Уроки жизни от неразлучников

 

Не так давно мы с мужем были в нашем местном торговом центре. Время близилось к закрытию, и нам вдруг захотелось зайти в зоомагазин и осмотреться. Когда мы бродили мимо клеток с пуделями и померанскими шпицами, полосатыми кошками и черепахами, наш взгляд привлекло зрелище, которое тут же нас очаровало: это была пара неразлучников с перышками персикового цвета на головках. В отличие от многих других неразлучников, которых мы там видели, эта парочка казалась истинно «влюбленной». Они прижимались друг к другу все время, пока мы их разглядывали. И в следующие несколько дней я то и дело возвращалась мыслями к этим двум восхитительным птичкам. Меня покорила взаимная преданность пернатых партнеров, и казалось, само их присутствие было вдохновляющим.

Очевидно, такое же впечатление эти птички произвели и на моего мужа, поскольку вскоре после того случая он вернулся домой с работы с опозданием, держа в руках элегантную клетку, в которой ютились эти два драгоценных создания, и представил их мне как прибавление нашего семейства. Не один день мы пытались придумать им имена в честь известных пар, перебирая все подряд – от Рики и Люси, Джорджа и Грейси до Уилмы и Фреда. Но наконец остановились на Оззи и Хэрриет – ненавязчивом напоминании о прежних днях, когда жизнь была проще, а любовь и сплоченность между супругами были не просто выполнением обязательств, но образом жизни.

Думая об этом, я наблюдала за нашими неразлучниками и составила следующие замечания о жизни и любви.

1. Если слишком много времени смотреться в зеркало, легко утратить равновесие.

2. Всегда сохраняй приятное выражение лица, даже если твоя клетка нуждается в уборке.

3. Если твой партнер желает разделить с тобой жердочку, подвинься.

4. Истинные лакомства в жизни обычно появляются только после того, как разгрызешь немало шелухи.

5. Чтобы обниматься, нужны двое.

6. Иногда твой партнер замечает у тебя блох, о существовании которых ты и не догадывалась.

7. Пение привлекает больше внимания, чем резкие крики.

8. Только когда встопорщишь перышки, становится виден твой истинный цвет.

9. Когда игрушек слишком много, глаза разбегаются.

10. Когда в твоем сердце живет любовь, все окружающие радуются твоему присутствию.

 

Вики Линн Эйджи

 

Глава 3

Животные – целители

 

Нет на свете лучшего психиатра, чем щенок, облизывающий твое лицо.

Бернард Уильямс

 

Дар мужества

 

Вот мужество… сносить, не дрогнув, все, что посылают небеса.

Еврипид

 

Марку, худенькому и сутулому, было около одиннадцати лет, когда они с мамой впервые привезли Мохо в клинику, где я работала. Мешковатая одежда скрадывала хрупкое строение мальчика, а вызывающие голубые глаза сердито смотрели на мир из-под поношенной бейсболки. Нам явно предстояло завоевать доверие Марка, прежде чем он позволит что-либо делать с его собакой. Тогда Мохо было около девяти лет; это старость для лабрадора-ретривера, но он был еще не слишком стар, чтобы перестать радоваться жизни. Однако в последнее время казалось, что Мохо растерял весь свой задор.

Марк внимательно прислушивался, пока врач обследовал его пса, отвечал на вопросы и сам задавал еще больше вопросов, нервно отбрасывая назад пряди светлых волос, которые вылезали из-под кепки на нахмуренный лоб.

– Мохо ведь выздоровеет, правда? – выпалил он, когда врач повернулся, чтобы выйти из смотровой. Никаких гарантий, увы, не было, и когда пришли результаты анализа крови, подозрения врача подтвердились. У Мохо обнаружилась болезнь печени и почек, прогрессирующая и в конечном счете ведущая к фатальному итогу. При условии должного ухода пес мог сравнительно комфортно прожить еще некоторое время, но ему требовались специальная диета, регулярные проверки и лечение. Мы с врачом знали, что финансовая сторона дела представляет определенные трудности, но в тот же момент, когда мы заикнулись об эвтаназии, вмешалась мать Марка:

– Мы не станем усыплять Мохо!

Они быстро и молча оплатили счет и бережно перенесли своего старого пса в машину, ни разу не оглянувшись.

Несколько недель от них ничего не было слышно, но однажды они снова объявились у нас. Мохо исхудал. Он очень болен, сказали его хозяева, и стал беспокойным. Когда я провожала Мохо в процедурную на инфузионную терапию, щуплая фигурка Марка преградила мне дорогу.

– Я должен пойти вместе с ним – я ему нужен, – твердо сказал мальчик.

