Россия при преемниках Петра. Дворцовые перевороты.

Задание 11. Изучите документ № 96

На какие периоды традиционно подразделяется эпоха «дворцовых переворотов»? Каковы причины, сделавшие возможным переход власти такими способами? Какие общественные силы являлись движущими на каждом из этапов? Какие мероприятия в сфере государственного управления были предприняты правителями эпохи «дворцовых переворотов?

 

Документ № 96

Отрывок: Бушуев С.В. История государства российского. Историко-библиографические очерки XVII – XVIII вв. – М., 1994.

«…С 1725 г., когда умер царь-реформатор, до прихода к власти в 1762 г. Екатерины II, то есть за 37 лет, на престоле сменилось шесть монархов: детей и женщин. Фактически их именем правили временщики. Борьба между ними определяла наследование престола тем или иным лицом, вытаски­ваемым нередко из политической безвестности, точно карты из колоды. Этот период В. О. Ключевский удачно назвал «эпохой дворцовых переворотов».

Внешней причиной дворцовых переворотов являлся неурегулированный при Петре I вопрос о престолонаследии. После гибели в темнице законного наследника Петра царевича Алексея, который, как известно, был противником реформ своего отца, был издан указ о престолонаследии. Согласно ему власть передавалась не обычным в монархиях способом: от отца к старшему сыну, а в зависимости от воли императора. Таким законодательным актом царь-преобразователь хотел ревизовать «неписаное правило» передачи власти, чтобы самому назначить наследника и обеспечить завершение своих реформаторских замыслов. Но история сыграла злую шутку с царем. Он не называл имени наследника до самой смерти. На смертном одре придворные просили императора, уже лишившегося дара речи, написать имя преемника. Слабеющей рукой Петр вывел: «Отдайте все...», но вот самого главного — имени написать уже не успел. Вопрос оставался открытым. Решать его пришлось соратникам царя.

«Новая знать» — светлейший князь А. Д. Меншиков, И. И. Бутурлин, П. А. Толстой хотели видеть императрицей жену Петра I Екатерину, так как приход к власти сына царевича Алексея, Петра, не сулил им ничего хорошего: пусть пока он младенец, но ведь в зрелых летах император обязательно вспомнит, что именно «птенцы гнезда Петрова» повинны в смерти его отца.

Родовитая знать во главе с князем Д. М. Голицыным (Долгорукий, Репнин, Апраксин), напротив, стояли за воцарение Петра II, что, по их мнению, неизбежно привело бы к падению ненавистных им «выскочек» типа «светлейшего» Меншикова.

Но сила оказалась на стороне последнего. К зданию, где обсуждался вопрос о престолонаследии, Бутурлин привел два гвардейских полка. В залу заседаний вошли гвардейские офицеры, выражавшие симпатии государыне и обещавшие «голову проломить боярам», если те вздумают избрать кого-либо, кроме Екатерины. Так, с помощью гвардии, жена Петра Великого взошла на престол. Царствование Екатерины I было недолгим (1725—1727). Практически ее именем правил Меншиков, сама императрица мало вникала в государственные дела. Александр Данилович, еще при Петре I имевший неприятности на почве смешения государственной казны с собственным кошельком, теперь и вовсе не стеснялся в средствах и в буквальном и в переносном смыслах сразу. Казнокрадство достигло небывалых размеров. Все же светлейший князь вынужден был оглядываться и на настоящих князей, таких как Долгорукие. Формой его компромисса с родовитой аристократией стал Верховный Тайный Совет, куда вошли как петровские «выдвиженцы», так и лица, имевшие право на власть по чистоте крови. Этот орган сыграл видную роль впоследствии.

