Способен ли частный капитал модернизировать российскую экономику?

Основной водораздел, отделяющий современный мэйнстрим от альтернативных экономических концепций, связан с признанием или непризнанием западной модели капитализма в качестве единственно соответствующей природе человека, а потому самой эффективной системы ведения хозяйства. Меэйнстрим стоит на позициях безальтернативности в выборе модели социально-экономического развития.

Что касается альтернативных ему концепций, то из них только ортодоксальный марксизм стоит на столь же категорических, но противоположных позициях полного отрицания капитализма и необходимости замены его социализмом. Остальные же, так или иначе, принимают капитализм, но не считают его современную модель самой совершенной. Альтернативные школы экономической науки считают необходимым вмешательство государства в экономику, ту или иную форму социального контроля за крупным капиталом, в перераспределение национального дохода.

Постсоветский эксперимент подлил масло в огонь альтернативных концепций и явился весьма неприятным сюрпризом для неоклассической ортодоксии. Если бы переход от плана к рынку сопровождался экономическим и социальным подъемом страны, как нам обещали, то социализм был бы полностью посрамлен, а неоклассический проект принят в качестве единственной «дороги, ведущей к храму». Но значительный ряд неопровержимых показателей говорит, что для рядового человека потери оказались много больше весьма скромных приобретений. Если не отгораживаться от этой истины частоколом идеологических догм, то следует признать, что неоклассическая модель рынка не выдержала исторической проверки.

Почему в ритуально проклинаемый советский период был, хотя и медленный, но все-таки реальный технико-экономический прогресс, а теперь происходит разворовывание экономики, сопровождающееся ее технической деградацией? Почему в советское время происходил рост материального и культурного уровня жизни населения, а теперь он настолько снизился, что вызвал катастрофическое увеличение смертности, ставящее под угрозу будущее народа?

На эти и другие подобные вопросы, на мой взгляд, напрашивается тот ответ, что сделанный нами выбор модели развития не отвечает нашим интересам. Пока не поздно, ее надо менять на другую, более соответствующую нашим текущим и перспективным нуждам. Но с какой стороны начинать? При всей важности власти, которая, конечно, несет ответственность за сложившуюся ситуацию, решающей силой, определяющей наше нынешнее состояние, стал теперь бизнес, точнее говоря, тот новый правящий класс, которому вольно или невольно мы уступили созданные нами и предыдущими поколениями несметные богатства страны в надежде, что он будет более эффективным собственником и обеспечит себе и нам более высокий уровень жизни и культуры.

В действительности он таким не оказался. Даже приведенный в настоящем докладе ограниченный материал, свидетельствует о небывалом распаде нашего общества и экономики. Однако из множества негативных явлений особого внимания заслуживают те, которые представлены в двух таблицах. Данные табл. 4 говорят о том, как разрушается национальная экономика, а табл. 3 - о том, как вымирает российское население. Первое является условием жизни, а второе – отражением ее самой. Если эти показатели убывают, то все остальное теряет смысл. О чем другом может идти речь, если экономика разваливается, а население вымирает?

По утверждению акад. Л. И. Абалкина, вымирание российского населения будет происходить и дальше. На основе прогнозных расчетов Госкомстата до 2015 г. он отмечает, что при любом варианте развития событий в рамках нынешней модели экономики численность населения к этому времени снизится на 6 - 16 млн. человек. (Абалкин, 2005, с. 12). Существование режима, допускающего подобное вымирание своего населения, ни либеральными, ни какими-либо другими ценностями оправдать нельзя.

В связи с этим на первый план выдвигается вопрос о том, какова роль и морально-политическая физиономия нового правящего класса России, на который, по аналогии западных стран, падает ответственность за ситуацию в стране? На этот вопрос нельзя отвечать путем подбора тех или иных, положительных или отрицательных примеров. На него надо отвечать в зависимости от того, как правящий класс в целом выполняет взятую на себя историческую миссию. С этой точки зрения российский правящий класс не выдерживает сравнения со своим западным аналогом. Один из ведущих американских специалистов по российской экономике профессор Гарвардского университета Маршалл Гольдман метко характеризует нашу ситуацию не иначе, как «пиратизацию России» (Гольдман, 2005). Это надо расценивать как характеристику российского правящего класса.

