Автоматическое растормаживание колес: Тормозные устройства колес предназначены для уменьшения длины пробега и улучшения маневрирования ВС при...
Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций...
Топ:
Оснащения врачебно-сестринской бригады.
Процедура выполнения команд. Рабочий цикл процессора: Функционирование процессора в основном состоит из повторяющихся рабочих циклов, каждый из которых соответствует...
Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов...
Интересное:
Финансовый рынок и его значение в управлении денежными потоками на современном этапе: любому предприятию для расширения производства и увеличения прибыли нужны...
Распространение рака на другие отдаленные от желудка органы: Характерных симптомов рака желудка не существует. Выраженные симптомы появляются, когда опухоль...
Что нужно делать при лейкемии: Прежде всего, необходимо выяснить, не страдаете ли вы каким-либо душевным недугом...
Дисциплины:
2019-08-07 | 191 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
#np Amy Winehouse – Back to black
Под новый год, как в сказке, случилось сразу всё...
Ребята лихо пляшут из городов и сёл,
встречая дед Мороза и зимние деньки.
Пока в курортной зоне я тёмные очки
ношу, у моря, с солнцем, к исходу декабря.
Жизнь в городах приморских – забавный фоторяд.
И, так как я тут барин (а, может, и барон) –
в словах, где, взвив лишь палец, могу пустить ворон
кладбищенских иль белых, снежинок на крылах,
то, сдерживая смех свой, рисую снег в стихах.
Был снежный вечер... трудно. Мой смех, он, как шакалий.
Анубис, ты хоть друг мне, но нам не место в зале.
Был снежный вечер. Дело в рифме всё же.
Классическим звучание вдруг стало.
Инь подходила к клубу. Что-то в роже, –
пардон, в лице, – у компаньонки бравой
её – охраннику не приглянулось сразу.
Сказал он "нет". И прекратил бы сказку,
когда б Инесса ни нашлась. – Она со мной, –
сказала по возможности развязно,
сестре повадкой подражая, хрипотцой
и даже лёгкой вытяжкой согласных.
– О... Кобра? Выглядишь ты сногсшибательно.
– Тем и живу, – и усмехнулась также, вкривь. –
Ни слова больше. Внутрь попали обе.
Секьюрити немало удивился.
Вроде, со входа заднего – путь Лоре...
Но, мало ль, что там, наверху, творится.
У Паучихи (кличка за глаза)
найдётся, для чего вползать в фасад.
В толпе и темени он не заметил глаза.
– Что? Кобра? Ты? – Нет. Я сестрой прикинулась.
Тише, – шепнула, перед холлом оказавшись
в диванах кожаных, где гардероб и дивные
на стенах барельефы: сцен таких,
что завернулись б очи у иных.
– Привет, царица! – в гардеробе девушка
ей улыбалась, как чудесному явлению.
– Привет, – рекла Инесса, подмигнув ей (хоть
|
интуитивно, но попав в цель). Разумение
подсказывало двигаться вперёд.
Соклассница же пусть не отстаёт.
В высоком и широком зале было
не людно, а, скорее уж, людимо.
Второй этаж, балкон, "Куб" поделил на
места для местных и для заместимых.
Оградой отделённые от чужаков (как в раме
над первым) буквой "с" в квадрат сидели «Сами».
Внизу творились шоу, танцы, песни
и прочьи способы развлечься и развлечь.
Инессе было видеть интересно,
но от увиденного отказала речь.
Стеклянный куб, подобный нашей личности,
вмещал танцующую в нём мамзель без лифчика.
Человек в зеркальном кубе, кем-то смятом до осколков,
тем себя извечно губит, что, изрезавшись без толку,
не врубается: "я вижу" равнозначно "я являюсь".
Смысл пенять на рожи ближних, сам в них отражён раз?
Та мамзель, внутри, на зеркало источала дух свободы.
А снаружи видно тело той и венозные разводы.
Вокруг стояли люди, тщась дотронуться.
Из-за столов другие чуть косились.
