Бессарабского депутата А. Мыцэ премьер-министру Румынии А. Войда Воеводу

Господин премьер-министр!

Я, нижеподписавшийся Александру Мыцэ, депутат от Бэлць, имею честь сообщить Вам следующее.

После прибытия румынских войск Бессарабия подвергнута режиму чрезвычайного произвола, который, по моему мнению, не поддается никакому сравнению. Думаю, что лишь в каком-либо уголке Африки может случиться что-либо подобное. Я нисколько не преувеличиваю, и Вы сами это увидите из приведенного ниже. Без сомнения, во время русского абсолютизма бессарабский народ не мог себе представить что-либо подобное. Прежде всего буду говорить о злоупотреблениях общего характера, а затем о случайных и второстепенных, которые, однако, колеблясь во всех случаях от мыслимой до злостной жестокости, по своему количеству превосходят те, что носят общий характер.

Приступим с самого начала.

УБИЙСТВА. Население, узнав о прибытии румынских войск, попыталось организовать кое-какое сопротивление. На мои вопросы, почему не принимают их как братьев, которые являются той же крови, мне отвечали, что бывали на Румынском фронте, а потому знают, какой режим господствует там, а именно: принудительный труд на хозяев, жандармы, избиения в армии, плохое питание у солдат и т.д. Я говорил им, что в Европе уже не существует нации, у которой сохранилось бы рабство и, следовательно, бояться нечего.

До прибытия (румынских) войск я побывал в селах Барабой Бэлцкого уезда и Фрасин Сорокского уезда, успокаивал население и просил его провести мирную встречу братьев. Нелегко было убеждать, а в селе Фрасин начали кричать, что собаки привели румын и что с меня надо сорвать погоны (я был офицером) и арестовать.

Прибыли войска. Началось неслыханное кровопролитие… Один молодой человек, лейтенант 18-19 лет, из эскадрона г-на капитана Думитриу (кажется, 3-го эскадрона 4-го кавалерийского полка), хвастая, рассказал мне, как в селе Анфисовка он расстрелял 6 человек.

Я побывал в этом селе и узнал, что эти люди были казнены только потому, что были членами сельского комитета… Эти люди были убиты за то, что на станции София, что поблизости от Анфисовки, были убиты два солдата… Также в Анфисовке был убит еще один румын (Горбатей) и лишь за то, что, узнав о проходящих по селу румынских патрулях, встретил солдат с биноклем у глаз. Думаю, что они приняли его за большевистского разведчика. С него сняли шапку, часы, забрали деньги, но сколько – не знаю. Думаю, что о происшествиях, имевших место в Анфисовке, еще больше может рассказать депутат Сфеклэ (П. Сфеклэ – депутат от Сорок, один из 29 сенаторов и депутатов парламента от Бессарабии, которые обратились к королю Румынии Фердинанду I с меморандумом в июле 1924 года – прим. ред.).

Член комиссии по экспроприации был избит до смерти. Здесь я ограничусь этими восемью жертвами и не потому, что не знаю больше подобных случаев, а потому, что не хочу злоупотреблять Вашим вниманием, имея в виду особенно то, что приведу случаи другого характера. Упоминаю только о таких жертвах, по которым возбуждены судебные процессы (пусть даже только в «знаменитых» военно- полевых судах).

ИЗБИЕНИЯ. Если в каком-либо селе найдется 5-10 человек, которые были избиты русскими урядниками и стражниками в течение 100 лет, пока русские владели Бессарабией, то уверяю Вас, что найдете 50-100 избитых румынскими солдатами и жандармами, так сказать, братьями. И это с учетом того, что в России не били так, как бьет румын: приказывает жертве раздеться и всыпает ей 25 ударов по телу. В отношении этого количества ударов я слышал в Бэлцком уезде такой анекдот. Говорят, что румынский лей раньше составлял 37 Ѕ копейки, а с тех пор, как пришли румыны в Бессарабию, курс лея вырос на 25 (с намеком на 25 ударов плетью) и дошел до 62 Ѕ копейки. В селе Кетрошика Веке, которое входит в судебный округ, руководимый мною, почти все сельчане одно время сбежали и укрывались в поле, чтобы их не поймали жандармы из Фынтына Албэ и не избили, заставляя затем работать поденно у помещиков и выплачивать помещице Вишняковой и другим владельцам имений за причиненный ущерб… И как избивают! Не будем уже говорить о плетях и избиениях ногами: зубами кусали за глотку, вешали вверх ногами и били по пяткам. Настоящие садисты!

