Внутриполитические процессы и проблемы общества Ливана

После арабо-израильской войны 1948 г. Ливан попал в зону политического влияния Сирии, которая в «холодной войне» занимала сторону СССР. С концом «холодной войны», распадом СССР и угасанием арабо-израильского конфликта (создание Палестинской автономии и вывод израильских войск из Южного Ливана) в стране усилились антисирийские настроения.

В начале 2000 в Южном Ливане вновь наблюдалась эскалация вооруженного противостояния между «Хезболлой», с одной стороны, Израилем и Армией Южного Ливана, с другой. В мае 2000 г. Израиль осуществил односторонний вывод своих войск из Южного Ливана. Армия Южного Ливана распалась, ее лидеры во главе с А. Лахадом эмигрировали. Ливанское правительство восстановило свой суверенитет над бывшей «зоной безопасности» [31].

Все большее число политических лидеров Ливана было недовольно преобладающим сирийским влиянием в стране. С критикой гегемонии Сирии выступал не только бывший президент А.Жмайель, вернувшийся в Ливан после 12-летней эмиграции, но и лидер друзов В. Джумблат. Оппозицию против просирийского президента Э. Лахуда и назначенного им правительства составили также бывший премьер-министр Р. Харири, влиятельный христианский политик с Севера Т.С. Франжье и другие [31].

На парламентских выборах в августе – сентябре 2000 г. сторонники правительства С. Хосса потерпели сокрушительное поражение. В Бейруте победил список Р. Харири, в горном Ливане – сторонники В. Джумблата, на Севере – список Т.С. Франжье. На Юге страны успех сопутствовал движениям «Амаль» и «Хезболла». После выборов Р. Харири возглавил новое «правительство согласия», которое получило поддержку основных фракций парламента. Он пообещал тесно сотрудничать с президентом Э. Лахудом.

Б. Асад, занявший пост президента Сирии в 2000 г., не собирался отказываться от контроля над Ливаном, хотя и пошел на некоторое смягчение позиции. В 2001 г. из страны была выведена часть сирийских войск. Но влияние Сирии продолжало сказываться. Так, в августе 2001 г. армейские службы арестовали более 200 христианских активистов, обвиненных в «антисирийском заговоре» в сотрудничестве с Израилем. В рамках ограничения оппозиционной деятельности власти объявили о введении более жесткого контроля над средствами массовой информации. Несколько видных журналистов подверглись преследованию за публикацию статей, в которых критиковалась деятельность армии [31].

Пытаясь сократить размеры государственного долга, правительство Р. Харири прибегло к мерам «жесткой экономии», включая увеличение собираемости налогов и приватизацию государственных предприятий. В ноябре 2002 г. Ливан обсудил с западными кредиторами реструктуризацию внешнего долга страны. Несмотря на сохраняющиеся трудности, властям удалось в 2002 г. избежать дефолта и девальвации. 15 апреля 2003 г. премьер-министр Р. Харири объявил о своей отставке, но на следующий день взял свое заявление назад. Экономические трудности и жесткая политика правительства привели в 2003 г. к росту социальной напряженности. Профсоюзы провели всеобщую забастовку [31].

3 сентября 2004 г. Ливанский парламент принял поправку к конституции, продлившую срок полномочий президента Ливана Э. Лахуда до 2007 г. Правительственный кризис был вызван усилившимся давлением на Ливан и Сирию со стороны США и Франции.

По их инициативе Совбез ООН принял 19 октября 2004 г. заявление, которое призывало Сирию вывести свои войска из Ливана, а Ливан – разоружить отряды «Хезболлы», контролирующие юг страны. 20 октября 2004 г. премьер-министр Ливана Р. Харири, самый богатый человек Ливана, ушел в отставку вместе со всем кабинетом. Президент Ливана Э. Лахуд поручил формирование нового правительства просирийскому политику О. Караме.