Официантки бегали проворно с яств
и питий на подносах – изобильем.
Когда-то в общепите я вилась.
Ужасно их работа тяжела.
Прошли за столик девы. Сервирован
он был, как на приёмах в высшем свете.
– Скажи-ка, Инна, кто такая Лора? –
спросила спутница. – Кончали школу летом.
Была закрытая, в себе, с безумным глазом.
А здесь – и Кобра, и царица сразу.
– Она здесь швец и жнец... игрец, и с Яном,
владельцем, близко дружит, я слыхала.
– Мне это слышать невозможно странно.
Хоть та ещё порой она нахалка.
Пробьётся в переносном и прямом
значенье: по башкам и напролом.
– Моя сестра, как я, но много лучше, –
вздохнула Инь, – мне не хватает смелости.
Мечтаю я. Она живёт так. Сущность
её стара. Ло понимать, что делает,
умеет, и не пятится назад...
– Красивый у танцовщицы всё ж зад. –
К ним девочка с заказом подошла.
– О, Кобра... разве выход твой не скоро?
– Сестра её я, – Инь ответила. – Пришла
взглянуть на то, как выйдет нынче Лора.
|
– Прошу прощения. Что будете вы, мисс?
– Мне кофе. – Мне абсент. –
С тем разошлись.
С высот Ян видел Инь. И спутницу её.
Усмешка рот разбила: «Лора, тоже мне.
Сообразительная, но лицо – ещё не всё.
От неожиданности только запустили их.
Нет в ней уверенности этой, бронебойной...
Елена – не Пентесилея, биться в войнах».
Один он был, и разбирал бумаги разные.
В блокнот заметки делал: протокол.
Ребята заняты, им не до празднеств на сей раз.
Под дюжину фронтов Паук оплёл
попеременно в мыслях, но явилась Фея,
и заблистали нити вместе с нею.
Вниз опустилась баловница в кубе
(на лифте – в подпол; дымом это скрыто).
Из-за кулис (за ним), встав сверху (губы
красны; высокие ботфорты; платье сшито
из бархата, и алое – кумач).
явилась Лора. Вся в крови. Палач.
Небрежно встала, охвативши залу прищуром.
В руках держала микрофон, легко, как нож.
Совместно их впервые в жизни видел он.
Какая – где, и без очков поймёшь.
Любила Лора перед выступлением
загадками бросаться в налюднение:
– От гильотинной хватки увернись. Давай, попробуй.
В железной деве тесно. Ниц из недр её летит труп.
И пахнет дымом пустота. И голос чей-то шепчет: «Станем...»
И он – не тот, она – не та. И – ни прощенья, ни прощанья.
Я, под ударами мечей, тянусь бодать их...
Благодарите палачей. Они, казня, освобождают. –
Прожекторы крест-накрест. Дым багров
под ней (темнее и темнее, вплоть до чёрного
он делался по ходу её слов).
– Вот это... Женщина, уже а не девчонка, –
знакомая сказала в ухо Инь, –
сошла она как будто бы с картин. –
Вступление к песне, многим нам известной.
Оригиналу в тон перепевалось.
Узнала близнеца чужим Инесса.
Ян понял, что ему предназначалось.
А золотая молодёжь и сливки общества
увидели одну из её лучших сцен.
По окончанью сразу скрылась Лора.
Заметить Инь в толпе она успела.
На полсекунды встретились их взоры.
Улыбка, камелот на вишне спелой,
ей губы раздавила косо, в сок.
Неотвратим, вестимо, сестрин рок.
Ян подошёл к ограде (сбоку лестница
вела наверх). Почуяв взгляд, она ему
кивнула. Снизошёл он лично к Инь.
Сел рядом. – Ну, что скажешь? –
Этих мук
ни человечий, ни иной какой язык
не выразит, – что врезали ей вмиг.
Она прекрасно понимала, что не станет
ждать ничего за рамками общения.
|
Но отторжение влечением было тайно.
Ей боком шло её же развлечение.
И до последнего цеплялась Инь за "нет".
