Глава 1, в которой выясняется, что все пути ведут в Раздол, а Гарав становится просто убийцей

Олег Верещагин

Последний воин

 

Оруженосец – 2

 

 

Олег Верещагин

ПОСЛЕДНИЙ ВОИН

 

 

Тихая темень

Молча прячется в складке портьер…

Старые тени –

Что вам нужно от меня теперь?

Старая память –

Ты должна лежать в своём гробу…

 

Лора Бочарова, романс

 

Я от всей души благодарю

 

– Иара Элътерруса – хорошего человека и писателя, без которого все мои рукописи никогда бы не встретились с типографской бумагой;

– Сергея Садова – за десятки дорог для тех, кому тесно в нашем мире; «от моих героев – его героям!»;

– Тимура Лея – когда‑то в стране, которой больше нет, научившего меня, как держать настоящий меч;

– Илью Морозова – того, из чьих воспоминаний о детских играх и суевериях родилась Ломион Мелиссэ;

– «Рысёнка» Тар‑Кириана (из Чёрных Нуменорцев) – за увлечённое и восхищённое раскрытие природы очарования Великим Злом;

– Павла Зубкова – главного героя, живого и реального. Nai hiruvaluë Valimar. Nai eluë hiruva.

 

Я искренне извиняюсь перед отставным лейтенантом армии Её Величества, ветераном Первой мировой войны, профессором Оксфорда Джоном Роналдом Руэлом Толкиеном за то, что вторгся в его мир.

Спасибо Вам, профессор!!!

 

Только в лицо.

 

Всё, что осталось – пропасть и крик…

Кто дотянулся – будет убит.

Крылья стальные. Бег от себя.

Вот и взошла восьмая луна!

 

Гарав положил щёку на руки, скрещенные на прикладе арбалета. И стал думать про Мэлет – мысли были светлыми и пустыми, как прозрачная вода в тихой речке в ясный солнечный день. Других мыслей ему сейчас не хотелось…

…Кавалькада под яркими знамёнами начала переваливать через седловину холма с первыми лучами солнца. Солнце хлынуло с перевала на эту сторону золотистым потоком. Вброд через этот поток впереди отряда скакал всадник в пронзительно‑зелёном плаще.

Руэта.

Гарав лёг удобней. Как можно удобней. Уперся ногой в заранее присмотренный камень и положил арбалет между загодя приготовленными плоскими булыжниками.

 

Что охраняет камень наших лиц?

Зачем звезда с росой полночной спорят,

Рождая ожиданье для убийц

И время пасть в обойме для героя?..

 

Теперь не было ни волнения, ни азарта, ни страха, ни ощущения того, что делаешь историю. Взрослые люди и нелюди долго забавлялись с мальчиком, с его душой, с его мозгом, с его телом и вот – всё сделано, он не боится, не жалеет и не ждёт.

 

Говори, говори, моё счастье…

Говори, задыхаясь от боли…

Серебристым рассветом однажды

Я тебя обесчестил любовью…

 

Мэлет.

Они все идут убить её, виденную один раз, любимую навсегда…

 

Отдавай, отдавай моё счастье –

Жар раскатистым ядом по венам…

Так у нас получается часто –

Изменённый – всегда неизменный …[2]

 

Этого достаточно.

Руэта остановил коня и поднял руку. Ну конечно. Все они делают историю и обязаны говорить красивые слова, которые запишут в летописях и которые будут с восторгом повторять в школах через тысячу лет наивные юные идиоты, не знающие, например, как пахнет то, что вываливается из распотрошённого человека, и как люди с нелепой поспешностью собирают это обратно в живот… Там будет написано, как появился Великий Рудаур, страна отваги, родина свободных, отчизна верных. И что‑нибудь там такое воссияло типа «Солнце само указывало первому князю путь». Угу.

Ни слова не будет сказано о рассечённом мечом человеке, который отказался предать клятву. О том, как пытали Фередира и как выламывали душу кричащему от ужаса мальчику по имени Пашка…

…Ну нет, князь Руэта.

Ну нет, король Ангмар…

…Гарав поймал «на мушку» еле различимый овал лица. Чуточку поправил прицел – на таком расстоянии стрела неизбежно снизится, и уже немало… вот так должно хватить. Сделал вдох. Выдох.

И выстрелил.

Две секунды Гарав оставался неподвижным, как камни, среди которых лежал. А потом… потом он увидел, как всадник сделал короткое движение рукой – и начал валиться из седла на конский круп. Не упал – высокая задняя лука удержала тело, сейчас уже больше похожее на тряпичную куклу, а не на героя учебников истории…

…Болт с гранёным бронебойным наконечником попал Руэте Рудаурскому в левый глаз.

Вождь холмовиков и самозваный князь Рудаура умер ещё до того, как начал заваливаться на спину.

Мгновенно.

