Порфирий. Наваждение двадцать четвертое.

ПОРФИРИЙ. (с улыбочкой и даже слегка стукнул ладонью по коленке Раскольникова) … Объясниться пришел, голубчик Родион Романыч, объясниться-с! Должен и обязан пред вами объяснением-с.... Я рассудил, что нам по откровенности теперь действовать лучше, да-с, такие подозрения и такие сцены продолжаться долго не могут…

Вспомнил тут я и вашу статейку, в журнальце-то, помните, еще в первое-то ваше посещение в подробности о ней-то говорили. Статейку вашу я прочел как знакомую. В бессонные ночи и в исступлении она замышлялась, с подыманием и стуканьем сердца, с энтузиазмом подавленным. А опасен этот подавленный, гордый энтузиазм в молодежи! Я тогда поглумился, а теперь вам скажу, что ужасно люблю вообще, то есть, как любитель, эту первую, юную, горячую пробу пера. Дым, туман, струна звенит в тумане... В статье мелькает такая искренность, в ней гордость юная и неподкупная, в ней смелость отчаяния; она мрачная статья-с, да это хорошо-с. Статейку вашу я прочел, да и отложил, и… как отложил ее тогда, да и подумал: «Ну, с этим человеком так не пройдет!» … А как начали мы тогда эту вашу статью перебирать, как стали вы излагать – так вот каждое-то слово ваше вдвойне принимаешь, точно другое под ним сидит! Тут видна решимость на первый шаг, но решимость особого рода, – да и на преступление-то словно не своими ногами пришел. Дверь за собой забыл притворить, а убил, двух убил, по теории. Убил, да и денег взять не сумел, а что успел захватить, то под камень снес.... а то вот еще: убил, да за честного человека себя почитает, людей презирает, бледным ангелом ходит...

РАСКОЛЬНИКОВ. (задыхающимся голосом) Так… кто же… убил?.. Порфирий Петрович даже отшатнулся на спинку стула, точно уж так неожиданно и он был изумлен вопросом.

ПОРФИРИЙ. Как кто убил?.. да вы убили, Родион Романыч! (прибавил он почти шепотом, совершенно убежденным голосом). Вы и убили-с…

Раскольников вскочил с дивана, постоял было несколько секунд и сел опять, не говоря ни слова.

РАСКОЛЬНИКОВ. (прошептал было Раскольников, точно испуганные маленькие дети, когда их захватывают на месте преступления). Это не я убил.

ПОРФИРИЙ. (строго и убежденно прошептал) Нет, это вы-с, Родион Романыч, вы-с, и некому боль-ше-с…

Они оба замолчали, и молчание длилось даже до странности долго, минут с десять. Раскольников облокотился на стол и молча ерошил пальцами свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирия.

РАСКОЛЬНИКОВ. (раздражительно) А коли так, зачем вы пришли? Я вам прежний вопрос задаю: если вы меня виновным считаете, зачем не берете вы меня в острог?

ПОРФИРИЙ. Ну, вот это вопрос!...Потому что, как я уж и объявил давеча, считаю себя обязанным вам объяснением. Не хочу, чтобы вы меня за изверга почитали, тем паче что искренно к вам расположен, верьте не верьте. Я к вам с открытым и прямым предложением – учинить явку с повинною.

РАСКОЛЬНИКОВ. Ну, с какой стати мне к вам являться с повинною, когда сами вы уж говорите, что я сяду к вам туда на покой?

ПОРФИРИЙ. Да известно ли вам, какая вам за это воспоследует сбавка?

РАСКОЛЬНИКОВ. Эх, не надо! – Не стоит! Не надо мне совсем вашей сбавки!

ПОРФИРИЙ. (горячо и как бы невольно воскликнул) Ну, вот этого-то я и боялся! Вот этого-то я и боялся, что не надо вам нашей сбавки. (Раскольников грустно и внушительно поглядел на него). Эй, жизнью не брезгайте! Много ее впереди еще будет. Как не надо сбавки, как не надо! Нетерпеливый вы человек!

РАСКОЛЬНИКОВ. Чего впереди много будет?

ПОРФИРИЙ. Жизни! Вы что за пророк, много ль вы знаете? Ищите и обрящете. Вас, может, бог на этом и ждал. Да и не навек она, цепь-то…

РАСКОЛЬНИКОВ. (засмеялся) Сбавка будет… (презрительно и с отвращением прошептал) Э-эх, наплевать!...

ПОРФИРИЙ. То-то наплевать!...Я вас почитаю за одного из таких, которым хоть кишки вырезай, а он будет стоять да с улыбкой смотреть на мучителей, если только веру иль бога найдет. Ну, и найдите, и будете жить. Вам, во-первых, давно уже воздух переменить надо...Что ж, страданье тоже дело хорошее. Пострадайте.

РАСКОЛЬНИКОВ. (вскричал) Да вы-то кто такой, вы-то что за пророк? С высоты какого это спокойствия величавого вы мне премудрствующие пророчества изрекаете?

ПОРФИРИЙ. Кто я? Я поконченный человек, больше ничего. Человек, пожалуй, чувствующий и сочувствующий, пожалуй, кой-что и знающий, но уж совершенно поконченный. А вы – другая статья: вам бог жизнь приготовил... а кто знает, может, и у вас так только дымом пройдет, ничего не будет...

У меня и еще к вам просьбица, щекотливенькая она, а важная: если, то есть на всякий случай... ну так, на всякий случай, – пришла бы вам охота в эти сорок – пятьдесят часов как-нибудь дело покончить иначе, фантастическим каким образом – ручки этак на себя поднять (предположение нелепое, ну да уж вы мне его простите), то – оставьте краткую, но обстоятельную записочку. Так, две строчки, две только строчечки, и об камне упомяните: благороднее будет-с. Ну-с, до свидания… Добрых мыслей, благих начинаний! (Низко нагнув голову быстро идёт в зал).

№ 48. Музыкальный акцент. Переход света.