Я не знала, как Марк перенесет вид игл и крови, но, похоже, спорить не было смысла. И действительно, Марк стерпел все это так, словно уже миллион раз видел подобное прежде.

– О, ты такой храбрец, Мохо, – тихонько говорил Марк, когда катетер скользнул в вену пса. Нам редко попадался более охотно сотрудничающий пациент. Мохо лишь чуть шевельнул головой во время неприятных процедур, словно просто желая напомнить нам, что он еще здесь. Казалось, он подпитывался силой, исходящей от маленькой белокожей руки, которая постоянно двигалась по его косматой шее, утешающе гладя ее.

Так и повелось. Мы стабилизировали Мохо, он возвращался домой, ему опять становилось плохо, и они вновь приезжали к нам. Марк всякий раз был рядом, задавая вопросы и напоминая, чтобы мы были осторожны, но в основном просто подбадривал и утешал своего старого приятеля.

Меня беспокоило то, что Марку будет слишком трудно присутствовать при всех этих процедурах, но любой намек на то, что ему лучше подождать снаружи, наотрез отвергался. Он нужен Мохо!

Однажды я обратилась к матери Марка, когда мальчик и пес были в другой комнате.

– Вы знаете, что состояние Мохо ухудшается. Вы подумали еще раз о том, насколько далеко готовы пойти в лечении? Мне кажется, Марку действительно трудно все это дается.

Мать Марка на мгновение замешкалась, а потом подалась вперед и заговорила тихим взволнованным голосом:

– Мохо появился у нас, еще когда Марк был младенцем. Они выросли вместе, и Марк любит его сверх всякой меры. Но это еще не все.

Она глубоко вдохнула и на мгновение отвела глаза.

– Два года назад Марку диагностировали лейкемию. Он борется с ней, и врачи говорят, что у него есть неплохой шанс полностью выздороветь. Но он никогда не говорит о своей болезни. Он ходит на анализы и сеансы лечения так, словно это происходит с кем-то другим, словно это понарошку, не на самом деле. Но по поводу болезни Мохо он в состоянии задавать вопросы. Это важно для Марка, так что, пока он этого хочет, мы будем бороться за Мохо.

В следующие несколько недель мы часто виделись с этой тихой троицей. Резкие вопросы и замечания Марка, когда-то слегка раздражавшие нас, теперь обрели новый смысл, и мы подробно поясняли каждую процедуру по мере прохождения. Мы и сами гадали, сколько сможет продержаться Мохо. Более терпеливого и добродушного пациента нам редко приходилось видеть, но теперь лабрадор ужасно исхудал и ослаб. Всех нас, сотрудников клиники, очень тревожил вопрос о том, как Марк справится с неизбежным.

Наконец настал день, когда Мохо потерял сознание еще до назначенного приема. Была суббота, когда они привезли его, и в приемной скопилась большая очередь. Мы занесли Мохо в заднюю комнату и устроили его на толстых одеялах. Марк, как обычно, был рядом. Я ушла за необходимыми принадлежностями, а когда спустя пару минут вернулась в комнату, потрясенно увидела, что Марк стоит у окна, засунув сжатые кулаки в подмышки, и по лицу его струятся слезы. Я бесшумно выскользнула из комнаты, не желая беспокоить его. Он вплоть до этого момента был таким мужественным! Позднее, когда мы вернулись, он стоял на коленях, снова с сухими глазами, рядом с Мохо. Его мама села рядом с мальчиком и обняла его за плечи.

– Ну, как вы, ребята? – тихо спросила она.

– Мам, – проговорил он, проигнорировав ее вопрос, – Мохо умирает, да?

– Ох, милый… – Ее голос прервался, и Марк продолжал, словно она ничего не сказала:

– Я имею в виду, все эти жидкости и таблетки, они просто больше ему не помогут, верно? – Он взглянул на нас, ища подтверждения. – Тогда я думаю… – Он шумно сглотнул. – Я думаю, нам следует уложить его спать.

Верный себе, Марк оставался с Мохо до самого конца. Он задавал вопросы, чтобы удостовериться, что так действительно лучше для Мохо и что его старому другу не будет ни больно, ни страшно. Снова и снова гладил он лоснящуюся голову пса, пока она не опустилась на его колено в последний раз. Когда Марк почувствовал, что последний вздох покинул исхудавшие ребра Мохо, и увидел, как свет тускнеет в добрых карих собачьих глазах, он, казалось, забыл обо всех нас. Не скрывая слез, он склонился над неподвижным телом Мохо и медленно стянул с себя кепку. Вздрогнув, я распознала эффекты химиотерапии, создававшие резкий и грубый контраст с юным лицом. Мы оставили мальчика наедине с его скорбью.