А Гарава – Гарава спасло то, что никто из окружавших Руэту телохранителей не мог даже предположить, что прицельный выстрел из арбалета сделан за две с половиной сотни ярдов. На гряду холмов за деревьями никому просто не пришло в голову посмотреть.

Потому что убийца и не думал никуда бежать. Он сел, осторожно положил арбалет на колени. Покачал головой и закрыл глаза.

Добравшееся до холмов солнце согрело ему лицо, и это было приятно. Больше он ни о чём не думал. Если бы сейчас его нашли дружинники убитого и начали рубить мечами, он бы, наверное, только рассеянно улыбнулся в ответ.

 

* * *

 

Руки Эйнора не легли Гараву на плечи – нет, вцепились, как стальные штурмовые крючья в обрез стены. Силы в них было столько, что сопротивляться не имело смысла. Да Гарав и не пробовал. Не хотел.

– Ты застрелил Руэту из арбалета?! – бешено спросил нуменорец, подтягивая оруженосца ближе к засветившимся гневом глазам. Гарав кивнул, не пытаясь сопротивляться, не отвёл взгляд. – Без всякой чести?!

– Какой чести ему надо? – процедил мальчишка. Он не был испуган, скорей подкатило туповатое равнодушие. – Получил, на что давно нарывался…

«Нарывался» Гарав сказал по‑русски. Эйнор тряхнул оруженосца, как старый плащ – клацнули зубы, противно болтнулось что‑то в голове:

– Не смей говорить непонятно!

– Ты же всё равно не поймёшь. – Гарав вернулся к адунайку. – Даже если я буду говорить на этом языке, рыцарь Эйнор… Ты не видел, как он зарубил людей, не хотевших изменить присяге. Только за это. Какой чести он ждал? Я сделал то, что сделал. И рассказал тебе, и это правда – ты можешь поехать туда и послушать, как там воют по этой сволочи… И я рад тому, что сделал. Можешь меня высечь, отослать прочь, убить; наконец – опозорить своим словом на весь Север… Руэты больше нет. Как нет во мне раскаяния в содеянном.

Мальчишка перевёл дух, как будто успел высказать что‑то очень важное перед казнью.

– Ты сам умрёшь от стрелы, пущенной без чести, – сказал Эйнор спокойно, даже отстранённо как‑то, выпуская плечи оруженосца. – Уходи прочь и сделай так, чтобы я тебя не видел хотя бы этот день. Я ничему не научил тебя.

Гарав тщательно поправил одежду. Молча отсалютовал кулаком – к сердцу – вперёд‑вверх, королевским салютом, про который Эйнор же ему и рассказывал. Чётко, непонятно повернулся – красиво так, пристукнув каблуками. И вышел.

– Ты неправ, Эйнор… – сказал молчавший всё это время Фередир. И не опустил глаз, когда нуменорец обернулся к нему – с прежним бешенством. – Ты не прав, рыцарь Кардолана, – упрямо повторил Фередир, вставая. – Если кому и судить Гарава, то не тебе и не мне. Не нам, спасшимся ценой щедрого ломтя, отрезанного от его души.

– В благодарность я должен покрывать выстрел труса?! – огрызнулся Эйнор. Но как‑то неуверенно. Злость в его глазах сменилась сомнением – лёгким пока, тонким, как дымка над полем.

– И второй раз ты неправ, пророча ему такое, – продолжал Фередир. – Люди твоей крови должны следить за тем, что говорят в гневе. А Руэта был смел, но подл. И получил впрямь давно отмерянное судьбой; вот только передать свой дар она как‑то не удосуживалась, вот и пришлось послужить гонцом Гараву.

– Оставь свои суеверия! – рявкнул Эйнор. – Мне надоело, что меня учат жизни мои собственные оруженосцы!

Фередир тоже молча отдал честь – королевский салют – и вышел.

Эйнор остался стоять посреди комнаты…

…Гарава Фередир отыскал за сараем, где тот сосредоточенно и деловито ломал арбалет. Несомненно, Волчонок услышал шаги друга, но глаз не поднял, кинжалом пытаясь расщепить удобный приклад. Кинжал скользил по медной оковке, не хотел резать прочное дерево…

– Он пожалеет о своих словах. Уже пожалел, – сказал Фередир. – Волчонок, слышишь? Ну слышишь?

