Рам Дасс (тогда Ричард Олперт)

Доктор наук Ричард Оперт родился в 1931, он больше известен под именем Рам Дасс и является современным духовным учителем и автором ряда книг, включая "Это только танец", "Be Here Now" и "Психоделический опыт" (в соавторстве с Лири и Мецнером). Поработав приглашённым профессором в Калифорнийском университете, Беркли, он принял должность в Гарвардском Университете, где работал на факультете Социальных Отношений, на факультете Психологии, в Высшей школе педагогики, а также в должности терапевта в отделении медицинского обслуживания. У него также были исследовательские контракты с Йелем и Стенфордом, пока их с Лири не уволили в 1963. Рам Дасс также известен своими отношениями с гуру Ним Кароли Баба и помощью двум благотворительным организациям, Seva Foundation и Hanuman Foundation.

Когда его спросили, как можно сформулировать послание его жизни, Рам Дасс ответил: "Помощь людям - это мой способ работы над собой, и я работаю над собой, чтобы помогать людям". Он был моим ментором в Гарварде ещё до знакомства с психоделиками, а после знакомства с ними (как описано в главе 17) подарил мне мой первый психоделический опыт. Он изменил направление моей жизни. Данная книга отчасти является способом выразить ему мою признательность. Поискав на www.youtube.com "Richard Alpert—The LSD Crisis", можно увидеть очень молодого Ричарда Олперта, рассказывающего о своих первых психоделических прозрениях. Он в течение многих лет остаётся духовным учителем мирового уровня. Следующий отрывок взят из его главы в книге Higher Wisdom.

 

Я пришёл к психоделикам через Тима Лири... Мне было очень любопытно... В марте 1961 мы приняли несколько таблеток псилоцибина в своём большом классном доме в Ньютоне. Мы с Тимом приняли таблетки псилоцибина вместе с Алленом Гинзбергом, который тоже с нами был.

Тим с Алленом остались на кухне, а я ушёл в тёмную гостиную. Потом я заметил, что в углу кто-то был, и попытался его рассмотреть. Оказалось, что это я! Я, в разных ипостасях: пилот, академик - там были все мои роли. И проживал я их всегда от первого лица, так что было очень непросто смотреть на них "со стороны". Я подумал: "Из-за этого вещества я перестаю понимать, кто я такой. Если все мои роли стоят там, то что остаётся здесь?" Тогда я подумал: "Ну, у меня хотя бы осталось тело". Это было первой ошибкой, потому что когда я опустил глаза на диван, то увидел, сто моего тела на нём не было! Это меня испугало. Будучи на тот момент материалистом, я считал своё тело плотным. С некоторой долей еврейского юмора я поинтересовался: "Кто же за магазином присмотрит?"

Я оказался в той части внутреннего пространства, в которой никогда прежде не был. Там было чувство или настроение, которое можно описать как "я дома". И этот дом был безопасным, экстатическим...

Когда переживание завершилось, я узнал, что прошла снежная буря. Дом Тима был на холме, и я в экстазе скатился по заснеженному склону... Дом Тима был на расстоянии всего трёх кварталов от дома моих родителей, где я вырос. Так что я прошёлся по снегу до их дома. Дойдя до их дома и обнаружив, что снег не убран, я подумал, что как самый молодой должен расчистить дорожку для моих любимых пожилых родителей. Так что я расчистил дорогу.

Только вот незадача: было четыре часа утра. Мои папа и мама подошли к окну, своими взглядами говоря: "Что с тобой такое, маленький придурок?"

Что ж, с самого младенчество я опирался на родительские оценки своего поведения. На последующих этапах жизни родителей заменяли учителя и деканы факультетов. Но моей внутренней сущности, этому "дому" во мне нравилось убирать снег. Так что я приплясывал во дворе, взмахивал лопатой и расчищал дорожку. Это был первый раз, когда я воспротивился авторитету. И это было ключевым "ага" моего псилоцибинового трипа.

Вскоре после этого Олдос Хаксли дал нам копию Тибетской книги мёртвых. Она была предназначена для чтения умирающими монахами, но меня поразило то, как близко мне было написанное.