Марк ни разу ничего не говорил о собственной болезни и о своих чувствах в связи с трагедией Мохо, но когда через несколько месяцев его мама позвонила, чтобы задать пару вопросов по поводу щенка, которого подумывала купить, я спросила ее, как дела у мальчика.

– Вы знаете, – сказала она, – это было ужасное время для него, но после смерти Мохо Марк начал говорить о собственном состоянии, задавать вопросы и пытаться больше узнать о своей болезни. Думаю, то, что он возился с Мохо, когда пес так сильно болел, придало Марку сил бороться за себя и мужества, чтобы смотреть в лицо собственной боли.

Я всегда считала, что Марк мужественно держался ради Мохо, но когда вспоминаю эти спокойные, доверчивые глаза и тихонько виляющий хвост, который никогда не останавливался, как бы скверно пес себя ни чувствовал, думаю, что, возможно, это Мохо держался мужественно ради Марка.

 

Роксанна Уиллемс Снопек-Рат

 

 

Седлотерапия

 

Однажды утром, лежа в постели, я наблюдала, как воробьи клюют корм в кормушке за моим окном, потом расправляют крылышки и улетают. Пораженная рассеянным склерозом, болезнью, которая повреждает мышечный контроль, я была едва в состоянии приподнять голову. Как жаль, что не могу улететь вместе с вами, печально думала я. В какие-то тридцать девять лет мне казалось, что все радости жизни ушли от меня безвозвратно.

Я всегда любила свежий воздух. Мой муж Дэн и я обожали подолгу гулять возле нашего дома в Колорадо-Спрингс. Но после двадцати пяти лет у меня начали болеть суставы после наших походов. Я думала, что дело в перетруженных мышцах.

Материнство – мечта, осуществившаяся после того, как мы удочерили 11-летнюю Дженни и 13-летнюю Беки, – наполнило меня ликованием. Но как бы мне ни хотелось быть прекрасной мамой, после работы – я была рекреационным терапевтом – просто валилась на диван, слишком усталая, чтобы помогать девочкам делать уроки. Я полагала, дело просто в постоянном переутомлении из-за того, что совмещаю работу с обязанностями мамы.

Потом однажды утром я попыталась потянуться за кофейником – и не смогла: моя рука онемела. Что происходит? – думала я в тревоге. Один врач прописал мне обезболивающее от бурсита. Другой диагностировал тендинит.

Потом однажды, когда я гуляла с дочерьми, у меня подкосились ноги.

– Мама, что с тобой творится? – спросила перепуганная Беки, которой было в то время уже семнадцать лет.

– Должно быть, жутко устала, – пошутила я, не желая расстраивать девочек, но сама была глубоко обеспокоена. По настоянию Дэна я пошла к неврологу.

– У вас рассеянный склероз, – сказал он мне.

Единственное, что я знала об этой болезни, был услышанный где-то слоган: «РС – болезнь молодых взрослых». Пожалуйста, только не это! – с му́кой подумала я и, смаргивая слезы, спросила:

– Насколько он может прогрессировать?

– Никто не знает этого наверняка, – мягко ответил он. – Но со временем вам может понадобиться кресло-коляска.

Хотя Дэн пытался меня утешить, в ту ночь я лежала без сна. Как я буду теперь заботиться о себе и семье?

Этот страшный вопрос не покидал моих мыслей на протяжении следующих недель и месяцев. Прошло какое-то время, и появился новый симптом. Теперь я могла ходить, лишь выполняя болезненную и сложную процедуру: зафиксировать колено и с усилием подволочь ногу вперед с помощью бедренной мышцы. В другие моменты ноги у меня немели, вообще отказываясь реагировать на приказы мозга. Я постепенно теряла контроль над руками до тех пор, пока уже едва могла шевелить пальцами.

– Все нормально, мама, мы же можем помогать по дому, – говорили девочки. И помогали.

Но ведь это я хотела заботиться о них. А вместо этого едва могла самостоятельно одеться и перемыть с утра пару тарелок, прежде чем без сил рухнуть в постель.

В то утро, когда я лежала, наблюдая за птицами и жалея, что не могу летать, как они, на сердце у меня было тяжело. Надежда во мне умирала.

Затем я увидела, как в комнату входит Дэн, и глаза его сияют.

– Милая, – проговорил Дэн, – я слышал по радио замечательную новость!

Оказывается, расположенная неподалеку от нас конюшня предлагала услугу, которая называлась терапевтической верховой ездой. Предположительно этот метод помогал при многих болезнях, включая и РС.

– Думаю, тебе стоит попробовать, – подытожил он.

Ездить верхом в качестве терапии? Казалось, что это невозможно. А ведь ребенком, живя в Айове, я любила ездить верхом. И даже если эта попытка хотя бы просто вытащит меня из постели, дело того стоит.

