Общественные отношения производства.

 

Как мы видели, машинная техника в периоде капитализма изменяет формы сотрудничества в двух отношениях. С одной стороны, техническое разделение труда теряет характер «специализации», съуживающей и ограничивающей психику работника, и становится сходным с «простой кооперацией», в которой работники выполняют однородную работу; при этом техническая «специализация» переносится с человека на машину. С другой стороны, сами рамки этого сотрудничества расширяются в громадных размерах: возникают предприятия, объединяющие в одной организованной системе тысячи и десятки тысяч работников.

Обе эти тенденции для нового строя надо представить себе продолженными несравненно дальше, чем в эпоху машинного капитализма. Различия профессиональной специализации должны свестись к такой ничтожной величине, что исчезает окончательно то психическое разъединение, которое создаётся разнородностью трудовой жизни людей; связь взаимного их понимания и общения беспрепятственно расширяется и упрочивается на основе действительной общности жизненного содержания. В то же время организованное трудовое объединение беспрерывно растёт, группируя людей уже сотнями тысяч и миллионами на одной общей трудовой задаче.

Из продолжающегося развития этих двух прежних тенденций возникают две уже новых особенности после-капиталистического строя. С одной стороны, преодолевается и теряет значение последняя, наиболее устойчивая форма специализации – разделение организатора и исполнителя. С другой стороны, все трудовые группировки людей становятся всё более подвижными, всё более текучими.

Хотя в эпоху машинного капитализма исполнительский труд при машинах уже приближается по своему характеру к организаторскому труду, но всё же различий между ними остаётся достаточно, а потому и обособление ролей организаторской и исполнительской не перестаёт быть прочным: самый опытный работник машинного производства всё же далеко не то, что его директор, и не может заменить последнего. Но дальнейшее повышение сложности и тонкости механизмов, а вместе с тем и общей интеллигентности работника должно подорвать это различие, и создать постоянную возможность лёгкой замены любого организатора одним из исполнителей и обратно. Исчезает трудовое неравенство этих двух типов, и они сливаются между собой.

Вместе с последними остатками психической «специализации» устраняется всякая необходимость и всякая разумность прикрепления определённых лиц к определённой частной работе. Совершенно напротив, новые формы труда требуют такой умственной гибкости и такой разносторонности опыта, для развития и поддержания которых работник прямо-таки должен время от времени менять работу, переходя от одних машин к другим, от роли «организаторской» к «исполнительской» и обратно. А несравненно более быстрый, чем в нашу эпоху, прогресс техники, с постоянным усовершенствованием машин и их комбинаций, должен сделать в высокой степени подвижными, быстро изменяющимися сами группировки человеческих сил в отдельные трудовые системы (предприятия, как их называют в наше время).

Всё это становится возможным и осуществимым, благодаря тому, что производство в целом организованно общество сознательно и планомерно. На основе научного опыта и трудовой солидарности создаётся всеобщая, объединяющая организация труда; устраняется та анархия, которая в эпоху капитализма разъединяет отдельные препятствия – беспощадной конкуренцией, и целые общественные классы – суровой борьбой. Наука указывает путь к такой организации, вырабатывает способы её выполнения; объединённая сила сознательных работников её осуществляет.

В этой новой системе производства каждый работник действительно равен другому работнику, как сознательные элементы разумного целого; в этой системе каждому даются все условия, чтобы с наибольшей полнотой и всесторонностью развить свою трудовую силу и с наибольшей целесообразностью применять её на пользу всех.

Итак, стройная организованность всей производственной системы при величайшей подвижности её элементов и их группировок и при высокой психической однородности трудящихся, как всесторонне развитых сознательных работников, – вот вторая характеристика после-капиталистического общества.

 

Распределение.

 

Распределение представляет, вообще, необходимую часть производственной системы, и в своей организации всецело от неё зависит. Планомерная организация производства предполагает такую же организацию распределения. Верховным организатором и здесь и там является само общество, как целое: оно распределяет труд, оно соответственно этому распределяет и продукты труда. Это прямая противоположность тому анархичному, неорганизованному распределению, которое выражается в обмене и частной собственности, которое протекает на почве конкуренции и грубой борьбы интересов.

Принцип распределения прямо вытекает из основ организации сотрудничества. Если система производства организованна так, что должна обеспечить каждому члену общества полное и всестороннее развитие сил и целесообразное их применение на пользу всех, то система распределения должна давать ему все средства потребления, какие ему необходимы и для этого развития сил, и для их применения. Приблизительно эта мысль, только неполно и неточно, выражается в обычной так назыв. Коммунистической формуле распределения труда и продукта: от каждого по его силам, каждому по его потребностям.