Тибетская книга мёртвых помогла мне почувствовать, что внутреннее устройство пережитого мной чувство "дома" описано в восточной психологии. И меня впечатлило то, как много "этот момент" в себе заключал. Он был похож на слоистую бахлаву: много разных слоёв, между которыми чередуются орешки и мёд. Например, там было экстатическое состояние, в котором цвета и музыка становились невероятно красочными, и казалось, что у Моцарта непременно был доступ к этим областям, и он к ним прислушивался. И мне это очень понравилось.

 

Ральф Мецнер

Доктор наук Ральф Мецнер родился в 1936 году, является психологом, писателем и исследователем, участвовавшим в исследованиях психоделиков при Гарвардском университете в начале 1960х с Лири и Олпертом. Мецнер является психотерапевтом и почетным профессором психологии в Калифорнийском Институте Интегральных Исследований в Сан Франциско, где он также работал деканом и вице-президентом. Мы с ним подружились ещё когда ассистировали Ричарду Олперту (до психоделиков) и с тех пор остаёмся близкими друзьями. Хотя почти вся моя работа проходила с лабораторными психоделиками, Ральф был одним из людей, воссоединивших меня с более старыми и более натуральными традициями.

Чтобы увидеть презентацию Мецнера на Всемирном Психоделическом Форуме в Базеле, Швейцария, в 2008, поищите на www.youtube.com "Metzner" и "World Psychedelic Forum". Ниже приведён отрывок из его книги в соавторстве с Лири, "Outside Looking In". Хотя на момент опыта он был ещё студентом, Мецнер вскоре стал сотрудничать на равных с Лири и Олпертом после их ухода из Гарварда. Теперь он является сооснователем и президентом Green Earth Foundation, некоммерческой просветительской организацией, стремящейся к исцелению и гармонизации отношений между людьми и планетой.

 

Я лёг на пол и потянулся, ощущая глубокое расслабление и при этом бдительность... совершенно внезапно я попал в абсолютно новые, волшебные миры... Когда я закрывал глаза, за опущенными веками складывались удивительно красивые и сложные объёмные геометрические фигуры, я наблюдал, как они сталкиваются и движутся на больших скоростях... моя кожа обнимала меня, укрывала, и от чередования влажности и сухости, холода и тепла эти объятия становились почти невыносимо приятными...

... в определённый момент я заметил, что интенсивность переживания сходит на нет - будто снег начал таять. Тело было очень тёплым и расслабленным. Я понял, насколько моё обычное восприятие мира ограничено и подчинено многим запретам, с которыми я почему-то раньше соглашался...

Возможно, важнейшее откровение этого опыта состояло в том, что моё восприятие и мои мысли зависят, в первую очередь, от меня самого, что я не марионетка внешних сил, а способен выбирать широту и качество своего сознания.

 

Хьюстон Смит

Доктор наук Хьюстон Смит родился в Сучжоу, Китай, в 1919 году, и провёл первые семнадцать лет жизни с родителями, которыми были миссионерами методистской церкви, и своими сиблингами. Он преподавал в Университете Денвера в 1944-1947 и в Вашингтонском государственном Университете в Сент Луисе в 1948-1958, пока не стал председателем факультета философии Массачусетского Технологического Института в 1959-1973. В тот период он принимал психоделики и работал с Лири и Олпертом. Потом он переехал в Сиракуз, Нью Йорк, и работал в Университете Сиракуза до ухода на пенсию в 1983.

В ходе своей карьеры Смит изучал, а также практиковал Веданта индуизм, Дзен буддизм, и суфизм, помня и о своих христианских корнях. Для меня всегда большая радость - встретиться с Хьюстоном и увидеть, как он буквально наполняется светом перед приветственными объятиями.

Хьюстона больше всего прославила его книга "World Religions", ставшая учебником колледжей по всей стране и остаётся самой читаемой книгой своего вида. Менее известна его роль в (безуспешных) попытках повлиять на раннюю работу с психоделиками, проводимую в Гарварде. Поискав на www.youtube.com "Huston Smith on How to Study a Religion", вы узнаете, как можно изучить религию: полным погружением. Доступны также многие полные видео, где Хьюстон рассказывает о главных духовных традициях мира. Следующие отрывок о его первом психоделическом опыте взят из его книги "Cleaning the Doors of Perception".