– Я буду падать носом в землю, – шутила я пару дней спустя, когда Дэн помогал мне доковылять, опираясь на трости, до конюшни. Мне понадобилась помощь, чтобы сесть на лошадь, но, когда я стиснула поводья и мой скакун шагом двинулся по арене, мое тело расслабилось.

– Это великолепно! – с восторгом воскликнула я. Когда сеанс был окончен, я сказала Дэну, что не могу дождаться возможности снова попробовать.

С каждым разом, когда я снова садилась в седло, мои бедра становились более свободными, а плечи – более расслабленными. Я понимала, что происходит что-то необыкновенное. Безнадежность – ставшая привычной домашней спутницей – покинула меня. Постоянной усталости больше не чувствуется, радостно осознала я.

Однажды днем я сказала волонтерам из центра верховой езды, что хотела бы ездить без седла, как делала в детстве. Когда я галопом мчалась по пастбищу и ветер трепал мои волосы, пришла мысль: Впервые за многие годы я чувствую себя свободной!

Потом, когда Дэн помогал мне спешиться, что-то показалось мне не таким, как обычно.

– Я снова чувствую свои ноги! – ахнув, сказала я Дэну. Дэн в изумлении смотрел, как я подняла ногу, потом легко и плавно снова опустила ее.

Чтобы дойти до конюшни с двумя тростями, мне требовалось полчаса. Но обратный путь занял меньше трех минут – и трости нес в руках Дэн!

– Ты это сделала! – победно подбадривал меня он. Слезы радости вскипели на моих глазах.

Вскоре после этого из колледжа приехали погостить наши дочери. Я вышла их встречать и обняла девочек.

– Мама, какая же ты молодец! – воскликнула Беки. С переполненным эмоциями сердцем я рассказала им, как лошади исцелили меня. Мои врачи не могут объяснить, почему «конская терапия» помогает. Все, что я знаю, – каким-то образом она это делает.

Сегодня у меня не проявляется почти никаких симптомов при условии, что я езжу верхом как минимум трижды в неделю.

Каждое утро я одеваюсь потеплее и отправляюсь на долгую прогулку быстрым шагом. Вдыхая свежий горный воздух вокруг своего дома, я ощущаю необыкновенный приток радости. Я так благодарна Богу за то, что Он вернул мне мою жизнь!

 

Билл Холтон со слов Шерри Перкинс, выдержка из материала журнала Woman’s World

 

 

Магия Китти

 

Большая золотая запятая,

Взлетишь пружиной, с ниткою играя,

И приземлишься у меня в душе.

Лида Бродхерст

 

Однажды вечером после очередной деловой встречи я ужасно устала. Горя желанием добраться до дома и поспать, я приблизилась к машине и вдруг услышала тоненькое мяу, мяу, мяу, мяу … Заглянув под машину, увидела крохотного котенка, который весь трясся и плакал, прижимаясь к покрышке.

Никогда не питала любви к кошкам. Я – заядлая собачница, а от кошачьих увольте меня! Всю свою юную жизнь, сколько себя помню, я росла в обществе собак, а кошки всегда меня доставали. Было в них что-то неуловимо пугающее. А больше всего я не терпела приходить в дома, где были кошачьи лотки-туалеты. У меня в голове не укладывалось, как можно не обращать внимания на эту ужасную вонь. К тому же кошки, казалось, всегда ухитряются валяться на всех возможных поверхностях – не говоря уже об их шерсти. А у меня на нее было что-то вроде полуаллергии. Достаточно сказать, что ни разу в своей жизни я не переступила через себя ради кошки.

Но когда я встала на колени и увидела этого маленького рыжего полосатого котенка, который так отчаянно мяукал, что-то побудило меня протянуть к нему руки. Это оказалась кошечка. Она тут же задала стрекача. Я подумала: Ладно, что ж, не больно-то и хотелось. Но уже садясь в машину, услышала, как котенок снова мяукает. Этот жалобный плач задел меня за живое, и сама не заметила, как пошла по улице, стараясь отыскать ее. Я находила ее, а она убегала. Снова находила ее, и она снова убегала. И так далее – до бесконечности. Однако я просто не могла ее бросить. Наконец мне удалось улучить момент и схватить кошечку. Утихомирившись в моих руках, она казалась очень маленькой, и тощей, и очень милой. А главное, она перестала мяукать!

Для меня это был совершенно нехарактерный поступок, но я взяла ее с собой в машину. Кошечка перепугалась, принялась вопить и носиться подобно молнии по салону машины, пока не устроилась прямо у меня на коленях – ну конечно, где же еще! Я ехала домой, всю дорогу не находя себе места от беспокойства, поскольку знала, что у моей соседки по квартире жуткая аллергия на кошек.

