Внутренние ограничения свободы осуществления полномочий.

В ряде случаев гражданско-правовой или трудовой договор между представляемым и представителем, внутренние документы юридического лица, регулирующие деятельность тех или иных его сотрудников (например, положение о филиале в отношении компетенции и функций директора филиала), а также учредительные или иные документы, регулирующие внутренние отношения между директором и руководимым им юридическим лицом, могут содержать те или иные ограничения на осуществление полномочий, не отраженные во внешней стороне представительства (доверенности, полномочиях, установленных в законе).

Так, например, в договоре поручения может быть указано на то, что поверенный обязан совершить сделку на сумму не более 10 млн руб., но в выданной ему доверенности это ограничение не отражено. Такие же ограничения без зеркального их отражения в доверенности могут быть установлены и в положении о филиале в отношении полномочий директора филиала.

Другой пример: в уставе организации может быть установлено, что директору запрещено совершать сделки по продаже недвижимости от имени организации без предварительного согласования с другим органом управления организации (например, общим собранием участников ООО). Подобные же ограничения могут согласно прямому указанию в п. 1 ст. 174 ГК РФ быть установлены и в иных регулирующих деятельность юридического лица внутренних документах (например, в положении о президенте компании, положении о закупках, регламенте юридического лица и т.п.). Эти ограничения оказываются внутренними, так как вовне полномочия директора определяются в законе и за рядом изъятий, установленных в законе, ничем не ограничены.

Подобные "внутренние" ограничения не являются ограничениями полномочий, так как полномочия являются проявлением внешней стороны представительства. Полномочия представителя по доверенности определяются в доверенности, полномочия же директора определяются положениями корпоративного законодательства. Соответственно, речь идет о внутренних обязательственных, корпоративных или трудовых ограничениях в отношении прав и обязательств, связывающих представителя и представляемого, а не ограничениях в предоставленных полномочиях.

В этом плане название статьи в большей степени отражает суть этой ситуации, чем само содержание п. 1 ст. 174 ГК РФ. В названии статьи говорится о нарушении условий осуществления полномочий, и эта терминология вполне корректна. В гипотезе же нормы п. 1 ст. 174 ГК РФ указывается на ограничение полномочий, что не очень соответствует правовой логике. Если бы речь шла об ограничении самих полномочий, объяснить тот факт, что сделка, совершенная представителем с нарушением таких ограничений, действительна, связывает представляемого самим фактом ее совершения и может быть лишь оспорена им при соблюдении ряда дополнительных условий, было бы сложно.

1.3. Соотношение с правилами ст. 183 ГК РФ. Как известно, в силу ст. 183 ГК РФ сделка, совершенная лицом, который действовал без полномочий или превысил свои полномочия, не связывает представляемого и по общему правилу считается совершенной от имени лжепредставителя. Отсутствие сделки, совершенной с превышением полномочий, для псевдопредставляемого оправданно, так как здесь ограничения были отражены во внешней стороне представительства - в самой доверенности или в законе. Соответственно, контрагент по такой сделке должен испытывать все последствия своей невнимательности при определении объема полномочий представителя, а представляемый не должен нести бремя подачи каких-либо исков для констатации отсутствия связанности совершенной сделкой.

Поэтому если, например, директор филиала или иной сотрудник компании совершает от ее имени сделку без наличия доверенности или с превышением полномочий, ограниченных в ней, и при этом полномочия на совершение такой сделки не следуют из обстановки, к такой сделке положения п. 1 ст. 174 ГК РФ не применяются, а применяются положения ст. 183 ГК РФ (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 16 сентября 1997 г. N 435/96, п. 2 информационного письма Президиума ВАС РФ от 23 октября 2000 г. N 57).

В тех же случаях, когда ограничения не отражены во внешней стороне представительства, а носят лишь "внутренний" характер, право пытается защищать разумные ожидания добросовестного контрагента (или стороны, которой была адресована односторонняя сделка) и поэтому оно объявляет такую сделку действительной, связывающей представляемого и позволяет последнему аннулировать такую сделку только в судебном порядке и только при доказанной недобросовестности контрагента.