В 1727 г. Екатерины I не стало. Умирая, она назначила своим преемником Петра Алексеевича и дала согласие на его брак с дочерью Меншикова — Марией Александровной. Это согласие было крупным успехом Меншикова, к удивлению своих недоброжелателей, превратившегося из противника в горячего сторонника восшествия на престол 11-летнего мальчика-императора. Даже не выждав для приличия положенных православной традицией 40 дней, светлейший уже на 18-й день со смерти своей благодетельницы Екатерины I устроил торжественное обручение Петра II и Марии. Юного императора Александр Данилович поселил в своем дворце на Васильевском острове. Петр II называл Мепшикова «батюшкой» и пожаловал ему высший воинский чин генералиссимуса. Казалось, что будущий тесть царя в зените славы. Но фортуна переменчива. Воспитателем государя Мепшиков назначил талантливого государственного деятеля и дипломата А. И. Остермана. Этот обрусевший немец оказался еще и даровитым педагогом. Его уроки, короткие и остроумные, более похожие на беседы, легко усваивались и совершенно покорили мальчика-царя, который едва встав, еще не одетый, бежал к Остерману. Такая любовь вызвала ревность Меншикова, который стал третировать Андрея Ивановича. Опытный дипломат до поры скрывал свою взаимную неприязнь к «полудержавному властелину» и ждал подходящего случая для мести. В начале июля 1727 г. Меншиков опасно заболел. А когда выздоровел, с удивлением обнаружил, что император холоден к нему. В том была немалая заслуга Остермана, тонко интриговавшего против генералиссимуса.

Чуждый дипломатии Меншиков попытался вернуть себе положение грубыми средствами. Он прибегал к окрикам, строгости, переходящей в бестактность, что, конечно, не могло понравиться самолюбивому мальчику, который, о чем, кажется, стал забывать Александр Данилович, все же был царем. В результате произошел целый ряд столкновений, во время одного из которых государь бросил оторопевшему временщику: «Я тебе покажу, кто из нас двоих император!» Вскоре Меншиков с семьей был сослан в Сибирь, в Березов, его громадные владения конфисковали, а обручение расторгли.

Теперь на первые роли в исторической драме выдвинулись Остерман и князья Долгорукие. Последние добились обручения Петра II с Екатериной Долгорукой, подобно Меншикову надеясь породниться с царем. Но за день до предполагаемой даты свадьбы мальчик-император умер в Москве, куда приехал на коронацию, от черной оспы.

После смерти Петра II 18 января 1730 г. снова стоял вопрос о престолонаследии, так как царь не назначил себе преемника и, скончавшись в возрасте 15-ти лет, естественно, не имел и потомства. С его смертью прервалось прямое наследие престола династией Романовых по мужской линии. В день смерти императора собрался Верховный Тайный Совет. Долгорукие попытались пустить в ход подложное завещание  Петра II в пользу своей невесты Екатерины Долгорукой, но фальшивка была разоблачена. Русская аристократия во главе с князем Д. М. Голицыным решила в обход дочери Петра I Елизаветы Петровны посадить на трон его племянницу Анну Иоанновну. Семнадцати лет, в 1710 г. она была выдана замуж за герцога Курляндского Фридриха Вильгельма для усиления русского влияния в Курляндии, которая была тогда театром военных действий в Северной войне со Швецией. (Курляндия — государство, находившееся на территории современной Латвии к западу и юго-западу от Рижского залива.) Замужем Анна была всего два месяца, поскольку во время пиров по случаю свадьбы Петр Великий побуждал своего нового родственника к неумеренной еде и совсем уж безмерному винопитию, что и привело к безвременной кончине герцога по дороге в свои прибалтийские владения. Жизнь в Курляндии казалась герцогине незавидной, и ее письма к матери и сестрам полны жалоб на несчастную судьбу….И вдруг невиданный подарок судьбы: смерть юного Петра II, которому, казалось, суждено долгое царствование, и приглашение на царство в Россию!

Радость испытывала не только императрица, но и аристократия, входившая в Верховный Тайный Совет. Дело в том, что вступление Анны на престол было оговорено подписанием ею «кондиций», существенно ограничивавших императорскую власть в пользу «верховников». Без их согласия царица не могла вступать в войну и заключать мир, жаловать в знатные чины выше полковничьего ранга, отнимать и жаловать вотчины и имения, производить самостоятельно кого-либо в придворные. Потом «кондиции» дополнили еще двумя пунктами: подчинением гвардии Совету и обязательством императрицы: «...Буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны Российской». Все это Анна подписала с легким сердцем, но, увидев, что дворянство не поддерживает «затейку» «верховников» об ограничении царской власти, с легким сердцем «кондиции» порвала пополам, лишив их тем юридической силы.