– Да. – С трудом отломанная тонкая белая щепка окрасилась кровью из порезанного пальца. Гарав уронил и кинжал, и арбалет, не стал поднимать, только ниже наклонил голову – волосы занавесили лицо мягкой густой шторкой. Фередир сел рядом, взял друга за безвольную руку и, дёрнув не глядя подорожник из‑под ног, стал приматывать его вытащенной из кошеля на поясе полоской ткани. Гарав больше ничего не говорил, только кривился и кривился… Фередир потупился, чтобы не видеть слёз. И лишь изумился, снова вскинул голову, когда услышал, как Гарав сказал со смехом:

– Veria rokuennya… он так сказал тогда… я почти поверил, что это правда… а теперь он так меня ударил… – И неожиданно запел:

 

Разводит огонь в очаге каждый свой,

Каждый смертный под кровом своим…

И четыре ветра, что правят землей,

Отовсюду приносят дым…

 

– Гар!.. – ахнул Фередир. И умолк, потому что не узнавал голоса друга. Нет, спорить нечего, это, конечно, был голос Гарава, хорошо знакомый голос Гарава, но… но как он пел!!!

 

То по холмам, то по далям морским,

То в изменчивых небесах

Все четыре ветра несут ко мне дым –

Так, что слезы стоят в глазах!

 

Так, что слезы от дыма стоят в глазах,

Что от скорби сердце щемит…

Весть о прежних днях, о былых часах

Каждый ветер в себе таит…

 

Стоит раз любому из них подуть –

Тут же весть различу я в нем.

В четырех краях пролегал мой путь –

И везде мне был кров и дом.

 

И везде был очаг средь ночей сырых,

В непогоду везде был кров!

Я, любя и ликуя за четверых,

Спел им песнь четырех ветров!

 

И могу ль с беспристрастной душой судить,

В чьем дому огонь горячей,

Если мне в одних довелось гостить,

А в других принимать гостей?

 

И могу ли любого я не понять –

Скорбь и радость в его очах, –

Это все и мне пришлось испытать,

Это помнит и мой очаг!

 

О, четыре ветра, вас нет быстрей,

Вы же знаете – я не лгу!

Донесите ж песнь мою до друзей,

Пред которыми я в долгу!

 

Кто меня отогрел средь ночей сырых,

В непогоду пустил под кров…

Я, любя и ликуя за четверых,

Спел им песнь четырех ветров…[3]

 

– Это… он? – Фередир часто дышал. – Это Мэглор… сделал?

Гарав кивнул.

– Наверное. Наверное, он мне всё‑таки не приснился.

А потом оруженосцы увидели идущего к ним Эйнора. И встали – оба, плечом к плечу. Гарав зачем‑то быстро нагнулся и поднял так и не уничтоженный арбалет.

Эйнор остановился в двух шагах от мальчишек. Постоял, глядя куда‑то между ними. Так внимательно, что Фередир даже покосился украдкой назад – нет ли там чего важного? Но тут Эйнор вытащил меч – медленно, неспешно, длинно. Потом встал на колено и склонил голову, вонзив меч рядом и опершись на него рукой. А другую руку положил на сердце.

– Гарав, прости меня, – тихо сказал он. – Прости за то, что я сделал с тобой, Волчонок. И слова мои прости… если можешь.

Гарав часто заморгал. И глупо сказал:

– Ну чего ты…

– Прости, – Эйнор не поднимал лица.

– Ну чего… – Гарав опять уронил арбалет, стал смешно и нелепо поднимать рыцаря. – Эйнор… ну не надо так… ну ты на себя не похож… – Он хлюпнул носом и вдруг (Эйнор всё‑таки встал) разревелся по‑настоящему, навзрыд. И обхватил Эйнора сухо зашуршавшими кольчужными руками, громко всхлипывая и жалобно выплакивая полудетскую‑полумужскую обиду и тяжёлый, долгий, неподъёмный даже для взрослого – страх, который жил в нём, наверное, с самого Карн Дума: – Я так боялся… мне так страшно было… я совсем думал, что конец… а ты меня после всего так… как щенка под живот сапого‑о‑о‑о‑ом!..

Эйнор выпустил меч (Фередир поймал неуловимым движением) и прижал к себе плачущего оруженосца. И стало видно, что он такой же мальчишка, только немного старше и намного измученней…

– Прости меня, – снова повторил он надорванным голосом.

Гарав готовно закивал, царапая нос о кольчугу под оплечьем Эйнора, судорожно всхлипнул и крепче обнял старшего.

Фередир вздохнул. Подошёл и, не выпуская из руки Бара, облапил – на сколько хватило рук – своих друзей. И рыцаря, и младшего оруженосца…

…Арбалет Гарав взял с собой.

 

* * *

 

Левым берегом Буйной шла армия.

Не отряд – именно армия. Нет, в ней не было слитной чёткости римских легионов или греческих фаланг (почему‑то Гарав именно это вспомнил – памятью Пашки). Она не двигалась, она скорей текла – но текла неотвратимо, текла десятками извивающихся ручейков, которые сближались, отдалялись, а иногда даже впадали друг в друга или разделялись вновь. Некоторые ручейки текли быстрей, некоторые медленней, некоторые вообще еле ползли, останавливались, разливались медленными озёрцами, текли опять… Гарав различал чёрные отряды орков – составлявшие основную массу войска, они едва двигались, рассыпая вокруг себя точки отставших (солнце, хоть и вновь спрятанное за мерно и густо ползущими с севера тучами, явно «давило на голову» этим воякам). Различал искристо сверкающие сталью группы холмовиков – под тяжёлыми стягами кланов. Тут и там гарцевали всадники, но явно лёгкие – вастаки. И только в двух местах Гарав различил ровно и быстро идущие длинные и почти ровные прямоугольники конных панцирных сотен.