Один из жителей этого села, Ботошану, после того, как прятался с лошадьми по разным селам, чтобы не поймали жандармы, после того, как у него забрали трех собственных свиней и отдали помещице Вишняковой, пришел ко мне и сказал, что он, боясь жандармов, которые преследуют его, не может без меня вернуться домой и потому останется у меня служить бесплатно. Нужно было мне отправиться с ним в Кетрошику, и тогда население, узнав о моем прибытии и о том, что я для них свой (пусть будет стыдно господам из Королевства!), вернулось бы из степи и рассказало мне о всех своих бедах.

Что мог я поделать? Обратился к военному министру с докладной, копию которой прилагаю (данная копия пока не обнаружена – прим. ред.), сообщил префекту, а в результате 3 июля 1918 года был арестован прямо на заседании (речь идет о заседании окружного суда, состоявшемся 3 июля 1918 года под руководством А. Мыцэ, как его председателя – прим. ред.) и пеши, под дождем, направлен в Сороки (дорога – 65 км, из которых только 15 проделал верхом). Прилагаю и копию заявления (этот документ также до настоящего времени не обнаружен – прим. ред.), направленного командиру 5-го кавалерийского полка в связи с моим арестом.

И думаете, что бьют за большевизм? Нет. Бессарбцы настолько напуганы, что, уверяю Вас, свои невзгоды они не выявят никогда и никому, даже нам, бессарабской интеллигенции. Быть может, только выведенные из терпения, устроят однажды общий бунт, хотя и в это я не верю. Случится нечто похуже для нас: до самой смерти и даже в землю с собой унесет это поколение ненависть к «цыганам» из-за Прута, как у нас говорят, и долго мы будем удивляться этому кроткому народу…

Бьют, – я касаюсь того, о чем изложено выше, – чтобы выкачать побольше рублей и лей, придумывая всевозможные нарушения. В селе Барабой жандармы из Михаилень назначили одного человека (Антона Джилибика) с правом бить и обирать селян, чтобы он сообщал жандармам обо всех неурядицах между сельчанами с тем, чтобы потом жандармы смогли высосать из них еще больше, угрожая им избиениями. Этот человек отстранен субпрефектом из Глодень Георгием Русу, уроженцем села Барабой. И тогда он был заменен одним солдатом (кажется, дезертиром), который брал определенный процент рыбы, выловленной людьми в местном озере, на вырученные деньги пил и гулял каждый день, истязая население.

АРЕСТЫ. Об этом не стоит много говорить. Бессарабия привыкла, и это не так уж тяжело для населения, затерроризированного экзекуциями, избиениями, грабежами и т.д. Удовлетворюсь указанием, что арестованных заточают в подвалах и что среди депутатов крестьянской и национальной партий арестовано более 10 процентов.

ГРАБЕЖИ. В 1918 году в особенности солдаты ежедневно ходили и собирали у населения зерно, конфискуя и реквизируя его, однако никто так и не знает, куда делся этот хлеб. Следует подчеркнуть, что зажиточные крестьяне по большей части откупались, а вся тяжесть этих поборов ложилась на плечи бедноты. И сколько побоев было совершено, как часто женский и детский плач оглашал воздух в селах! Сколько солдат и несолдат, уполномоченных неизвестно кем, выгребали все, что было добыто потом крестьян.

Приведу только случай с Войка Илие, дезертиром из 3-го эскадрона 4-го кавалерийского полка, который был мною пойман при сборе пшеницы в селе Барабой. Это, равно как и избиения в Кетрошика Веке, могут быть подтверждены депутатом Гыскэ. Жандармы, эти абсолютистские правители, выкачивали и выкачивают тысячи рублей из Бессарабии, и ни один из них не был даже посажен в тюрьму.