Правительственный кризис существенно повлиял на расстановку политических сил. С декабря 2004 г. в Ливане возник и действовал широкий оппозиционный фронт — «Бристольское объединение», которое чаще всего обозначается как «объединенная оппозиция во главе с В. Джумблатом». У новой организации нет конкретной политической программы, однако декларация принципов призывает к проведению демократических выборов и полной реализации Таифских соглашений 1991 г., прекращению сирийского вмешательства в ливанскую политику, к уважению демократических принципов и прав человека, а также к укреплению солидарности всех ливанцев, вне зависимости от их конфессиональной принадлежности [50].

В состав блока входят представители различных религиозных групп, в том числе и мусульмане, однако важную роль в нем играют марониты. Устойчивость их позиций обеспечивается существованием оси (хотя и достаточно непрочной): маронитская эмиграция – маронитская оппозиция в Ливане – маронитская церковь. Суннитские политики и их духовные лидеры по основополагающим вопросам пока придерживаются позиций официального руководства и просирийского лагеря. Таким образом, климат внутри оппозиционного объединения во многом определяется межмаронитскими отношениями и их готовностью сотрудничать с другими политическими силами [50]. Все это показывает, что внешне кажущийся единым маронитский политический истеблишмент на самом деле разрывается изнутри множеством противоречий (некоторые, в частности, конфликт между Жмайелями и Франжье, носят исключительно характер кровной вражды), которые тянутся со времен гражданской войны, и изжить их вряд ли возможно. Даже спустя почти 15 лет после завершения гражданской войны не удалось достичь внутреннего консенсуса даже в рамках христианской общины, что не позволяет говорить и о примирении внутри ливанского обществе вообще.

При этом не стоит забывать и о том, что далеко не вся маронитская община входит в лагерь оппозиции. После гражданской войны политику Сирии в Ливане признало высшее руководство партии «Катаиб». Неплохие отношения с Сирией и лично с Асадами у традиционного ливанского клана Франжье. Кроме того, марониты Франжье испытывают неприязнь и даже прямую ненависть к маронитам Жмайелям, а партия «Марада» (бывшая вооруженная организация рода Франжье и г. Згорта) является одной из двух маронитских организаций (вторая – «Катаиб» во главе с К. Пакрадуни), входящих в состав просирийской политической коалиции «Айн ат-Тине».

Несмотря на участие почти всех ключевых маронитских организаций в умеренном «Бристольском объединении» (символически там представлены и «Ливанские силы», и два оппозиционных крыла партии «Катаиб»), среди маронитов сохраняются и радикальные политические настроения, выразителем которых являются все те же «Ливанские силы», а также небольшая, но в свое время достаточно активная маронитская организация «Стражи кедра» [50].

Вместе с тем ситуация в политическом руководстве «Ливанских сил» была не столь стабильная. После ареста С. Джаджи (1994 г.) в организации начали существовать как минимум две фракции. Одна из них во главе с генералом Ф. Малеком, по крайней мере до событий 14 февраля 2005 г., занимала откровенно просирийские позиции и часто выступала с критикой действий ливанских националистов [50].

При этом «Ливанские силы» скоро вновь могли обрести своего лидера: законопроект об амнистировании С. Джаджи был уже передан в парламент. Важность этой фигуры заключается в том, что он рассматривался в ливанском общистве как символ, с одной стороны, «произвола просирийского режима», а с другой – борьбы против сирийского влияния. Поэтому по мере достижения каких-либо успехов в вопросе освобождения авторитетного военного лидера маронитов С. Джаджа расширилась и деятельность наиболее радикальной маронитской организации «Ливанские силы».

Амнистирование С. Джаджи придало новый импульс внутрипартийной борьбе, оживило старый конфликт между восстанавливающимися «Ливанскими силами» и аунистами. Сам генерал М. Аун, сохраняя имидж общенационального ливанского политика, развернул критику националистической символики, используемой «Ливанскими силами». Хотя, судя по настроениям сторонников С. Джаджи, они вряд ли бы пошли на конфронтацию с кем-либо из своих противников.

