Анализ сказки «Дикий помещик».

Появившись одновременно с "Повестью о том, как...", сказка "Дикий помещик" (1869) отразила пореформенное положение вре­меннообязанных крестьян. Ее начало напоминает вступительную часть "Повести...". В журнальном варианте сказка "Дикий поме­щик" тоже имела подзаголовок: "Писано со слов помещика Светлоокова". Сказочный зачин в ней так же, как и в "Повести", сменяется утверждением о "глупости" помещика (ср. с "легко­мыслием" генералов).

В сказках писателя неожиданным образом переплетаются реалистическое и фантастическое, трагическое и комическое. Именно об этом говорит И. С. Тургенев. Сказочные зачины типичны: «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был...» — так начинается «Дикий помещик». Однако сразу писа­тель переносит нас в реальность: «И был этот помещик глупый, читал газету «Весть» и тело имел мягкое». Это очень по-гоголевски: соединять в одной фразе несоединимое, что вызы­вает комический эффект. Газета «Весть» была крайне реакци­онной, поэтому читателям-современникам сразу было понятно, какого типа помещик изображен в сказке.

В комической форме с помощью гиперболы изображаются реальные взаимоотношения по­мещика и крестьян в пореформенной России. Освобождение крестьян выглядит лишь фикцией, помещик "сократил... их так, что некуда носа высунуть"… Глупый помещик боится, что крестьяне все его добро «приедят». Кресть­яне же, получившие «свободу», на самом деле прав ни на что не имеют: «Куда ни глянут — все нельзя да не позволено, да не ва­ше». Но и этого ему мало, он взывает к Всевышнему, дабы Тот избавил его от мужиков. Помещик полу­чает желаемое, но не потому, что Бог выполняет его просьбу, а потому, что Он услышал мольбу мужиков и освободил их от помещика А дальше Салтыков-Щедрин использует прием реализации метафоры; переносный смысл становится реальным: «Ус­лышал милостивый Бог слезную молитву сиротскую, и не стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика».

Одиночество вскоре надоедает помещику. Используя сказоч­ный прием троекратного повторения, Щедрин изображает встречи героя сказки с актером Садовским (пересечение реального и фантастического времени), четырьмя генералами и капитаном-ис­правником. Всем им помещик рассказывает о тех метаморфозах, которые с ним происходят, и все называют его глупым. Щедрин иронически описывает размышления помещика о том, не являет­ся ли его "непреклонность" и в самом деле "глупостью и безуми­ем". Но герою не суждено получить ответ на этот вопрос, процесс его деградации носит уже необратимый характер.

Сначала он пугает мышонка, затем обрастает с головы до ног волосами, начинает ходить на четвереньках, утра­чивает способность членораздельно говорить, заводит дружбу с медведем. Используя преувеличение, переплетая реальные факты и фантастические ситуации, Щедрин создает гротесковый образ. Быт помещика, его поведение неправдоподобны, тогда как его социальная функция (крепостник, бывший владелец крестьян) вполне реальна.

Гротеск в сказке "Дикий помещик" помогает передать антигуманность и противоестественность происходяще­го. И если мужики, "водворенные" на место их обитания, безболезненно возвращаются к привычному для них образ жизни, то помещик теперь "тоскует по прежней своей жизни лесах» Делая фантастическое допущение показывается, что может произойти, если помещика лишить крестьян, оставить его без му­жицкого труда, без жизненной опоры. С помощью этого приема раскрывается основная идея сказки: помещик живет за счет мужи­ка; не станет мужика — наступит голод и одичание; получается, что помещики рубят сук, на котором сидят.

Дикий помещик изображен паразитом, существующим только для того, чтобы «понежить свое тело белое, рыхлое, рас­сыпчатое». Здесь видим инверсию, типичную для фольклорных произведений, и ряд однородных определений, которые подхо­дят, скорее к бесформенному тесту, чем к человеческому телу. Живет помещик за счет своих «Сенек», а сам презирает их и в то же время боится, ненавидит, не выносит «холопьего духу». По­мещик радуется, когда исчезает ненавистный ему «холопий дух». Однако радоваться ему приходится недолго: вскоре насту­пает голод, приходят всяческие лишения, а за ними и полное одичание. Князь, российский дворянин превращается в дикого зверя, который ногтями разрывает добычу, да так со всеми внутренностями, со шкурой пожирает.