Вновь удовлетворяюсь несколькими фактами: 1. Някшу, шеф жандармской секции из Забричень, Бэлцкого уезда, где я был судьей, был пойман на грабежах и взятках в 100000 руб. И это лишь после того, как я несколько раз сообщал о нем, после того, как ему удавалось избежать суда, поскольку население только мне говорило о его проделках, не желая, будучи терроризировано жандармами, подтвердить противозаконные дела этого блюстителя порядка. Однако, совершив с помощью жандармов свой «побег» из тюрьмы, он затем украл лошадей, принадлежавших секции, в которой проходил службу. Возникает вопрос: почему он не был пойман раньше, то есть, до того, как награбил 100000?

2. В селе Барабой и во многих соседних селах, если солдаты встречают человека, едущего ночью на быках на пастбище или на заре – на ярмарку, то быков конфискуют, подозревая крестьянина в том, что он направляется в австрийскую зону (речь идет о пограничной зоне, существовавшей на севере Бессарабии в марте-ноябре 1918 года между румынскими и австро-венгерскими войсками – прим. ред.), хотя зона находилась в 40-50 км отсюда. Возникает вопрос: где быки, кто их съел или что стало с вырученными за них деньгами? А где контрибуции, взятые с города? Где лошади, табунами взятые у населения под предлогом, что они были куплены у большевиков и потому должны стать собственностью Румынского государства? В Анфисовке было забрано более 10 лошадей, кажется, младшим лейтенантом Новаком, а две коровы лично мною были отобраны у жандармов. Не знаю, стоит ли говорить о гусях и курах, забираемых у населения дома и даже на базаре днем, притом без уплаты или за мизерную плату.

ГУЖЕВАЯ ПОВИННОСТЬ (повинность, введенная в эпоху феодализма, в соответствии с которой крестьяне обязаны были, особенно в военное время, выполнять на своих подводах различные транспортные задания – прим. ред.). Напуганное население продает своих лошадей и волов, ибо жандармы, офицеры и солдаты постоянно норовят под видом гужевой повинности использовать его транспорт для того, чтобы везти дрова и другие предметы в города, а для кого – неизвестно. Кукуруза до сих пор находится на полях, поскольку гужевой транспорт поставлен на службу тех, кто придумывает «большевизм» и делает видимость «борьбы» против него.

Думаю, не ошибусь, если скажу, что все эти мелкие институты и их люди образуют государство в государстве, а отсюда порождают анархию в государстве.

Я говорил выше о злоупотреблениях общего порядка: об убийствах, избиениях, арестах, ограблениях, гужевой повинности. Приведу теперь множество самых разнообразных фактов, носящих случайный характер: 1. Капитан Димитриу, комендант Единецкого сектора Хотинского уезда, издал приказ, в котором предписывалось, чтобы каждый гражданин, встретив румынского офицера, остановился, повернулся лицом к нему, снял головной убор и с улыбкой поклонился до земли. А чтобы граждане научились такому приветствию, он распорядился, чтобы ежедневно, в определенное время, солдаты, надев на палку офицерскую фуражку, носили ее по улицам местечка. При встрече этой фуражки, надетой на палку, каждый гражданин обязан с улыбкой на лице выполнить указанное выше. Рассказывают, что один румынский крестьянин, обратив внимание на эту процессию солдат, спросил у них, можно ли купить фуражку. Румын был тут же избит. Оценивая это, как вы думаете, господин премьер-министр, у большевиков или в Африке могло подобное случиться? Каждый из нас был бы доволен, если бы этот офицер попал в больницу для умалишенных, он, однако, по сей день служит в румынской армии и, может быть, даже повышен в звании.

2. Во всем Бэлцком уезде, равно как и в других уездах, был издан приказ, согласно которому все граждане, одетые в русскую военную форму, должны носить знак триколора. И знаете что произошло?