Другие представители маронитского политического лагеря занимали более радикальные позиции. Они осуждали политику объединенной оппозиции, обвиняли ее в ослаблении давления на сирийцев и их союзников, отсутствии реальной политической программы, осуждали отказ от полного выполнения резолюции СБ ООН № 1559. Пока эти заявления высказывались не столь авторитетной организацией «Стражи кедра», однако они отражали опасную тенденцию к возможному разочарованию в деятельности «Бристольского объединения», а это окончательно очистило бы путь для маронитских экстремистов, которые также могли подвергнуть критике и новый курс «Ливанских сил» [50].

14 февраля 2005 г. Р. Харири был убит, в стране начались волнения. 28 февраля 2005 г. под угрозой вотума недоверия и на фоне продолжающихся манифестаций протеста правительство О. Караме ушло в отставку. Семь недель страна фактически жила без правительства (в то время как президент Э. Лахуд пытался сохранить пост премьер-министра за О. Караме), и лишь 18 апреля премьер-министром был утвержден телевизионный магнат Н. Микати, известный тесными связями с сирийцами и даже считающийся другом сирийского президента Б. Асада.

Новый кабинет министров состоял всего из 14 человек. Н. Микати распределил ключевые посты между представителями как просирийского, так и антисирийского лагерей. Ливанская оппозиция при поддержке Франции и США все же добилась вывода из страны сирийских войск и разведслужб. 25 апреля 2005 г. из Ливана ушел последний сирийский солдат. В Ливане были демонтированы объекты сирийских ПВО и ликвидированы артиллерийские позиции [10].

По мнению ливанских наблюдателей, сирийское влияние в Ливане сохранилось бы и после непосредственного вывода войск, прежде всего благодаря системе созданных Сирией политических союзов. К этому следует добавить активную деятельность ливанского отделения партии «Баас», «Сирийской национал-социальной партии», программные установки которых базировались на идеях арабского и сирийского национализма, соответственно. Не стоит сбрасывать со счетов и немалое сирийское влияние в официальном крыле партии «Катаиб» [50].

Политический кризис в Ливане неожиданно разрешился: просирийское правительство страны в полном составе ушло в отставку. Поздно вечером президент страны Э. Лахуд эту отставку принял. Это первый случай в истории Ливана, когда правительство уволилось в стенах парламента. Просирийский политик О. Карами и его министры приняли подобное решение под прессингом со стороны оппозиции, обвинившей правительство в гибели Р. Харири и населения страны, вышедшего на улицы под национальными флагами красно-белыми флагами с зеленым кедром посередине, в связи с чем происходящее уже назвали «кедровой революцией».

Вскоре основные действия из стен парламента перенеслись на улицы Бейрута, оппозиционеры устроили масштабную акцию. На площадь Мучеников, где похоронен Р. Харири, к утру собрались до 200 тыс. человек. Выступления прошли под антиправительственными и антисирийскими лозунгами: «Сирия – вон!» и «Правительство – в отставку». Вечером началось второе, незапланированное заседание парламента, на котором О. Карами и объявил об отставке. Выступавшие потребовали вывода из Ливана сирийских войск: «У ливанского народа нет проблем с сирийскими солдатами, но он хочет освободиться от вмешательства в его жизнь аппарата сирийских и ливанских спецслужб. Правительство О. Карами – ширма, которая прикрывает повсеместный контроль силовиков над страной» [10]. Как считали эксперты эксперты, позиции просирийского правительства были непоколебимыми и они даже не предполагали, что О. Карами может добровольно покинуть свой пост [10].

Накануне в Ливане началась всеобщая забастовка, в которой приняли участие служащие банков и частных компаний, школьные учителя. Бастующие потребовали провести тщательное расследование покушения на Р. Харири. А после того, как правительство ушло в отставку, на севере Ливана начались беспорядки и погромы. В Триполи завязалась перестрелка. О. Карами, уроженец Триполи, обвинил в беспорядках сторонников оппозиции.

