Историко-бытовые повести XVII в. («Повесть о Горе-Злочастии»,

«Повесть о Савве Грудцыне», «Повесть о Фроле Скобееве»).

Историческая ситуация: XVII в. – “бунташный” (по Лихачеву): восстания между Смутой и 1698 г. (Степан Разин, “медный бунт”, “Хованщина” и т.д.), отражавшие непримиримые социалььные противоречия допетровской Руси.Реформы (например, “Уложение” 1648-го г. в ответ на московский мятеж, сделавшее торговых людей привилегированным сословием) были только в пользу высших сословий, в частности, дворянства. Произошло окончательное закрепощение крестьянства, розыск беглых крестьян стал бессрочным.

Культура распалась на несколько автономных (или даже враждебных одно другому) течений. Следствием церковной реформы патриарха Никона был раскол православной Руси (отделение старообрядчества).Церковь действительно нуждалась в преобразовании: между верховными и низшими санами образовалась огромная пропасть. Идеей такого преобразования было одушевлено движение боголюбцев, достигшее наивысшего расцвета в первое семилетие правления Алексея Михайловича (1645-52 годы). Это был бунт белого духовенства против епископата, присутствовал сильный социальный момент (предлагали “спасаться в миру”, т.е. не звали в скиты или в монастыри, а проповедовали где угодно). Для них преобразование церкви означало оцерквление всего русского быта (идея “святой Руси”, где церковь – филиал божьего царства на земле). Поначалу в этом движении участвовали и патриарх Никон, и протопоп Аввакум, занимавшиеся проблемой упорядочения богослужения, но потом их взгляды разошлись до прямо противоположных. Никон был врагом изоляционизма, мечтал о том, чтобы Русь (Москва) возглавила вселенское православие, об освобождении балканских славян, о завоевании Царьграда. Эта идеология и повлекла за собой реформу. Был унифицирован обряд на основе греческой практики: двуперстное крестное сложение было заменено трехперстным, внесены правки в богослужебные тексты. Неподчиняющихся нововведениям предавали анафеме, ссылали, заточали, казнили (ср. у Аввакума).Выбирая путь европеизации, дворянство поддержало реформу, потому что она облегчала идеологическую и культурную ассимиляцию России и воссоединенной Украины; также идеалом дворянству казалось ограничение прав и привилегий церкви, обмирщение быта и культуры (воплотилось при Петре). В защите старой веры это сословие не участвовало, поэтому основным составом старообрядческого движения стали низы: крестьяне, стрельцы, казаки, некоторые купцы и т.д.

В XVII веке резко увеличилось количество авторских произведений, однако практически неуправляемый поток беллетрестической литературы оставался по большей части анонимным, с сохранением такой же художественной и идеологической пестроты, какую находим в авторских произведениях. Расширялась социальная база литературы: появляется и оппозиционная литература низов общества (в основном пародия и сатира).Совершаются первые оригинальные опыты разработки таких жанров, как рыцарский роман и новелла, приходившие в виде переводов из Европы. Жанровая система русской прозы переживала коренную ломку и перестройку. Происходило освобождение от деловых функций, от связей с обрадом, от средневекового этикета; беллетризация прозы, превращение еë в свободное повествование, в жития проникали черты светской биографии. Переосмысление традиционных жанровых схем привело к созданию качественно новых, сложных композиций, таких, как повесть о Савве Грудцыне с ее фаустовской темой продажи души.

“Повесть о Савве Грудцыне”

Начинается с 1606 г. и охватывает осаду русскими войсками Смоленска в 1632-34 гг. Автор пишет не об истории, а о частной жизни одного человека, купеческого сына Саввы Грудцына. Здесь разрабатывается фаустовская тема продажи души дьяволу за мирские блага и наслаждения.