Я приехала домой очень поздно, опустила кошечку на землю в переднем дворе и оставила ей молока. Я наполовину надеялась, что она к утру сбежит. Но утром котенок по-прежнему был там, так что я взяла его с собой на работу. К счастью, у меня очень человечный начальник, особенно когда дело касается животных. Однажды у нас в офисе несколько недель жил подраненный воробей, которого он сам подобрал и выходил. Весь день в офисе я пыталась найти человека, который взял бы котенка к себе, но все знакомые любители кошек были полностью укомплектованы питомцами.

Я по-прежнему не знала, что делать с кошечкой, поэтому взяла ее с собой и после работы, когда нужно было поездить по делам. Она снова перепугалась в машине и на этот раз забилась под сиденье. Моей последней остановкой в тот день стал родительский дом.

Не так давно моему отцу поставили грозный диагноз – рак простаты. Он прошел курс гормонального лечения, и теперь докторам казалось, что они остановили развитие рака. По крайней мере, на время. Я старалась заезжать к родителям как можно чаще.

В тот день, припарковавшись у родительского дома, я попыталась выманить кошечку из-под сиденья, но она пулей вылетела из машины и исчезла в соседских кустах. В том районе много кустарниковых растений, и я, какое-то время поискав ее, осознала, что это мартышкин труд. Мне было немного грустно, но я утешала себя мыслью, что в округе много семей с детьми. Уж наверняка кто-нибудь найдет ее и подарит кошечке уютный дом, говорила я себе.

Честно говоря, даже чувствовала некоторое облегчение, потому что не знала, что с ней делать дальше. Я пообщалась с родителями, а когда уходила, попросила их позвонить мне, если кошечка зайдет к ним, и тогда я приеду забрать ее. Еще пошутила, обращаясь к отцу: «Конечно, ты можешь оставить ее себе, если захочешь», – на что он ответил: «Не дождешься!» Мне казалось, что папа не горит желанием заводить домашних любимцев, особенно кошек.

В тот вечер на моем автоответчике оказался звонок от отца. Кошечка действительно объявилась у их входной двери! Он сказал, что впустил ее в дом и с ней все в порядке, но спросил: не смогу ли я приехать завтра и забрать ее? Сердце мое упало. И что я буду делать с этой кошкой? – думала я. Утопить ее в пруду мне не позволила бы совесть, и я была уверена, что моя соседка не готова ехать в больницу, чтобы купировать астматический приступ. Я не видела никакого возможного выхода.

На следующий день позвонила отцу и сказала, что подъеду и заберу котенка. К моему великому изумлению, папа попросил меня не торопиться. Оказывается, он ходил в магазин и купил кошачий лоток (о нет!), кошачью еду и маленькую мисочку. Я только диву давалась, благодаря его за великодушие. Потом он рассказал мне, какой интересный у кошечки оказался характер и как вчера поздно вечером она носилась взад-вперед по всему дому. Я слушала с открытым ртом. Наибольший сюрприз папа преподнес мне, рассказав, что Китти пришла и улеглась к нему на грудь, когда он ложился спать. Я спросила только:

– И ты позволил ей это сделать?

– О да! Я глажу ее и чувствую, как работает ее моторчик, – любовно ответил он. – Так что не торопись, дорогая, искать для нее дом. Я могу подержать ее у себя, пока ты не найдешь что-нибудь подходящее.

Он уложил меня на обе лопатки. Мой папа, истинный Сеймур, мистер «держи своих собак на улице», позволил котенку урчать у себя на груди! Более того, в своей постели!

Шли недели, папа слабел. Его рак снова дал о себе знать. Однако всякий раз, звоня ему, я слушала все более и более долгие рассказы о том, какая Китти милая, как она носится по дому, как громко урчит ее моторчик, как она ходит за папой хвостом, куда бы тот ни пошел. Когда я бывала у родителей, отец звал ее, позволял запрыгнуть на колени, ласкал, разговаривал с ней и говорил, как сильно он ее любит.

– Пап, а разве у тебя нет аллергии на кошек? – спросила я как-то раз, когда он убирал в карман носовой платок, после того как неприлично громко протрубил в него. Он лишь пожал плечами и робко улыбнулся.

Когда его недуг усилился и он едва мог двигаться из-за ужасной боли, одной из немногих его радостей было взять Китти и уложить себе на грудь. Он мог тогда гладить ее и приговаривать:

– Послушай, как работает ее моторчик. Вот так, хорошая Китти, умница Китти…

Все мы с благоговением наблюдали эту беспредельную папину любовь к маленькой кошечке.

