Соотношение сил вермахта и Красной Армии

к началу контрнаступления под Сталинградом. [388]

Достижение превосходства достигалось за счет массирования сил на направлениях главных ударов. Так, на участках прорыва Юго-Западного и Сталинградского фронтов, составлявших всего 9% общей протяженности линии фронта, было сосредоточено 50- 70% пехоты, около 80% танков и до 85% артиллерии. Это обеспечило советские войскам значительное превосходство на направлениях главных ударов – 2-2,5 раза в живой силе и 3-5 раз в технике.[389] В армиях, действовавших на участках прорыва, были созданы ударные подвижные группы в составе двух танковых и кавалерийского корпусов, артиллерийские группы дальнего действия, зенитные артиллерийские группы и группы гвардейских минометных частей («катюш»). Все это свидетельствовало о необычайно обстоятельной подготовке советских войск к предстоящему наступлению.

Замысел советского плана представлял собой классический удар под основание клина с выходом в глубокий тыл противника. Эту идею командование Красной Армии уже пыталось неоднократно реализовать летом 1941 г. во время контрударов в приграничных сражениях, во время контрнаступления под Москвой зимой 1942 г., но всякий раз немецкое командование без труда отражало эти удары. Осенью 1942 г. положение немецких войск под Сталинградом крайне походило на ситуацию годичной давности под Москвой. Точно так же клин немецкого наступления был вытянут в сторону заветной цели, достижение которой решало исход всей кампании, точно так же немецкие войска оказались истощены длительными боями, а противник сумел сосредоточить многочисленные резервы. Точно так же был непреклонен приказ высшего командования продолжать наступление во что бы то ни стало. Что же изменилось? Почему на этот раз наступление Красной Армии привело к столько масштабному поражению вермахта?

Решающую роль сыграли роковые ошибки высшего немецкого командования. Конечно же, скрыть масштабные приготовления нового советского наступления в условиях донских степей было невозможно. И уже в первой половине ноября воздушная и радиоразведка противника выявила существенное усиление советских войск северо-западнее и южнее Сталинграда. Становилось очевидным, что командование Красной Армии готовило крупное наступление на этом участке фронта. Получив эту информацию, командующий 6-й армией генерал Ф. Паулюс предложил отвести войска из района Сталинграда за Дон, сократив сильно растянутый фронт и получив за этот счет сильные резервы. Это предложение было поддержано командующим группой армий «Б» генералом М. Вейхсом. Паулюс уже начал подготовку к отводу части армии, но эти действия были жестко пресечены приказом Гитлера «при всех обстоятельствах удерживать Сталинград и фронт на Волге».[390] Мнение самого Гитлера диктовалось уверенностью, что Красная Армия уже не способна провести наступательные операции крупного масштаба, и этот фактор оказался решающим вопреки реальному положению дел на фронте. В решении Гитлера идеология взяла верх над прагматикой военного искусства. Свой взгляд на эту проблему он предельно ясно высказал осенью 1942 г.: «Немецкий солдат остается там, куда ступит его нога».[391]

Примечательна явная аналогия позиции Гитлера по вопросу удержания позиций в Сталинграде и отношения Сталина к обороне Киева в сентябре 1941 г. В обоих случаях оперативно-тактическая ситуация жестко диктовала необходимость оставления удерживаемых позиций, и в обоих случаях возобладал идеологический аспект. И для Сталина, и для Гитлера удержание города было необходимо для решения задач политических и идеологических. И каждый из них недооценил как военные, так и пропагандистские последствия возможного поражения, которые оказались намного масштабнее и значимее видимых выгод. Интересно и другое. С этого момента противники – и армии на фронте, и высшее руководство в столицах как бы поменялись местами, повторяя и ошибки, и наиболее удачные решения друг друга с разницей во времени.

В итоге командованию немецких войск группы армий «Б» пришлось рассчитывать только на свои силы, имея главной целью удержание занимаемой территории. Последнее, что успел сделать генерал М. Вейхс – это вывести во фронтовой резерв три танковых и одну моторизованную дивизии, правда, сильно ослабленные длительными боями. Это была последняя надежда на отражение приближавшегося наступления Красной Армии.