Общественная организация производства и распределения предполагает, конечно, и общественную собственность и на средства производства, и точно также на предметы потребления, созданные общественным трудом, – вплоть до момента передачи их обществом отдельным лицам для потребления. Там, в области потребления, которое по существу индивидуально, начинается «индивидуальная собственность». Она, конечно, не имеет ничего общего с капиталистической частной собственностью, которая прежде всего есть собственность частных лиц на средства производства, и не заключает в себе права работников на средства потребления.

 

Сложность новой организации распределения, очевидно, должна быть громадна, и требует такого развития статистического и осведомляющего аппарата, до какого нашей эпохе ещё очень далеко. Однако, уже в наше время складываются, в самых различных областях экономической жизни, различные элементы, которые должны послужить материалом для подобного аппарата в сфере банковского и кредитного дела – агентуры и комитеты экспертов для выяснения положения рынков, организация биржевая и т. под.; в сфере рабочего движения – организация союзных касс взаимопомощи, потребительных обществ; далее, сюда же относится организация государственного страхования и т. д. Но все эти элементы должны существенно преобразиться, чтобы войти в будущую систему распределения, потому что теперь они всецело приспособлены к анархической системе капитализма и подчинены её формулам. Это скорее разбросанные зародышевые прообразы будущей единой и стройной системы распределения.

 

Итак, общественно-организованное распределение на основе общественной собственности на все средства производства – такова третья характеристика после-капиталистического строя.

 

Общественная психология.

 

 

Основным строением новой общественной организации определяется первая черта общественной психологии, выступающей в её рамках: высшая степень социальности. Трудовая сплочённость великой семьи человечества и коренная однородность развития людей должны создать такую степень взаимного сочувствия и взаимного понимания людей, на которую слабым указанием является только современная солидарность сознательных и борющихся элементов рабочего класса – представителя будущего общества в настоящем. Человек, воспитанный эпохой ожесточённой конкуренции, беспощадной экономической вражды людей, групп и классов, не в силах даже представить себе того высшего развития товарищеской связи людей, которое органически вытекает из новых трудовых отношений.

Из реальной власти общества над природой внешней и над своей собственной природой вытекает другая черта психологии нового мира – это отсутствие всякого фетишизма, чистота и ясность познания, освобождённого от идолов мистики и призраков метафизики. Исчезают последние следы фетишизма натурального, отражающего окончательно низвергнутое господства над человеком внешней природы; разрушается и искореняется до конца фетишизм социальный, отражающий господство над человеком стихийных сил общественной природы, власть рынка и конкуренции. Сознательно и планомерно организуя свою борьбу со стихиями природы и свои собственные отношения в этой борьбе, общественный человек не нуждается в кумирах, воплощающих чувство беспомощности перед непреодолимыми силами окружающего мира; непознанное для него перестаёт быть непознаваемым, потому что процесс познания, организованный планомерно на почве организованного труда, сопровождается сознанием силы, чувством победы, потому что в жизненном опыте человека нет больше области, окружённой несокрушимою стеною тайны.

Как результат соединения обеих указанных черт общественной психологии выступает третья черта – прогрессивное устранение принудительных норм и, вообще, элементов принуждения в общественной жизни.

Жизненное значение всяких принудительных норм – обычая, права, нравственности – заключается в том, что они регулируют жизненные противоречия между людьми, группами, классами. Протвиоречия же эти сводятся к борьбе, конкуренции, вражде, насилию, и вытекают из неорганизованности, анархичности общественного целого. Принудительные норму, которые, частью стихийно, частью сознательно, вырабатывает общество в борьбе с этой неорганизованность и этими противоречиями, становится для людей внешней силой, которой они подчиняются; и в качестве такой внешней силы, стоящей над человеком, нормы эти становятся фетишами, т. е. Извращённо представляются людям, как что-то высшее, требующее поклонения или почитания. Без этого фетишизма принудительные норму не имели бы той власти над людьми, какая необходима, чтобы сдерживать жизненные противоречия. Натуральный фетишист приписывает власть, праву, нравственности происхождение от богов, фетишист менового общества или метафизик – происхождение из самой «сущности вещей». То и другое означает – высшее происхождение, абсолютное значение. Веруя в такой высший и абсолютный характер норм, фетишист с преданностью раба подчиняется им и поддерживает их.

Когда общество перестаёт быть анархичным и складывается в гармоничные формы стройной организации, тогда жизненные противоречия в его среде перестают быть основным и постоянным явлением, но только – частным и случайным. Принудительные же норму суть своего рода «законы» в том смысле, что они должны регулировать явления повторяющиеся, вытекающие из самого строения общества; очевидно, при новом строе они утрачивают свой смысл. Случайные же и частные противоречия, при высоком развитии социального чувства и при таком же высоком развитии познания, легко преодолеваются людьми и без специальных «законов», принудительно проводимых «властью». Напр., если душевно-больной причиняет опасность и вред другим людям, то не требуется особых «законов» и органов «власти», чтобы устранить такое противоречие, но достаточно указаний науки, чтобы целесообразно лечить человека, и социального чувства окружающих людей, чтобы, препятствуя проявлениям насилия с его стороны, причинять ему также как можно меньше насилия.

