Столкновение и окончательная капитуляция

 

Развернувшаяся с 6 по 12 марта в окрестностях Мадрида и в самой столице вооруженная борьба меж­ду противниками и сторонниками государственного переворота, име­ла свои взлеты и падения.

Мы не станем здесь во всех дета­лях описывать перипетии этого сражения, принявшего с обеих сто­рон столь ожесточенный характер. На фоне общеиспанской граждан­ской войны в Мадриде произошла еще одна, кратковременная гра­жданская война.

При ближайшем рассмотрении эта гражданская война «второго порядка» свелась в итоге раскола в лагере республиканцев на две противоборствующие стороны к столкновению между, с одной сто­роны, коммунистами, социалистами и левыми республиканцами, сохранявшими верность законному правительству, а с другой — поддержавшими государственный перево­рот анархо-синдикалистами из IV корпуса, силами безопасности, сгруппировавшимися вокруг штур­мовой гвардии, и введенным в бой XVII армейским корпусом.

Сторонники сохранения у власти законного правительства едва не вышли из этого противоборства победителями. 6 марта они овладе­ли центром Мадрида (от знамени­той площади Сибелес до площади Христофора Колумба) и осадили «Позицию Хака» — тот самый ро­мантический замок неподалеку от Пардо, в котором располагался штаб армии Центра и командовал которым полковник Касадо. Мя­тежники оказались в критическом положении.

В связи с этим полковник Касадо в своих мемуарах пишет, что такой непредвиденный им поворот собы­тий «подверг серьезной опасности [существование] Национального совета обороны».

Утром 7 марта генерал Матальяна принял командование всеми во­оруженными силами хунты. Вот выдержка из мемуаров Касадо:

«Ситуация становилась весьма критической. Командующему во­енно-воздушной базой Альбасете полковнику Камачо был отдан приказ разбомбить с воздуха ме­стонахождение штаб-квартиры коммунистической партии в Мад­риде. Бомбардировка произошла в 8 часов утра и привела к многочис­ленным жертвам...»

В тот же день сторонники прави­тельства Негрина овладели нахо­дившейся к северо-востоку от горо­да «Позицией Хака» и располо­женным в восточной части Мадри­да парком Ретиро. В самом же Мадриде они заняли площадь Ма­нуэля Бесерра, площадь Независи­мости, продвигаясь по городу, до­шли до Королевского театра, рас­положенного в западной части сто­лицы напротив Королевского дворца.

На следующее утро (8 марта), по свидетельству полковника Касадо, «ситуация стала чрезвычайно опас­ной». Именно в этот момент Каса­до принимает решение (и тут же передает генералу Матальяне при­каз об его исполнении) прибегнуть к помощи XVII армейского корпу­са, который являлся резервным корпусом группы армий Централь­но-южной зоны, то есть был «не­прикосновенным запасом» воору­женных сил.

9 марта, осуществив переброску войск, Касадо смог захватить нахо­дившийся в 30 километрах от Мад­рида городок Алкала-де-Энарес с населением около 30 тысяч жите­лей.

Но в ночь с 9 на 10 марта на сто­лицу двинулись войска I армейско­го корпуса под командованием полковника Барсело. Закипело про­должавшееся много часов сраже­ние, в ходе которого обе стороны использовали артиллерию и танки и несли тяжелые потери.

10 марта Касадо решился вер­нуть утерянные позиции с по­мощью оставшейся на его стороне авиации. На сторонников закон­ного правительства обрушился шквал авиабомб, артиллерийского и пулеметного огня.

11 марта в результате того, что в борьбу включился XVII резервный корпус, наступавший пятью колон­нами, каждая из которых имела свое собственное направление уда­ра, в сражении наметился перелом.

Однако день 12 марта начался с того, что войска Касадо-Матальяны потеряли деревню Фуэнкарраль. Чтобы восстановить положе­ние мятежники задействовали мощные силы. Согласно мемуарам Касадо, «была проведена поддержанная артиллерийской подготов­кой сильнейшая контратака, кото­рая деморализовала врага» ( sic ), войска которого «бежали в беспо­рядке по направлению к Сьерре и в квартал Новых Министерств, где, опять-таки по словам Касадо, «мы принудили их сдаться, открыв пря­мой наводкой огонь из пяти батарей».

286

И как добавляет полковник Касадо: «В окрестностях столицы полковник Прада не теряя времени начал проводить среди коммуни­стических сил чистку».