Период правления Анны Иоанновны получил название «бироновщины» — по имени ставшего всемогущим фаворита. Не занимая каких-либо официальных должностей, Бирон фактически вершил важнейшие внутриполитические дела: назначения и смещения должностных лиц, расходование государственных средств, выдача всевозможных пожалований и привилегий. На российских дворян бывший конюх, буквально вышедший «из грязи в князи», а точнее, в герцоги курляндские, смотрел свысока. Ему принадлежит иронически-снисходительное обращение: «Вы, русские». Неудивительно, что все доходные места в государственном аппарате заняли немцы. Армию возглавлял фельдмаршал Миних, внешнеполитическое ведомство — Остерман, уральские заводы — Шемберг, Академию наук — Шумахер, двор и гвардию — братья Левенвольде.

Что касается самой государыни — она не слишком обременяла себя государственными делами. Вместо упраздненного Верховного Тайного Совета был учрежден Кабинет министров, причем подпись трех членов Кабинета приравнивалась к подписи императрицы.

Русское дворянство было недовольно антинациональной политикой временщиков. Императрица жила в постоянном страхе, ожидая заговора. Большой размах получила деятельность Тайной канцелярии, доносы, пытки и казни. В то же время Анна, не надеясь на силу одного «кнута», дала дворянству и «пряник» в виде отмены указом 1736 г. бессрочной службы дворян. Один из сыновей дворянской семьи по этому указу вообще освобождался от военной службы. Другие должны были служить 25 лет, после чего могли подать в отставку.

Завершение царствования Анны Иоанновны увенчалось последней пощечиной русскому патриотизму: в обход дочери Петра Великого царевны Елизаветы умирающая императрица назначила наследником русского престола сына дочери своей племянницы Анны Леопольдовны (герцогини Брауншвейгской), причем регентом грудного ребенка была назначена не мать, а Бирон. Есть легенда, что, подписывая этот указ, она сказала своему фавориту: «Я подписала твою погибель». Пусть это и не были слова самой Анны, они, однако, хорошо отражали настроения по отношению к Бирону в тогдашнем русском обществе. Поэтому другой немец — Миних — легко сверг Бирона и добился утверждения у власти в качестве регентши матери Иоанна Антоновича Анны Леопольдовны. Но и ее правление оказалось недолгим. В гвардии уже мечтали о воцарении дочери Петра Великого Елизаветы Петровны. С ней, законной наследницей Петра, связывали не только дворяне, но и другие сословия Российского государства избавление от немецкого засилья и национальное возрождение, продолжение преобразований.

Во главе заговора встала сама цесаревна, ее личный врач и друг И.Г. Лесток, фаворит А. Г. Разумовский, братья Александр и Петр Шуваловы. Опорой Елизаветы стали гвардейцы Преображенского полка.

В пользу Елизаветы интриговал также французский посол И.Ж. де ла Шетарди, который имел секретную инструкцию помогать ей, так как французская дипломатия надеялась путем переворота изменить в выгодном для себя направлении внешнюю политику России. Шетарди выделил заговорщикам 2 тысячи червонцев.

Английские и австрийские посланники уведомили об опасности Анну Леопольдовну, и действовать пришлось быстрее, чем предполагалось. В ночь на 25 ноября 1741 г. Елизавета, переодетая в мужское платье, явилась в казарму со словами: «Ребята, вы знаете, чья я дочь, идите за мной!» Гвардейцы отвечали: «Матушка, мы готовы, мы их всех убьем». Елизавета возразила:«Если вы хотите поступать таким образом, то я не пойду с вами». Она не желала омрачать начало царствования пролитием крови и даже заставила гвардейцев целовать крест, клянясь в том, что они никого не убьют.

Гренадеры Преображенского полка шли ко дворцу так быстро, что Елизавета за ними не поспевала, тогда солдаты понесли ее на руках. Внешний караул и стража дворца встретили цесаревну с восторгом и без тени сопротивления открыли заговорщикам доступ в покои Анны Леопольдовны. Та спала. «Сестрица, пора вставать»,— стала будить ее Елизавета. «Как, это вы, сударыня?» — удивленно спросила регентша. Когда она, протерев глаза, разглядела гренадеров, на смену недоумению пришел страх. Регентша умоляла о пощаде. Вместе с младенцем Иоанном Антоновичем и мужем принцем Антоном Брауншвейгским она была доставлена во дворец Елизаветы. Пленников сначала хотели выслать в Германию, но затем Елизавету предостерегли о возможности совершения их именем нового дворцового переворота, уже против нее. И в итоге Брауншвейгское семейство оказалось заточенным в Холмогорах под крепкой охраной.