Шаг останавливала та на красный свет.
– Скажу, что ты охрану не проверил.
Нас с Лорой спутали. Вот так вот всё легко.
А ты что скажешь? – Что открыты двери
мои для вас обеих. Ну, доколь
я сам здоров и весел относительно. –
Её теперь ком в горле посетил к тому ж.
Что-то сказал второй, чуть захмелевшей.
Та танцевать возжаждала уже.
Куб заполняла новая, им – слева,
под музыку являя неглиже.
За барной стойкой был парнишка симпатичный.
"Подруга" к нему сбагрилась тактично.
Искали автора, вплетённого в ткань текста,
учителя литературы, с лупой в лад.
Так вот, я – девочка, что к бармену полезла.
Сама когда-то даже барменом была.
В кругах определённых байкам рады,
где вакханалии кружила с Эсмеральдой.
Show must go on, как пел когда-то Фредди.
И петь он будет вечно, как по мне.
По струнам сердца бьёт: бессмертна песня. Ведь мы
всегда узнаем яви блеск – во сне.
Одёрнув шторку, смотрим в мир идей...
У нас, в Идеях, тусы – всех живей.
Реальность без искусства очень тускла.
А в двадцать первом вовсе механична.
В бетоне потолок украсит люстра.
Цветут в нутрянке страсти жизни личной.
Но нет сравнения для встречи с тем, что нас
"выводит из себя", то есть в экстаз.
Ян с Инь наверх переместились, в уголок
(пока я распиналась о прекрасном).
К прекрасному весьма путь недалёк.
Оно под носом, если видишь красный,
не путая с зелёным. Дальтонизм
родился с многими из нас, как стёкла призм.
По пятницам устраивалось шоу,
с бурлеском схожее. Все выходы танцовщиц
перемежали номера, как кожу – шов.
Там пели, веселились... и под кров шли
боа, пайеток, шпилек, париков и масок,
чтоб на ночь персонажами стать сказок.
Моя царевна-лебедь, в платье чёрном
(с широкой юбкой вровень до колен)
сидела между "дышащих" и "мёртвых"
мирами, пульс измерив даже стен.
Всё билось в ней, от жилки на виске
до голоса (им говорила – с кем):
– Впервые вижу, как она на людях пела.
Нет, музыкалка не считается... У ней
|
тогда мечта была: заняться делом,
чтоб зажигало всех вокруг людей.
Про смерть её теперь все стали речи.
Как будто смерть – её от жизни лечит...
Со смертью флиртовала Лора с детства.
Я помню, мы в начальной были школе,
когда постиг недуг нашу соседку
по играм в классе. Так... внезапно что ли.
Заболевание скосило восьмилетнюю.
На первом этаже висело фото с ней.
С диагональной лентой в правом нижнем.
Из крепа. Мы, узнав, девчонки, плакали.
А Лора вдруг как будто вся застыла.
«Я думала, – потом она сказала мне, –
впервые о природе смерти думала всерьёз».
Одна из класса, вытирая подопухший нос,
к ней подошла нарочно, и ей крикнула:
«Бесчувственная!» Лора улыбнулась. Как-то жутко.
Та отошла, да, сразу. Реагировать
умом, а не эмоциями – шутка ль?
Потом, она рассказывала, смерть
ходила рядом, верь или не верь.
По переулкам тёмным шастала с ножом
сестра, желая "умереть или убить".
Когда с собой оружье, применится то.
Но как-то ей... везло. Мужчин подвид,
к насилью склонных, хоть встречала Лора много,
вредила им она, а не они ей, слава богу.
Уйти из зданья, где взорвётся через час,
пройти под окнами, услышав, за спиной как
балкон упал... Случалось, и не раз.
Смерть с ней флиртует словно. Раньше срока
они поладили. При жизни. И, бесспорно,
в любимцах, меченая, оказалась Лора.
– Ты о сестре да о сестре. Я с ней знаком
не первый день. Да, этого не знал... Но
она всегда следит за языком,
и рождена, чтоб быть шкатулкой тайной.