Именно в этом отражена логика различного регулирования, казалось бы, схожих ситуаций, попавших в рамки ст. 183 ГК РФ и п. 1 ст. 174 ГК РФ.

Иначе говоря, логика появления нормы п. 1 ст. 174 ГК РФ и исключение применения ст. 183 ГК РФ в описанных случаях в целом понятна. Тем не менее нельзя не признать, что решение российского законодателя провести указанную дифференциацию небесспорно. В литературе нередко звучит критика такого подхода. Вполне мыслимо альтернативное решение, известное многим зарубежным правопорядкам: если доказано, что контрагент знал или не мог не знать о том, что представитель нарушает некоторые внутренние ограничения, установленные представляемым, и при этом представляемый не одобрил такую сделку, последняя просто не считается совершенной от имени представляемого. Иначе говоря, суть такого решения в том, что применительно к такой ситуации действует тот же подход, что и в случае традиционного превышения полномочий.

В защиту российского решения в догматическом плане можно привести то, что оно максимально последовательно проводит идею абстрактности полномочий и их независимости от внутренних отношений между представителем и представляемым. С точки же зрения политики права можно привести следующий аргумент: вариант оспоримости сделки, совершенной с нарушением внутренних ограничений, обеспечивает  стабильность оборота. Пропуск срока давности снимает риск оспаривания. Если бы в такой ситуации применялась ст. 183 ГК РФ, возражение о незаключенности договора от имени представляемого могло бы быть выдвинуто когда угодно.

Иначе говоря, есть аргументы как в пользу, так и против реализованного в ГК РФ решения.

1.4. Применимость к полномочиям в силу обстановки. Указание в п. 1 ст. 174 ГК РФ случая, когда некие договоры устанавливают ограничения на осуществление полномочий, но внешняя сторона представительства проявляется в формировании обстановки, вызывает определенные сложности. Дело в том, что, как показано в комментарии к п. 1 ст. 182 ГК РФ, для признания наличия полномочий в силу обстановки необходимо не только возникновение видимости наличия полномочий для третьих лиц и возникновение такой видимости по обстоятельствам, зависящим от представляемого, но и добросовестное неведение контрагента (стороны, которой адресована односторонняя сделка) о реальном отсутствии полномочий. Если контрагент недобросовестен, он не может претендовать на применение доктрины полномочий в силу обстановки. Иначе говоря, в такой ситуации недобросовестность контрагента исключает саму возможность защиты видимости полномочий и совершенная сделка не связывает представляемого.

Допустим, что в трудовом договоре с сотрудником последнему запрещается совершать от имени организации те или иные сделки. Если в конкретных обстоятельствах любое третье лицо могло разумно полагаться на наличие у сотрудника полномочий такую сделку совершить (например, речь шла о заключении работником сделки с потребителем в магазине своего работодателя) и при этом видимость полномочий возникла в связи с поведением самого представляемого, упущениями в его работе или иным образом может быть вменена в вину представляемому, такая сделка считается совершенной от имени организации. Но если данный конкретный контрагент знал или должен был знать о том, что сотрудник не допущен организацией до совершения такой сделки и не наделен полномочиями ее совершить, то он не может апеллировать к доктрине полномочий в силу обстановки, так как не соблюдается критерий добросовестности контрагента, без наличия которого защита возникшего у контрагента доверия видимости полномочий не осуществляется. Соответственно, такая сделка не является оспоримой, она не считается совершенной от имени организации, если только организация не одобрит такую сделку впоследствии (ст. 183 ГК РФ).

Иначе говоря, здесь, казалось бы, нет необходимости оспаривания сделки по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ. А если так, то встает вопрос, о какой ситуации говорит норма п. 1 ст. 174 ГК РФ, когда указывает на случай установления внутренних ограничений в отношении свободы осуществления тех полномочий, которые для третьих лиц вытекают из обстановки. Получается, что комментируемая норма допускает, что наличие обстановки, дающей третьим лицам основания полагаться на видимость полномочий, может сочетаться с недобросовестностью контрагента: такая сделка будет считаться совершенной с недобросовестным контрагентом от имени представляемого и может быть лишь оспорена им в судебном порядке.