Разумеется, и западная буржуазия далека от своего неоклассического портрета. Эксплуатация труда является ее сущностной чертой, равно как и условием господства. Но криминально-мафиозной она не является. Имущие классы Запада успешно выполняют свою историческую миссию инициатора научно-технического прогресса, обеспечивая своим странам ведущие позиции на мировой арене, а своим народам - достойный уровень благосостояния. И делается это путем соблюдения, по крайней мере в основном, существующих в обществе законов и морально-этических норм.

О российском олигархическом классе этого сказать нельзя. Его деятельность носит не только эксплуататорский, но и криминально-мафиозный характер и отличается полным пренебрежением к интересам страны и народа, равно как и к законности, порядку и морали. Народ он именует «быдлом», себя возвеличивает как «элиту», а наживу любой ценой объявляет своим главным достоинством. Между тем именно эти его свойства М. Гольдман назвал пиратскими или бандитскими. Если бы это было не так, то российский капитал не допустил бы те негативные явления, о которых идет речь выше. Если бы вместе с частной собственностью он воспринял также западную культуру, то на открывшемся после краха социализма поле он продемонстрировал бы преимущества частного предпринимательства и тем оправдал свое право на власть и собственность. Но ничего подобного российский капитал не сделал и теперь лишил себя права владения приватизированными богатствами.

Российский частный собственник воспринял рынок и капитализм не как новый для нас тип культуры и систему ценностей, в которой собственную выгоду надлежит увязывать с интересами других людей, а как наступление царства полного произвола, в котором для наживы все средства хороши. Осознанно или неосознанно, он исходит из того, что общего блага не существует вообще, а, следовательно, он не обязан им интересоваться. В этом тоже он отличается от западного предпринимателя, право которого на собственность покоится на том, что он использует свою собственность не только в своих корыстных интересах, но ради прогресса своей страны и народа. Имея в виду эту двойственную роль частной собственности, Л. Мизес писал, что она «не является привилегией владельца собственности, а является общественным институтом, служащим добру и выгоде всех, несмотря на то, что она может в то же время быть особенно приятной и полезной для некоторых» (Мизес, 1995, с.35).

Российский собственник является другим. Он смотрит на свою собственность не как на общественный институт, а рассматривает ее как свою добычу и привилегию перед остальным населением и тем создает вокруг себя враждебное окружение. Суд над «Юкосом» со всей ясностью это показал. Во имя своего обогащения владельцы компании прибегали к любым махинациям, вплоть до физического уничтожения неугодных, не говоря об уклонении от уплаты налогов государству, которое за бесценок вручило им их гигантское состояние. Заступничество представителей олигархического капитала за «Юкос» является ярким показателем претензий российского капитала быть выше закона и иметь свободные руки для неограниченного произвола.

Захватив богатства народа и обездолив его, он сделался ненавистным народу, от которого ему приходится теперь укрываться за плотным кольцом вооруженной охраны. Вместо того чтобы опираться на свой народ, российский капитал рассматривает его как враждебную силу. Естественно, что в такой ситуации ему приходится искать другую социальную опору. Он находит ее в лице международного капитала, который берет под защиту даже тех зарвавшихся братьев по классу, которых в единичных случаях власть привлекает к ответственности. Чаще же всего фигуранты российской мафии бегут за рубеж и укрываются под крылом своих международных покровителей.

Встает вопрос: от чего такой нечистоплотный «непотизм»? Опыт российских преобразований позволяет ответить и на этот вопрос. Наш опыт обнаружил большую разницу между тем, что западные центры провозглашают на словах, и теми целями, которые преследуют на деле. Слова бывают высокими, а цели часто оказываются другими. Россия - столь богатая ресурсами страна, что доступ к ним в глазах западного капитала оказался намного важнее торжества в ней либеральных ценностей. Поэтому рука западной дружбы была протянута не заинтересованному в демократии российскому населению, а овладевшей ресурсами страны российской мафии. На этой почве сложилась общность интересов западного капитала и российской мафии. Не имея опоры в своем народе, наш крупный капитал заинтересован в международных гарантиях своего господства, а западный капитал – в нем как в своей агентуре по эксплуатации российских ресурсов.