Использована сюжетная схема “чуда”, религиозной легенды, в которой преследуется дидактическая цель: доказать определнную христианскую аксиому. В таких легендах три сюжетных узла: 1) прегрешение (или несчастье, или болезнь); 2) покаяние (молитва, обращение к Богу, святым за помощью); 3) отпущениегреха (исцеление, спасение). Допускалась известная художественная свобода в разработке, конкретном исполнении этой обязательной композиции: место и время, персонажи.

Сюжетные источники “Повести”: религиозные легенды о юноше, который согрешил, продав душу дьяволу, но потом раскаялся и был прощен (например, “Слово и сказание о некоем купце”: можно проследить традицию рассказов о купцах, которые были более либеральным сословием) иволшебная сказка (бес – “волшебный помощник”, троичная символика поединков с вражескими богатырями под Смоленском, “царская тема”). Автор обрывает сказочное течение событий, возвращаясь к сюжетным узлам “чуда”, переключаясь с одного сюжетного прототипа на другой, чтобы создать эффект обманутого ожидания – прием, характерный для искусства нового времени. “Повесть” – это продуманное, идеологически и художественно цельное произведение. Нравственная коллизия повести – зло порождает зло, делает человека несчастным. Воплощено в образе беса-антагониста. Бесовская тема = трагическая тема двойничества, альтер-эго, противоположного сопутствующему каждому человеку ангелу-хранителю, олицетворение отрицательных черт Саввы (легкомыслие, слабоволие, тщеславие, любострастие). Савва = жертва, хотя и сам виноват.

Много примет “бунташного века”, современного автору, которыйпытается утверждать, что его произведение “истинно”: в частности, даëт своему герою реальную фамилию, селит его в реальные города. Важна мысль о суетной пестроте жизни, на которую не должен вестись настоящий христианин. Автор консервативен, осуждает новые веяния в искусстве (сила любви, притягательная разнообразность жизни) с позиции церковной морали, но признает их как художник.

“Повесть о Горе-Злочастии”

Стихотворная “Повесть о Горе и Злочастии, как Горе-Злочастие довело молотца во иноческий чин”сохранилась в единственном списке. Вне традиционных жанровых систем: на стыке фольклорных и книжных традиций. Вышло из народных песен о Горе и из книжных “покаянных” стихов, некоторые сюжетообразующие мотивы – из апокрифов. Сложена тоническим стихом без рифм (по Гаспарову – “народный тактовик”).Тема судьбы человека вообще и конкретного человека “бунташного века”, безымянного “молотца”.Соотнесение с легендой о грехопадении (добровольное изгнание), но дальнейшая самостоятельно выбираемая судьба уже не ставится в прямую художественную связь с библейскими событиями. До этого мысль об индивидуальной судьбе не получала развития в литературе. Выбор “злой части (судьбы)”, персонифицированной в образе Горя – рокового спутника молотца, его двойника и искусителя, “прилипившегося” к нему из-за окончательного падения (бросание невесты и превращение в “гулящего человека”). Но герой “Повести” – раздвоенный человек, везде “не на своем месте”, часто страдающий от собственного падения.“Повесть” драматична, одна из еë характерных черт – сочувствие падшему герою, новаторская гуманистическая концепция, выстроенная автором.

“Повесть о Фроле Скобееве”

Не исключено, что была сочинена уже в петровское время: повествование построено как рассказ об уже минувшем (примерно 1680 г.), заимствования из западно-европейских языков (варваризмы): квартира, реестр, персона, которые уже встречались в текстах XVII века, но более характерны для петровской эпохи. Данное произведение – своеобразный итог определенной сформировавшейся в этот период тенденции.

“Повесть”- плутовская новелла о ловком проходимце, обедневшем дворянине, вынужденном заниматься “приказной ябедой” (сутяжничество по судам, ходатайство по чужим делам). Он желает вернуться в дворянское сословие любой ценой(“ Буду полковник или покойник! ”) и наконец добивается успеха.