Эта проблема не возникает в тех странах, в которых нарушение "внутренних" ограничений при недобросовестности контрагента влечет не оспоримость совершенной сделки, а автоматическое признание ее несовершенной от имени представляемого. Но в условиях, когда в российском праве положение ст. 183 ГК РФ сочетается с нормой п. 1 ст. 174 ГК РФ, вопрос становится достаточно проблематичным.

Можно предположить следующее решение, основанное на буквальном толковании п. 1 ст. 174 ГК РФ. Эта норма говорит об ограничениях, установленных в отношении полномочий представителя. Иначе говоря, гипотеза данной нормы предполагает наличие каких-либо внутренних отношений представителя с представляемым (например, трудовых, договорных и т.п.). Нельзя ограничить осуществление полномочий лица, которое вовсе не известно представляемому и никакими полномочиями не наделено.

Соответственно, если (а) лицо, совершившее сделку от имени представляемого, вообще не было наделено какими-либо полномочиями и не было никак связано с представляемым, (б) для третьих лиц по вине представляемого сложилась видимость наличия у такого лица полномочий, но при этом (в) контрагент знал или заведомо не мог не знать об их реальном отсутствии, речь идет о невозможности применения доктрины полномочий в силу обстановки, и такая сделка не будет считаться совершенной от имени представляемого (ст. 183 ГК РФ), и, следовательно, необходимости оспаривания сделки нет.

Но если речь идет о том, что (а) лицо имеет какие-то договорные отношения с представляемым (гражданско-правовые или трудовые), опосредующие возникновение каких-либо полномочий представителя, (б) в рамках внутренних отношений между представляемым и представителем были установлены некие "внутренние" ограничения в отношении полномочий на совершение определенных сделок, (в) среднестатистический контрагент мог бы полагаться на видимость полномочий такого лица, но (г) конкретный контрагент был осведомлен об ограничениях или заведомо не мог не знать о них, то имеет место ситуация, подпадающая под сферу действия правила п. 1 ст. 174 ГК РФ: сделка, совершенная таким лицом от имени представляемого, связывает представляемого, но может быть им оспорена.

Здесь можно провести параллель с действующей редакцией п. 2 ст. 51 ГК РФ. Если человек, совершивший сделку от имени юридического лица, фигурировал в ЕГРЮЛ в качестве директора такой организации, но на самом деле таковым не был, полагаться на данные реестра может только добросовестный контрагент. Если контрагент знал или не мог не знать об отсутствии у этого человека статуса директора, то он не может полагаться на данные ЕГРЮЛ, и совершенная с таким человеком сделка не связывает юридическое лицо (оспаривание сделки не требуется). В данном случае применяется ст. 183 ГК РФ (п. 122 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25). Если же сделку совершил законно назначенный директор, который, тем не менее, нарушил ограничения, установленные в уставе, такая сделка связывает юридическое лицо и при недобросовестности контрагента может быть лишь оспорена по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ.

1.5. Недобросовестность контрагента или лица, в отношении которого совершена односторонняя сделка. Ключевым условием удовлетворения иска об оспаривании сделки по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ является доказанность того, что другая сторона сделки (лицо, в отношении которого совершена односторонняя сделка) знала или должна была знать о наличии соответствующих "внутренних" ограничений свободы осуществления полномочий.