Опасную тенденцию представляли собой в те дни возникновение в некоторых христианских районах страны добровольных дружин, которые вместе с полицией вели патрулирование улиц. «Дружинники» отрицали факт того, что их действиями руководит кто-то из высокопоставленных представителей маронитской общины, однако не скрывали свою приверженность идеям официально запрещенной организации «Ливанские силы» [50].

Потенциальной угрозой безопасности христианского населения Ливана могло стать усиление ливанских исламистских организаций. Как и 30 лет назад, палестинцы являются важной опорой для деятельности радикальных суннитских организаций, многие из которых в качестве конечной цели провозглашают установление в Ливане исламского государства. Ливанская пресса уже фиксировала рост политической активности исламистских организаций с момента начала вывода сирийских войск. Однако, пока на виду была лишь реорганизация их политических структур. Освобождение от сирийского контроля радикальных суннитских организаций, активно действовавших и в палестинских лагерях, также могла быть представлено маронитскими организациями как предлог для принятия дополнительных мер по обеспечению своей безопасности.

Ливанское руководство находилось в эти дни в непростом положении, характеризовавшемся невозможностью достижения единства в органах государственной власти. В свою очередь, это в значительной степени объясняло провал попыток проведения согласованной и приемлемой для всех заинтересованных сторон политики и сводило на нет все попытки внутриливанского примирения.

Коалиции, оказавшиеся во власти после «кедровой революции», отличались крайней неоднородностью. Они создавались для участия в парламентских выборах и при решении реальных проблем вынуждены преодолевать внутренние противоречия. При этом ни одна из противоборствующих группировок так и не смогла обеспечить контроль над властью. В то же время относительно успешные политики не выражали желания идти на компромисс с более слабыми соперниками, в число которых входили и многие «агенты сирийского влияния», которые, несмотря ни на что, все еще остались элементом ливанского политического ландшафта [51].

Учитывая конфессиональный характер распределения высших государственных постов в Ливане (президентом может быть только христианин-маронит), значительное влияние на решение этого вопроса оказывала позиция маронитского патриарха Н. Сфейра. Изначально глава маронитской церкви занял весьма жесткую позицию и заявил о невозможности досрочного прекращения полномочий президента «вопреки конституции». В марте 2005 г. Н. Сфейр в определенной степени пошел навстречу оппозиции и допускал, что «в перспективе возможно сокращение периода президентства Э. Лахуда». Как духовный лидер маронитской общины, Н. Сфейр также был обеспокоен тем, что любые меры по досрочному отстранению от власти Э. Лахуда могут нанести удар по ее престижу и скомпрометировать перед лицом более организованных и сплоченных общин (шиитской). Тогда, по мнению П.М. Рассадина, отстранение от власти Э. Лахуда позволило бы ливанским шиитам потребовать прекращения маронитской гегемонии над высшим государственным постом [51].

В целом, ожидалось, что президентские выборы (вне зависимости от времени их проведения) будут весьма напряженными. Помимо генерала М. Ауна в президентскую гонку включились и другие маронитские политики: правоцентристы (Б. Харб и Н. Лахуд), а также шехабисты в лице главы Маронитской лиги М. Эдде. Однако наряду с умеренными борьбу за президентский пост вероятнее собирались начать и более радикальные деятели, вроде главы исполнительного комитета «Ливанских сил» С. Джаджи. В таком случае решение президентского вопроса в парламенте напрямую зависело от настроения на ливанской улице, где радикальные политики пользовались особой популярностью.