Выходит, что без народа, без «холопьего духа» помещик бессилен, он ни на что не годен, проявляется его звериная, дикая сущность. Тут уж не до культуры - было бы чем брюхо набить. Салтыков-Щедрин показал, что не только материальная часть зависит от мужиков, но и духовная тоже. Мужик «Сеятель и хранитель», всё на нём держится.

Народ уподобляется бессловесным тварям. В конце сказки показан отроившийся рой мужиков: «сейчас эту благодать собра­ли, посадили в клетушку и послали в уезд». Вспоминается некра­совский образ: «рой подавленных и трепетных рабов» («Родина»). Но если тон Некрасова проникнут горечью и страданием за му­жика, за судьбу народа, то тон Салтыкова-Щедрина проникнут, как пишет Тургенев. «серьезным и злобным юмором».

. Щедрин напоминает читателю, что его герой "жив доныне". Следовательно, была жива та система взаимоотношений» помещика и на рода, которая явилась объектом сатирического изображения Щедрина.

Анализ сказки "Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил"

Сказка "Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил" (1869) открывает собой "сказочный" цикл Щедрина. В основе ее композиции лежит принцип антитезы: страдания генералов до появления мужика противопоставляются их благополучно­му существованию после этого.

В журнальном варианте сказка имела подзаголовок: "Писано со слов коллежского советника Рудомазина". Вероятно, первона­чально Щедрин задумал ввести рассказчика, что отчасти под­тверждается наличием двух мотивировок появления генералов на необитаемом острове. Первая связана со сказочным происшестви­ем, вторая же объясняет переселение генералов на остров их легкомыслием. Если бы Рудомазин так и остался повествовате­лем, то "сочувственный" тон, преобладающий в описании "мы­тарств" генералов, объяснялся бы субъективностью его отноше­ния к собратьям-чиновникам. Сняв подзаголовок, устранив до­полнительного рассказчика, Щедрин усилил сатирическое звуча­ние сказки. Фразы, которые могли бы восприниматься как "чужое слово" Рудомазина, теперь уже принадлежат автору и заключают в себе иронию: "Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру".

Само понятие "регистратура" появляется здесь не случайно. Первоначально в качестве места службы генералов Щедрин указал "Инспекторский департамент", но впоследствии из цензурных соображений заменил на обобщенное определение "регистрату­ра". Замена, однако, была проведена не до конца, и в сказке также встречается определение "департамент". Показывая про­фессиональную несостоятельность генералов, писатель делает одного из них, действительного статского советника (речь идет о штатских генералах), вместе с тем и учителем каллиграфии в школе военных кантонистов (то есть школе для солдатских детей). что, по замыслу писателя, должно было свидетельствовать о невысоком интеллектуальном уровне героев.

Образы генералов, их су­щественные черты их даны автором с предельной отчет­ливостью и выпуклостью. Стоит обратить внимание прежде всего на само­чувствие генералов, очутившихся на необитаемом ост­рове, а затем и на их поведение, когда они очень остро ощутили чувство голода. Оба генерала в первый момент пережили чувство полной растерянности; но «голод —не тетка», гласит русская пословица, и генералы были вынуждены что-то предпринять, чтобы выйти из критического положения.

И они предприняли «экс­педицию» в поисках пищи, так неудачно закончившуюся, а мы можем сделать вывод о том, что героям присущи: а) крайнее невежество (разговоры ге­нералов о востоке и западе, предположе­ния одного из генералов о том, что булки в готовом виде растут на деревьях, и т. п.), б) полную непри­способленность даже к самому простому физиче­скому труду (не умеют ни нарвать яблок, ни наловить рыбы и т. д.), в) гнусную привычку жить чу­жими трудами (разговоры о том, как хорошо было бы отыскать «мужичину») и, наконец, как результат пол­ной беспомощности в практической стороне жизни, г) звериную готовность перегрызть друг другу горло лишь бы избавиться от ощущения голода. Однако всем этим характеры двух генералов не ис­черпываются. Развивая и углубляя мысль о тунеядстве генералов, автор показывает, с какой наглостью парази­тирующие генералы эксплуатируют труд мужика, учиняя над ним насилие, а в финале сказки проявляют самую черную неблагодарность по отношению к нему же (своего спасителя от голодной смерти они награждают рюмкой водки да пятаком се­ребра).