При этом закон не вполне точен. Его нужно в этой части толковать ограничительно. Когда внутреннее ограничение директора отражено в уставе юридического лица и предусматривает необходимость согласования сделки другим органом управления такой организации, может возникнуть следующая ситуация: контрагент знает о содержании устава и необходимости согласования совершаемой сделки с другим органом юридического лица (например, советом директоров или общим собранием акционеров), но добросовестно заблуждается в отношении наличия соответствующего согласия. Так, этой стороне может быть представлено подложное или принятое с нарушением корпоративных процедур решение совета директоров или общего собрания участников либо решение единоличного учредителя (участника), которые согласовывают спорную сделку. Контрагент, который запросил предоставление решения о согласовании сделки и, получив его, добросовестно положился на видимость наличия такого согласия, должен считаться проявившим должную степень заботливости и осмотрительности и является добросовестным. Оспаривание сделки по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ в такой ситуации неприемлемо, так как будет вынуждать контрагента, узнавшего о содержании устава, проводить полноценные расследования и выходить на прямой контакт с акционерами, учредителями, членами иных органов управления с целью подтверждения законности соответствующего решения о согласовании сделки. Возложение на контрагентов такого бремени не отвечает балансу интересов сторон и может непропорционально затормозить оборот. К аналогичному выводу о необходимости защиты разумных ожиданий контрагентов, которые не знали и не должны были знать о подложности/недействительности корпоративного решения о согласовании совершаемой сделки, пришел и ВС РФ (см. Определение КЭС ВС РФ от 18 апреля 2016 г. N 308-ЭС15-18008).

Поэтому речь должна идти о доказывании не фактического или вменяемого знания о наличии "внутренних" ограничений, а фактического или вменяемого знания о наличии таких ограничений и их нарушении представителем (директором). Так, например, если директор совершил сделку от имени общества, которую он должен был согласно уставу согласовать с общим собранием участников общества, но корпоративное решение о согласовании такой сделки было впоследствии признано судом недействительным, такая сделка может быть оспорена, если будет доказано, что контрагент в момент ее совершения знал или должен был знать о порочности соответствующего решения собрания о согласовании сделки (Определение КЭС ВС РФ от 8 мая 2015 г. N 307-ЭС14-4993).

Итак, положение п. 1 ст. 174 ГК РФ должно толковаться следующим образом: если соответствующая сторона, с которой или в отношении которой была совершена спорная сделка, добросовестна и не знала и не должна была знать о нарушении "внутренних" ограничений осуществления полномочий, сделка не может быть оспорена. При этом добросовестность этого лица презюмируется, обратное должно быть доказано лицом, оспаривающим сделку (п. 22 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25).

De facto п. 1 ст. 174 ГК РФ устанавливает одно из проявлений более широкой доктрины недобросовестного вторжения в чужие договорные (корпоративные или иные относительные) правоотношения. Российский закон знает целый ряд иных подобных примеров, когда может быть оспорена сделка, которую одна из сторон не была вправе совершать в силу договорных отношений с иным контрагентом, но которую эта сторона совершила с третьим лицом. Если это третье лицо ("интервент") точно знало или заведомо не могло не знать о данных ограничениях и их неминуемом нарушении фактом совершения такой сделки, есть основания обвинить "интервента" в провоцировании нарушения договора (недобросовестном вторжении в чужие договорные отношения). Здесь можно вспомнить, в частности, о п. 6 ст. 67.2 ГК РФ (оспаривание сделки, совершенной в нарушение корпоративного договора с третьим лицом) или п. 2 ст. 382 ГК РФ (оспаривание сделки цессии неденежного требования, совершенной кредитором в нарушение запрета на цессию, включенного в договор кредитора с должником). Наличие в законе п. 1 ст. 174 ГК РФ фиксирует еще один пример прямой легализации такого института. О возможности оспаривания сделки, которая совершена в подобных обстоятельствах в случаях, не упомянутых в законодательных нормах, см. комментарий "п" к ст. 168 ГК РФ.

Ситуация, при которой другая сторона сделки ("интервент") точно знала о наличии внутренних ограничений (а в случае нарушения уставных ограничений - еще и об отсутствии согласия соответствующего органа юридического лица) и угрозе нарушения фактом совершения сделки прав некоего контрагента своего потенциального партнера, не вызывает особых сомнений. Самый сложный вопрос - это вопрос о том, какой стандарт должной заботливости и осмотрительности суды готовы применять при оценке того, должен ли был "интервент" знать о нарушении "внутренних" ограничений.