Видимо, гибель Руэты в этом движении уже не могла ничего остановить. Да и смешно было думать иначе. С потерей ферзя партию считает проигранной только плохой шахматист. Вот интересно, тут играют в шахматы? Гарав помнил правила этой игры, но сейчас…

– Ё‑бли‑и‑иннн… – процедил мальчишка, рефлекторно вцепляясь пальцами в камень. Он впервые видел тут настоящую армию. И неожиданно подумал: а что могут противопоставить этому его друзья? Сколько воинов стоит за Эйнором? Он напряг память, пытаясь вспомнить, какой была судьба Кардолана. Вот дурак же, ну что стоило взять у Олега Николаевича все книги Толкиена и прочитать!!!

– Они идут на Имладрис, – процедил Эйнор, сползая вниз со скалы и стукаясь – зло – затылком о камень. Фередир спрыгнул рядом. – Не на Зимру. Вообще не на нас. Проклятье! Мастер Элронд ничего не знает… Идут через Рудаур, как у себя дома – наверняка к мосту через Буйную. Такая орава собьет стражу с ходу…

– В Имладрисе знают, наверное, – неуверенно сказал Фередир. – Мастер Элронд видит всё…

– Король‑Чародей умён и силён. – Эйнор вытер лицо ладонью, словно липкую маску с себя стягивал. – А Элронд смотрит сейчас не сюда, дел хватает на Востоке… Нас обложили.

Он выругался на синдарине, Гарав не понял и соскочил сверху. Сказал, поправляя перевязи:

– Их не меньше двадцати тысяч. Это только те, которых видно и можно прикинуть на глаз… А сколько воинов в Раздоле?

– Тысячи две, не больше, – ответил Эйнор зло. – Конечно, они не чета не то что оркам, но и холмовикам. Но если удастся напасть внезапно… Во всяком случае никакой помощи мы из Раздола не получим.

– Так какого чёрта мы тут сидим? – грубо спросил Гарав. – Надо скакать в Раздол и предупредить эльфов. Я с самого начала так хотел!

– Боюсь, что их передовые отряды уже почти у моста, – покачал головой Эйнор и оглянулся на реку. – Надо плыть.

– Эйнор! – выкрикнул Фередир, вытягивая руку. – Они нас заметили! Вон же! Скачут сюда!

– Проклятье… – рыцарь побелел. – Скорей, щенки!!!

Они побежали к воде, таща коней в поводу.

– Не снимайте доспехи! – крикнул Эйнор. – За луку хватайтесь, кони вытащат! И гребите!

Адресовывалось это, конечно, Гараву – Фередир уже входил в воду. Пашка вспомнил, что рыцари тонули, как камень, подумал, что на нём килограммов двадцать груза… Напомнил себе, что много раз читал: это все фигня насчёт тонущих рыцарей… ойййуууухххх!!! Вода, проникшая под поножи, показалась холодней в сто раз, чем была. От страха ёкало в животе, но Хсан пёр вперёд, как ледокол, и вскоре Гарав, судорожно задрав голову, с отчаянной решимостью оттолкнулся и с маху загрёб левой – рабочей – рукой, он держался за коня справа. Надо было плыть и не думать о том, какая тут глубина, как сильно течение, как тянет вниз доспех и как быстро скачут к берегу на своих свежих конях холмовики…

 

МЭЛЕТ.

Пашка вспомнил её.

Ясно. Отчётливо. Мучительно.

И поднялся на ноги. Пошатнулся. Добрёл до двери. Ударился в неё плечом, тяжело застонал, скребнул крашеное дерево пальцами, жалея, что у него не когти…

 

…Белой крепости стены окрасились черным –

Это копоть пожаров взметнулась до неба.

Белой крепости стены окрасились черным –

Это траур для вдов и знамена для гнева.

Алым цветом и цветом багряным по камню

Кровь невинную с кровью виновной мешали

Тьма и свет.

Побежденных не будет сегодня,

Звездный след

Так похож на солёные слёзы,

Что мужи, словно дети,

Сегодня теряли,

Уставая считать раз за разом потери.

Без надежды сражаясь,

С надеждой смыкали

Веки

Воины света.

Небо рыдало,

Не в силах вспомнить

Цвет одежд своих,

Лунного света.

Только пламя тешилось вволю,

Накормив серым пеплом ветер,

Да земля все ждала рассвета…[72]

 

Рывком распахнув дверь, Пашка широко открытым ртом глотнул ветер.