Отчужденность от своего народа, зависимость от иностранного капитала и протекционизм с его стороны предопределили периферийный характер российского капитализма. Его суть состоит в служении не столько своему народу, сколько своему международному хозяину. Международный капитал заинтересован в том, чтобы российский капитал не был способен вступать с ним в конкуренцию и бороться за свое место на мировой арене, а довольствовался ролью услужливого партнера. В силу этой своей роли российский капитал приобрел вполне отчетливые лакейско-периферийные черты.

Первым таким проявлением является однобоко-сырьевой характер, который он придал российской экономике.

Для периферийного капитализма, как известно, характерен тип хозяйства, в котором преобладают отрасли с большой долей малоквалифицированного ручного труда. При этом ключевые позиции в них постепенно прибирает иностранный капитал. В то же время отсутствуют или крайне слабо развиты отрасли обрабатывающей промышленности с наукоемкими технологиями, отличающиеся высокой долей добавленной стоимости. Туда не идет также иностранный капитал, устремленный в сырьевые отрасли. В результате страна открывает себя для эксплуатации, но сама никаких выгод от своей международной открытости не получает. Сырьевым характером экономик подобных стран предопределяется и структура их экспорта и импорта. В первом преобладает продукция сырьевых отраслей (нефть, газ, древесина, хлопок, каучук и другие природные ресурсы), а во втором – изделия высоких технологий или дорогостоящие услуги.

Таким образом, зависимость отстающих стран от развитых закрепляется по линии как экспорта, так и импорта. Этому способствует устойчивый диспаритет мировых цен на сырьевые товары и готовые изделия. Ведь известно, что рост стоимости изделий высоких технологий намного опережает рост цен на сырье и природные ресурсы. В результате развитые страны все больше обогащаются, а отстающие все больше беднеют.

Казалось бы, в такой ситуации первым условием предоставления международных кредитов должно выступать обеспечение платежеспособности стран-должников путем повышения их конкурентоспособности. Но ничего подобного не бывает и понятно почему. В таком случае встанет вопрос о развитии в отстающих странах отраслей высоких технологий, повышении их образовательного и научно-технического уровня и осуществлении других мер по повышению конкурентоспособности этих стран на мировом рынке. Между тем условия Вашингтонского консенсуса требуют не этого, а другого – либерализации экономики, чтобы их границы были открыты для иностранных товаров и капиталов. Наоборот, меры по защите национальных интересов в ущерб транснациональным корпорациям, по Вашингтонскому консенсусу, считаются нарушением «правил хорошего поведения», под которым понимается согласие на неограниченный доступ транснационального капитала к эксплуатации ресурсов отстающих стран. Рыночная экономика этих стран подчинена не развитию национального хозяйства, а обогащению транснациональных корпораций. Так был создан и поддерживается порочный круг бедности, из которого отстающие страны не могут теперь вырваться и вынуждены постоянно воспроизводить свое отставание. Именно в этот капкан нас теперь загоняет международный капитал с помощью своей российской опоры.

Вторым важнейшим проявлением периферийности российского капитализма является создание криминального механизма присвоения прибыли, который цивилизованный капитал в центрах своего господства не допускает. В периферийной же сфере, в частности в российской экономике сложился такой механизм присвоения, когда для получения прибыли требуется не столько эффективное ведение хозяйства, сколько нелегальная инфрастуктура перекачки средств в свою пользу путем неформального контроля над финансовыми потоками.