После совершения переворота, утром 25 ноября 1741 г. был объявлен манифест о вступлении Елизаветы Петровны на престол. Ее царствование длилось 20 лет (по 25 декабря 1761 г.), и поэтому мы остановимся на нем несколько подробнее, чем на других правлениях эпохи дворцовых переворотов.

Во главе Российского государства оказалась личность одновременно и примечательная и характерная для своего времени. Елизавета, дочь Петра I и Екатерины Алексеевны, родилась в 1709 г. в селе Коломенском, еще до заключения ее родителями официального брака, что повлияло отчасти на ее судьбу. (После неожиданной смерти Петра II, согласно завещанию Екатерины I, она должна была наследовать престол, но «верховники» отвергли ее кандидатуру на том основании, что Елизавета незаконнорожденная.) Появившаяся на свет в подмосковном селе в год Полтавской победы, императрица, по удачной характеристике Ключевского, «воспиталась среди новых европейских веяний и преданий благочестивой отечественной старины. То и другое влияние оставило на ней свой отпечаток, и она умела совместить в себе понятия и вкусы обоих: от вечерни она шла на бал, а с бала поспевала к заутрене, благоговейно чтила святыни и обряды Русской Церкви, выписывала из Парижа описания придворных версальских банкетов и фестивалей, до страсти любила французские спектакли и до тонкости знала все гастрономические секреты русской кухни»…

…С этой точки зрения и царствование Елизаветы Петровны — продолжение режима временщиков при почти полном отсутствии серьезных начинаний. Между тем дочь Петра Великого была очень популярной государыней у современников и оставила совсем неплохое наследство потомкам, которое не исчерпывалось старыми чулками и платьями... Обстоятельно изучивший архивы и законодательные акты елизаветинских времен, С. М. Соловьев в XXIV томе «Истории России...» ставил в заслугу императрице свержение немецкого режима, покровительство всему национальному и гуманность; национальные «правила и привычки» воспитали при Елизавете целый ряд новых деятелей, составивших славу Екатерины II. Таким образом, историческое значение этого царствования, по Соловьеву, состояло в его подготовительной роли в отношении следующей эпохи, в придании национального направления политике государства.

Действительно, и исторически и фактически царствование Елизаветы лежит между аннинскими и екатерининскими временами. Императрица выгодно отличалась от Анны Иоанновны, но уступала Екатерине II в последовательности и состоятельности своей политики. Не обладая способностью управлять страной самостоятельно, государыня правила через доверенных лиц, но, в отличие от Анны, старалась постоянно контролировать их и вникать во все дела. Образцом государственной мудрости для нее всегда был отец, и политическая канонизация Петра I начинается именно при ней. В именном указе императрицы от 12 декабря 1741 г. объявлялось, что в предшествующие царствования «произошло многое упущение дел государственных» вследствие отмены порядков, заведенных Петром I и Екатериной I. Указ восстанавливал значение Сената как высшего государственного органа и ликвидировал стоявший над ним Кабинет министров. Вместо последнего создавался просто Кабинет как личная императорская канцелярия, лишенная властных полномочий. Сенат находился под контролем императрицы. «Количественный анализ документов высших государственных учреждений,— пишет В. П. Наумов,— подтверждает мнение о значительной завг5симости Сената от импе­раторской власти. В ноябре — декабре 1741 г. Елизавета Петровна дала Сенату 51 указ... и получила от него 14 докладов на „высочайшее утверждение". Эти сухие цифры красноречиво говорят, что «веселая царица» была таковой только в часы досуга, но она умела находить время и для государственных дел...

В числе поручений Сенату был и указ о создании комиссии для разработки нового Уложения, но в том, что работа ее оказалась незавершенной, вряд ли стоит винить императрицу: до нее над сводом законов трудились пять подобных комиссий, после, уже при Екатерине II, еще одна, но все труды оказались безуспешны — общероссийский кодекс удалось создать только в XIX в., при Николае I.