Резкий порыв растрепал ему волосы и заставил прикрыть глаза.

И понёсся дальше, сорвав с шевельнувшихся губ мальчишки:

– Мэлет, прощай…

 

Эпилог

 

Матерью моей была Мэлет, дочь Глорфиндэйла из Дома Элронда. Отца же я не знал, и, думаю, тому была причина. Иначе как объяснить, что мать родила меня, ещё не достигнув не то что обычного для брака возраста, но даже и совершеннолетия – и то, что рожать меня она перебралась в Лихолесье, да так там и осталась? Да и дед мой Глорфиндэйл, сколько помню себя, никогда не радовался встречам со мной и не искал их. Я не спрашивал у матери о своей второй половине крови, чтобы не огорчать её, она сама никогда об этом не говорила первой – но трудно жить бастардом, и я ещё совсем ребёнком ловил каждый слух и даже сплетню о своём рождении. Ничего точно я узнать не смог, но создалось у меня впечатление, что отцом моим, как это ни невероятно, был воин‑человек, и человек даже не из Аданов. Внешне это, впрочем, никак не проявлялось, и взрослел я ничуть не быстрее остальных эльфов. Позже мне это стало даже льстить, и я воображал историю вроде истории Берена и Лютиэн, полную красоты, подвигов и печали. Но так или иначе – ничего я не мог сказать точно.

Косвенное подтверждение своим мыслям и чужим сплетням я получил совершенно неожиданно в те дни, когда король людей Гондора Виниарион Хиармендакил Второй сражался с харадримцами. До моего совершеннолетия еще оставалось немало времени (может, и это было признаком моей человеческой крови – я тогда нередко думал о времени…), но я бежал из дома матери в Лихолесье и с одним луком и кинжалом пробрался в Гондор. Скажу по чести, сперва было немало смеху этому делу. Но прогнать меня не прогнали, и в те дни я был ранен и взял немало людских жизней, став воином раньше, чем стал взрослым… Скоро смех был оставлен, и после битвы в долине Гираина, где я, спасая одного из королевских полководцев, убил точно пущенной стрелой харадского мумака, меня отличил сам Хиармендакил Второй…

…С тех пор я был участником всех битв с Врагом – вплоть до самых последних, когда отряды Келеборна и Трандуила взяли Дул‑Гулдор. В ней я командовал лучниками Трандуила. Было это давно. А ныне уже много лет, как ушли за Море моя мать Мэлет и мой дед Глорфиндэйл, пусты Имладрис и Лориэн, да и в Лихолесье уже мало осталось эльфов – и те все нандор.

Вскоре после Войны Кольца случилось ещё одно событие, одновременно немало прояснившее и ещё больше запутавшее в истории моего отца. Меня призвал к себе Глорфиндэйл и передал древний (по человеческим меркам) пергамент, на котором была начертана дарственная последнего из князей Кардолана некоему Гараву Ульфойлу, – и сообщил, что Государь Элессар подтвердил моё право владения. Более Глорфиндэйл ничего не стал мне объяснять и не пожелал со мной говорить. Я же, отправившись туда, где была дарована моему тёзке земля, обнаружил там старинный, но содержащийся в полном порядке обширный дом, называвшийся Пашкин‑холл, а вокруг – неплохое небедное поместье. Его смотритель, живущий там с семьёй, смог рассказать мне лишь, что его род почти две тысячи лет исполняет эту обязанность – с тех пор, как строитель холла одолел в поединке какого‑то соперника, и тот в благодарность за дарованную жизнь взял на себя роль смотрителя, переселившись с севера. Более этот человек ничего не знал; тем не менее его потомки – короток век людей – и по сю пору живут в холле, где я пишу эти строки, и исполняют свою старую клятву честно и верно…

…Кем бы ни был мой отец и какой бы ни была его судьба в этом мире – он, конечно, давно мёртв. У меня не было и нет ни жены, ни детей, да и смешно было бы думать, что человек возродится в эльфе. Я гляжу в зеркала и вижу своё лицо – почти такое же, какое видел всегда. Время не властно надо мной и над моей эльфийской кровью. Оно течёт стороной – то медленно, то быстро, бурля и успокаиваясь, прямо и ветвясь. Мне нет до него нынче дела. Зло повержено если не навечно, то надолго, и ветви за окном гнутся до земли от золотистых медовых яблок. В вечерних сумерках я вижу и слышу, как играют и смеются человеческие дети, не знающие, что такое свист несущей смерть стрелы, видящие в ноже лишь то, чем можно вырезать из коры кораблик…

Но почему же мне так грустно? И почему я не стремлюсь туда, где Вечный Свет излечивает все раны и всю боль нашего мира?

Жаль, что я не знал тебя, отец.

 

Гарав Горн Перелдар, полководец Трандуила.