 

Новый год, 1961. Мы с Кендрой добрались до дома доктора Тимоти Лири в Ньютоне, Массачусетс, около 12:30. Помимо Лири там присутствовали доктор Джордж Александер и Фрэнк Бэррон.

После кофе и сладостей Тим высыпал на кофейный столик несколько капсул мескалина (возможно, это был псилоцибин) и пригласил угощаться. Он сказал, что одна капсула составит лёгкую дозу, две - среднюю, а три - сильную дозу. Я взял одну; так как через полчаса я ничего не почувствовал, то решил принять ещё одну.

Прошло, по моим ощущениям, около часа, когда я заметил растущее напряжение в теле, переходящее в тремор в ногах. Я зашёл в большую гостиную и прилёг на диван.

Момент перехода в визионерское состояние был неуловимым, и я не знаю, когда он наступил. В определённой точке время теряет своё значение... Мир, в который меня отвели, был невероятно странным, необычным, значительным и ужасающим. Меня особенно поразили две вещи. Во-первых, мескалин действовал как некая психологическая призма. Обычно сознательный разум фильтрует содержимое разных слоёв психики, собирая оставшуюся небольшую его часть в один поток, с которым мы можем работать, но теперь я как на спектроскопе стал видеть сразу пять отдельных слоёв. Странно ещё то, что я в некоторой степени осознавал их все одновременно, мог по желанию переключаться с одного на другой, переводя между ними своё внимание. Так, я отчётливо слышал тихую беседу Тима и доктора Александера о смежном исследовании, следить за её ходом и даже принимать воображаемое участие в ней.

И тут мы подходим ко второй удивительной вещи. Хотя все пять слоёв (их было примерно пять; они не были четко разграничены, и я не пытался их считать) были реальными, их значимость была разной. Я на своём опыте проживал метафизическую теорию под названием эманационизм, согласно которой изначальный чистый и целостный Свет Пустоты разделяется на множественные формы и по мере погружения в новые слои реальности теряет свою яркость. Мои друзья со своим исследованием были реальны, но находились на более низком и ограниченном слое, чем другие слои в моём восприятии. Я с удивлением отметил, что представление Бергсона о мозге как о редукционном клапане оказалась верной.

Помимо "психологической призмы" я испытал ещё кое-что: "эмпирическую метафизику". До тех пор теория эманации Плотина и более детальные описания из Веданты были для меня лишь концептуальными теориями. Но теперь я воочию убеждался в них, наблюдая иерархическую организацию слоёв реальности. Я посмеялся над глупостью историков философии, называвших авторов таких взглядов на мир гениями спекуляции. Если бы они пережили нечто подобное, то не высказались бы так под дулом пистолета. Данные истины, помимо древних философов, теперь подтверждались и моим опытом. Как в платоновском мифе о пещере, моё видение поразило меня настолько, что повседневная жизнь перед ним была подобна бледным теням мрачной пещеры перед светом дневного солнца.

Но, пожалуйста, не думайте, что описанное переживание было приятным. Более точными словами будут "значительность" и "ужас"... Переживание было значимым, потому что явило мне более широкую реальность, о которой я раньше лишь слышал и которую безуспешно пытался вообразить. Почему же оно было ужасным? Отчасти из-за моего чувства полной свободы психики и её власти над телом. Я осознавал, что моё тело лежит на диване, будто на прохладной и слегка влажной гробовой плите. Но я также чувствовал, что оно сможет ожить только если мой дух решит вернуться в него. А что если не решит? Для этого нет ни одной весомой причины...

После кульминации опыта, встав и пройдя несколько шагов, я сказал Тиму: "Надеюсь, что ты понимаешь, чем ты тут балуешься. Я всё ещё под воздействием вещества, и для тебя всё может выглядеть иначе, но с моей точки зрения ты с этими экспериментами берёшь на себя очень большой риск. Я будто пережил хирургическую операцию, на которой в течение двух часов моя жизнь висела на волоске".

О видениях же мне не удалось ничего сказать. Они были важными, но при этом абстрактными. Мир был залит невиданным прежде светом. И в пространстве было не три и не четыре измерения, а где-то ближе к двенадцати.

 

Третья волна