Китти творила настоящие чудеса и с папой, и со мной. Очаровав своего невольного владельца, эта маленькая кошечка стала одним из величайших утешений для моего отца в его последние дни. А я? Китти открыла мне глаза на чудо и таинство развития жизни. Она научила меня прислушиваться к своему сердцу, даже когда голова говорит «нет». Я не сознавала в тот необычный вечер, что я – всего лишь посыльный, случайный курьер, доставивший папе самого что ни на есть прекрасного и необходимого друга.

 

Линн Керман

 

 

Золотые годы

 

Мы с моим лучшим другом Какао живем в квартирном комплексе для пожилых граждан в маленьком чудесном городке. Какао – это десятилетний пудель, а я – 69-летняя старуха, так что, как видите, мы оба подходим под определение «пожилых граждан».

Много лет назад я пообещала себе, что, когда выйду на пенсию, заведу шоколадного пуделя, который разделит со мной мои золотые годы. С самого начала Какао отличался на редкость благовоспитанным поведением. Мне никогда не приходилось говорить ему о чем-то больше одного раза. Он за три дня приучился проситься и ни разу не набезобразничал. Какао – тот еще аккуратист: доставая из своего ящика игрушки, он всегда складывает их обратно, закончив играть. Случается, мне пеняют за мою навязчивую аккуратность, и тогда я задумываюсь: интересно, Какао подражает мне или тоже таким уродился?

Какао – замечательный спутник. Когда я бросаю ему мяч, он хватает игрушку в пасть и бросает обратно мне. Порой мы с ним играем в игру, в которую я любила играть в детстве, но только не с собакой. Он кладет лапу на мою руку, я накрываю ее другой, он кладет сверху вторую лапу, я высвобождаю нижнюю руку из стопки и кладу сверху, и так далее. У него в запасе много уморительных выходок, которые меня смешат, и когда я смеюсь, он приходит в такой восторг, что продолжает дурачиться дальше. Я безмерно наслаждаюсь его обществом.

Но почти два года назад Какао учудил нечто такое, что выходит за рамки здравого смысла. Было это чудом или простым совпадением? Не знаю, но определенно в этом есть какая-то тайна.

Однажды во второй половине дня Какао стал вести себя странно. Я сидела на полу, играя с ним, и вдруг он начал трогать лапой и обнюхивать правую сторону моей груди. Он никогда прежде ничего подобного не делал, и я сказала ему: «Нет». Для Какао одного слова «нет» обычно бывает достаточно, но в тот день пес не послушался. Он ненадолго прекратил свои непонятные действия, а потом внезапно ринулся ко мне с другого конца комнаты, бросившись всем весом – а это восемь килограммов! – на правую сторону моей груди. Он врезался в меня, и я взвыла от боли. Почему-то мне было больнее, чем, по идее, должно было быть.

Вскоре после этого я нащупала в груди уплотнение. Записалась на прием к врачу, и после рентгена, анализов и лабораторных исследований мне сказали, что у меня рак.

Когда начинается рак, по неизвестным причинам формируется стенка из кальция. Затем опухоль прикрепляется к этой стенке. Когда Какао прыгнул на меня, сила удара оторвала опухоль от кальциевой стенки. В результате я смогла заметить ее. До этого я ничего не видела и не ощущала, так что, если бы не это происшествие, никоим образом не смогла бы понять, что она есть.

Мне сделали полную мастэктомию, и рак не распространился ни на какую другую часть тела. Врачи сказали мне, что, если бы опухоль просуществовала незамеченной еще полгода, было бы слишком поздно.

Сознавал ли Какао, что делает? Я никогда этого не узнаю. Но я безмерно рада, что дала себе обещание провести свои золотые годы с этим замечательным шоколадно-коричневым пуделем, ибо Какао не только делит со мной свою жизнь: он еще и позаботился о том, чтобы я наверняка осталась рядом и делила с ним свою!

 

Ивонн Мартель

 

 

Плавание с дельфинами

 

Через два с половиной года после того, как у меня случились два обширных инсульта, врачи и терапевты сказали мне: «Лучше вам уже не будет». Такое случается с большинством людей, переживших инсульт, в тот или иной момент. Пациент начинает верить в печальный прогноз, как и окружающие его люди. Когда я услышала эти слова, мне было всего сорок четыре года, я была наполовину парализована и не могла пользоваться левой рукой и левой ногой. Но я сказала себе, что мне повезло выжить, и мы с мужем, детьми и моими родителями начали эмоционально приспосабливаться к тому факту, что до конца моих дней мне придется жить с этой ограниченной способностью к функционированию. Все они замечательно помогали мне с терапией, и я была благодарна за их прекрасную эмоциональную поддержку.