Среди отечественных специалистов по корпоративному управлению признано, что у нас в стране право собственности невозможно осуществить, если оно не подкреплено неформальным контролем над активами[8]. Наиболее важным является распоряжение финансовыми потоками компании. Максиму современного крупного бизнеса в России выразил его ярчайший представитель Б.Березовский: «Зачем мне приватизировать предприятие, если я могу приватизировать его финансы?»[9]

Подобный контроль опирается на целую систему неформальных институтов захвата прибыльных активов. Всем памятны злоупотребления приватизацией путем залоговых аукционов и других махинаций, особые привилегии так называемым уполномоченных банков, финансовые махинации с ГКО и т.д. Их содержанием была передача лакомых кусков государственной собственности за взятки «своим» людям для последующей совместной эксплуатации. Полученный нерыночным путем этот капитал функционирует не на основе формально действующего законодательства об акционерных обществах, а по неписанным правилам неформальных институтов – различных «крыш», коррумпированного чиновничества, организованных преступных сообществ.

В той же манере, в какой происходила первоначальная приватизация, затем начался и происходит до сих пор постоянный передел собственности среди различных групп организованной преступности. В странах центра капитализма то, что компания не выплачивает дивиденды, рассматривается как верный признак неблагополучия, акционеры начинают сбрасывать свои акции, компания терпит банкротство, и она переходит к более эффективному собственнику. Правила периферийного капитализма иные. Компании обычно не платят дивиденды вообще, либо выплачивают мизерные суммы. Решающую роль чаще всего играют не акционеры, а мафиозная группа, устанавливающая свой неформальный контроль над активами. Нацелившись на тот или иной лакомый кусок, такая группа обычно устанавливает свой контроль над финансовыми потоками и превращается в доминирующую силу на предприятии. При этом даже не обязательно обладать акциями, важно держать под контролем каналы, по которым текут финансовые средства.

Наиболее распространенным способом легализации нелегально получаемых средств, стала неподконтрольная обществу знаменитая оффшорная система. Она позволяет создавать и регистрировать вдали от страны сколь угодно много подставных компаний, позволяющих заметать следы получения нелегальных доходов. По удачному выражению Я. Паппе это «облако оффшоров», позволяющее окутать систему реального контроля густым туманом подставных фирм (Паппе, 2002). Тем не менее, конечные собственники непременно представлены в совете директоров и на других позициях топ-менеджмента либо лично, либо через своих доверенных лиц. Это необходимо для надежного контроля над захваченным предприятием.

Властные позиции доминирующей группы обычно подкрепляются службами безопасности, частными охранными предприятиями и т.д., образующими частные силовые структуры, с помощью которых компании превращаются в государства в государстве. Разумеется, для их содержания требуются немалые средства, которые отвлекаются от производственных и социальных целей. Инвестиции в эту, как и в другие подобные сферы создания отношений неформального контроля, включая крупные взятки нужным должностным людям во властных структурах, составляют немалый объем своеобразных затрат в каждой компании. Подобные отношения неформального контроля характерны не только для приватизированных предприятий, но и для тех, которые юридически еще остаются в государственной собственности. Именно такую картину открыли многочисленные скандалы, связанные с деятельностью, таких государственных предприятий как «Газпром», «Аэрофлот» и ряд других.

На этой основе в нашей стране утвердилась специфическая форма извлечения дохода от собственности, которые никак нельзя считать формой рационального хозяйствования. Ведь этот доход извлекается в основном через занижение цен на продукцию при продаже своей фирме-посреднику или при закупках у такой же фирмы материалов и комплектующих изделий для подконтрольного предприятия. Источником обогащения в данном случае вступают: невыданная зарплата, невложенные инвестиции, неуплаченные налоги, средства, непотраченные на охрану окружающей среды, и т.д. По существу, это рентный вид дохода, противостоящий предпринимательскому (Новоженов, 2003а, 2003б).

Понятно, что подобная система извлечения доходов на корню подрывает процесс инвестиций, она превращает это в ненужный риск. Отсюда почти полное отсутствие реакции капитала на снижение ставки ссудного процента. Таблица 6 показывает ее непростую динамику за 1992-2004 гг.