211 год Четвёртой Эпохи.

Эриадор.

Пашкин‑холл.

Дом Гарава Горна в нижнем течении Барандуина

 

 

Андрей Земсков

Посвящение толкиену

 

 

Солнце касается крыш.

В небе драконом кружит ожидающий кондор.

Будь осторожен, малыш!

Чёрные всадники ночью покинули Мордор!

Мир изменился в лице!

Видишь – как пятна на солнце, как соль на бумаге,

На Всемогущем Кольце

Вспыхнули огненной вязью эльфийские знаки!..

 

…Стоп. Вы заигрались, профессор…

В чернильнице пусто.

Рвётся бумага, перо на неверном пути…

Пони рассвета пока, как скакун, необуздан…

Кто‑то стучится?

Ну что ж – молви «друг!» –

И войди!..

 

…Может быть, это игра?

Только недаром клинок спрятал в складках плаща ты!

Ждёт Роковая Гора!

Там, за рекой Андуином, не будет пощады!

Войско стоит у ворот,

Третья Эпоха застыла у Ородруина!

Шаг до обрыва – и вот

Рушатся чёрные скалы – и трон Властелина!..

 

…Стоп. В вашем камине, профессор,

Не пламя Удуна…

Слабый огонь очага озаряет лицо.

Время пером проколоть,

Переплавить руду нам

В новый металл,

Чтобы снова сомкнулось Кольцо!

 

 

[1] Стихи Анариэль Ровен.

 

[2] В мыслях Пашки звучат отрывки из песен группы «Джэм».

 

[3] Стихи Дж. Р. Киплинга.

 

[4] Песенный текст группы «Тамлин».

 

[5] Я вижу! (синдар.).

 

[6] Строки на самом деле из одного из стихотворений П. Зубкова.

 

[7] 

Не стремись в полете к дальним берегам.

Не мечтай о высоком Таникветиле:

В своих чертогах валие Вайрэ

Уже соткала твою черную судьбу.

 

В паутине, в искусных гирляндах,

Как в книге, записаны приговоры:

Кто умрет от воды, кто – от огня,

Кто упадет на острый наконечник копья.

 

Но конец – всегда конец:

Тебя найдет неслышимый зов,

Изо рта вырвется слово

«Сейчас умираю…» – и погаснет свет…

 

В Мандосе оживет призрак,

Что записала валие Вайрэ

На великих стенах своих чертогов.

 

А тело возвратится в землю,

Как из земли поднялось в начале,

И через долгие века, бездыханное,

Оно будет лежать в темноте, отдыхая.

 

Но – вот! По этой земле, по прошествии времени,

Ребенок из Людей будет бегать,

И резвые ступни раздавят Цветы на могиле эльфа.

 

(Vinyar Tengwar, № 26, ноябрь 1992.)

[8] Стихи Алькор.

 

[9] Посмеялся Эли Бар‑Яхалом.

 

[10] Стихи Аннахэль Гваэт.

 

[11] См. роман О. Верещагина «Земля теней».

 

[12] Как ни странно, но это – перевод РЕАЛЬНОГО ассирийского заклинания против злых духов (ассирийцы – типичные «Люди Тьмы», понятно, что для них эльфы – злые духи… Отсюда же и «не мужчины, не жёны» – с точки зрения ассирийца утончённая красота эльфа отвратительна и неестественна). «Вот и думай, встречая такие исторические материалы», – писал Профессор фэнтези. Или только записывал реальную историю?..

 

[13] Режь… (квэнья).

 

[14] Несчастный (квэнья).

 

[15] Судьба (квэнья).

 

[16] Песенный текст группы «Тамлин».

 

[17] Милый мой (квэнья).

 

[18] Любимый мой, солнечный мой воин… юный мой бог… (квзнья).

 

[19] Стихи Павла Зубкова.

 

[20] Хроника деяний эльдар и атани.

 

[21] Гарав прав. Знаменитая «дамасская сталь», привезённая на север (Русь, Скандинавия, Германия) при сильных морозах разлеталась, как стекло. После неудачных опытов с такой сталью европейские мастера стали делать не боящийся морозов «сварочный» булат, а восточные клинки перестали даже просто завозить (не найдено ни одного). Лучшие мечи в Европе делались, видимо, франкскими мастерами. Кстати, скверное качество «великолепных восточных клинков» нашло подтверждение в войнах между англичанами и индусами конца XVIII – начала XIX века. Было зафиксировано множество случаев, когда клинки индийских кавалеристов – маратхов и раджпутов – разлетались на куски при столкновении с шеффилдскими клинками английских драгун. Ну, собственно, весь «загадочный Восток» – от Турции до Японии – и состоит из вот таких «загадок»: смеси претенциозного гонора и напущенного вокруг довольно убогих «достижений» тумана.

