Партийно-комсомольские дискуссии в 1923 году

Трехлетнее пребывание в комсомоле и активная работа в его рядах идеологически подготовили меня для вступления в коммунистическую партию. За эти годы я перечитал множество пропагандистских брошюр и газет. Слушал доклады, лекции и беседы. Речи большевиков в то время звучали искренне и убедительно. Со всей юношеской пылкостью и неискушенной доверчивостью воспринимал я учения большевизма как самую законченную, передовую, глубокую и мудрую, гуманную и единственно правильную науку о построении человеческого общества на основе братства, правды и справедливости. В это время моя вера, убеждения и преданность коммунизму достигали наибольшей силы, они граничили с фанатизмом. Я готов был принести на алтарь коммунизму любую жертву. И если бы тогда кто-либо, даже из самых влиятельных и близких мне людей, сказал бы, что не пройдет и десяти лет, как мои убеждения и преданность развеются точно дым, я не поверил бы и с негодованием назвал бы его лжецом.

Ко времени вступления в партию я не был настолько ослеплен, чтобы наряду с положительными сторонами не видеть и недостатков в советской действительности. Работая в райкоме, а затем в окружном комитете комсомола я изъездил и исходил почти весь Черноморский округ, организуя, инструктируя и укрепляя комсомольские ячейки в селах и станицах. Я видел, как непримиримо враждебно относится сельское и особенно казачье население к советской власти. Видел, как непрочна и зачастую бессильна новая власть в селах. Видел непрекращающееся вооруженное сопротивление населения. Знал о красных карательных отрядах, передвигающихся от станицы к станице. Знал о произволе местных властей. И вместе с тем я всеми силами поддерживал и готов был поддерживать эту власть, будучи уверенным, что сопротивление советской власти оказывают и подстрекают к этому несознательные и отсталые слои населения, реакционеры и угнетатели народа, не желающие примириться с новым порядком. Как непреложную истину я принимал указание Ленина, что диктатура пролетариата является такой формой государственной власти, которая беспощадно подавляет эксплуататорские классы и обеспечивает широчайшую демократию для трудящихся. Все недостатки и пороки молодой советской власти я объяснял прежде всего ее молодостью, интригами врагов, недостатком опыта и культуры ее строителей на местах.

Еще до вступления в ее ряды, я знал также о некоторых пороках и в рядах партии. Знал о склоках, групповщине, о борьбе за влияние и власть на местах. Видел, как после гражданской войны чиновный элемент: бывшие конторщики, счетоводы, телеграфисты и т.д., не имея настоящей культуры, но достаточно грамотные, чтобы написать протокол, быстро оттесняли от руководства малограмотных партизан, героев гражданской войны, рабочих. Видел бюрократизм и самодурство, но был уверен, что все эти болезни являются болезнями роста и присущи главным образом периферии, и что партия и рабочий класс найдут в себе силы и преодолеют все эти недостатки.

Когда началась осенью 1923 года внутрипартийная дискуссия, я воспринял это событие не как свидетельство о нарастании противоречий в стране и далеко идущих разногласий в руководстве партии, а как показатель силы партии и роста в связи с этим элементов внутрипартийной демократии, которая позволяет всем членам партии принять участие в обсуждении очередных задач, стоящих перед партией и страной. Вероятно, так же представляло задачи дискуссии и большинство членов партийных организаций Краснодара и Новороссийска. На дискуссионных собраниях была вполне деловая атмосфера. Никаких резких и оскорбительных личных выпадов, никаких истерических криков и взаимных обвинений в оппортунизме, предательстве, в левацких и кулацких уклонах и т.д.

Главными вопросами дискуссии, как известно, были вопросы, поставленные Л. Троцким о форсировании индустриализации страны и усилении нажима на кулацкую часть деревни. Сторонники Л. Троцкого в своих докладах и выступлениях доказывали, что победивший в Октябре пролетариат России, в условиях затянувшейся мировой революции не сможет долго удержать власть в отсталой стране с огромным преобладанием в ней крестьянства. Рано или поздно, но неизбежно, пролетариат придет в столкновение с мелкобуржуазной крестьянской стихией. Только форсированная индустриализация страны может расширить и укрепить позиции пролетариата и обеспечить ему победу в предстоящей борьбе.