Смысл принудительных норм в обществе высшего типа теряется тем более, что с исчезновением социального фетишизма, с ними связанного, они теряют и свою «высшую» силу.

 

Ошибочно думают те, кто полагают, что в новом обществе должно сохраниться «государственное устройство», т. е. Правовая организация, потому что необходимы некоторые принудительные законы, напр., закон о том, чтобы каждый по стольку-то часов в день работал для общества Всякое государственное устройство есть организация классового господства, и оно невозможно там, где нет классов. Что касается распределения труда в обществе, то оно при новом строе гарантируется, с одной стороны, указаниями науки и её выразителей, технических организаторов труда, действующих только именем науки, но не именем власти, с другой стороны – силой социального чувства, связывающего людей в одну трудовую семью искренним стремлением сделать всё для блага всех.

Только в переходном периоде, когда ещё сохраняются остатки классовых противоречий прошлого, мыслима государственная форма и для нового общества – «государство будущего». Но и это государство есть также организация классового господства, только – господства пролетариата, класса, уничтожающего разделение общества на классы, а с этим разделением устраняющего затем и государственную форму общества.

 

Силы развития.

Новое общество основано не на меновом, а на натуральном хозяйстве. Между производством и потреблением продуктов не стоит рынок, покупка и продажа, – но только сознательно и планомерно организованное распределение.

Новое натуральное хозяйство отличает от старого, – напр., первобытно-коммунистического, – тем, что оно охватывает собою не большую или маленькую общину, но – целое общество из сотен миллионов людей, а затем – всё человечество.

В обществах с меновым хозяйством силы развития – «относительное перенаселение», конкуренция, – классовая борьба, т. е. В сущности внутренние противоречия общественной жизни. В обществах натурально-хозяйственных, рассмотренных нами выше – родовых, феодальных и т.под. – эти силы сводятся к «абсолютному перенаселению», т. е. к внешнему противоречию, к противоречию между обществом и природой, между возникающим из размножения ростом потребности в средствах жизни и суммой этих средств, которую при данных способах труда доставляет природа.

В новом натурально-хозяйственном обществе силы развития лежать опять во внешнем противоречии – общества и природы, в самом процессе борьбы общества с природой. Здесь не требуется медленно действующей силы чрезмерного размножения, чтобы человек совершенствовал далее свой труд и своё познание: потребности человечества растут в самом процессе труда и опыта, каждая новая победа над природой и её тайнами ставит новые задачи и загадки в высоко-организованной, гармоничной, чуткой ко всякому пробелу и противоречию психике нового человека. Власть над природой означает постоянное накопление энергии общества, усвояемой им из внешней природы. Накопляемая энергия ищет исхода и находит его в творчестве, в создании новых форм труда и познания.

Правда, не всегда накопление энергии ведёт к творчеству – оно может вести и к вырождению. Паразитические классы современного и прежних обществ, накопляя энергию за счёт труда других людей, ищут её исхода не в творчестве, а в разврате, извращениях, в утончённостях потребления; и это ведёт к ослаблению психики, к упадку класса. – но таковы только паразиты; они живут не в сфере общественно-полезного труда, а почти исключительно в сфере потребления; естественно, что в этой сфере они и ищут новых форм жизни – и находят их в утончённостях и извращениях. – таких паразитов новое общество не знает; в нём все – трудящиеся, и в сфере труда они удовлетворяют жажду творчества, вытекающую из избытка энергии. Они совершенствуют технику и познание, – а стало быть и собственную природу.

Новые силы развития, рождающиеся из трудового опыта людей, действуют тем сильнее и быстрее, чем шире, сложнее, разносторонне этот опыт. Поэтому в новом обществе, с его колоссальной широтой и сложностью системы труда, с его громадной связностью, сближающей и объединяющей опыт самых различных (при одинаковом уровне развития) человеческих личностей, эти силы развития должны создать такой стремительный прогресс, о котором мы не можем даже составить себе точного понятия. Гармоничный прогресс будущего общества неизмеримо интенсивнее, чем полустихийный, колеблющийся среди противоречий прогресс нашей эпохи.

Все экономические препятствия к развитию устранены в новой общественной системе. Так, распространение машин, которое в капиталистическом обществе находит границу в прибыльности машин, там зависит всецело от их производительности. А мы уже видели, что машина, очень полезная для сбережения труда, часто является весьма невыгодной с точки зрения капиталистической прибыли (см. главу о распространении машин).

Итак, высшая мыслимая для нас ступень власти над природой, организованности, социальности, свободы прогрессивности – такова общая характеристика нового, социалистического строя.