Важным достижением царствования стала отмена по инициативе П. И.Шувалова, фактического главы правительства с конца 40-х гг., внутренних таможенных пошлин — этого пережитка феодальной раздробленности. После обсуждения законопроекта Шувалова в Сенате и его доработки 20 декабря 1753 г. Елизавета Петровна опубликовала указ «об уничтожении внутренних таможенных и мелочных сборов». Он дал стимул развитию торговли и формированию всероссийского рынка. Дело в том, что ранее при заключении каждой сделки платился сбор в пользу государства. С купцов взимали также и другие платежи: привальные и отвальные, весчие, с водопоя, с клеймения хомутов и т. п.

Социальная политика Елизаветы была продворянской и закрепостительной. Правда, императрица несколько облегчила бремя податного гнета, простив недоимки за ряд лет и несколько снизив подушную подать. Но одновременно росли косвенные налоги. Единственным привилегированным сословием оставалось дворянство. В 1746 г. появился указ, согласно которому запрещалось кому-либо, кроме дворян, покупать «людей и крестьян без земель и с землями». Годом позже помещики получили право продавать своих крепостных в рекруты, что окончательно узаконило торговлю людьми. С 1760 г. помещики имели право без суда, лично ссылать в Сибирь неугодных им крестьян.

Принимались и меры, имевшие в виду консолидацию дворян­ского сословия. В 1758 и 1760 гг. Сенат принял постановления о личных дворянах, согласно которым лица, получившие по петровской «Табели о рангах» личное дворянство, были лишены права покупать людей и земли. Дворяне по роду теперь отличались от дворян по службе. С. Ф. Платонов в «Лекциях по русской истории» замечал по поводу этих мер, что они вели к превращению дво­рянства «из класса, отличительным признаком которого служили государственные повинности», в класс, «отличием которого дела­лись особые исключительные права: владение землей и людьми». Дворянство становилось наследственным, привилегированным и замкнутым сословием в государстве. «Это был очень важный шаг в историческом развитии русского дворянства; это было введением кзнаменитым мерам о дворянстве Петра III и Екатерины II».

Религиозная политика Елизаветы определялась ее приверженностью к Православию и была далека от веротерпимости. В декабре 1742 г. она издала указ о высылке из России лиц иудейского вероисповедания. Сенат послал императрице доклад, что эта мера плохо отразится на торговле. Елизавета наложила резолюцию на этом документе: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».Елизавета отошла от начатого еще Петром I курса на секуляризацию церковных и монастырских земель и вернула монастырям право полного распоряжения их вотчинами.

Благодарную память потомства императрица снискала указом 17 мая 1744 г., который фактически отменял в России смертную казнь. Этот указ был выполнением обета, данного Елизаветой до переворота 1741 г.,— «никого не казнить смертью». В царствование Елизаветы Петровны ни один человек не был казнен, хотя и сохранялись старинные наказания «кнутом, батожьем и ломкою». Смертных преступников клеймили и отправляли на каторгу с пожизненным заключением в ножные кандалы.

Другой важный акт елизаветинского царствования состоял в открытии в 1755 г. университета в Москве. Как мы уже писали, его отцом стал М. В. Ломоносов, а куратором и постоянным ходатаем перед правительством — И. И. Шувалов. Поначалу в университете было 10 профессоров и три факультета: юридический, медицин­ский и философский. Несколько ранее (1747) в Петербурге также был учрежден университет при Академии наук. В оба учебных заведения могли поступать как дворяне, так и разночинцы после сдачи необходимых экзаменов.

Внешняя политика Елизаветы Петровны, как и внутренняя, в общем продолжала традиции Петра I. В 1743 г., после вступления императрицы на престол, победой русского оружия закончилась шедшая с 1741 г. война с Швецией. Швеция уступала России ряд территорий Финляндии.

Россия приняла активное участие в Семилетней войне 1756— 1763 гг. против значительно усилившейся при короле Фридрихе II Пруссии. Против нее выступила коалиция, в которой кроме России участвовали Австрия, Франция, Швеция и Саксония. Прусского короля поддерживала Англия. Сначала события развивались благоприятно для Фридриха II, который поочередно разбил саксонские, австрийские и французские войска. Вступление в войну России в 1757 г. резко изменило соотношение сил и привело к полному разгрому прусской армии и взятию русскими Берлина 28 сентября 1760 г. От полного краха Фридриха II спасла лишь только смерть императрицы 25 декабря 1761 г. Ее преемник пропрусски настроенный Петр III порвал с прежними союзниками и прекратил военные действия против Пруссии.