Противники Троцкого, ссылаясь на Ленина, доказывали, что столкновение пролетариата с крестьянством вовсе не неизбежно. Опираясь на деревенскую бедноту и укрепляя союз с середняком, пролетариат может вести успешную борьбу с кулаком. Форсированная индустриализация возможна только за счет ограбления всех слоев деревни, а это наверняка приведет к нарушению смычки города с деревней и к гибели диктатуры пролетариата.

Обсуждение всех этих вопросов коммунистами и комсомольцами Кубано-Черноморской области было вполне свободно. Всякий, желавший высказать свое мнение, получал эту возможность. Поэтому и не было никакой надобности для выражения и защиты своих взглядов прибегать, как это имело место в последующие годы, к нелегальной фракционной деятельности. Всякий коммунист не только мог выступать на собрании своей ячейки или на общегородском собрании, но при желании он мог посетить и выступить на собрании любой парторганизации. Этой возможностью, например, широко пользовались студенты, возвращаясь во время зимних каникул на периферию.

Такая атмосфера терпимости к инакомыслящим и широкая свобода мнений в процессе дискуссии объяснялась тем обстоятельством, что в руководящих партийных органах Кубано-Черноморской области преобладали сторонники оппозиции. Оппозиционером был секретарь Краснодарского городского комитета партии, старый большевик Рудзит и большинство членов горкома. Поддерживал оппозицию и председатель областного Исполнительного комитета Толмачев. И хотя секретарь областного комитета партии Аболин был сторонником линии ЦК, завкультпропом обкома Ладохин и большинство членов бюро были активными оппозиционерами.

Преобладание оппозиционеров в руководящем партийном аппарате области естественно повлекло за собой и рост оппозиционных настроений среди рядовых коммунистов области. Непосредственно перед ХIII партийной конференцией (середина января 1924 г.) семьдесят процентов всех коммунистов Кубано-Черноморской области проголосовали за оппозицию.

Дискуссия не только не прекратилась после ХIII партийной конференции, но продолжалась с новой силой. Появились и новые мотивы в речах местных вожаков оппозиции: зажим партийного аппарата, бюрократизм, подмена демократического централизма бюрократическим централизмом и т.д. Поползли слухи о жестоких разногласиях, имевших место на ХIII партийной конференции, о платформе сорока шести старейших большевиков и т.д. Хотя официальные докладчики, и сторонники, и противники линии ЦК тщательно скрывали от рядовых коммунистов наличие и содержание этой платформы.

Только неожиданная смерть Ленина дала повод прекращению внутрипартийной дискуссии. Вслед за Сталиным и Зиновьевым, клявшимися на ХI съезде Советов (27 января 1924 г.) "как зеницу ока беречь единство партии", и руководители Кубано-Черноморской партийной организации призвали коммунистов "ответить на смерть Ленина сплоченностью и единством своих рядов".

Уставши от непривычных размышлений, политически незрелая масса рядовых коммунистов охотно проголосовала за "единство и сплоченность" партии и обратилась к своим повседневным делам, предоставив вождям партии решать, какие пути должна избрать русская революция.

В то время, как низы погрузились в ленивое благодушие, подогреваемое благодетельными лучами НЭПа, против которого, сами того не сознавая, они проголосовали, следуя за Троцким, на верхах закипала борьба вокруг ленинского наследства. Вытерев с лиц ленинский плевок, преподнесенный в его Завещании,и поглубже запрятав от партии этот убийственный документ, вожди "монолитной партии", горя жаждой властвования и глубоко презирая и Ленина, и партию, и особенно друг друга, лихорадочно вооружались для предстоящей борьбы. Двое из триумвирата, кичась своей близостью к Ленину, торопливо подбирали цитаты из его трудов, сделав их своим главным оружием. Занесенный октябрьскими ветрами в партию блистательный позер занялся "уроками Октября". Остальные, не чувствуя себя достаточно сильными ни в цитатах, ни в уроках Октября, решили, что проще всего использовать для борьбы с первыми примитивного, но покладистого и "симпатичного" грузина. А бесталанный и наименее культурный среди них кавказский примитив, проведший всю свою жизнь по тюрьмам и ссылкам среди уголовщины, и сам обладавший уже изрядной криминальной практикой, искусственно подогревая разногласия злобно точил нож против всех их, старательно гася в своих налитых кровью глазах пламя ненависти и злобы. В его ущербленном мозгу долгие годы вызревали планы реорганизации партии по образцу грандиозной разбойничьей шайки, где должны царить и разбойничьи нравы, дисциплина и беспрекословное подчинение "стальному атаману", место которого, этот физический и нравственный урод прочил, конечно, себе. "Коба", а затем "Сталин", - уже эти хвастливые клички наглядно свидетельствуют, что человек бесстыдно присвоивший их себе имеет болезненно развитое честолюбие и находится в плену криминальной романтики.