Во второй половине 1990-х гг. в судебной практике доминировало достаточно широкое понимание такого стандарта (Постановления Президиума ВАС РФ от 11 декабря 1996 г. N 2506/96 и от 11 августа 1998 г. N 2385/98). ВАС РФ признавал факт недобросовестности доказанным только лишь на основании того, что в преамбуле договора было указано на то, что соответствующий директор, подписавший договор, действует на основании устава. Этот подход был абсолютно некорректен. Наличие в преамбуле такой фразы является сложившимся стандартом составления договоров в России, никакого особого значения стороны этому причастному обороту обычно не придают, и, конечно же, данная фраза не является ни доказательством, ни даже косвенным признаком ознакомления контрагента с уставом. Тем не менее это не смущало ВАС РФ. Ситуация начала меняться лишь в самом конце 1990-х гг. после принятия (сейчас уже отмененного) Постановления Пленума ВАС РФ от 14 мая 1998 г. N 9, в п. 5 которого было указано, что "такое доказательство, как и любое другое, не может иметь для арбитражного суда заранее установленной силы и свидетельствовать о том, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанных ограничениях". Впоследствии после отмены указанного Постановления данный тезис был подтвержден в п. 22 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25.

После принятия Постановления Пленума ВАС РФ от 14 мая 1998 г. N 9 практика арбитражных судов стала куда ревностнее относиться к убедительности доказательств недобросовестности контрагента. Суды стали требовать более серьезных доказательств недобросовестности. При этом иногда встречались решения, в которых суды вменяли контрагенту обязанность изучения устава на основании того, что сделка носит достаточно серьезный характер и выходит за рамки обычной хозяйственной деятельности. Идея состояла в том, что если в обороте распространено чтение уставов партнеров при заключении таких серьезных договоров (а эта практика действительно имела место и в значительной степени имеет место до сих пор), то соответствующий контрагент, по мнению таких судов, не мог не изучить устав, а следовательно, этот контрагент признается недобросовестным "интервентом".

В последние годы высшие суды двинулись еще дальше по линии ограничения возможности оспаривания сделок по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ и понижения стандарта должной заботливости и осмотрительности.

В п. 8 Постановления Пленума ВАС РФ от 16 мая 2014 г. N 28 указано: "По общему правилу контрагенты вправе полагаться на неограниченные полномочия директора, за исключением случаев, когда они знали об ограничениях или должны были о них знать, т.е. обстоятельства были таковы, что любое разумное лицо немедленно обнаружило бы превышение директором своих полномочий".

Затем в п. 22 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25 было указано: "По общему правилу закон не устанавливает обязанности лица, не входящего в состав органов юридического лица и не являющегося его учредителем или участником (далее в этом пункте - третье лицо), по проверке учредительного документа юридического лица с целью выявления ограничений или разграничения полномочий единоличного исполнительного органа юридического лица или нескольких единоличных исполнительных органов, действующих независимо друг от друга либо совместно... Третьи лица, полагающиеся на данные ЕГРЮЛ о лицах, уполномоченных выступать от имени юридического лица, по общему правилу вправе исходить из неограниченности этих полномочий". В том же пункте зафиксировано, что для аннуляции сделки по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ должно быть доказано, что контрагент заведомо (т.е. без каких-либо сомнений, со всей очевидностью) должен был знать о соответствующих внутренних ограничениях.

Более того, согласно п. 22 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25 "неясности и противоречия в положениях учредительных документов юридического лица об ограничениях полномочий единоличного исполнительного органа толкуются в пользу отсутствия таких ограничений".

По сути, позиция ВС РФ состоит в том, что для признания сделки недействительной и констатации недобросовестной "интервенции" должен быть доказан либо умысел (точное знание о нарушении "внутренних" ограничений), либо грубая неосторожность контрагента. И при этом вменять контрагенту в вину то, что он не изучил устав организации, по мнению Суда, нельзя. Видимо, по логике этого Постановления, такое вменение не должно происходить даже в тех случаях, когда речь идет о значительных и выходящих за рамки обычной хозяйственной деятельности сделках.

