кланами». Начальство было глухо к изменяющимся реалиям, Волков слепо верил в свой план, становившийся всё более оазисным в огромной пустыне тающих надежд. Хотелось, чтобы нас отметили, еще более хотелось, чтобы наши методики взяли на вооружение и другие. Людей с реальным опытом в федеральном штабе было буквально раз-два и обчелся. На ключевых управленческих должностях были совсем новые люди или попавшие по блату. Под блатом имею в виду, в частности, специфические волковские пристрастия: Леонид мог по-рабочему «влюбиться» в сотрудника с первого взгляда или проникнуться симпатией от потока банальной лести.

Благоприятная и полезная для кампании ситуация развернулась против ее инициаторов. Волков не оценил даже пятьдесят точек, наш рекорд в «День шара» — знаковое явление для кампании, которое в прежние времена тотально распиарили бы как «стахановский» рекорд. Какая-то моль проела те ментальные преграды, что разделяли нас и постылое чиновничество. Волков не смог пересилить свое отношение к нам. В одну из поездок в московский штаб, критикуя нашу работу в ироничной и пренебрежительной манере, руководитель кампании затронул и «День шара»:

- Еще и «День шара» у вас тут какой-то свой. (С натянутой улыбкой.)

- Да, успешный проект. Удалось вернуть людям желание агитировать, высокая динамика прироста.

- Ну, проводите… (Не без изрядного ехидства.)

Первая мысль, которая пришла в голову: классный руководитель, блин, просто душой болеет за кампанию.

Почему, собственно, шар, а не что-то иное? Никакой сакральности в этом выборе не было. С получением запрета на традиционные способы агитации — кубы — Фонд пообещал придумать что-то более креативное и совершенное новое по содержанию. Шли месяцы, а разработка нового «оружия возмездия» всем административными барьерами никак не продвигалась. Сохранялась только тайна и игра фантазии от сотрудников-предсказателей. Когда тянуть больше было нельзя и выход из положения стал необходим здесь и сейчас, решение оказалось банальным и совсем не свежим. Еще в 2015 году, во время кампании за марш «Весна» (не случившегося из-за трагической гибели Бориса Немцова) Николай Ляскин предложил вариант с надувным шаром. Легкий в решении и не требующий долгой проработки вариант. Тот факт, что мы буднично вернемся к нему в «самой важной кампании в жизни», изрядно бы всех удивил в прошлые годы. Но в настоящее время, кампания катилась к чертям, и ничему удивляться уже не приходилось. Только мириться и горевать о потерянном времени.

С шарами было связано очень много курьезных моментов. Громоздкие, красного цвета с белой надписью «Навальный-2018», они изрядно привлекали внимание полиции, которая очень быстро стала к ним неравнодушна. Задержаний было немало, по несколько в каждый «День шара» - самый минимум. Позиция Волкова по отношению к задержаниям со временем еще более ожесточилась. Из федерального штаба жестко карались любые попытки придавать огласке разные опасности, связанные с агитацией или любыми другими штабными проектами. Сохранялся простой постулат: лучше не предупредить и не испугать, всё равно это «кровавый режим» и вся вина на нем. Возможно, такой вариант был удобен для офисных клерков из федерального штаба, но для нас как для сотрудников, близких к обычным людям, это было морально тяжело. Я старался регулярно проводить публичные правовые тренинги для всех желающих и на конкретных примерах объяснять, как не попасть в еще большие неприятности. Приходилось лукавить: пропагандировать людей, что всё законно и давно безопасно, задержаний, мол, почти нет. Если бы я тогда отступился от этих моментов, то тренингов для людей просто не было бы, а меня банально выкинули бы на улицу.

Параллельно с большим трудом развивалась еще одна стратегически важная активность кампании. Агитация от двери к двери, а если проще - поквартирный обход жителей. Достаточно диковинный для России вид агитации, при этом успешно примененный муниципальными кандидатами из «политического Uber’a» Максима Каца. Вводить и развивать поквартирные обходы было личной инициативой Навального. С чем это напрямую связано, неясно, ведь даже сам Волков был толком не против и не за. Данную технологию планировалась внедрять массово и основательно, с прицелом на зимний этап кампании и сбор подписей в январе 2018 года. Мы сразу предложили выстроить удобную систему и сделать всё основательно - разработать специальное мобильное приложение, с картами маршрутов, инструкциями, мотивацией. Настаивали на видеоролике от Навального, с призывами массово включаться в этот безопасный, но пока сложный формат агитации. Как итог - вкусными обещаниями по выпуску приложения нас кормили вплоть до декабря. Каждый раз руководство отписывалось оптимистичными загадками в стиле «скоро, скоро». Приложение мало того, что не вышло, но, как позже выяснилось, его даже и не начинали разрабатывать. Мотивирующие видео начали снимать, но так и не выпустили. Вот такие ситуации и наглядно демонстрируют всю степень несерьезности подхода штаба к ключевым сферам кампании. Слишком уж сосредоточились на сборе донатов и показухе с открытием штабов.

Забавный момент произошел с августовским стартом агитации от двери к двери. Мы решили сделать общемосковский сбор на юго-востоке столицы, где у нас были сосредоточены наибольшие волонтерские силы. На сборе провели практический инструктаж и разд