Я противилась словам врача, не желая с ними соглашаться, но в некотором смысле этот диагноз снял меня с крючка. Я прекрасно понимала, что могла делать, а чего не могла. Моя жизнь была комфортной. Без особых приключений, без особых радостей, но комфортной.

Так что я совершенно растерялась, кода мои родители переехали во Флориду и вскоре после переезда взволнованно рассказали мне, что восстановили связь со своими прежними соседями, с которыми дружили двадцать пять лет назад.

– Боргассы основали центр изучения дельфинов и просветительской деятельности в Ки-Ларго, – говорила моя мать, – и Ллойд Боргасс приглашает тебя приехать и поплавать с дельфинами!

Да, я знала, что такие программы дают прекрасный материал для живописных документальных фильмов, но это предложение выходило далеко за пределы моей зоны комфорта. На самом деле, когда до меня дошло, что родители всерьез хотят, чтобы я приняла приглашение Ллойда, то перепугалась до потери сознания. Нет, это совершенно невозможно!

– Чего ты боишься, Расти? – спросил меня Ллойд Боргасс по телефону. – Это соленая водичка. Ты не сможешь утонуть. Мы работаем и с полностью парализованными людьми, а у тебя только половинный паралич. (Я впервые услышала, что мое состояние описывают словом «только».)

По словам Ллойда, он верил, что люди, пережившие инсульт, должны испытывать себя новыми переживаниями, чтобы преодолеть свои нынешние очевидные ограничения. Под конец он все же уговорил меня приехать в гости, и мои родители решили поехать вместе со мной.

Я не обязана лезть в воду, если не захочу, говорила я себе.

Я провела один день в «Долфинс Плас», наблюдая, как эти высокоразвитые млекопитающие взаимодействовали с гостями, которые приезжали изучать их и плавать с ними. Я видела, как дельфины и терапевты вместе работали с детьми-инвалидами, и это произвело на меня впечатление. Но разве нельзя мне так и оставаться под впечатлением, сидя на бережку в своей коляске?

Нет! Это ощущение исходило от Ллойда, от моих родителей и – совершенно неожиданно – от меня самой. Я должна была выйти за те границы, которые сама приняла для себя. Я согласилась на все три предложенных сеанса и поклялась, что буду стараться изо всех сил.

На следующее утро я, сидя в коляске, въехала на похожую на трамплин платформу прямо над поверхностью воды. Двое сотрудников приподняли меня и опустили на матрац. Они надели ласты на обе мои ноги – мол, хватит «больной» ноге бить баклуши! Затем стали поддерживать меня с двух сторон, пока платформа, приводимая в действие огромным подъемником, опускалась в воду. Когда мы частично погрузились, но все еще оставались на платформе, они надели на мое лицо маску с трубкой и осторожно поддерживали меня, когда мы все втроем медленно спустились в воду с платформы. Ллойд был прав – я все-таки не утонула.

Во время первого сеанса я по большей части привыкала к воде и знакомилась со своим терапевтом, женщиной по имени Кристи. В маске мне было неудобно, поэтому я надела ее ненадолго и вскоре сняла. Вместо того чтобы плавать лицом вниз, я перевернулась на спину, опустила голову и погрузила уши в воду. Я слышала внизу под собой дельфинов. Кристи объяснила, что они «сканируют» мое тело своим сонаром – быстрыми щелкающими звуками, похожими на россыпь крупной дроби по пустотелому стеновому блоку.

И вдруг, когда я неподвижно лежала на воде, о меня легонько потерся дельфин. Это выбило меня из равновесия, и я моментально полностью зажалась. Мне было страшно утонуть.

– Давайте поставим цель – больше плавать на животе, – предложила Кристи. – Так вы сможете смотреть сквозь маску на дельфинов, пока плаваете.

Но полная беспомощность в воде подавляла меня. Честно говоря, я не могла поставить себе никаких целей, кроме как поскорее выбраться на берег!

– Попробуйте сделать еще одно, прежде чем завершится ваш сеанс, – предложила Кристи. – Хватайтесь за эти плавающие перекладины и удерживайте их на расстоянии вытянутой руки от себя. Тогда вы сможете с ними плавать, и вам не нужно будет помогать себе руками.

Она предлагала мне взяться за перекладины обеими руками. Я возразила, что от моей левой руки никакого толку, но, когда взглянула на нее, внезапно осознала, что мои пальцы, которые Кристи аккуратно согнула вокруг перекладины, действительно держатся за нее. Впервые после инсультов моя парализованная рука стала принимать участие в общем усилии всего тела. У моей руки снова появилась цель!