К лету 2005 г. в стране стал нарастать конфессиональный кризис. Инициаторами раскола стали шииты – представители наиболее организованной и сплоченной общины. Выход шиитских министров из состава кабинета мог лишить правительство легитимности. Так, учитывая ливанскую специфику, представители шиитской общины, а именно «Хезболла» и «Амаль», могли заявить о недоверии правительству, где не будет ни одного шиита. Попытка выйти из ситуации путем назначения новых министров-шиитов могло превратиться в порочный круг, так как в Ливане назначение любого высокопоставленного шиита, по сложившейся традиции, должно быть одобрено спикером Н. Берри, являющимся союзником Дамаска и поддерживающим президента Э. Лахуда [51].

Объективно «Хезболлу» можно назвать наиболее организованной политической силой в Ливане. По наблюдениям ливанских экспертов, «Партия Аллаха» занимает уникальное положение в ливанском обществе, представляя собой «республику в республике» [51]. «Хезболла» принципиально была заинтересована в сохранении внутриполитической стабильности в Ливане. Можно констатировать, что партия подверглась значительным трансформациям и окончательно утвердилась в качестве одной из ведущих политических сил в стране, способной отстаивать свои интересы в парламенте и правительстве. Основным ее приоритетом стало укрепление политических позиций и благополучия шиитской общины Ливана.

Следует отметить, что успех «Хезболлы» во многом объяснялся действием таких факторов, как относительная стабильность внутри общины и достаточно эффективное взаимодействие с шиитским движением «Амаль». Эти факторы также объясняют и крайнюю заинтересованность «республики» в сохранении стабильности и высокого уровня безопасности как внутри себя, так и в масштабах Ливана. Благодаря хорошо отлаженному механизму внутреннего контроля, за 1990-е и начало 2000-х гг. вооруженное крыло «Хезболлы» еще ни разу не было вовлечено в какие-либо межливанские вооруженные столкновения. Хотя в данном случае следует учитывать и военный потенциал «Партии Аллаха», который внутри Ливана использовался для демонстрации силы (во время парадов в честь памятных дат) и по своей эффективности явно превосходит все, что есть сейчас у других ливанских организаций [51].

В 2000-е годы особенно ощутимым стало влияние фактора радикального ислама на внутриполитическую стабильность в Ливане. В качестве одной из негативных тенденций в этой области можно отметить возросшую взаимосвязь между политическими процессами в Ливане и Ираке. Во-первых, Ливан также становился ареной противостояния суннитов и шиитов. Пока это выражалось лишь в открытой антишиитской риторике некоторых радикальных суннитских организаций, однако по мере маргинализации иракских суннитов их ливанские единоверцы могли пойти на более радикальные меры. С другой стороны Ливан, в том числе и находившиеся в стране лагеря палестинских беженцев (подавляющее большинство ливанских палестинцев являются суннитами), превращались в неплохой источник кадров для радикальных иракских организаций. Не исключено также, что Ирак становился своего рода «тренировочным» полигоном для ливанских исламистов, которые стремились к созданию военного потенциала, достаточного для противостояния «Хезболле» и, возможно, некоторым христианским организациям. Вместе с тем, вопрос о включении во внутриисламские противоречия крупных суннитских политиков пока оставался открытым. Однако попытки вовлечь исламистов в публичную политику уже предпринимались С. Харири во время парламентских выборов 2005 г. [51].

Несмотря на ряд позитивных явлений, одним из которых можно, несомненно, назвать воссоединение партии «Катаиб», именно христианская среда несла в себе самый высокий конфликтный потенциал. В этой связи одной из наиболее острых проблем являлось политическое лидерство в наиболее активной христианской общине Ливана – маронитской. Так, по мнению ряда аналитиков, серию взрывов в христианских районах Ливана можно было рассматривать в контексте уже начавшейся борьбы за влияние в христианском лагере [51]. «Ливанские силы», до последнего времени исключенные из политической жизни послевоенного Ливана, объективно являлись носителем более радикальных реваншистских идей и уже выступали в качестве центра для объединения других христианских организаций радикального толка, как, например, «Хранители кедра» [51].