Таблица 6

Ставка рефинансирования Центрального банка РФ

Период действия	%	Период действия	%
Май 1992		Начало июня 1998
Июнь 1993		Конец июня 1998
Сентябрь 1993		Июнь 1999
Апрель 1994		Январь 2000
Август 1994		Ноябрь 2000
Май 1995		Апрель 2002
Июль 1996		Февраль 2003
Апрель 1997		Январь 2004
Февраль 1998		Июнь 2004

Источник: http://www.cbr.ru

Как видно, временами ставка процента достигала запредельно ростовщических высот. Это делалось искусственно, чтобы под эти проценты бизнес приобретал так называемые государственные краткосрочные облигации (ГКО), которые были специально придуманы для перекачивания собираемых с населения налогов через государственный бюджет в частные карманы спекулянтов, которых было принято почтительно называть инвесторами. Разумеется, бизнес осуществлял это в сговоре с высшим чиновничеством, который также получал щедрый куш.

Однако помимо спекулятивного ситуация с процентной ставкой имеет также немаловажный для нас теоретический аспект. Известно, что условием проявления созидательного духа, присущего предпринимателям, неоклассическая теория считает адекватную процентную ставку. Поэтому она ставит инвестиционную активность в зависимость от уровня последней. Повышение процентной ставки, утверждает неоклассика, снижает заинтересованность предпринимателей в увеличении инвестиций, а понижение ставки, наоборот, усиливает ее. Российский бизнес успел опровергнуть и этот постулат.

Как видно, из табл. 6, в начале ставка рефинансирования ЦБ стала резко подниматься, и ее пик приходится на период лихорадочного перекачивания средств государства в частные карманы (впрочем, не любые, а лишь «уполномоченные» и потому особенно широкие). Затем, после дефолта 1998 г., когда ГКО пришлось отменить, деньги стали дешеветь. В итоге нынешний уровень ставки ЦБ, по нашим стандартам, надо считать более или менее нормальным. За 10 лет, с апреля 1994 г. по июнь 2004 г., она снизилась с 210 до 13%, т.е. в 16,1 раза. Согласно неоклассической теории мы должны были пережить настоящий инвестиционный бум. Однако снижение процентной ставки – положительное само по себе – не оказало никакого заметного влияния на инвестиционную активность предпринимателей. Они не поспешили вложить свои капиталы в модернизацию предприятий, а миллиардами продолжают вывозить их за рубеж. Почему наш бизнес так пренебрегает разведением кур (увеличением фонда капитала), приносящих, согласно неоклассической теории, золотые яйца (прибыль)?

Возникает впечатление, что российский правящий класс только на словах чтит теории Л. Вальраса, П. Самуэльсона и Дж. Хикса, а на деле руководствуется теорией К. Маркса, согласно которой курицей, несущей золотые яйца, является не мертвый капитал, а живой человеческий труд. Видимо, когда выжимать из него все соки уже станет невозможно, российский правящий класс коллективно переселится в места хранения своих капиталов, горько сетуя на людскую несправедливость и неблагодарность бывших «земляков».

Выходит, что наша ситуация более адекватно объясняется не мэйнстримом, а, с одной стороны, марксизмом, с другой - кейнсианством. Так, при всей важности процентной ставки решающее значение Кейнс придавал тому, что он называл «духом оптимизма» (animal spirit) предпринимателя, а в посткейнсианской литературе получило еще название «состояния уверенности бизнеса» (the state of business confidence). Иначе говоря, инвестиционный климат зависит, прежде всего, от того, каковы бизнесмены по своей морально-деловой физиономии, насколько уверены в своем будущем и, полны решимости, добиться успеха в своем деле.

В этом отношении также российский бизнес глубоко отличен от западного. Как уже отмечалось, западный бизнес не отделяет свой успех от успеха своей страны и народа. Российский бизнес об этом не думает. М. Ходорковский в своем письме из тюрьмы сделал откровенное признание, что порожденный приватизацией олигархический капитал рассматривает свою страну лишь как «поле для охоты», а свое будущее связывает с Западом. Имея в виду представителей крупного капитала, он писал: «Россия - не родная страна, а всего лишь территория свободной охоты. Их основные интересы и жизненные стратегии связаны с Западом» (Ведомости. 2004. 29 марта). Понятно, что таких бизнесменов долгосрочные интересы страны не могут занимать.