Первый сеанс продолжался полчаса. Я думала, что приползу в номер отеля без сил, но этого не случилось. После обеда и отдыха я была более чем готова совершить еще одну попытку поплавать со своими новыми знакомыми.

Моя уверенность определенно окрепла на следующий день, когда я соскользнула в воду для проведения второго сеанса. Кристи нашла мне более удобную маску и трубку, и на этот раз я смогла плавать на животе, с распростертыми руками; обе кисти удерживали равновесие моего тела с помощью перекладин – и с каждым разом все дольше и дольше.

Плавание с дельфинами мотивировало меня. Теперь, когда я их видела, мне нравилось, что они находятся рядом со мной. Я восхищалась тем, насколько благородны эти внушительные создания. Больше всего поражало полное принятие с их стороны, которое я ощущала едва ли не физически. Они никогда не надвигались на меня слишком быстро и не боялись меня. Они каким-то образом безошибочно подстраивали свою энергию под мою, словно ощущали мои чувства. Их внимание воодушевляло меня, и особенно мне понравилось взаимодействовать с одним из них по кличке Фонзи. Все дельфины были игривыми созданиями, они без усилий петляли и нарезали круги в воде. Но бывали моменты, когда, могу побиться об заклад, я видела смех, искрившийся в глазах Фонзи. И поймала себя на том, что смеюсь вместе с ним.

Мои товарищи по играм заставили меня настолько забыть о себе, что я чувствовала себя в воде совершенно комфортно. Ближе к концу сеанса я спросила свою мать, которая наблюдала за нами, повиновалась ли моим «приказам» левая нога. Она взволнованными жестами намекнула мне: мол, посмотри сама. Я обернулась и обнаружила, что моя нога двигается из стороны в сторону. Это было ограниченное движение, но оно означало, что мои мозг и левая нога снова «общаются» между собой. Я была в восторге.

Когда мой сеанс завершился, клянусь, я увидела, как Фонзи ухмылялся, разделяя со мной ответственность за мой успех.

Вернувшись в отель, я обнаружила, что настолько возбуждена, настолько энергична, что никак не могла усидеть на месте. Прежняя я с удобством устроилась бы в безопасности собственного номера, но теперь мне хотелось выйти наружу, ощутить морской бриз. К моему собственному удивлению, даже оказавшись на улице, я по-прежнему чувствовала «охоту к перемене мест». Мне нужен был не просто бриз: я хотела спуститься к заливу.

Я направила свое кресло к воде. Мой мозг и моя нога снова «общаются»! – продолжала я повторять себе. Казалось, если уж я научилась плавать, то мало найдется на свете такого, чего не смогу попробовать.

Ты и вправду в это веришь? – спросила я себя. Ответом было неожиданное, бескомпромиссное «да!».

Еще не успев прийти в чувство, я остановилась и стащила себя с коляски. До залива было добрых 100 метров по неровной гравийной дороге. Я схватила свои ходунки – и двинулась вперед.

Родители, которые немного позднее прошли тем же путем, обнаружили брошенную у дороги коляску. Перепуганные до смерти, они поспешили вперед, заранее страшась состояния, в каком могут меня обнаружить.

Вообразите их удивление, когда они нашли меня. Я гуляла, высоко подняв голову, любуясь окружающей меня красотой. Они повезли обратно пустое кресло, пока я на собственных ногах возвращалась в номер. Впервые после инсультов я прошла такое большое расстояние. И чувствовала себя так, будто выиграла Бостонский марафон!

Третий сеанс с дельфинами прошел даже лучше, чем второй. Я обнаружила нараставшую подвижность в поврежденной ноге и могла пресекать спазмы в конечностях, которые были проблемой во время прошлых сеансов. Вероятно, самым светлым лучиком этого сеанса был момент, когда Кристи тянула меня с собой вокруг бассейна, а Фонзи плыл рядом с нами.

– Видите? Я же говорила, что вы можете это сделать! – ликовала моя наставница.

Я больше не ощущала страха, когда несколько дельфинов, играя, грациозно и легонько терлись о меня. Кристи объяснила, что таким образом они дают мне понять, чтобы я чувствовала себя желанной гостьей. Я не могла поверить, что когда-то боялась этих чудесных созданий. Их приязнь и игривый дух заново раскрыли в моем сердце ту его область, которая с радостью стремится навстречу всему, что может предложить жизнь. Я чувствовала себя по-настоящему обновленной.

Завершив эти три сеанса, я вернулась домой, к своей семье. Я была заряжена энергией и полна энтузиазма. Возросла моя уверенность в себе и своих физических способностях. Я восстановила власть над конечностями, на которые все мы давно махнули рукой.

Улучшению моего здоровья не было никакого медицинского объяснения. Но оно было реальным. Полное принятие со стороны дельфинов помогло