В тот же день, в то время, когда в столице разворачивалась «охота на коммунистов», которые в ноябре 1936 года превратили ее в военный плацдарм, давший отпор армиям генерала Франко, так и не сумев­шим в нее войти, противоборствующие стороны после нелегких переговоров все же пришли к со­глашению о прекращении огня. В ходе переговоров сторонники Ка­садо (касадисты), кроме всего про­чего, дали обещание «проявлять беспристрастие» и навязали своим противникам крайне жесткие усло­вия, которые те не могли отныне отклонить.

Однако «Национальный совет обороны» не сдержал своего обе­щания «проявлять беспристра­стие». Обвинив полковника Барсело и комиссара армейского корпу­са Конесу в бунте, в то время как сама хунта свергла правительство Негрина, их предали суду военного трибунала, который вынес им смертный приговор. 13 марта оба офицера были казнены.

В течение всех этих семи дней противоборства, главою которого был полковник Касадо, он в самые критические моменты информиро­вал непосредственно генерала Франко о том, как развиваются со­бытия. Не колеблясь Касадо запро­сил Франко о помощи. Просьбу эту он передал через агентов СИПМ, с которыми поддерживал по­стоянный контакт.

Естественно, что обо всем этом Касадо не сказал ни слова в своих мемуарах. В них он предстает перед читателем в роли рыцаря без страха и упрека, стремившегося к «почетному миру». Но к несчастью для Касадо, франкистские архивы в совершенно ином свете представ­ляют нам подлинный характер его действий.

Именно из материалов папок № 564 и 578 (шкафы 5 и 6) стало из­вестно, что 7 марта, из донесения, переданного в Бургос агентами СИПМ, «Касадо и его сторонники просили без промедления начать наступление националистов в сек­торах госпиталя Карабанчель и За­падного парка. Со своей стороны они обязались открыть фронт...»

В 17 часов 30 минут 9 марта СИПМ передало в Бургос новое донесение, в котором подчеркива­лось, что, «кажется, настал наилуч­ший момент для того, чтобы бро­сить в наступление армию Цен­тра». В 19 часов последовало еще одно донесение, в котором говори­лось: «Похоже, что Касадо не спо­собен выправить положение... Ус­ловия для начала наступления ис­ключительно благоприятны».

10 марта: «Всеобщее смятение. Касадо не способен указать, на ка­кое количество войск и на какие именно силы он может рассчиты­вать...»

11 марта: «Они освобождают по­литических заключенных...» И в тот же день в другом донесении: «Касадо и Матальяна (теперь) умо­ляют не начинать наступления. Они заверили нас, что держат си­туацию под контролем и что впоследствии они сделают все, что за­хочет Франко. Они заявили о том, как они тронуты (рыцарственным) благородством националистов, ко­торые не захватили брошенные ре­спубликанцами траншеи».

При желании можно было бы до­бавить к этому перечню еще много других изобличающих Касадо до­кументов.

Память об этих днях кошмара, когда бились друг с другом десятки тысяч солдат, до того сражавшиеся бок о бок, когда многие тысячи этих солдат были убиты или ра­нены, сохранится в истории вместе со свидетельством невероятной наивности Касадо, который, постоян­но употребляя высокопарные слова из рыцарского лексикона, не до­гадывался о том, что будущие по­коления (благодаря донесениям агентов СИПМ) в один пре­красный день извлекут на свет его обещания открыть фронт, с тем чтобы позволить «генералиссиму­су» и его войскам оккупировать Мадрид без единого выстрела.

Как только 12 марта полковник Касадо и генерал Матальяна стали в военном отношении хозяевами положения, они сообщили в ставку Франко о том, что «готовы напра­виться в национальную зону, как только им укажут для этого день и час».

В отправленном в Бургос агента­ми СИПМ 13 марта донесении уточнялось: «Касадо и Матальяна — склонны и даже рвутся ехать в Бур­гос. Они ждут лишь указания дня и часа. Продолжается истребление коммунистов».

Однако 14 марта, принимая ак­кредитованных в Мадриде ино­странных корреспондентов, из ко­торых многие спрашивали о том, что будет предпринято, если Фран­ко начнет наступление, полковник Касадо встал в театральную позу и заявил:

«Мы и сами ожидаем такого на­ступления. Но до тех пор, пока цель, поставленная Национальным советом обороны, не будет достиг­нута, республиканская армия смо­жет оказывать доблестный отпор всем посягательствам захватчи­ков».

Трудно было бы придумать бо­лее наглую ложь.