В каких же случаях тогда может встать вопрос о том, что контрагент должен был знать о нарушении "внутренних" ограничений? Видимо, это касается ситуации, когда сделка совершается с лицом, аффилированным с руководством юридического лица или его акционерами (участниками). Также, видимо, факт недобросовестности может быть доказан, если будет установлено, что контрагенту передавался устав или иные внутренние документы, содержащие соответствующие внутренние ограничения, для ознакомления, а одобрения сделки контрагент не запросил.

Такое развитие судебной практики еще более сужает возможности по оспариванию сделки по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ.

Те же выводы с необходимыми адаптациями применимы и к тем случаям, когда п. 1 ст. 174 ГК РФ применяется за рамками ситуации совершения сделки от имени юридического лица с нарушением ограничений, установленных в учредительных или иных внутренних документах такого юридического лица. Например, видимо, столь же низкий стандарт должной заботливости и осмотрительности суды должны применять и в тех случаях, когда сделку совершил представитель по доверенности, а "внутренние" ограничения содержались в договоре поручения.

При этом следует иметь в виду, что наличие в договоре заверений об отсутствии нарушения "внутренних" ограничений само по себе не является абсолютным "алиби", исключающим возможность признания контрагента недобросовестным (п. 4 Постановления Пленума от 16 мая 2014 г. N 28). Наличие в договоре таких заверений не может само по себе опровергнуть убедительные доказательства недобросовестности. В то же время суды должны принимать такие заверения во внимание как одно из доказательств, указывающих на возможную добросовестность контрагента.

1.6. Политико-правовые аспекты. Вопрос о должном стандарте заботливости и осмотрительности контрагента в контексте п. 1 ст. 174 ГК РФ имеет важные политико-правовые аспекты. Эти ставки особенно чувствительны применительно к ситуации совершения сделки директором организации с нарушением "внутренних" уставных ограничений.

В той степени, в которой право повышает стандарт должной заботливости и осмотрительности и карает контрагентов, не изучивших устав партнера и не позаботившихся об исключении риска нарушения "внутренних" ограничений директором партнера, оно, с одной стороны, повышает трансакционные издержки на юридическое сопровождение договорной работы (принуждая контрагентов тщательно вычитывать многостраничные уставы корпоративных партнеров) и несколько дестабилизирует оборот, расширяя практику оспаривания заключенных сделок. Но, с другой стороны, такое движение судебной практики уменьшает риск нарушения менеджментом организации своих обязанностей добросовестно и разумно вести дела корпорации и защищает интересы участников корпорации за счет перенесения части бремени контроля за таким менеджментом на контрагентов.

В той же степени, в которой судебная практика двигается по пути понижения описанного стандарта и спокойно относится к тому, что контрагенты не изучают вопрос о возможном наличии "внутренних" ограничений у директора партнера, право понижает трансакционные издержки и упрощает процесс контрактирования и обеспечивает большую стабильность договорных связей. Но, с другой стороны, эта линия судебной практики, снимая с контрагентов бремя контроля за менеджментом партнера, облегчает менеджерам возможности по совершению сделок в нарушение установленных "внутренних" ограничений и подрыв интересов участников корпорации.

Сама идея возложить определенную часть бремени контроля нанимаемых корпорацией менеджеров на контрагентов корпорации может вызывать серьезные этические вопросы. В границах ценностных установок индивидуалистической этики, в рамках которой нормальным является максимальное преследование лишь собственного эгоистического интереса и безразличие к интересам других лиц (если это не сопрягается с прямым нарушением прав таких лиц), это решение трудно объяснить. Но, если смотреть на ту же проблему с позиций этики солидарности, такое решение уже не выглядит столь уж нелепо. Иначе говоря, в этическом плане ответ на данный вопрос во многом предопределяется философско-этическими представлениями.