Смешон портрет генералов: «в ночных р у б а ш к а х, а на шее по ордену», с которыми господа генералы не расстаются даже ночью, ибо этими орденами они, по-видимому, прикрывают свою непроходимую тупость и пошлость; по мере того как у генералов разгорается ап­петит, звериная натура их сказывается в глазах, ис­полненных «зловещего огня», в скрежете зубов, в «глухом рычаньи»; все это быстро переходит в горячую схватку между генералами, так что вокруг «клочья летят», а один из генералов даже «откусил у своего това­рища орден и немедленно проглотил...». Во всех этих деталях нетрудно видеть злой смех автора над героями, иронию, переходящую в сарказм. Автор не останавливается даже перед приемом гротеска («проглотил орден»), стремясь высмеять своих героев самым злым образом.

Ироническое повествование о блужданиях генералов в поисках сторон света и еды сознательно ведется автором в неторопливой манере, чтобы затем резче обозначить неожиданность попытки генералов съесть друг друга. Описывая эту кровожадную сцену, сочетая реальное и фантастическое, Щедрин использует гротеск для выявления того хищного инстинкта, который скрыт до време­ни в генералах

Осудив и осмеяв генералов, это зловредное порожде­ние самодержавно-бюрократического строя, автор попутно, отдельными, но очень выразительными штрихами дал читателю почувствовать и всю несправедливость об­щественного строя, при котором мужики гнут спины, ра­ботая на господ, а те предаются всякого рода излише­ствам. Обратите внимание на описание в «Московских ведомостях» парадного обеда («Стол был сервирован на сто персон с роско­шью изумительною... Тут была и «шекснинская стерлядь золотая», и питомец лесов кавказских — фазан, и столь редкая в нашем севере в феврале месяце земля­ника...»). Не менее любопытно и содержание казенной прессы, наполняющей свои страницы пустейшими корреспонденциями на темы о том, где и как были отпраздно­ваны фестивали, или сообщениями о новинках в области кулинарии. Эти как бы мимоходом данные характеристики общественной жизни оказались необходимы автору для того, чтобы подчеркнуть типичность своих героев — двух генералов, тунеядцев и пошляков.

Их муки заканчиваются, когда "учителя каллиграфии" "озари­ло вдохновение" и он понял, что нужно найти мужика, который "везде есть, стоит только поискать его". Появление мужика — кульминационный момент в сказке. Его изображение подчинено авторской идее, обусловлено стремлением писателя развенчать рабскую покорность значительной части народа. В противовес двум генералам, очерченным остроиронически, образ «мужичины» (мужика) дан авто­ром мягко, хотя и не без известного юмора (добро­душного смеха). В мужике автор рисует черты, явно противоположные тем, которые есть в генералах: его сметливость и находчивость в жизни, уменье ловко и быстро справляться с работой, наконец, даже изобрета­тельность («выстроил он корабль — не корабль, а такую посудину, чтобы можно было океан-море переплыть, вплоть до самой Подьяческой»). Всем этим автор сказки подчеркнул в мужике присущие русскому народу очень завидные качества. Но почему же в таком случае и этот образ мужика вызывает у читателя чувство смеха?

Смешон он, например, в поло­жении привязанного к дереву, смешон и в самом усер­дии, с каким служит случайно встреченным им генералам, и т. д. Все эти моменты, вызывающие смех автора, даны им в иной окраске; здесь смех автора смешан с го­речью, со слезами, а не злобой, как в обрисовке генералов. Автор сказки скорбит о том, что русский мужичок, такой ловкий и изобретательный в труде, не лен­тяй и не лежебока,

как господа генералы, так смиренно, без всякого протеста служит этим тунеядцам-паразитам, не находящим для мужика другого имени, как
«каналья». За этой скорбью не трудно угадать скрытое автором от читателя (по условиям цензуры) желание уви­деть того же мужика в роли активного борца против экс­плуататоров.
Уже в "Повести о том, как..." проявляется противоречивое отношение Щедрина к народу. Позднее в письме в редакцию "Вестника Европы", ком­ментируя "Историю одного города", писатель скажет о двух значениях слова народ: "народ исторический" (то есть "действую­щий на поприще истории") и "народ как воплотитель идей демократизма". И если второй заслуживает сострадания, то пер­вый, безропотно обслуживающий генералов, недостоин даже симпатии.

Именно поэтому ирония автора, описывающего поведение мужика, становится горькой: "мужичина" вьет себе веревку, думает, "как бы ему порадовать своих генералов", строит ладью, чтобы доставить их в Петербург. Мастерство мужика не радует Щедрина. Он понимает бесплодность усилий народа, покорно принимающего "рюмку водки да пятак серебра" от тех, кого он кормит.