После этой пресс-конференции Франко в течение двух дней не от­вечал на послания своих агентов в Мадриде. Они же под давлением Касадо вновь и вновь обращаются к Франко. 16 марта они в следую­щих словах передали новое предложение о поездке в Бургос: «Касадо и Матальяна с нетерпением ждут указания дня и часа поездки.

287

Они утверждают, что все подготовле­но».

В тот же день Франко соизволил дать весьма сдержанный ответ на просьбы Касадо. Для Касадо ответ этот был унизителен. Франко велел своим агентам напомнить Касадо, что «капитуляция должна быть безоговорочной». Свое послание Франко закончил оскорбительной дерзостью: «Ввиду тех умона­строений, которые проявились в публичных выступлениях, не при­сылайте ко мне никого».

Каудильо ждал от Касадо и хунты лишь одного: прекращения с их стороны всякого бахвальства и перехода к полному раскаянию.

18 марта руководитель СИПМ, полковник Унгриа, от имени кау­дильо направил своим агентам ра­диограмму, в которой, ссылаясь «на нашу шифрограмму от 27 фе­враля и предшествующие ей посла­ния», он подчеркивал, что «форма, по которой должна осуществлять­ся капитуляция,ясна — это безогово­рочная капитуляция, несовмести­мая с ведением каких-либо перего­воров и с присутствием на них высших военачальников врага. Для того чтобы детально подготовить техническую сторону капитуляции, достаточно того, чтобы сюда при­был один высший офицер — специа­лист, наделенный полномочиями. Пропаганда неприятельского ра­дио и прессы обнаруживает на­строения, которые несовместимы с такого рода капитуляцией, что вы­зывает у нас определенное недове­рие. Продолжение наших перегово­ров не имеет смысла. Никто не вынудит нас в какой бы то ни было мере изменить наши планы, испол­нение которых приведет к оконча­тельному краху неприятельской ар­мии».

В тот же вечер, в 23 часа, по мад­ридскому радио выступил уже про­информированный к тому времени о содержании телеграммы полков­ника Унгриа Хулиан Бестейро. В своей речи он апеллировал как к общественному мнению Централь­но-южной зоны, так и к ставке верховного главнокомандующего в Бургосе.

Основная мысль речи Бестейро сводилась к тому, что события 6-13 марта «привели к забвению члена­ми «Национального совета обо­роны» того факта, что смысл их су­ществования состоял как раз в том, чтобы быстрее добиться заключе­ния почетного мира». Далее Бе­стейро передал содержание посла­ния, которое «Национальный совет обороны» только что направил ге­нералу Франко. «Мы, — говорилось в нем, — готовы начать переговоры, которые обеспечат достижение по­четного мира и одновременно по­зволят избежать напрасного крово­пролития. Ждем вашего реше­ния...»

На следующий день (19 марта) агенты СИПМ прибыли к полков­нику Касадо и передали ему ответ каудильо на речь Бестейро. В отве­те говорилось, что переговоры мо­гут быть начаты при условии при­нятия республиканцами ранее уточненных условий, то есть безо­говорочной капитуляции и присылки лишь офицеров-специалистов.

Таким образом, Франко отказы­вался вести переговоры как с Бе­стейро, так и с Касадо. В этом по­слании проявилось стремление кау­дильо унизить своего противника, а также вновь подтвердить чисто технический характер переговоров относительно проведения капиту­ляции.

Тотчас собравшись на пленарное заседание, «Национальный совет обороны» счел вынужденным принять эти условия и назначил своими представителями на пере­говорах со ставкой в Бургосе двух офицеров штаба: подполковника Антонио Гарихо и майора Леопольдо Ортегу. (Его не следует пу­тать с подполковником Даниэлем Ортегой, командовавшим III ар­мейским копусом. Эту ошибку де­лают некоторые историки.)

«Национальный совет обороны», который еще совсем недавно всена­родно заявлял, что он пошел на свержение правительства Негрина во имя заключения «почетного ми­ра» и что в случае, если такого рода мир не будет заключен, он возоб­новит борьбу, принимая условия Франко, обнаружил тем самым свою несостоятельность. Эту борь­бу он не возобновил, да и не мог ее возобновить, как по военным, так и по политическим причинам. Тем самым совет невольно представил на суд истории доказательство своей близорукости и злоупотре­бления доверием тех, кто поверил в искренность его заявлений.