В экономическом же плане выбор определяется сопоставлением издержек и выгод, подсчитать которые крайне сложно, он не столь очевиден и достаточно сложен. Можно лишь отметить, что чем выше в стране уровень недобросовестности менеджмента и чем чаще менеджеры злоупотребляют своими полномочиями и совершают сделки, выходя за те пределы, которые им очерчивают акционеры (участники) или учредители в уставных или иных корпоративных документах, тем больше экономического вреда порождает нынешнее движение судебной практики и снижение возможностей по оспариванию сделок по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ. Но при этом чем сложнее изучение учредительных документов компании, тем большие трансакционные издержки порождает решение, возлагающее более высокий стандарт осмотрительности на контрагентов. Например, практически повсеместное распространение максимально низкого стандарта осмотрительности в праве стран ЕС и предельное снижение рисков оспаривания сделок, совершенных директорами в нарушение "внутренних" уставных ограничений (вплоть до полного запрета противопоставлять уставные ограничения полномочий директора корпорации третьим лицам согласно п. 2 ст. 10 Директивы от 16 сентября 2009 г. N 2009/101/EC), во многом может быть объяснено соображениями развития общего внутриевропейского рынка и снятия ограничений на заключение сделок между компаниями и гражданами из разных стран ЕС. Иное решение при совершении сделок между предприятиями и гражданами из разных стран ЕС заставляло бы контрагентов изучать уставные документы на иностранных языках, что сделало бы трансграничные сделки внутри общеевропейского рынка крайне затруднительными, значительно повысив трансакционные издержки.

При этом развитие интернет-технологий значительно снижает издержки по контролю пределов полномочий директоров. Если, например, представить, что данные об ограничениях будут фиксироваться в ЕГРЮЛ (чего сейчас нет ни в России, ни во многих других странах) и отражаться в соответствующем разделе выписки из реестра, доступной для любых третьих лиц в свободном доступе онлайн, контрагенту не придется тратить силы и время на пристальное изучение многостраничных уставов своих партнеров. Изучение такой выписки почти всегда сопровождает процесс заключения сколько-нибудь серьезного договора в целях установления лица, действующего от имени корпорации без доверенности. Поэтому затраты контрагента на проверку пределов полномочий будут состоять лишь в посвящении дополнительной минуты на изучение соответствующего раздела выписки об ограничениях полномочий директоров. В то же время такая проверка может предотвратить возникновение у акционеров значительных убытков в случае нарушения директором установленных в уставе ограничений. Иначе говоря, при неизменном состоянии выгод от возложения бремени контроля полномочий директора на контрагентов бремя экономических издержек от реализации такого решения может разниться в ситуации, когда проверка полномочий осуществляется посредством пристального изучения пространного содержания устава корпорации, с одной стороны, и в ситуации, когда данная проверка состоит в мгновенном обозрении содержания доступной онлайн выписки из реестра, - с другой.

Как мы видим, вопрос политико-правовой оценки выбора того или иного решения этого вопроса является достаточно проблематичным и дискуссионным как с этической, так и с экономической точек зрения.

1.7. Отсутствие необходимости доказывать нарушение интереса лица, оспаривающего сделку. Как известно, абз. 2 п. 2 ст. 166 ГК РФ устанавливает, что иск об оспаривании сделки удовлетворяется, если она нарушает права или охраняемые законом интересы лица, оспаривающего сделку, в том числе повлекла неблагоприятные для него последствия. Этот критерий представляется достаточно спорным (подробнее см. комментарий к п. 2 ст. 166 ГК РФ). Как бы то ни было, к искам об оспаривании сделок по п. 1 ст. 174 ГК РФ данный критерий не применяется. На это имеется прямое указание в п. 71 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25. Соответственно, ответчик, защищаясь от иска об оспаривании сделки, не может препятствовать удовлетворению иска ссылкой на то, что сделка не повлекла неблагоприятные последствия для представляемого (например, совершена на рыночных условиях).

1.8. Специфика применения п. 1 ст. 174 ГК РФ в случае множественности директоров. Согласно п. 1 ст. 53 ГК РФ у юридического лица может быть несколько директоров. При этом в уставе может быть предусмотрено, что они выступают от имени организации совместно или независимо друг от друга. В случае если в организации несколько независимых директоров, каждый из них вправе совершать от имени организации сделки самостоятельно. В случае когда устав предусматривает назначение совместных директоров, директора могут совершать сделки от имени организации лишь совместно.