Композиция: две части, до и после женитьбы героя. Первая часть – стремительно развивающийся сюжет, приключение в виде веселой и не всегда пристойной игры. Доминанта – “калейдоскоп событий”, динамика. Вторая часть – больше диалогов, статических предложений, хорошая проработка характеров, картонно-новеллистически очерченных в первой части. Доминанта – психология, переживания героев (например, сцена публиччного раскаяния Фрола). Контрастное построение – умело использованный прием.

Индивидуализация прямой речи, первые в русское литературе сознательное ее отмежевание от речи рассказчика. Через реплики прослеживается душевное состояние, намерения героев, поэтому в авторском тексте зачастую умалчиваются переживания персонажей, уже очевидное из их высказываний.

БИЛЕТ 21

Демократическая сатира XVII в. и возникновение пародии («Повесть о Ерше Ершовиче», «Повесть о Шемякином суде», «Повесть о куре и лисице», «Азбука о голом и небогатом человеке», «Калязинская челобитная» и др.)

Демократическаялитература оппозиционна официальной литературе феодального класса:она создается и распространяется среди простого народа иотражает недовольство действительностью и социальными порядками людей «третьего сословия». Для нее характерен конфликт личности со средой вместо их традиционного гармоничного взаимодействия: личность обыкновенно открыто или завуалированно проявляется в жалобахна свою долю, неуверенности в могуществе одного, мольбах, страхе перед миром, ощущении беззащитности, вере в судьбу, однако с другой стороны впервые в истории литературы - в попытках противостоять своей судьбе, побороть несправедливость, бросив вызов общественным порядкам. С этим конфликтом и стремлением к обличению связано господство в демократической литературе XVII в. жанров сатиры и пародии. Подчеркнутое противопоставление демократической литературы литературе «высокой» потребовало простоты, нарочитой вульгарности, что привело к рождению особенного стиля, который можно принять за отсутствие литературности: ему свойственны грубость смешанного разговорно-делового языка и едкая ирония ко всему, в том числе к самому себе.

В демократической литературе XVII в. развивается особый стиль изображения человека: стиль резко сниженный, будничный, утверждавший право всякого человека на общественное сочувствие. Человек, изображенный в произведениях демократической литературы, не занимает никакого официального положения, либо его положение очень низко и "тривиально". Это просто человек, страдающий от голода, холода, от общественной несправедливости, от того, что ему некуда преклонить голову. Несмотря на это, новый герой окружен горячим сочувствием автора и читателей. Его положение такое же, какое может иметь и любой из читателей, потому что он не поднимается над ними ни своим официальным положением, ни какой бы то ни было ролью в исторических событиях, ни моральной высотой. Он лишен всего того, что отличало и возвышало действующих лиц в предшествующем литературном развитии. Человек этот отнюдь не идеализирован.Часто герою есть ему нечего, и "никто не дает", он не признан родными и изгнан от друзей. Натуралистические подробности представляют личность совершенно падшей, "низкой", почти уродливой. Человек бредет неизвестно куда по земле - такой, какая она есть, без прикрас. Новый герой часто выступает в литературе от своего лица. Многие из произведений этого времени носят характер " внутреннего монолога ". И в этих своих выступлениях перед читателями новый герой часто ироничен - он как бы выше своих страданий, смотрит на них со стороны и с усмешкой, на самой низкой ступени своего падения сохраняя чувство своего права на лучшее положение.

Замечательно, что в произведениях демократической литературы XVII в. есть учительный голос, но это не голос уверенного в себе проповедника, как в произведениях предшествующего времени. Это голос обиженного жизнью автора или голос самой жизни. Герой принимает решения не по христианскому чувству или предписанииям и нормам феодального поведения, а по часто горькому житейскому опыту.

Это было великим предвозвестием гуманистического характера русской литературы XIX в. с ее темой ценности маленького человека и сочувствием каждому, кто страдает и кто не нашел своего настоящего места в жизни. Сочувственный взгляд на человека, не отмеченного неземной добродетелью, означал гибель средневекового нормативного идеала и постепенный выход литературы на новый путь индуктивного художественного обобщения, опирающегося на действительность.