Ты о себе мне лучше расскажи.
Чему мечтаешь посвятить всю жизнь?
– Я думала, хочу лечить людей.
Теперь в себе заметила сомнения.
Мне видеть на столе труп тяжелей,
чем чувствовать чужое настроение.
Лечить тела – заслуга... – Но, послушай,
даже важнее исцелять их души.
Всего врач должен видеть человека.
Не только организм иль "психо", – веришь, нет, –
а вместе то и это. Жаль, в наш век нет
уж знания, доступного Асклепию.
Душа равна своею формой телу
и правит им. Наоборот – не дело.
– Какой религии ты? – Вовсе никакой.
Считаю я, что здесь и рай, и ад.
– Толково говоришь... – Я под рукой
всегда имел наставников парад.
– А я читала мало. По истории
собаку съела Лора. Я ж живу сейчас.
– Уменье жить есть дар бесценный. Я не сразу им
смог овладеть. Заваливало в будущее.
Предвидел, и другим на то указывал,
но панорама "здесь"... тут навык нужен.
– Я целое слагаю по детали.
Меня особо не прельщают дали.
Что мне до судеб мира? Всё идёт
туда, куда должно, с моим участием
иль без него. Мне ровно до забот,
какие наверху творятся страсти. Я
могу решить проблему, знать, решу.
А нет, так ни к чему стенаний шум.
– Вернёшься на учёбу после праздников?
|
– Теперь не знаю. Маме нужно очень,
чтоб получила я образование.
Но я потеряна. – Чего ты вправду хочешь?
Пойми, и половина дела сделана.
Бросай, раз в будущем себя не видишь в деле ты.
– Туманно будущее. Призраков полно.
Мне иногда такое в нём привидится,
что отворачиваюсь... это всё равно.
Своею жизнью здесь вполне доволен ты?
– Всегда стремлюсь я дальше, чем я есть,
по мере сил храня свой ум и честь. –
Второй этаж имел балкон наружу.
Ян вышел с нею вместе: покурить.
Она стояла рядом. Город сужен
был до его фигуры – в ней. Ценить
хотела Инь момент, но ведь, как встретишь
"его" или "её" мерещишь вечность.
Вопросы исчезают. Связан мир.
Зависит радость или горе от другого.
Когда взаимны двое, брачный пир
их – словно торжество всего живого.
Системой замкнутой я вижу двух. Развития
во времени не хочет та. Простите, нет.
Путём огромного количества исканий,
мол, отчего чудовищна действительность,
и почему мы ищем умиранья,
ну и т. д., я вывела, что длительность
любви, – вниманье, – при условиях живёт:
а) двое против всех; б) творческий полёт.
Разлука крепит узы. И всеобщая
отверженность вживляет в декабристов жён.
Творец, конечно, склонен к одиночеству,
но двое целых... Фейерверк зажжён.
Сердца навстречу открываются им. Если
по одиночке могут, вместе ж – интересней.
Мир окружающий участником быть должен
союза двух. Иначе им капут.
Друг к другу лицами не стойте долго. Кожно,
спиной касаться – только так взойдут
ростки посеянного "свыше". А в упор
смотря, прицелишь недостатков сор.
Я отойду пока. За сигаретами.
Придётся повесть в "Кубе" разорвать...
Курю в футболке. Натурально, лето тут!
С балкона я в траву гляжусь опять.
Словесный город снегом запорошен.
Пешком бредут в нём толпы мелких сошек.
|
|
Индивидуальные и групповые автопоилки: для животных. Схемы и конструкции...
Наброски и зарисовки растений, плодов, цветов: Освоить конструктивное построение структуры дерева через зарисовки отдельных деревьев, группы деревьев...
История развития пистолетов-пулеметов: Предпосылкой для возникновения пистолетов-пулеметов послужила давняя тенденция тяготения винтовок...
Состав сооружений: решетки и песколовки: Решетки – это первое устройство в схеме очистных сооружений. Они представляют...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!