То, что произошло потом, слиш­ком хорошо известно, чтобы на этом задерживаться. Напомним лишь, что переговоры по техниче­ским вопросам начались 23 марта. Они проходили в небольшом зда­нии аэропорта Гамональ, располо­женного в трех километрах от Бургоса, между посланцами «Нацио­нального совета обороны» (Гари­хо и Ортегой), с одной стороны, и полковником Унгриа, главой СИПМ при ставке верховного главнокомандующего, а также пол­ковником Гонсало Викториа — с другой. Переговоры носили харак­тер диктата. Они продолжались вплоть до 26 марта и со стороны представителей республиканцев со­провождались такими театральны­ми жестами, как уход от стола переговоров, протесты и даже за­явление о разрыве переговоров, ко­торые, впрочем, сразу же затем возобновились.

Делая уступку за уступкой, «На­циональный совет обороны» кон­чил тем, что принял все условия, которые через его представителей были навязаны ему со стороны кау­дильо. Сам каудильо даже ни разу не снизошел до того, чтобы лично принять посланцев Касадо.

288

Комментируя этот попятный де­марш касадистов, неофранкист­ский историк Мартинес Банде с из­вестной долей жестокости отме­чает, что «полковник Касадо и Бестейро дали много обещаний на­роду, всем этим несчастным лю­дям, которых окончание войны мо­гло очистить ( sic ) от всех совер­шенных ими под влиянием эмоций чудовищных ошибок. Почетный мир... рассеялся как дым». Так оно и произошло в действительности, причем самым ужасающим обра­зом.

Сначала капитулировала вся рес­публиканская авиация, что лишило возможности бежать за границу очень многих военачальников и по­литических деятелей, которым осо­бенно угрожали репрессии. Затем пришел черед капитулировать всем частям сухопутной армии. Они должны были открыть победите­лям все участки фронтов, оборону которых они держали, и сдать все свое оружие.

За исключением Хулиана Бестей­ро, все члены «Национального со­вета обороны», будь то генерал Миаха, полковник Касадо или же гражданские деятели совета, своим авторитетом поддержавшие эту авантюру — несостоятельную по замыслу и трагическую по своим по­следствиям, — осознали наконец, что «почетный мир», в который они верили или делали вид, что ве­рят, не защитит их от репрессий по­бедителей. И это несмотря на не­оценимые услуги, которые они оказали каудильо, подрывая все, что еще сохранялось от морально-политического единства республи­канской общественности Цен­трально-южной зоны.

Начиная с 27 марта все эти лже­пророки стали покидать Мадрид. Кто (как, например, генерал Миа­ха) на самолете, кто через порты на Средиземноморском побережье (таким образом скрылся полков­ник Касадо, которого принял на борт английский миноносец «Галатея»). Они бросили на произвол судьбы всех тех, кого еще совсем недавно заманивали на свою сто­рону, рисуя радужную перспективу «почетного, братского мира».

Среди всех драматических пово­ротов, которыми была наполнена тысячедневная эпопея гражданской войны в Испании, тот предатель­ский удар в спину, который респу­блика получила в последние мгно­вения своего существования, является, пожалуй, одним из наи­более ужасающих.

Десятки тысяч голодных, изму­ченных жаждой, изнуренных, рас­терянных бойцов Народной армии, хлынувших из городов, оккупиро­ванных неприятелем, и со всех раз­валивавшихся фронтов республи­ки, форсированным маршем двига­лись к портам Средиземноморско­го побережья — в Валенсию, Али­канте, Картахену. Их подстегивала безумная надежда на то, что им удастся погрузиться на суда, ко­торые зафрахтовали для них нахо­дившееся в изгнании правитель­ство Негрина и организации по оказанию помощи республикан­ской Испании.

Но лишь нескольким из этих ко­раблей удалось, несмотря на бом­бардировку итало-германской авиации, вывезти малую часть всех тех окруженных франкистами и ди­визиями итальянских фашистов ре­спубликанцев, которые надеялись на какое-то чудо.

Те же, кому не посчастливилось сесть на корабли, а таких было гро­мадное большинство, были схва­чены и заключены в концентра­ционные лагеря, в которых они ожидали решения своей судьбы во­енными трибуналами мстительного и торжествующего франкизма.

В конечном итоге государствен­ный переворот 5 марта по всем аспектам привел к катастрофе.

В политическом плане он явил миру печальное зрелище распада всех тех структур, которые до того момента позволяли новой респуб­лике, несмотря на все перипетии войны, преодолевать внутренние смуты и кризисы.

В плане военном переворот был равносилен предательству респуб­ликанских бойцов, которые,будучи брошены на произвол судьбы, ста­ли вскоре жертвами безжалостных репрессий.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