Третьим проявлением периферийного характера российского капитализма является не свойственная его центрам безумная расточительность и вызывающее демонстративное потребление при ужасающей нищете и вымирании населения.

Российский имущий класс, как никакой другой в мире, поставил под сомнение и без того неубедительное неоклассическое утверждение, что капитал является результатом воздержания и бережливости. Вместе с тем он еще раз подтвердил верность марксистской теории о первоначальном накоплении капитала как насильственном захвате чужой собственности и текущем накоплении как результате эксплуатации наемного труда.

Западный капитализм был и, во многом остается таким, каким его изобразили Карл Маркс и Чарльз Диккенс – эксплуататором наемного труда. Но он был и остается и таким, каким изобразили его Макс Вебер и Джон Голсуорси – трудолюбивым, новаторским и ответственным не только за свою судьбу, но и за судьбу страны и народа. Западная буржуазия формировалась, с одной стороны, рыночной конкуренцией, а с другой - теми высокими моральными требованиями, которые диктовались вначале средневековым рыцарством, а затем протестантизмом и пуританством. Ввиду этого она преследовала цель не только получения собственной выгоды, но и утверждения своей репутации в глазах общества, хорошо сознавая, что первая не может быть устойчивой без второй. Без этого капитализм не устоял бы перед революционными бурями ХХ века.

Западный капиталист во всяком случае внешне демонстрирует свою рачительность и бережливость, стараясь по образу жизни и уровню потребления особенно не отличаться от остальных граждан. Его российский собрат, наоборот, считает престижным добиваться осуществления своей прихоти и может сорить деньгами, как угодно. Безумные «художества» Р. Абрамовича наиболее показательны из множества примеров такого рода.

Российские капиталисты видят смысл своей деятельности не в завоевании авторитета в глазах населения своей страны путем проявления предпринимательской инициативы и смекалки, технического новаторства, социального партнерства и не в гарантиях работникам, а в вызывающей демонстрации своего превосходства над остальными людьми. Именно этой цели служат расточительное потребление, покупка самых дорогих машин, самолетов, яхт, недвижимости, праздное проведение времени в самых фешенебельных курортах, гостиницах, ресторанах и т.д. (Гончаров, 2005). Один из них с гордостью говорил мне, что никогда не останавливается в гостинице, где номер в сутки стоит менее полутора тысяч долларов.

Правда, нечто подобное происходило также в странах, которые прежде именовались третьим миром. М. Калецкий показал, как тормозит темпы роста паразитическое потребление верхних слоев общества. На этом основании он рекомендовал правительствам отстающих стран всеми средствами ограничить подобное потребление темпами роста национального дохода. Он указывал, что для того «чтобы освободить место для инвестиций, потребление товаров не первой необходимости населением с более высокими доходами должно сдерживаться соответствующей фискальной политикой» (Калецкий, 2004, с.190).

М. Калецкий предлагал сочетать подобную политику с всемерным увеличением производства продуктов питания для широких масс трудящихся. Это должно было исключить «инфляционное давление» в условиях повышения доходов населения и их совокупного спроса, которыми неизбежно сопровождается экономический рост. Такая политика, утверждал он, «ставит “неинфляционные” темпы роста в зависимость от аграрных условий, потому что они в огромной степени определяют возможности прогресса сельского хозяйства и тем самым предложение товаров первой необходимости. Главную роль в “финансировании” инвестиций в этом контексте играет способность быстрее производить продукты питания. Тем не менее, оно должно поддерживаться финансовыми мерами, нацеленными на сдерживание увеличения потребления товаров не первой необходимости» (там же).