Весной 1924 года один за другим Краснодар посетили два наркома. Сначала приехал нарком внутренних дел Белобородов, организовавший в 1918 году расстрел последнего императора России Николая Второго и его семьи. На общегородском партийном собрании он сделал доклад на обычную в то время тему - "внутреннее и международное положение". Доклад не отличался ни глубиной, ни остротой, и не произвел заметного впечатления на слушателей. Видимо, целью приезда наркома было зондирование почвы и более откровенные разговоры в узком кругу оппозиционно настроенных руководящих работников Краснодара (3).

Пару месяцев спустя приехал нарком внутренней торговли Анастас Микоян. В ту пору он был среди наркомов самым молодым и по возрасту и по партийному стажу. Микоян также выступил с докладом на собрании городской партийной организации. Не в пример бесцветному Белобородову он произвел сильное впечатление на слушателей. Микоян, блестящий оратор, бесспорно умный, находчивый, хитрый, энергичный, прост в обращении с людьми, чем быстро завоевывает симпатии окружающих.

На собрании рядом со мной сидел пожилой, лет сорока пяти армянин Аванесов. Во время доклада Микояна Аванесов, несмотря на то, что я не был с ним знаком, все время толкал меня локтем в бок и наклонившись в мою сторону делал довольно резкие замечания по поводу доклада и докладчика. Когда объявили перерыв, проходивший недалеко Микоян увидел и подошел к Аванесову.

- Здравствуй старина, как живешь? - протягивая Аванесову руку и приветливо улыбаясь, сказал он. Аванесов ответил на приветствие, но без особого энтузиазма. Оба они говорили по-русски.

- Что ты здесь делаешь? - продолжал Микоян, - хочешь, я заберу тебя в Москву? ... Ну, если не хочешь уезжать, я могу поговорить в обкоме о тебе, ты достоин более ответственной работы, чем председатель Промартели.

- Ничего мне не надо, - запротестовал Аванесов.

- А ты не будь злопамятен Аванес, я давно уже забыл обо всем, помню только, что ты хороший и боевой парень. Заходи ко мне в гостиницу, выпьем, старину вспомним ...

Когда Микоян ушел, Аванесов рассказал мне следующую историю: в годы Гражданской войны в Азербайджане он командовал в районе Баку десятитысячным отрядом красных. Однажды в 1918 году к нему в отряд прибыл в качестве представителя большевистского центра в Азербайджане Анастас Микоян. Микоян был зеленый юноша. Ему в ту пору едва исполнилось восемнадцать лет. Несмотря на молодость, он пытался диктовать свою волю старому большевику и командиру отряда Аванесову. В первый же день произошло между ними столкновение. Аванесов обругал его мальчишкой, дал несколько пощечин и выгнал из отряда.

- Какой благодетель нашелся, заберет меня в Москву, - возмущался Аванесов. - Мы кровь проливали, а такие вот болтуны в наркомы выскочили. Погодите, мы до вас еще доберемся (4).

Позже, когда я уже учился в Московском Университете, несколько раз на наших студенческих собраниях выступал с докладами Микоян. В 1925 году в своем докладе Микоян подробно рассказал о ходе франко-советских переговоров по поводу признания советским правительством дореволюционных долгов французских граждан.

- Советскому правительству, - говорил Микоян, - нужны долгосрочные кредиты. Ради этого мы готовы пойти на частичное и условное признание прежних долгов. Признание, конечно, не будет означать готовность советского правительства выплатить эти долги. Признание будет означать только наше желание получить новые долгосрочные, не менее, чем на двадцать пять лет, кредиты, которые нам нужны для развития нашего народного хозяйства. Если нам удастся получить эти кредиты, то за двадцать пять лет бесспорно произойдет мировая революция, она освободит нас от выплаты не только старых, но и новых долгов.

Такое откровенное и циничное признание на широком студенческом собрании члена правительства Микояна меня удивило.