Ранним утром 19 ноября 1942 г. войска Юго-Западного фронта генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина и Донского генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского фронтов нанесли удар по позициям противника. Казалось, что с самого начала все пошло против плана. Помешала погода. Сильнейший туман, а затем и снегопад приковали авиацию к земле. Вся надежда наступающих опять была на артиллерию, но плохая видимость не позволила и ей, несмотря на 80-минутную огневую подготовку, надежно подавить цели. Прорыв обороны затягивался, и тогда в наступление были брошены танковые корпуса, первоначально предназначавшиеся для действий в глубине обороны противника. Это был риск – если бы танкисты понесли большие потери при прорыве, то под вопросом оказалась бы сама возможность окружения армии Паулюса. Но к тому времени советские генералы уже были способны принимать такие рискованные решения. И риск себя оправдал – массированный удар советских танков 5-й танковой генерал-майора П.Л. Романенко и 21-й армии генерал-лейтенанта И.М. Чистякова буквально опрокинул оборону 3-й румынской армии, в ее частях началась паника. Пробил долгожданный час танковых корпусов Красной Армии – разрывая коммуникации противника, уничтожая его резервы и тылы, они уверенно замыкали кольцо окружения вокруг всей немецкой 6-й армии, командование которой еще только начинало догадываться о подлинном масштабе надвигающейся катастрофы. В итоге уже к концу первого дня наступления танковые корпуса Юго-Западного фронта, прорвав оборону противника, вышли на оперативный простор.

Не все было гладко. В первый же день наступления выяснилось, что Ставкой были допущены явные ошибки в определении задач Донского фронта, его сил не хватило для прорыва обороны противника ни в первый, ни во второй день наступления. Но все это с лихвой окупалось успехами сначала Юго-Западного, а затем и Сталинградского фронта (командующий – генерал-полковник А.И. Еременко), перешедшего в наступление на день позже. Удар 51-й армии генерал-майора Н.И. Труфанова и 57-й генерал-майора Ф.И. Толбухина армий по обороне 4-й румынской армии оказался для противника полной неожиданностью. Введенные в первый день наступления подвижные группы армий окружили и пленили 13-ю румынскую пехотную дивизию. Успешно действовала и кавалерия Сталинградского фронта. 4-й кавкорпус генерал-лейтенанта Т.Т. Шапкина был введен в прорыв в ночь на 21 ноября. Кавалеристы, пройдя по тылам противника более 60 км, совершенно неожиданно для противника вышли к селу Абганерово, где полностью разгромили румынский гарнизон.

А что же противник? Поначалу советское наступление не вызвало у немецкого командования особой тревоги. Более того, Гитлер, получив известие о его начале, лишь меланхолично заметил: «Мы этого давно ожидали».[392] Против ударных групп Юго-Западного и Сталинградского фронтов были брошены резервы. И на этот раз противник действовал по классической схеме – удары были направлены во фланги советского наступления. Прежде, как этот было, например, под Харьковом в мае 1942 г., этот тактический прием неизменно заканчивался охватом и окружением ударных группировок Красной Армии. Однако на этот раз проверенный прием не сработал. Командиры наступавших соединений, ожидая контрудар противника, уже были готовы к его отражению. Брошенная во фланг 13-му танковому корпусу 57-й армии немецкая 29-я моторизованная дивизия сумела лишь замедлить его продвижение. Против вошедшей в прорыв 5-й танковой армии Юго-Западного фронта был брошен 48-го танковый корпус. Но в спешке и противник начал допускать ошибки. Командующий группой армий «Б» генерал М. Вейхс поначалу неверно определил направления главного удара и корпус начал движение на северо-восток, а затем, уже на ходу, ему пришлось разворачиваться на северо-запад. В результате дивизии корпуса растянулись на марше и не смогли нанести согласованный удар. С началом контрнаступления под Сталинградом противники явно поменялись местами.

Из воспоминаний маршала К.К. Рокоссовского:

«Все попытки противника помешать окружению оказались запоздалыми. Соединения гитлеровцев, танковые и моторизованные, перебрасываемые из района Сталинграда к месту образовавшегося прорыва, вводились в бой по частям и, попадая под удары наших превосходящих сил, терпели поражение. С ними получалась та же картина, что и с частями Красной Армии в боях в большой излучине Дона. Не приняв вовремя кардинального решения на отход, немецко-фашистское командование, как в свое время и наше, пыталось наложить мелкие «заплатки» на все расширяющуюся огромную брешь на сталинградском направлении».[393]

Истинные размеры надвигавшейся катастрофы были осознаны в ставке Гитлера только к исходу третьего дня советского наступления. Известия, поступавшие из под Сталинграда, рисовали тревожную картину. Фронт на флангах армии Ф. Паулюса был разорван, румынские союзники в панике отступали, преследуемые советскими танками, которые появились уже у командного пункта 6-й армии, контрудар 48-го танкового корпуса провалился. В этой ситуации 6-ю армию могло спасти только срочное отступление на тыловые позиции. В противном случае ее окружение становилось просто вопросом времени. Мнения немецкого командования разделились, но и на этот раз мнение Гитлера оказалось решающим: «Как бы там ни было, а Сталинград нужно в любых обстоятельствах удержать».[394] Теперь армия Паулюса была обречена.