В свете сказанного заслуживает внимания одна из наиболее поразительных экономических «идей», имеющих хождение в кругах российской власти. Вместо того чтобы выступать против вызывающего расточительства, предлагается всячески стимулировать вывоз российского капитала за рубеж. Основанием для столь странного предложения служит нелепое утверждение, что, мол, слишком значительный приток финансовых ресурсов в страну способствует повышению цен и инфляции. Подобная «теория» безоговорочной капитуляции перед возможной инфляцией не вписывается ни в какие каноны экономической теории и просто выдает вассальную угодливость верхов по отношению к западному капиталу.

Однако в свете мирового опыта, на мой взгляд, следовало бы лучше прояснить этот вопрос. Во-первых, инфляция - не единственное зло, а потому ее надо сопоставлять с другим, еще большим злом. Техническая деградация, отсутствие подлинного роста экономики и растущее недовольство населения представляются нам злом, чреватым куда большей опасностью. Во-вторых, следует учитывать возможность осуществления такой системы инвестиционных мер, которые не усиливают, а, наоборот, снижают инфляцию. На одну из таких возможностей, связанных с увеличением производства продуктов питания, указывал Калецкий. Другой важной мерой противодействия инфляции в наших условиях может быть осуществление программы восстановления и развития промышленности производства медицинских препаратов, имея в виду также необходимость замещения импорта более дешевыми лекарствами отечественного производства. Это позволило бы снизить цены на лекарства и одновременно способствовало бы улучшению здоровья людей. Есть немало и других средств противодействия инфляции, которыми правительство, к сожалению, не интересуется.

Четвертым проявлением периферийности российского капитализма является его пренебрежение наукой и образованием, которое тоже вытекает из его компрадорского характера. Поскольку деятельность российского капитала подчинена не национальным интересам и он не борется за собственное место на мировой арене, то у него нет и заинтересованности в конкуренции с международными корпорациями, успех в которой требует качественного образования и развитой науки.

Российский капитал сознает свое происхождение и бессилие в этой борьбе, а потому довольствуется всего лишь обслуживанием нужд мирового капитала. Этим определяется его отношение к науке, образованию и культуре. В том объеме, в котором они были достигнуты в советский период, российскому капиталу не нужны.

Советский строй постоянно искал путей к экономическому развитию и социальному прогрессу, по крайней мере, в тех пределах, в которых правившая бюрократия их понимала. Вспомним хотя бы, в каких тяжелых условиях принимался план ГОЭЛРО, многим казавшийся тогда фантастическим. Такого рода программы невозможно было осуществить без приобщения к образованию широчайших слоев населения и массовой подготовки квалифицированных кадров, и советские руководители, каковы бы ни были их недостатки, это сознавали. Без высококачественного образования и выхода на передовые рубежи в научных и технических разработках нельзя было превратить отсталую страну во вторую сверхдержаву мира.

В современных условиях наука и образование представляют собой основной костяк величия страны и ее конкурентоспособности на мировом рынке, а в конкурентах никто не заинтересован. Господствующие в мире страны и ТНК скорее заинтересованы в другом – не допустить появления соперников. Эта стратегия мирового капитала полностью распространяется на нас. В центре мирового капитализма хорошо осознают, что своим особым положением в мире Запад обязан не только своей военно-политической, но и технико-экономической мощи, и конкурентоспособности своих товаров и услуг на мировом рынке. Сегодня это преимущество обеспечивают высокие технологии и высокая квалификация труда. В центре мирового капитализма экономика знаний стала наиболее эффективной ареной приложения капитала, а знание стало самым прибыльным товаром.

Почему же мы выпускаем из рук самые выгодные технологии и товары? Потому, что мы вверили свою судьбу тем, кто кроме собственного обогащения ничем другим не озабочен и никакой ответственности за будущее страны и ее положение на мировой арене не признает.

Коль скоро правящий класс не способен модернизировать российскую экономику, то единственной альтернативой ему в наших условиях может быть государство. В обрисованной здесь ситуации у нас нет другого выхода, кроме повышения его роли как в усилении законности и правопорядка, так и в регулировании экономики и установлении контроля над деятельностью олигархического капитала. Однако рассмотрение роли государства мы здесь опускаем, поскольку на эту тему в мае текущего года на Отделении общественных наук был заслушан фундаментальный доклад С. М. Рогова (См. Рогов, 2005).