Подводя общие итоги царствованию дочери Петра Великого, С. Ф. Платонов писал, что «идеи Елизаветы (национальные и гуманные) вообще выше ее деятельности», и, конкретизируя это положение в другом месте, он так характеризует императрицу:

«Петр Великий умел объединять своих сотрудников, лично руководя ими. Елизавета же не могла это сделать; она менее всего годилась в руководительницы и объединительницы....Она могла иногда подгонять лиц ее окружавших, но управлять ими не могла. Не было объединителя и среди ее помощников. Понятно, что такая среда не могла внести в управление государством руководящей программы и единства действий, не могла подняться выше, быть может, прекрасных, но по существу частных государственных мер. Так и было. Историк может отметить при Елизавете только национальность общего направления и гуманность правительственных мер (черты, внесенные самой Елизаветой), а затем ему приходится изучать любопытные, но отдельные факты». К этой аналитичной, но академически-суховатой оценке Платонова можно добавить превосходную эпитафию умершей императрице В. О. Ключевского, который с присущим ему литературным блеском так заключил обзор ее царствования: «Елизавета была умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII в., которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и тоже по русскому обычаю все оплакали по смерти»

Со смертью императрицы престол наследовал человек совсем другого склада и образа мыслей. Голштинский герцог Карл-Петр-Ульрих был сыном старшей дочери Петра Великого Анны и приходился Елизавете Петровне племянником. Еще в 1742 г. императрица пригласила его в Россию, и он стал наследником престола. В православном крещении 13-летний мальчик получил имя Петра Федоровича. Будучи внуком Петра I и внучатым племянником Карла XII, он имел шансы стать не только русским царем, но и шведским королем. Но судьба, быть может, к несчастью для него, распорядилась так, что юный голштинский герцог оказался на берегах Невы,, В Россию он приехал круглым сиротой: мать потерял нескольких недель от роду, а отца — в одиннадцать лет. С детства он оказался под надзором плохих воспитателей, которые не могли научить мальчика ничему дельному….

…. Петр III быстро восстановил против себя все слои столичного общества. …Офицерство и гвардия оказались крайне недовольны безосновательным прекращением победоносной войны с Пруссией, открытым преклонением Петра III перед Фридрихом II, введением непривычных и неудобных мундиров прусского образца, планами вывода гвардейцев из Петербурга для участия в войне с Данией. Придворные при капризном и неуравновешенном императоре не были уверены в завтрашнем дне и тоже имели повод для недовольства.

В то же время не все в шестимесячном царствовании Петра III было столь темно и безрадостно для его современников. Император издал несколько важных законов, которые, казалось, должны были принести ему популярность и поддержку. 18 февраля 1762 г. вышел манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». Вероятно, основные идеи этого манифеста внушили Петру III такие его сторонники, как Шувалов и Волков. В соответствии с манифестом дворянин получил право оставить армейскую или гражданскую службу и выйти в отставку, когда пожелает. Разрешалось также обращаться непосредственно к царю, ездить за границу и поступать там на службу, а потом возвращаться в Россию и продолжать карьеру в полученном в иноземных странах звании. Отменялось телесное наказание дворян. Оценивая этот манифест, В. О. Ключевский в «Курсе русской истории» остроумно заметил, что в нем было покончено с «дворянским кре­постным правом». «По требованию исторической логики или общественной справедливости на другой день, 19 февраля, должна была бы последовать отмена крепостного права, она и последовала на другой день, только спустя 99 лет» (т. е. 19 февраля, но только 1861 г.). Слух о «вольности» действительно разнесся среди крепостных крестьян и имел не последнее место в числе причин появления после гибели Петра Федоровича почти сорока лже-Петров.

21 февраля император подписал и другой важный документ своего недолгого царствования — манифест «Об уничтожении тайной розыскной канцелярии». В нем законодатель признавал, что существование системы тайных доносов оказывает развращающее действие на общество. Отныне воспрещалось выкрикивать страшное «Слово и дело» — формулу, по которой доносчика немедленно брали под охрану и начинали по факту розыск.