Оценивая положение рядовых членов ливанского общества к середине 2000-х годов, вне зависимости от их конфессиональной принадлежности, можно отметить, что они выражали настроения, во многом отличавшиеся от политики властей и отдельных партий. Ощущение избавления от «общего врага» в виде сирийского военного присутствия пробудило к жизни сильные объединительные импульсы в среде простых ливанцев. При этом рядовые ливанцы в наибольшей степени страдали от политической нестабильности и проблем обеспечения безопасности в стране. Несмотря на то, что целями террористических актов часто становились политики и журналисты, психологическое воздействие состояния нестабильности оказывало разрушительное воздействие на весь привычный уклад жизни в ливанских городах, особенно в Бейруте. По сообщениям ливанских СМИ, множество слухов о готовившихся нападениях создавало в стране атмосферу, сходную с той, что наблюдалась во время гражданской войны [51].

Ситуация усугублялась серьезными сбоями в работе ливанских служб безопасности, которые после отставки просирийского руководства и прекращения привычного сотрудничества с сирийцами в этой области оказались практически парализованы [51]. В этой связи особого внимания заслуживает проблема обеспечения безопасности рядовых ливанцев. Так, судя по одному из социологических опросов, большинство ливанцев (66% опрошенных) выражали крайнюю озабоченность обеспечением собственной безопасности. При этом лишь незначительное число граждан (около 12%) ради этого склонны прибегать к поддержке политических партий и течений с учетом их конфессиональной принадлежности. Наиболее популярными методами обеспечения безопасности, судя по результатам опроса, стали создание региональных служб безопасности, усиление местных полицейских формирований, размещение подразделений вооруженных сил (в общей сложности в поддержку этих методов высказались около 85% опрошенных) [51].

Наконец, серьезным источником нестабильности на низшем уровне служило болезненное восприятие ливанским обществом изменений в социально-экономической политике государства. Это было особенно хорошо видно во время так называемых бензинового (май 2004 г.) и мазутного (ноябрь 2005 г.) кризисов, сопровождавшихся массовыми акциями протеста в шиитских районах Бейрута и долины Бекаа соответственно. Рост внутренних цен и на без того дорогое топливо вызывало негодование небогатых, как правило, мусульманских семей, что становилось серьезным испытанием для властей и служб правопорядка. В случае продолжения противостояния министров из шиитского альянса и Ф. Сениоры, а также окончательной трансформации «Хезболлы» и «Амаль» в оппозицию Ф. Сениоре и Р. Харири энергетический вопрос мог быть использован для того, чтобы раскачать созданный под влиянием антисирийского парламентского большинства кабинет министров [51].

Как итог, в Ливане сложилась система конфессионализма, закреплённая в писанных и неписанных, основанных на традициях и обычаях законах. В частности, распределение государственных постов и мест в парламенте определялось необходимостью справедливого представительства существующих в стране религиозных общин. У различных общин складывались отличные подходы к развитию страны. Так, марониты стремились к созданию христианского государства и поддерживали сохранение влияния Франции. Тогда как сунниты выступали за укрепление связей с арабскими странами. Антиизраильские настроения особенно сильны среди шиитской части населения.

Таким образом, к 2006 г. внутри страны сложилась очень нестабильная политическая обстановка. Покушения на известных общественных и государственных деятелей вызывали дестабилизацию сложившихся отношений между различными партиями и организациями. Особенно в этот период активизировалась военная группировка «Хезболла». Частые проявления насилия вызывали у ливанского общества чувство тревоги и вынуждали искать средства для обеспечения собственной безопасности. Вместе с тем в Ливане не было проявлений острых межконфессиональных противоречий, существовавших ранее на рубеже 1960–1970-х гг. Судя по событиям весны 2005 г., рядовые члены общества демонстрировали действительную межконфессиональную солидарность и стремились избежать повторения событий тридцатилетней давности.