Отметим только, что в докладе было показано, как в течение всего ХХ века роль государства неуклонно возрастала в экономике всех капиталистических государств. По представленным в докладе данным, доля государственных расходов в ВВП от скромных объемов в начале ХХ в. к его концу возросла с одной трети до половины. В свете подобных фактов настойчивое утверждение неоклассической теории о порочности государственного вмешательства в экономику никак нельзя признать убедительным. Между тем, следуя этой рекомендации, мы разрушили наши государственные институты и лишили себя того рычага воздействия на экономику, к использованию которого все больше прибегают сами капиталистические государства. Выходит, что неоклассическая теория не просто вводит нас в заблуждение, а способствует разрушению нашего хозяйства.

С учетом нашего сегодняшнего состояния и исторических традиций единственной альтернативой неэффективного частного капитала представляется только государство. Разумеется, речь идет не о его нынешнем криминальном варианте, а о его коренной реформе путем установления демократического контроля над деятельностью всех его институтов. Сейчас мы пока от этого далеки. По существу, все основные звенья и должности государственной власти также приватизированы как приватизированы нефтяные, газовые месторождения и другие источники извлечения выгоды. Среди специалистов это явление получило название «захвата государства» (Радыгин и Сидоров, 2000; Slinko et al., 2003).

Омерзительная сама по себя коррупция является логическим продуктом сложившейся системы экономических отношений. Одни приватизировали материальные и финансовые ресурсы, а другие – государство. Поэтому речь идет о повышении роли не нынешнего криминального государства, а реформировании и подчинении его интересам всего народа. Подобный демократический контроль и гласность деятельности органов государства позволят: во-первых, по крайней мере минимизировать злоупотребление чиновниками своими должностным положением; во-вторых, обеспечить необходимый социальный контроль за крупным капиталом в форме индикативного планирования и соблюдения ими законности и правопорядка.

При всех условиях, на наш взгляд, опыт нашего развития со всей ясностью показал, что кроме государства нет другого института, на который общество может возложить защиту своих коренных интересов. Только оно способно сосредоточить в своих руках достаточные интеллектуальные, материальные и финансовые ресурсы и направить их как на разработку высоких технологий, так и обеспечение основных социальных гарантий граждан страны. А для этого надо делать нечто противоположное тому, что сегодня делает руководство страны: восстановить государство в его правах в качестве основного института обеспечения законности, правопорядка и как собственника жизненно важных отраслей экономики, поставленных на службу всему народу.

 

Основной вывод

Принятая нами как руководство к действию и как основа преподавания экономики неоклассическая теория соответствует узкокорыстным интересам правящего класса, но не помогает понять российскую ситуацию и не отвечает коренным интересам страны, перспективам ее развития. Не отменяя изучения и преподавания этой теории, нам следует ознакомиться с альтернативными научными школами и включить в образовательные программы их концепции. Именно они представляют собой научную основу альтернативной модели экономики, больше соответствующей нашей специфике и открывающей лучшую перспективу нашего социально-экономического развития.

 

 

Использованная литература:

Абалкин Л. И. (2005). Россия: поиск самоопределения. М. Наука.

Адамс В., Брок Дж. В. (1994). Адам Смит шагает по Москве: диалог о радикальной реформе: Пер. с англ. – М.: Дело ЛТД.

Анчишкин А. И. (2003). Прогнозирование темпов и факторов экономического роста. М., Макс Пресс.

Ананьин О. (2005). Структура экономического анализа., М. Институт экономики РАН.

Вереникин А.О., Волошин Д.И. (2004). Теория многоуровневой экономики в контексте современной экономической мысли.// Проблемы прогнозирования. №1.

Гольдман М.(2005). Пиратизация России. Новосибирск-Москва.

Гончаров Н. (2005). Прожиточный максимум, // Forbes, май, с. 140-147.

Десаи Р. и Голдберг И. (2000). Замкнутый круг управления: региональные правительс