 

[22] Стихи Элхэ Ниэннах. Не нужно удивляться такой снисходительности Верных к памяти о нуменорском прошлом. Желающих разобраться в вопросе отсылаю к интересной статье Азрафель (Ольги Белоконь) «О верности Верных (или почему царь все‑таки настоящий)». И вообще – подумайте сами; в СССР было много нелепого и глупого. Но сейчас даже среди молодых людей, не видевших его в глаза, значительная часть отчаянно ностальгирует по Красной империи. Не думаю, что у нуменорцев было иначе.

 

[23] Дословно – маленькие гончие псы (квэнья).

 

[24] Курганы могильников насыпали предки аданов перед тем, как перейти Белые Горы и прийти в Белерианд. Именно вокруг могильников долго время держались последние защитники Кардолана, отступившие в леса в 1409 году Третьей Эпохи; там же они хоронили своих павших в последних битвах. И лишь через двести лет после гибели последнего защитника могильников туда смогла пробраться ангмарская нечисть, благодаря которой мы и знаем могильники теми, какими они описаны в первой части знаменитой трилогии.

 

[25] «Та, которая её на плече носила – ярче дня была лицом и светлей сапфира…» (Дж. Р. Р. Толкиен). Видимо, Том Бомбадил имел плотные дела с князьями Кардолана. И, видимо, Ганнель, дочь Гарвастура, была похоронена в одном из курганов Вековечного Леса…

 

[26] Майордом – высшее должностное лицо в княжестве, «премьер‑министр».

 

[27] Стихи барда Тэм Гринхилл.

 

[28] Стихи барда Тэм Гринхилл.

 

[29] Изначально Нуменор заселяли представители трёх людских племён – беоринги, халадины и хадоринги. Большинство населения составляли «арийского типа» хадоринги – мощные голубоглазые блондины. Немногочисленные халадины вскоре растворились среди двух других племён. А вот подавляющее большинство Верных в знаменитом конфликте составили как раз беоринги – рослые, темноволосые и сероглазые. Таким образом, практически все хадоринги – «Люди Короля» – погибли в катаклизме, уничтожившем остров Нуменор, либо в самоубийственном походе, затеянном Ар‑Фаразоном против Валар.

 

[30] Стихи П. Зубкова.

 

[31] Здравствуй (талиска).

 

[32] Фаститокалон взят из одного стихотворения Дж. Р. Р. Толкиена.

 

[33] Песня группы «Джэм».

 

[34] См. роман О. Верещагина «Земля теней».

 

[35] Сенешаль – чиновник князя, глава одного из трёх административных округов Кардолана.

 

[36] Песня Эрени Корали.

 

[37] Стихи П. Зубкова.

 

[38] Стихи Ольги Ступиной.

 

[39] Амариэ – так звали ваниарскую девушку, возлюбленную самого мужественного и доброго из всех нолдорских князей, Финрода Фелагунда. Она отказалась последовать за Финродом в Средиземье, но на протяжении нескольких веков Финрод верно любил оставленную в Амане Амариэ. Говорят, после его трагической гибели в подземельях Тол‑ин‑Гаурхота и возвращения в Аман Финрод и Амариэ всё‑таки соединились в любви… Лютня, скорей всего, вышла из рук самого Финрода и долгими путями через несколько Эпох попала в Зимру.

 

[40] Стихи Н. Путиной.

 

[41] Бальдр – в скандинавской мифологии один из богов‑асов, юный и прекрасный бог весны, трагически погибший от коварства бога Локи. С грядущим возрождением Бальдра после битвы Рагнарёк связывается полное обновление всего мира.

 

[42] «Приползший с Запада» (харад.).

 

[43] «Плач о падении нолдор».

 

[44] «Рыцарь», профессиональный воин из благородного рода.

 

[45] Одно из харадских государств.

 

[46] Нуменорский воин (харадримск.).

 

[47] Поскорей возвращайся, Винитариа (талиска). Винитариа – так звали на языке его матери принца Эльдакара, будущего короля Гондора, чьё правление будет омрачено гражданской войной («Распря Родичей»).

 

[48] Гори оно ковылём в ветреную сушь! (талиска).

 

[49] И нуменорцы, и их потомки в Средиземье не были суеверны. Но среди прочих народов бытовало немало примет. Такие озвучивает полуйотеод Эльдакар – рябины и подков (особенно ношеных) боятся злые духи.

 

[50] Корона Гондора.

 

[51] Винитариа не сдержит своего слова по независящим от него причинам. Сначала в 1409 году падёт Кардолан и будет катастрофически ослаблен Артедайн. Так рухнет мечта о восстановлении Арнора. Затем и на Гондор обрушится беда в виде длительной гражданской войны, по окончании которой планы объединения обоих владений будут почти забыты на две тысячи лет. Правда, к племени своей матери он всё‑таки вернётся – собирать войско для борьбы с узурпатором Кастамиром.