За пределами государственных учреждений этот приказ восприняли по-своему, а поэтому видишь, как каждый еврей из городов и местечек носит триколор на шляпе, а сельчане, кроме триколора на одежде, разносят еще и россказни, байки, будто такой-то и такой-то был раздет солдатами и жандармами, а именно, лишен панталон, то есть байки, которые дискредитируют румынские институты и культуру. Плюс к этому все смеются и издеваются над триколором Румынии. Только и слышишь, что у такого-то и такого-то была сорвана с головы русская шапка, оставляя его с непокрытой головой только из-за того, что на шапке не было триколора. Такого рода случаи знаю и я, притом знаю, что жандармы продавали триколор крестьянам.

3. В селе Братушень Бэлцкого уезда комендант сектора издал приказ о борьбе с антисанитарией, в соответствии с которым солдаты якобы должны искать на голове у женщин вшей и за каждую найденную вошь штрафовать на 5 рублей. Рассказывали, что у одной женщины нашли пять вшей и будто за это она уплатила 25 рублей штрафа. Имена этих несчастных женщин, к стыду жителей, объявляются или по указанию офицеров афишируются в центре села.

4. Священник Александру Долешинский из села Паркова Бэлцкого уезда пожаловался мне, что угрозами двух вооруженных солдат был заставлен в их присутствии помолиться за крестьянина, который из-за разлада со священником прибегнул к использованию военной силы.

И другие прискорбные случаи я смог бы рассказать.

Народ потерял веру в румынские учреждения, хотя такие высокие, как префектура и субпрефектура, вели себя хорошо, а служащие судебных органов – великолепно.

В 1918 году, когда у крестьян изымался хлеб, а дождя не было, появился слух, что священники и помещики привели румын, с которыми прибыл и колдун, который выдрал из хвоста петуха перья, из-за чего и не шли дожди. Вы знаете, что легенды не исчезнут с нынешним поколением и, следовательно, еще многое будет услышано и рассказано о деяниях, совершенных в Бессарабии.

В ходе предвыборной кампании (имеются в виду парламентские выборы в Румынии, состоявшиеся в конце 1919 года – прим. ред.) я имел беседу с одним извозчиком, и он спросил, не румын ли я, поскольку хорошо говорю по-румынски. Сказал ему, что я бессарабец. Тогда он пожаловался мне, что его лошадь заболела чесоткой, и что чесотку занесли из-за Прута. Таково умонастроение бессарабского крестьянина, забитого русскими и терроризированного братьями!

Прошу Вас держать все это в строжайшем секрете, поскольку не хочу, чтобы кто-нибудь узнал об этом, в особенности те, кто может использовать содержание данного письма против нации. Я информирую Вас для того, чтобы Вы хоть что-то знали из того, что совершено в стране, недавно освобожденной от рабства.

Мне приходит даже мысль, что я могу быть заподозрен в недостаточном патриотизме, поэтому сообщаю Вам следующее из своей биографии. Будучи в Одесском военно-артиллерийском училище, я обратился в Петроград за разрешением вступить в румынскую армию на период военной кампании, но мне отказали. Это смогли бы подтвердить г-н Виктор Попп из Крайовы и г-н Мырзак, бессарабский офицер, который учился вместе со мной и знает о моем заявлении. Виктор Попп, когда в начале революции (речь идет о Февральской революции в России – прим. ред.) я говорил ему о том, что настал момент присоединения Бессарабии к Румынии, сказал, что я молод и что национальный вопрос проиграет из-за этого, поскольку я по своей молодости являюсь экстремистом, а это не приведет к хорошему концу. Лучше всего, следовательно, нам сначала добиться автономии. Был офицером 2-й Молдавской батареи с момента ее организации в Одессе и до расформирования в Кишиневе. Узнав о том, что прибывают румынские войска, я радовался вместе с товарищем по училищу Петром Лунгу, офицером 1-го Молдавского полка. Мы говорили о том, что выйдем им навстречу с моей батареей и его ротой. Наивность: он был арестован по прибытии (румынских) войск в Бэлць, а я – несколько позже.

Короче, большевик я или нет – решайте сами, но случаи беззакония полностью пресеките.

Депутат А. МЫЦЭ