Соответственно, для любого потенциального контрагента, который наблюдает в ЕГРЮЛ указание на нескольких директоров своего потенциального партнера, принципиальное значение имеет определение соотношения их полномочий. Если такое соотношение обозначено в ЕГРЮЛ, это соотношение транслируется вовне и, соответственно, положение устава о совместном осуществлении полномочий перестает быть вопросом "внутренних" ограничений. Соответственно, в такой ситуации нарушение положения устава о совместном характере полномочий и совершение от имени организации сделки лишь одним из директоров будет считаться превышением полномочий, а следовательно, речь будет идти не об оспоримой по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ сделке, а о применении правил ст. 183 ГК РФ о совершении сделки лицом, не имеющим полномочий. А это значит, что такая сделка не связывает организацию в принципе, если она не решит ее впоследствии одобрить.

Но, к сожалению, до сих пор в законодательство о государственной регистрации юридических лиц не внесены положения, в силу которых в ЕГРЮЛ подлежит внесению информация о соотношении полномочий нескольких директоров. В принципе, п. 1 ст. 53 ГК РФ указывает на необходимость отражения данных о совместных директорах и соотношении их полномочий в ЕГРЮЛ, и без коррекции Закона о государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей можно было бы, видимо, обойтись. Тем не менее на момент написания настоящего комментария технической возможности внести в ЕГРЮЛ эту информацию нет, и при множественности директоров в ЕГРЮЛ указывается лишь список таких директоров. В связи с этим уставные положения о совместном характере полномочий директоров оказываются в настоящее время "внутренними" ограничениями, а к случаям, когда один из совместно уполномоченных директоров единолично совершает сделку от имени организации, подлежит применению положение п. 1 ст. 174 ГК РФ. Такая сделка может быть оспорена лишь тогда, когда будет доказано, что контрагент знал или не мог не знать о содержании устава и совместном характере полномочий директоров.

При этом согласно п. 24 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25 третьи лица при отсутствии в ЕГРЮЛ данных о совместном осуществлении полномочий несколькими директорами вправе полагаться на то, что полномочия таких директоров носят независимый характер. Данное разъяснение представляется дискуссионным. Возможно, было бы логично исходить из обратной презумпции. Этот нюанс не имел бы принципиального значения, если бы данные о характере полномочий нескольких директоров отражались в ЕГРЮЛ, но на настоящий момент это разъяснение de facto блокирует возможность назначения в организации нескольких директоров с совместными полномочиями. Такое соотношение полномочий с целью предотвращения возможных злоупотреблений менеджеров может быть указано в уставе, но фактически этот механизм работать не будет, так как все третьи лица могут полагаться на независимый характер полномочий нескольких директоров и совершить сделку с любым из них. Как уже отмечалось, ВС РФ исходит из того, что контрагенты читать уставы своих партнеров при совершении с ними сделок не обязаны.

Вопрос этот достаточно важен, так как сложившееся сейчас состояние дел фактически блокирует открытую в 2014 г. при принятии новой редакции ст. 53 ГК РФ возможность назначения совместных директоров для реализации принципа "двух ключей" при управлении компанией. Такой принцип крайне востребован в совместных предприятиях - непубличных обществах, созданных за счет инвестиций нескольких крупных инвесторов, которые недостаточно друг другу доверяют, чтобы отдать вопрос о распоряжении приобретенным на их инвестиции активом (недвижимость, патенты и т.п.) директору, привлеченному лишь одним из инвесторов.

1.9. Иные внутренние документы. До изменений, внесенных в ГК РФ 1 сентября 2013 г., оспаривание сделки, совершенной от имени юридического лица ее руководителем, на основании нарушений "внутренних" ограничений допускалось только в случае, когда такие ограничения содержались в учредительном документе организации. Так, в п. 6 отмененного впоследствии Постановления Пленума ВАС РФ от 14 мая 1998 г. N 9 на этот счет было указано, что "в правоотношениях с участием юридических лиц судам надлежит иметь в виду, что статья 174 Кодекса может применяться в тех случаях, когда полномочия органа юридического лица определенно ограничены учредительными документами последнего". Согласно позиции Суда "наличие указанных ограничений, установленных