 

[52] «Младший». Так морэдайн называли всех ненуменорцев, и это в целом безобидное слово в их устах отчётливо звучало как оскорбление.

 

[53] Стихи Анариэль Ровен.

 

[54] Игра в «башни» описана О. Брилёвой.

 

[55] В районном центре Пашки – Кирсанове – на Советской улице расположен, грубо говоря, дурдом.

 

[56] Стихи Эйлиан.

 

[57] Стихи Е. Власовой.

 

[58] Толкиен пишет, что до трагического случая с отцом Эорла Юного Лейодой (да и позже нередко) эмблемой йотеод был не белый конь, а «золотое солнце на зелёном поле». Создатели голливудской киноэпопеи, недолго думая, нарисовали бедным эорлингам на щитах детское солнышко, только что без улыбки и глазок с носиком… На деле нет сомнений, что «золотое солнце», конечно же, одна из разновидностей его стилизованного изображения – свастики.

 

[59] Привет, йотеод! Знаете этого мальчишку? Он йотеод! (талиска).

 

[60] Он больше похож на эльфа… (талиска).

 

[61] Стихи А. Красавина.

 

[62] Человек… ты должен жить как человек… только память, любовь моя… только память… (квэнья).

 

[63] Песенный текст группы «Джэм».

 

[64] Стихи барда Тэм Гринхилл.

 

[65] Стихи Б. Гребенщикова.

 

[66] Стихи Тэм Гринхилл.

 

[67] Просила моё солнце, моя дочь Мэлет… (квэнья).

 

[68] Да… (квэнья).

 

[69] Песенный текст группы «Тамлин».

 

[70] Эстелин. «Оруженосец».

 

[71] Стихи Тэм Гринхилл.

 

[72] Песенный текст группы «Тамлин».

 

Олег Верещагин

Последний воин

 

Оруженосец – 2

 

 

Олег Верещагин

ПОСЛЕДНИЙ ВОИН

 

 

Тихая темень

Молча прячется в складке портьер…

Старые тени –

Что вам нужно от меня теперь?

Старая память –

Ты должна лежать в своём гробу…

 

Лора Бочарова, романс

 

Я от всей души благодарю

 

– Иара Элътерруса – хорошего человека и писателя, без которого все мои рукописи никогда бы не встретились с типографской бумагой;

– Сергея Садова – за десятки дорог для тех, кому тесно в нашем мире; «от моих героев – его героям!»;

– Тимура Лея – когда‑то в стране, которой больше нет, научившего меня, как держать настоящий меч;

– Илью Морозова – того, из чьих воспоминаний о детских играх и суевериях родилась Ломион Мелиссэ;

– «Рысёнка» Тар‑Кириана (из Чёрных Нуменорцев) – за увлечённое и восхищённое раскрытие природы очарования Великим Злом;

– Павла Зубкова – главного героя, живого и реального. Nai hiruvaluë Valimar. Nai eluë hiruva.

 

Я искренне извиняюсь перед отставным лейтенантом армии Её Величества, ветераном Первой мировой войны, профессором Оксфорда Джоном Роналдом Руэлом Толкиеном за то, что вторгся в его мир.

Спасибо Вам, профессор!!!

 

Глава 1, в которой выясняется, что все пути ведут в Раздол, а Гарав становится просто убийцей

 

На ночь остановились под крышей. Гарав не поинтересовался, как называлось село, – но жили в нём пригоряне, и кардоланскому рыцарю и его оруженосцам хоть и опасливо, но без вопросов предоставили место для ночлега. В пристройке небольшого трактирчика – каменного, с низкими балками (без потолка) под крышей, закопченной с давних времён огнём большого открытого очага, – отыскалась комнатка с широкой низкой кроватью, одной на троих. Пол был устлан слоем свежей соломы, от кровати пахло выстиранным дочиста льном. Гарав обшарил все углы и складки ткани, в результате чего Фередир, недоумённо поглядывавший на друга, поинтересовался наконец:

– Ты что ищешь?

– Тараканов и клопов, – лаконично ответил Гарав, не прерывая своего занятия.

Фередир озадаченно подумал и уточнил:

– А без них ты что – не можешь спать?

Эйнор, стоявший у узкого окошка и внимательно смотревший наружу, неожиданно весело засмеялся. Гарав сделал вид, что его это вообще не касается. Но насекомых тут и правда не оказалось…

…Село, названия которого Гарав так и не узнал, стояло в стороне от торной дороги, на северных склонах гряды холмов. Дорога шла по южным, проскакивала перевал, стиснутый между двумя скальными выходами, и уводила дальше на юго‑восток – а к селу через холмы вела скорей тропка, чем дорога. Видимо, это был один из тех полузатерянных мирков, где люди живут десятилетиями в одном и том же ритме и не испытывают от этого особых неудобств. Но то, что Рудаур – ну