Февральские манифесты Петра III, как, впрочем, и другие его начинания, не дают оснований для уничижительных оценок императора, которые стали чуть ли не общим местом в литературе о нем. Можно согласиться с современным историком А. Б. Каменским, который так оценивает это царствование: «...Легко убедиться, что некоторые из начинаний Петра III имели прогрессивный характер. Действительно, война с Пруссией не была нужна России, и Екатерина в дальнейшем также ориентировалась на союз с нею; секуляризация церковных земель была назревшей необходимостью, и в скором времени Екатерина провела и эту реформу. Нельзя не признать разумной и попытку вывести из Петербурга гвардию, лишив ее тем самым возможности воздействовать на политическую жизнь страны.... Прогрессивный с современной точки зрения характер некоторых из его начинаний перечеркивается методами, которыми он пытался их проводить, указывающими на полное отсутствие у него такого важнейшего качества, как политический реализм».

На наш взгляд, это отсутствие политического реализма объясняется не столько бесспорной общей ограниченностью Петра III, сколько его самочувствием и самоосознанием голштинским герцогом, а не русским императором. Да, конечно, он очень хотел управлять Россией, но не смог, поскольку не знал ее и не хотел знать. Плохую услугу оказал царю и русский патриотизм, который мог скрепя сердце простить коренному русаку Петру Великому его немецкие увлечения, но решительно отказывал в том же самом голштинскому герцогу... Слишком свежи в памяти были впечатления бироновщины.

Но главная ошибка Петра III состояла в том, что он недооценил свою жену Екатерину Алексеевну. Еще до замужества она мечтала о российской короне, а из ошибок мужа вынесла урок — немке в России лучше всего быть самой горячей русской патриоткой. Император сделал все, чтобы восстановить супругу против себя. Как бы ни были тенденциозны и пристрастны ее «Записки», составленные уже после свержения мужа, в них слишком явно проглядывает не только расчетливый политик, но и оскорбленная женщина. Заключительным звеном унижений стал обед 9 июня 1762 г., когда Петр III публично обозвал ее дурой. Это был для нее словно сигнал к действию. Обстоятельства восшествия Екатерины II на престол не украшают ее правления, начавшегося с цареубийства. Справедливо все-таки признать, что императрица оказалась в отчаянном положении: Петр давно имел фаворитку Е. Р. Воронцову, от жены он был не прочь отделаться, заточив ее в монастырь. Екатериной руководило не только политическое самолюбие и жажда власти, но и инстинкт самосохранения.

О существовании заговора против императора знали высшие сановники государства: генерал-прокурор Глебов, начальник полиции Корф, малороссийский гетман Кирилл Разумовский, дипломат и воспитатель великого князя, наследника Павла, Н. И. Панин. Все эти лица не примкнули непосредственно к готовившей переворот гвардейской молодежи, но своим благожелательным нейтралитетом как бы дали ей карт-бланш, а позднее, когда дело удалось, быстро встали на сторону Екатерины.

…Живой император был не нужен заговорщикам: хватало заточенного в Шлиссельбургскую крепость Иоанна VI (сына Анны Леопольдовны, в свое недолгое правление называемого также Иоанном III по «царскому» счету от первого царя Иоанна Грозного). И вот 6 июля Екатерина II получает записку, написанную на сером и нечистом листе неровными буквами, очевидно, пьяного человека. В ней Алексей Орлов извещает императрицу об убийстве ее мужа. Павел I сжег это послание, но оно сохранилось в копии Ф. Растопчина, по мнению С. Ф. Платонова, вряд ли точной, представляющей собой пересказ документа по памяти. Вот это письмо: «Матушка милосердная Государыня! Как мне изъяснить, описать, что случилось. Не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину. Матушка, готов иттить на смерть. Но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя — но, Государыня, свершилась беда, мы были пьяны, и он тоже, он заспорил за столом с князь Федором, не успели мы разнять, а его уж и не стало, сами не помним, что делали, но все до единого виноваты — достойны казни, помилуй меня хоть для брата; повинную тебе принес и разыскивать нечего — прости или прикажи скорее окончить, свет не мил, прогневили тебя и погубили души навек!»

Так закончился дворцовый переворот 1762 г.— хронологи­чески последний в XVIII в. …»