В личной жизни Анастас Микоян - веселый бражник и Дон-Жуан. Во время "ежовщины" на Воркуте я встретил жену расстрелянного наркома (5). Она мне рассказала, что вокруг Микояна группировались всегда несколько наркомов (ее муж, Чернов, Яковлев и другие). Собирались обычно на квартире то у одного, то у другого. Злословия, скабрезные анекдоты и, главным образом, французский коньяк составляли содержание этих частых товарищеских встреч. "Пьют, пьют, затем идут в ванную комнату, льют холодную воду на головы (изобретение Микояна), возвращаются в комнаты и снова пьют".

Нередко на загородных дачах устраивались египетские ночи (пирушки) с артистками.

Характерно, что многие из этих наркомов, собутыльников Микояна, были расстреляны в 1937-38 годах, а семьи их заключены в лагеря. Лукавый и льстивый Микоян поспешил отмежеваться от своих друзей и собутыльников.

И еще характерный штришок: в концлагере сидел со мной один из агентов по снабжению наркомата внутренней торговли, который возглавлялся Микояном. Осужден он был "за нарушение государственной дисциплины". Для обеспечения строившихся предприятий наркомата, отпускаемых по лимитам строительных материалов обычно не хватало. Чтобы пополнить недостающую часть стройматериалов, по примеру многих других организаций, наркомат вынужден был прибегать к черному рынку, т.е. к незаконному товарообмену и покупке по спекулятивным ценам. При этом Микоян, нарком и член Политбюро ЦК, обычно предупреждал своих агентов по снабжению:

- Делайте, что хотите, доставайте материалы, как сумеете. Можете расходовать натуральные фонды наркомата и его денежные средства, но делайте это так, чтобы вас не поймали. Поймают - меня не путайте, все равно я откажусь и вам же будет хуже.

Примечания:

1. У добровольцев с военморами были особые счеты. До и особенно после Октябрьского большевистского переворота, матросы жестоко расправлялись как со своими, так и с армейскими офицерами. Сотни офицеров были бесчеловечным образом замучены, убиты и утоплены военморами.

2. Позже, когда укрепилась советская власть и пребывание в комсомоле уже не было связано с риском и не требовало от членов жертв и даже сулило кое-какие привилегии и преимущества, в комсомол хлынули миллионы молодежи. Одни шли туда, чтобы развлечься и потанцевать, подыскать жениха или невесту, другие шли, чтобы по путевке комсомола проникнуть в высшую школу, третьи, обладая комсомольским билетом, надеялись продвинуться по службе и т.д. Вместе с количественным ростом комсомол терял качественное содержание. Современный комсомол, охватывающий почти всю молодежь Советского Союза, не составляет идеологического монолита. Он не является прочной и надежной опорой коммунистической диктатуры и при известных условиях может представлять даже серьезную опасность для нее.

3. По слухам, циркулировавшим среди заключенных Воркутинского лагеря, Белобородов в 1937 году находился в заключении в тюрьме Ростова-на-Дону, где под влиянием пыток сошел с ума и затем был расстрелян.

4. Уже в ту пору Аванесов был ярым и непримиримым оппозиционером. На партийных собраниях он бурно, хотя и не всегда толково, громил бюрократов и партаппаратчиков. Окончил он, как и многие его склада коммунисты, печально. В 1937 году, как рассказывали мне очевидцы, Аванесов был арестован Краснодарским НКВД. Когда его вели с допроса в свою камеру, он бросился бежать вверх по лестнице и успел выскочить на чердак, а затем на крышу трехэтажного здания Красноярского НКВД. Был день. Внимание прохожих и жителей соседних зданий было привлечено трубным голосом Аванесова:

- Мальчишка! Меня - старого большевика, орденоносца, по лицу бить, я тебе покажу. Фашисты, могильщики революции ... Товарищи... - и увидев бегущих к нему по крыше энкаведистов, Аванесов ринулся вниз головой наземь и разбился.

5. Имя этой женщины я не сообщаю, очень вероятно, что она еще жива.

Часть 3. Бюрократические махинации на Кубани - На моем заводе - Я знакомлюсь с "Платформой 46-ти" - Рабочее сопротивление - Троцкий

14 марта 2001 г.

Ниже следует третья часть воспоминаний оппозиционера 20-х гг. И.М. Павлова. Первая была опубликована МСВС 8 февраля этого года, вторая - 21 февраля. Рукопись не была систематически разделена автором на определенные главы с подзаголовками. Это сделано американским историком Д. Керансом, обнаружившим текст воспоминаний в Гуверовском архиве Стэнфордского университета США. Нумерация текста по частям дополнительно введена нами для удобства публикации.